Тот самый д'Артаньян

Что это было?

Замечательный киношлягер Юнгвальд-Хилькевича «д’Артаньян и три мушкетёра» основывается на произведении Александра Дюма. Писатель и драматург, о котором современники говорили, что он «строчит куда резвее, чем думает» действительно отличался поразительной, невероятной трудоспособностью. Человек-принтер буквально дристал шквальным потоком бульварных романов.

Однако отечественные киношные остряки решили рассмотреть д’Артаньяна со своего специфического борта. Так на свет божий родился совершенно оригинальный телевизионный форшмак, органичная смесь ералашного сумбура и остросоциального стёба. Это не настолько простое и потешное кино, как его подал кинокритикам талантливый режиссёрский коллектив. Напротив, перед нами остроумнейшая кинематографическая дуля, ехидно и дерзко выставленная в общественный рыльник провинциального хамидла. Кинотворцы взяли на себя простительную наглость перекроить наивный, простодушный роман, перепилить и перелепить его.

Семнадцатый век, в котором творится всё то мушкетёрство – всего лишь куртуазная декорация. Кинофильм не просто современный, но бессмертный, ибо актуален во все времена.

Ишь, понаехали!

Д’Артаньян – типичный и распространённый вездесущий колхозный жлоб из Мухосранска, Урюпинска и Зажопинска, который с голыми бейцелами «понаехал» покорять столицу. Пасти гусей и дегустировать самогон ему кисло. У него своя очевидная селянская «Барбаросса» – стать эстрадной звездой, мэром Парижа, директором «Газпрома», а ещё лучше – королём Франции. Сейчас он никто, презерватив с усиками, но в его испачканных прелым навозом драных штанах замотан в старую портянку стартовый капитал – целых пятнадцать экю, спёртых из-под подушки своего вечно пьяного папаши. И этого вполне хватает – такая жирная сумма с лихвой помножена на непрошибаемую крестьянскую хитрость.

Ещё по дороге он показывает свой сволочной и сварливый характер, нападая на незнакомого дворянина, за что непременно получает по рогам. Незнакомцем оказывается граф де Рошфор, он похищает рекомендательное письмо д’Артаньяна, чтоб выяснить, кто этот неполноценный и отчего он прыгает на людей. Одно время Рошфор даже подозревает, что молодой грубиян – подосланный врагами киллер.

В первый же час пребывания в Париже, повинуясь одному лишь звериному нюху, д’Артаньян вламывается (не иначе!) непосредственно в офис начальника королевских мушкетёров – капитана де Тревиля и без церемоний вываливает свои притязания, пытаясь подкрепить их рекомендательным письмом, разумеется, липовым, как диплом из московского метро. Но письма нет, и вместо этого д’Артаньян пускается в длинные объяснения, вроде «отстал от поезда, украли документы» и прочую традиционную бичню.

Светский лев де Тревиль, разумеется, не верит, что у этого вшивого голодранца может быть какое-либо рекомендательное письмо. Но по своему происхождению и умственному складу капитан мушкетёров – такой же заскорузлый селюк, тоже когда-то «понаехавший» из какого-то задроченного кишлака, без штанов, но с тремя экю. Обладая важнейшим для своей карьеры чувством угадывать настроение, а главное – слабые струны короля, де Тревиль резво пошёл в гору, обеими локтями распихивая и спихивая вниз всех настырных конкурентов. Мушкетёрский капитан, естественно, проявляет типичную деревенскую взаимовыручку, напрочь отсутствующую у коренных горожан. Он немедленно звонит ректору академии и просит принять д’Артаньяна без экзаменов. Тому и этого мало («гасконец не нуждается в академиях, потому что от рождения академик»).

Де Тревиль умилён до слёз, узнавая себя в молодости. Всю жизнь чувствуя к себе презрение и надменность со стороны настоящих парижан, капитан крайне нуждается в «родственной душе». Ему без слов понятно, что такой юный прохвост, когда устроится на должность, сам, в свою очередь перетащит в столицу половину своего села.

