Добрый день, мой дорогой друг!

Добрый день, мой дорогой друг! Пишу я тебе возможно последний раз, однако за долгие годы нашей переписки, да во время таких коротких сумбурных мимолетных летних вечеров, мы все-таки смогли осветить все, что можно: от прелестей юношеской любви до ужасов затянувшейся войны. Не пойми меня неправильно: я был бы рад, если бы вот так вот еще сотни лет мы могли отсылать друг другу исписанные линованные листы, пересекающие Миссисипи, я лишь хочу сказать, что хоть наша переписка так неожиданно (хотя оба мы старики, которым смерть дышит в затылок, все же смерть всегда неожиданна всегда) оборвется, все же пока еще твое сердце будет биться, тебе хватит писем и воспоминаний еще на тысячи размышлений, которые будут делать меня таким же живым, каким я был в кресле качалке, зажав трубку, напротив тебя!

Если ты читаешь это, с одной стороны меня уже нет, однако же я буду оживать, когда твои уставшие глаза будут бегать по этим строкам, буду оживать, когда ты будешь сухими руками ворошить коробочку со стопкой моих писем, буду оживать, стоит лишь тебе вспомнить мой римский нос и голубые глаза. Не думай обо мне как об усопшем, я просто отправился домой. Всего лишь отправился домой.

Почему же я в таком возвышенном настроении пишу тебе о том, что в скором времени умираю? Нет, друг мой, неверно ты думаешь, что я устал! Я ни в коем случае не устал от жизни, однако, жизнь я прожил достаточно долгую и счастливую. Хотя, может ли быть жизнь долгой? Ведь даже долгие зимние ночи сейчас кажутся в моей памяти такими короткими, и все что осталось от них, это всплывающие из памяти отдельные подробности, которые уже никогда не станут общей картиной. И тысячи лет не хватило бы мне, что бы охватить всю полноту жизни, чтобы перепробовать все радости и наслаждения, однако же, пожалуй, я вполне доволен и тем, что успел перепробовать на своём веку.

Мне жалко, что я не увижу стольких замечательных и прекрасных картин будущего, никогда не возьму только сошедшую с конвейера новую типографскую книжку, с причудливым творением молодого графомана, жалко, что не услышу, как бегают по клавишам пальцы нового талантливого пианиста, но надеюсь, мой дорогой друг, что ты все-таки сможешь еще получить хотя бы небольшой кусочек всех этих мелких радостей жизни.

Сейчас даже пора разочарования, такая далекая, такая неуловимая, кажется мне тоже чем-то прекрасным, и я бы с великой радостью так же, как и много лет назад присел бы на берегу вялотекущей реки, терзаемый тем непередаваемым чувством, оттого, что никому ты не сможешь передать те яркие картины, которые возникают перед тобой, такие, как смесь высокого темно-синего неба с лиловым закатом, висящее над темно-зелёной осокой...

Я бы еще много раз с радостью прогулялся в том подавленном, тоскливом состоянии по темным заковыристым улочкам, с единственным постоянным спутником - плотно набитою трубкою да пляшущим в темноте огоньком, рассуждая о том, кто я и какое мое место в мире, не видя перед собой ничего, кроме непроглядного мрака, который, казалось, никогда не рассосется передо мной...

Столько еще от меня уплыло в жизненном океане неопознанного, но думаю, гораздо более важным для меня есть и будет всегда то, что я познал, то, что я увидел, то, что испытал, это всегда будет со мной, даже когда меня уже не будет, и даже самый маленький опыт сознания всегда был и будет для меня великой радостью, теперь я уверен, что прожил жизнь не зря. Даже небольшой вдох свежего воздуха после долгого ливня, когда все вокруг благоухает, уже делает мою жизнь полной и насыщенной, уже дает повод и основание полагать, что не зря я топтал долгие длинные пыльные дороги да лежал под чистым небом, засыпая в отблесках костра.

Мой дорогой друг, мы оба стары, и невозможно сказать, сколько же осталось тебе, но не теряй ни минуты, наслаждайся каждым дуновением ветра, провожай каждый закат, встречай с черным зонтом на давно потерявшей окрас лавочке каждый дождь, посетивший твой маленький, заблудший на теле планеты городок.

Ты прекрасно знаешь, друг мой, что я атеист. Наверное, поэтому я не боюсь смерти. Хотя, должен сказать, когда-то меня до невозможности пугала сама мысль о том, что когда-то меня просто не будет, это было что-то такое, что я не мог даже вообразить, но почему-то это было страшно. Было страшно, что в один день солнце больше не взойдет, роса не появится на травинках, а старый сгорбленный рыбак не подойдет к речке, перекинув за плечо удочку. Пугала, наверное, даже сама невозможность, я и в мыслях допустить не мог, что когда-то мыслей не будет. Но это было давно, сейчас мы со смертью скорее старые приятели, и вот она ждет где-то там возле калитки, ждет, пока я накину свой твидовый пиджак, кину в нагрудный пиджак пачку сигар. А затем я просто выйду, возьму ее под руку, и мы уйдем вместе.

За две недели до того как я появился на свет несмышленым младенцем, совсем рядом с нашей одинокой планетой пролетела, оставляя за собой след, комета Галлея. Она улетела, отправилась в далекое путешествие, по неизведанным уголкам галактики, однако же, улетела не навсегда, улетела, чтобы еще раз порадовать нас, еще раз прилетит в гости к равнодушным, смешным, копошащимся в пустынных, океанах, городах, лесах и полях землянам. Может быть, ты помнишь, как я сказал тебе в том году: «Я пришёл в этот мир с кометой и уйду тоже с ней, когда она прилетит в следующем году». Так вот.

Она вновь вернулась из далеких странствий, без подарков, без рассказов о других мирах, но не просто так. Это знак мой друг, я пришел на свет вместе с ней. Быть может, с этой кометы упала в этот мир моя просветлённая тёмная душа. И вот она вновь пролетает рядом с Землей, пролетает не просто так, пролетает забрать меня. Мне пора домой, мой дорогой друг. Прощай.

Искренне твой, Марк Твен!