Детвора

Солнце спряталось за желтеющую, еще пока густую, листву и время от времени забавлялось тем, что запускало в глаза ослепляющие озорные лучи, то и дело находившие бреши в кронах деревьев, окруживших двор.

Несмотря на мягкую погоду настоящего Бабьего Лета погулять сегодня вышло всего четверо: Вовка, Володя, Ирма и, конечно же, я, искавший как всегда уединения, но в результате нарвавшийся на компанию. Впрочем, именно этой компании я никогда и не стал бы избегать, поэтому совсем не расстроился.

- Ну, мальчики, - во что будем играть? – Ирма как всегда проявила инициативу, заряжая атмосферу своей неуемной энергией. Она была самой старшей из нас – ей уже давно исполнилось шесть. Во многом она была похожа скорее на грузинского пацаненка, чем на грузинскую девочку – решительная, смелая, сильная – настоящий лидер. Даже внешний вид у нее был скорее мальчуковый – короткая стрижка, брюки, кофта с длинными рукавами, разнообразные ссадины и синяки по всему телу, образовавшиеся во время покорения различных препятствий, огромные карие озорные глаза. Лишь небольшие сережки в ушах могли подсказать несведущему прохожему, что перед ним все-таки девочка, а не мальчик. Ирма всегда была заводилой и обладала редкой способностью отстаивать и даже навязывать свои интересы в любой компании, в какой бы ни участвовала.

- Может, в прятки? – робко предложил Володя, ангелоподобный пятилетний блондин с голубыми глазами.

- В прятки мы уже вчера играли – возразила Ирма со своим неповторимым акцентом. – Давайте играть в магазин! Чур, я – продавец!

- А что мы будем продавать? – зеленоглазому шатену Вовке играть в магазин конечно не хотелось. Он был любителем подвижных игр. Поэтому, видимо и решился покритиковать предложение Ирмы. – У нас нет ничего.

- Как нет? А ваши игрушки, а Глебкины шашки? У нас будет галантерейный магазин. Мы с мамой заходили в такой, когда только в Москву приехали. Я видела, как там все устроено. Глебка (это она так ко мне обращалась), тащи шашки! А вы принесите сюда ваши машинки и солдатиков. Скамейка будет как будто прилавок. Я буду за ним стоять и предлагать Вам товар, а вы – будете выбирать то, что вам нужно и расплачиваться.

- А мне нечем расплачиваться - у меня нет сегодня конфет! Ты вчера последние забрала. А бабушка теперь приедет только завтра. – на Володю это было не похоже. Он, как самый маленький, обычно делал все, что скажут ему старшие и никому не перечил.

- А я записывать буду, а потом скажу – сколько конфет вы мне должны. Отдадите потом. – тон, которым Ирма осадила осмелевшего Володю, не предполагал дальнейших возражений.

- Это нечестно. Играем вместе, а конфеты только тебе достаются. – это уже Вовка подключился. Оппозиция Ирме в лице двух Владимиров достигала поистине невиданных доселе масштабов.

- Еще как честно! Когда научитесь считать по-настоящему, тоже будете продавцами. А пока только я могу. – девчонка пыталась урезонить бунтовщиков. Я, как всегда, робко стоял в сторонке и помалкивал. Хорошо считать я умел уже давно. Но сказать об этом сейчас – значит пойти на конфликт с самой Ирмой. Я даже представить себе такое не мог!

- А мы можем считать! Ты и не спрашивала никогда! – Володя был возмущен таким прямолинейным лукавством. – Давай мы все по очереди будем продавцами!

- А давай твой папа в следующий раз мультики только нам четверым будет показывать! И со звуком! И новые, каких еще никто не видел! – Ирма попыталась сбить основного оппонента с толку и, кажется, ей это удалось.

- Не будет! Я даже просить не буду! – нижняя губа у Володи предательски задрожала – Когда Глебу папа с мамой железную дорогу на день рождения подарили, вы все пошли в нее играть, а меня не позвали!