Дальнейший ход д’Артаньяна – жильё. В то время, когда коренное население ютится в коммуналках, общагах, на пыльных мансардах, у папы с мамой и где попало, гасконец за копеечную плату снимает президентский пентхауз-люкс в элитном районе на улице Могильщиков вблизи парка Люксамбур. Гостеприимный и вежливый хозяин – господин Бонасье по простоте душевной даже не догадывается, какую нечисть он запустил в свой уютный дом.

Д’Артаньян молод, денег на бордель не имеет, и хотя от онанизма ещё никто не умирал, без своих сельских доярок он спать не привык. Поэтому, не шибко заморачиваясь, бездушный мужлан в первую же ночь укладывает в постель молодую хозяйскую жену Констанцию, имя которой он узнаёт только после полового акта. При этом не забывает лишний раз вслух оскорбить безобидного и мягкосердечного хозяина дома («Ваш муж, к счастью, глупец, тупица, скотина»). Женщина, в два раза моложе господина Бонасье, вышла замуж за него по материальной нужде.

Сам Бонасье формулировал брак словами «меня на ней женили». Девушка выросла в небогатой семье, её приданное умещалось в детскую жменьку, и ничего судьба ей не светила. Перейдя в дом господина Бонасье, она его хлопотами поступила на престижную работу кастелянши к самой королеве. Но её прекрасная молодость, а с ней и основной инстинкт всё же перевешивали чашу весов – Констанция, поправив свои финансовые и жилищные вопросы, явно испытывает сильнейший дискомфорт в половой жизни – муж её с утра до ночи пашет, как галерный негр, чтобы наполнить дом изобилием, чтоб ей самой иметь что пить, жрать и надевать. Чтоб не просто хлеб с водой, а канапе с астраханской икорочкой, да под винишко марочное. Плюс бижутерия, косметика, спа-салоны, массаж, пилинг, лифтинг и прочая необходимая для женского счастья бренная срань.

А вот с сексом туговато. Господин Бонасье устаёт на работе, он не всегда имеет время, чтоб по-французски приласкать молодуху. И нет того друга-советчика, который разъяснил бы такие дела горемыке-трудоголику. К тому же доверчивый добряк загружен и общественной деятельностью – ходит по кабинетам доверия в резиденции кардинала с подробными докладами, помогая государственным властям изобличать возможных преступников и изменников. Этот застенчивый добряк становится первой жертвой зловещего гасконца, который не только нацепит ему массивные рога, но и станет впоследствии прямой причиной гибели юной Констанции.

Кто такие мушкетёры?

Городское хулиганьё и пьянь. Официальный вооружённый сброд. Мрази похлеще современных мусоров. Дебилы и выродки. Эти бандиты составляли, мягко выражаясь, ординарную стражу короля Людовика XIII, что-то вроде ранних штурмовиков Гитлера. Личная гвардия. Элита. На деле все эти сволочи только и делали, что ни черта не делали. Мушкетёров узнавали по небритым опухшим рожам и неопрятным одеждам. Они круглые сутки шатались по кабакам и бардакам, бухали, жрали, резались в карты, затевали драки с гвардейцами кардинала и не давали проходу женщинам на улице.

Управы на дебоширов не было – король веселился выходкам своих орлов, особенно, когда они лупили гвардейцев, а недовольный кардинал являлся жаловаться. Августейший патрон всегда вытаскивал их из полицейских околотков. При такой высокой крыше обнаглевшие мерзавцы порой поражали даже своего шефа де Тревиля, когда он читал протоколы задержаний лихих молодцов. Впрочем, сам капитан мушкетёров, собственно, отличался от них только тем, что не пил вино хотя бы до обеда, потому что иногда его вызывал на ковёр Его Величество.

Следует оговориться, что и среди этой шушары порой встречались приличные и порядочные люди, но дело в том, что книга Дюма и телефильм по ней в упор не замечают их.

Три весёлых друга

Атос, Портос и Арамис – заносчивые мушкетёры, спесивые дворяне, забубенные снобы. Для них всех д’Артаньян – почти не существует, его нет, он просто бродячий пёс, гасконский бич, узбек-гастарбайтер. Они в жизни бы не унизились до беседы с подобным хамлом. Не тот уровень. Так и выходит в самом начале их встречи, каждый из этих солидных господ еле сдерживается, чтоб не харкнуть подонку в лицо при всём честном народе.

Но д’Артаньян виртуозно втягивает всех трёх мушкетёров в надуманный конфликт, опять безошибочно чуя благоприятный для себя исход. Он видит их насквозь, моментально выстраивая стратегию. Портос – неповоротливый жиртрест, его он надеется одолеть не силой, но быстротой и ловкостью. И Арамис для д’Артаньяна вроде как не соперник – на этом небитом личике домашнего пай-мальчика написано, что его нежные ручки привыкли не к эфесу шпаги, а к сиськам-писькам соседских масянь. Такого воробушка он и горелой спичкой проткнёт. А с Атосом можно будет вообще избежать драки – по его заспанному лицу д’Артаньян видит, что этому угрюмому мужику больше по сердцу не дуэль на шпагах, а милое кресло перед домашним камином, тёплый халат, мягкие тапки, рюмка ликёру и парочка горячих котлеток. Такой не спешит залезть смерти в жопу раньше всех. Стало быть, дядька он покладистый, можно договориться и разойтись полюбовно.

Но вышло ещё проще, когда на дуэлянтов нарвался патруль гвардейцев кардинала. И д’Артаньян моментально выступает на стороне мушкетёров. Подлец как всегда угадывает – помахав для виду шпагой перед тупыми харями бестолковой солдатни, д’Артаньян помогает отбиться и легко втирается в доверие благородным мушкетёрам. Отныне они, взращенные с идеалами верности долгу, чести, товарищества и дружбы, приняли неприкрытое гасконское коварство за чистую монету, и, по сути, стали для д’Артаньяна шнырями, шестёрками. Лживые клятвы молодого выскочки о своей заветной мечте стать мушкетёром плюс дурацкий фашистский слоган «Один за всех и все за одного» довершили дело. Теперь вся троица с величайшей радостью исполняет его желания. Невероятно. Взрослые благородные люди, бароны и графы, всюду ездят по тёмным делишкам малознакомого чумазого горлопанана, ублюдка без родословной, рискуют жизнью и карьерой, лезут за него и в огонь и в дупу.

Мушкетёров этот неутомимый демон даже склоняет к участию в преступлении, когда с помощью подложного документа и нанятого за тридцать серебренников профессионального палача, под видом легальной казни убивают миледи.

Анализируя характер мушкетёров, вполне можно обойтись без микроскопа и лупы. С ними всё ясно – что на витрине, то и в магазине. Все они – противоположность д’Артаньяну с его двуличностью, хитростью и лживостью.

Портос – начисто лишённый малейшего намёка на интеллект, обаятельный дубоватый свинтус. Кстати, «портос» на местном диалекте Прованса означает «боров», так что с кличкой у этого толстожопого мурла всё в полном порядке. У него два жизненных интереса – бутылка доброго винца и уличная драка. Этим занятиям и посвящено всё свободное время жизнерадостного дурня. Его любовницу, некую госпожу Кокнар, толстяк сам и придумал, чтоб товарищи не дразнили девственником. Он платил несколько су какой-то проститутке, чтоб время от времени она дефилировала с ним под ручку в пределах видимости коллег, изображая мифическую госпожу Кокнар. Портос – такой тип рубахи-парня, который, как правило, стесняется сходить попарить кочан даже в дешёвом солдатском борделе, не то, что завести длительные сексуальные отношения с приличной женщиной. Он из тех примитивных невзрослеющих дубин, кто краснеют уже при виде банальной порнографии. Зато надавать по мусалам гвардейцам, вылакать бочку божоле и закусить дюжиной жареных пулярок – это его фирменные подвиги. Надо полагать, что такой крепкий добродушный кабан только этими качествами ценится своими друзьями.