- Ну, не дуйся ты! Хочешь мы завтра в нее только с тобой будем играть. Никого больше не возьмем. Скажи ему, Глеб!

Я поспешно закивал в подтверждение слов Ирмы.

- Да он всегда все тебе разрешает! – Володин гнев грозил уже на меня перекинуться. Политика мирного нейтралитета оказалась и не такой уж безопасной.

- Потому что он – мой жених! – Ирма приобняла меня за плечо. Ее глаза торжествующе блестели. -

Мы даже с ним и с моей мамой в воскресенье вместе ходили на аттракционах кататься в парк Горького. Только он маленький еще – испугался, заплакал. Его там все успокаивали. Но ничего – Глебка скоро вырастет и не будет ничего боятся. И тогда мы с ним поженимся!

- А я никогда не женюсь. Я буду маме помогать. Она устает очень. На двух работах работает, чтобы нас с Сашкой прокормить. – ясные Вовкины глаза засверкали непоколебимой уверенностью.

- А я – папе, - Володя ни в чем не хотел отставать от более старшего тезки - он после аварии сильно хромает и не может работать как раньше. И поэтому мы этим летом не поехали в Крым.

- А где это – Крым? – осмелился поинтересоваться я.

- На юге. Там есть море и горы, и всегда тепло. Мы туда на машине ездили. Каждый год – Володя мечтательно уставился куда-то вверх.

- А у нас в Грузии тоже есть море. И тоже тепло. Я мамой много-много раз была на пляже. Я уже плавать хорошо умею. – Ирма не могла стерпеть, когда внимание окружающих переключалось на кого-то другого.

- А давайте лучше играть в моряков! – предложил никогда не видевший моря Вовка.

- Давайте! – неожиданно поддержала его Ирма – Чур, я капитан!

- Не капитан, а капитанша! – Вовка по-джентельменски не стал возражать и мы, дружно заливаясь счастливым смехом побежали к небольшому мостику, который вел к отдельно стоящему во дворе флигелю и очень подходил для того, чтобы стать нашим «Летучим голландцем».

Володю я тогда видел в последний раз. Нас оперировали в один и тот же день. Я выкарабкался, а он – не смог. Его сердце не выдержало нагрузки. Володин папа с неизменным кинопроектором в чемоданчике в кардиоцентре больше не появлялся.

Вовка почти целый год после операции вместе с мамой боролся за свою жизнь. С истинно белорусским терпением он выдерживал все испытания и муки, которые выпали его долю. Этот народ еще во время Великой Отечественной научился терпеть так, как никто не умел. О его смерти я узнал лет через восемь или десять, слишком настойчиво пытаясь выяснить у своих родителей после очередной посылки из Минска о том, как дела у Вовки и как мне с ним можно связаться.

О дальнейшей судьбе Ирмы мне ничего не известно. Мама не запомнила ни ее фамилию, ни адрес (то ли Батуми, то ли Кутаиси). Операцию ей делать так и не стали и она, пробыв почти все лето в Москве, вернулась с мамой в Грузию. Как оказалось, грузинское имя «Ирма» (пожертвованная богу войны) только внешне совпадает со своим германским аналогом и является весьма популярным в своей стране, поэтому найти ее через интернет у меня так и не получилось. «Жива ли она? Есть ли у нее семья, дети? Кем работает? Где живет?» – я уже никогда не узнаю ответы на эти вопросы. Но помнить ее я буду всегда. Как Вовку. Как Володю. Как и других маленьких пациентов кардиоцентра, которые вели себя как обычные дети, порой совершенно не осознавая – какое им в этой жизни выпало серьезное испытание.

Буду помнить и этот сокрытый от взоров обычных прохожих двор на Ленинском проспекте, который каждый родитель первый раз посещал с надеждой и верой в спасение, а в последний – либо с неповторимой радостью и верой в будущее, либо с отчаянием и тоскливой болью, до конца жизни не покидавшей их исстрадавшиеся сердца.