Другое дело – завзятый бл*дун Арамис. Потрясающая противоположность инфантильному тугодуму Портосу. Всё свободное от службы время молодой человек ударяет по женскому полу. Он торчит то у госпожи д’Эгильон, то у госпожи де Шеврез, ночует у госпожи де Буа-Траси или у какой-то другой очарованной дуры, которых при нём всегда четыре дивизии. Это неутомимый бабник, непревзойдённый юбочник, приапист по рождению и убеждению, *бун, как говорится, от Бога. В полном смысле слова этот рассеянный слащавый повеса все двадцать четыре часа в сутки думает только о мокрой и горячей женской м*нде и ни о чём больше. Его карманы всегда битком набиты своеобразными трофеями – предметами женского туалета – изящными носовыми платочками, чулочками, трусиками, прокладками и прочей нежностью. Мушкетёр время от времени то ли нечаянно, то ли нарочно роняет эти предметы на улице, что немедленно вызывает бурю эмоциональных дискуссий у товарищей. Не исключено, что профессию мушкетёра Арамис выбрал по той же причине – чтоб клеить цыпочек. Если бы у смазливых девчат секс-символами считались работники ассенизаторского ремесла, Арамис без колебаний начхал бы на своё дворянское сословие и стал говночерпием.

Сластолюбец слывёт умным и образованным человеком, что обычно водится за болтливыми дилетантами, умеющими подпустить пыли в глаза, сопровождая свою убедительную речь изящными жестами рук и скупыми улыбками. Утончённый пижон, как хорошее вино, публично смакует бесчисленные байки и сплетни, были и небылицы из жизни и сказок, бульварных брошюрок и медицинских учебников.

Мурлыкающая речь манерного и пряного мушкетёра причудливо переплетена заумными терминами типа куннилингус, вирагиния, зооэрастия, копропраксия, фелляция, коммаскуляция, фроттаж, ренифлёр и многими другими, причём, как правило, употребляемыми совершенно не к месту и не ко времени. Будь то дружеская попойка, церковная месса, планёрка у де Тревиля, рандеву, дуэль или даже аудиенция у папы римского, из Арамиса неудержимо через каждые два слова селевой лавиной рвутся все эти трибадии, мизопедии, флагелляции, ректусы, сфинктеры и пенилинкции. Особенности эрудиции мушкетёра, его сексуальная вездесущесть и вызывающая беспечность нередко приводят героя к неприятным конфликтам и жестоким поединкам. И только феноменальная везучесть спасает юркого ловеласа от заслуженной расправы со стороны мужей, женихов и бойфрендов своих прелестниц.

Что касается немногословного Атоса, вся его загадочность при ближайшем рассмотрении оборачивается обыкновенным возрастным оцепенением. Странный молчун наглухо в себе зажат и до ступора закомплексован. Что он за вояка, понять нелегко. Атос хоть не дармоед, не лодырь, но растяпа фантастический: сражаться не умеет совершенно, выдержки никакой, инициативы ноль, находчивости пшик, ходит – спотыкается, на лошади едва держится, шпагу носит, как старуха зонтик, а свою неуклюжесть скрывает придуманной раной неизвестно где. Самооценка этого индивида настолько ничтожна, что он даже стесняется своего величественного родового имени граф де Ла Фер, представляясь всем Атос. Но не всякий телезритель в курсе, что кличкой Атос бургундские крестьяне часто нарекают своих дворняг. Не породистых лангедокских овчарок. Именно дворняг, живущих в будке на цепи. Ему в тягость служить не то, что мушкетёром, складывается впечатление, что из него не вышел бы и писарь-каптенармус тылового штаба. Ворона. Шляпа. Он служит, будто искупая какой-то смертный грех, кряхтя, ковыляет, держась за радикулитную поясницу, едва поспевая за товарищами.

Но именно с Атосом д’Артаньян планирует предстоящую расправу над роковой миледи. Портос – тупой, недалёкий хряк, грубая рабочая сила. Арамис – рассеянный слащавый повеса, который за лишнюю пару изящных женских ножек без раздумия продаст всё на свете, тоже не посвящён в истинный курс дела. Наш вопрос таков – за что зарубили миледи, как овцу на живодёрне, фактически без суда, в глухом лесу, прикрыв свои трусливые задницы вырванной у обречённой женщины её охранную грамоту? Та нелепая чушь, которую наплёл Атос про её фривольную наколку, не имеет ничего общего ни с действительность, ни со здравым смыслом. Крокодиловы слёзы, которые льёт бессовестный д’Артаньян якобы по отравленной Констанции – такая же туфта. На самом деле усатый чёрт готов плясать от радости на её могиле – совращённая им жена господина Бонасье удачно уничтожена руками ревнивой миледи.

К этому эпизоду мы ещё вернёмся и разберём его более детально. Теперь же у д’Артаньяна появился шанс кокнуть саму миледи – и эта любовница тоже ему совсем некстати. Беда миледи только в том, что её не поделили между собой Атос и д’Артаньян. Причём находчивый гасконец почти наверняка знал, что и тут пугливый Атос постарается уклониться от дуэли. Поэтому он и предлагает подельнику покончить с общей любовницей.

Что касается миледи, то её поступки диктовались исключительно ревностью. Эта же, не знающая границ женская ревность вскоре погубит герцога Бекингэма. Миледи до беспамятства полюбила тщеславного д’Артаньяна. Сытая по горло хилыми да хворыми придворными дохляками, она нашла в распущенном гасконце идеального любовника. Мужланская грубость, скотская невоспитанность, селянская непосредственность и звериный темперамент покорили эту гордую валькирию, и она не остановилась бы ни перед чем, чтобы удержать горячего мачо. Он так контрастировал с её подчёркнутой аристократичностью.

Миледи

«Это была бледная белокурая женщина с длинными локонами, спускавшимися до самых плеч, с голубыми томными глазами, с розовыми губками и белыми, словно алебастр, руками». Так, по мнению Александра Дюма, выглядела пресловутая миледи, эта роковая женщина, якобы сломавшая судьбы Констанции Бонасье, д’Артаньяна и почему-то даже Атоса. Однако в телефильме о мушкетёрах режиссёр, бегло пробежав глазами текст романа, а также идя на поводу собственных низких представлений о «роковых женщинах», показал наивному зрителю нечто, мягко говоря, другое.

По книге, миледи было 22 года, но с экрана злющими и краснющими глазками беззастенчиво и цинично зыркает обрюзгшая нетрезвая дама бальзаковских лет. Она распатлана, навязчива и наряжена, как привокзальная цыганка. Раскрашена, растрёпана и отталкивающа, будто салемская ведьма в разгар шабаша. Крупным планом перекошенное ненавистью лицо, скорее всего, позаимствованное с картин позднего Гойи. Лужёный голос хмельной рыбной торговки с «Привоза». Ужимки, ухватки, ухмылки, позы и фразы сомалийского разбойника. Такие не привлекают и не притягивают (ну, разве что психов, извращенцев и пьяниц), от таких шарахаются. Трудно даже представить, что творилось в режиссёрской голове, когда на пару с таким же нездоровым художником он стряпал раскадровку картины. Ещё труднее вообразить, как надрывались многочисленные костюмеры и гримёры, чтоб миловидную актрису превратить в такого тролля. И можно смело держать пари, что половина съёмочной группы просто усралась от страха, когда впервые на площадке перед кинокамерами вместо очаровательной миледи предстал во всей красе орк из «Властелина колец». Не хватает только помела и ступы. Для чего весь этот омерзительный сюрреализм?

Мы не станет слишком заострять внимание на эстетических вкусах творцов сего телешедевра. Просто зажмуримся и представим, что на экране всё-таки та миледи, которую имел в виду Дюма. Становится ясно, что режиссёр, колдуя над историей спорной женщины, особенно в эпизоде её казни, приложил максимум стараний, чтобы босховский или дюреровский кошмар смотрелся совершенно естественно и логично. Чтоб среднестатистический зритель не заподозрил подвоха. Чтоб он увидел только справедливую казнь, которую исполняют благородные рыцари. Поэтому возьмём на себя необходимый и честный труд прояснить ситуацию. Внимательно просмотрим этот эпизод. Сопоставим со всеми предшествующими событиями. Что увидим? А то, что три королевских мушкетёра и один муниципальный палач, возглавляемые мерзким авантюристом тащат в лес связанную плачущую молодую женщину. Причин возмутительному злодейству нет никаких, вместо этого маячит наскоро состряпанное алиби, с которым не может поспорить даже великий кардинал, уже спешащий на выручку миледи.

Подробности самой казни в картине не показаны, иначе картину цензура отправила бы даже не на полку, а прямиком в печку. Но в нашем исследовании, призванном восстановить справедливость, обойти их нельзя. Приближаясь к месту расправы, садисты крепко выпили вина для храбрости. Выбрали подходящее для казни местечко поглуше и заставили миледи вырыть для себя могилу. Без лопаты, голыми руками. Жертва, ломая ухоженные ногти, плача и моля о пощаде, выполнила страшную работу. Д’Артаньян, злобно скалясь, потирал от удовольствия кровавые ладоши и отдавал необходимые распоряжения. Портоса оставили на шухере. Арамису приказали громко петь псалмы, чтоб мольбы убиваемой не были услышаны охотниками или грибниками. Безразличный палач, опёршись о свой топор, курил самокрутку. Потом Атос и д’Артаньян потащили связанную миледи в кусты. Там её беспощадно били и насиловали.

Палач не принимал участие в этом. С раннего детства он страдал половым бессилием, что, вполне возможно, определило выбор его жуткого ремесла. Озлобленный на весь мир, бездушный истукан всю свою жизнь дробил кости, рубал головы, сворачивал шеи и плевать хотел на права человека и христовы заповеди. Издевательства над миледи продолжались несколько часов подряд. Только на заходе солнца оба уставших опричника вышли из кустов. Д’Артаньян, заправляя брюки, свистнул палача. Через минуту всё было кончено. На обратном пути айнзац-группа напоролась на кардинала. Его высокопреосвященство слишком опоздал и, ознакомившись с охранной грамотой, в которую мушкетёры, ухмыляясь, ткнули его носом, тотчас всё понял.

Так миледи, исчезая в могильной бездне, унесла с собой тайну того, кто толкнул её на убийство и Констанции и герцога Бекингэма.

Constantia denudata

Бедняжка Констанция, впервые отдавшись д’Артаньяну, пылала от любви и ещё не представляла, что с этого часа отсчёт её жизни пошёл назад. В свою очередь, д’Артаньян «сиял от гордости и счастья». Гордость гордостью, но счастье было на деле вторым счастьем, то есть наглостью. Безжалостный лис вовсю упивался такой лёгкой победой над этим кротким существом. Оставь он её тогда же, она была бы жива. Но подлец привык испепелять всё, до чего касались его нечистые лапы. Алчный самец едва залез на Констанцию, уже возгорелся дремучей и ненасытной ревностью, что свойственно всем без исключения не самоценным и неполноценным личностям. Он ревновал красавицу даже к её законному супругу!

И ещё не знал, что милая Констанция, в поисках высоких и нежных отношений, помимо д’Артаньяна имела близость ещё с рядом молодых людей. В их числе с Атосом и Арамисом.

Мысли о госпоже Бонасье жадными глистами пожирали д’Артаньяну мозг и сердце. Он стал следить за ней, чёрной тенью следуя по пятам всегда и всюду. И в один проклятый вечер коварный говноед нашёл пищу своим адским страстям. Затаившись в кустах на углу улиц Генего и Дофина, шакал засёк торопливо идущих через Новый мост мужчину в мушкетёрском плаще и женщину в чёрной накидке. Пропустив влюблённую пару вперёд, негодяй, скрежеща зубами, пополз по обочине им вслед.

Телефильм не передаёт драматизм этой сцены, поэтому приводим цитату самого Дюма. «Он не прошёл и десяти шагов, как уже был твёрдо уверен, что женщина – госпожа Бонасье, а мужчина – Арамис. И сразу же все подозрения, порождённые ревностью, вновь проснулись в его душе. Он был обманут, обманут другом и обманут женщиной, которую любил уже как любовницу. Госпожа Бонасье клялась ему всеми богами, что не знает Арамиса, и менее четверти часа спустя он встречает её под руку с Арамисом». В этот самый момент судьба бедняжки была решена. Тут следует заметить, что Констанция не то что не давала гасконцу клятв верности, но вообще ничего ему не обещала и ничем не была с ним связана. Для неё это было тем, что ныне именуется «случайная связь». Это был просто секс. Но д’Артаньян видел всё в своём перекошенном свете: «он чувствовал себя любовником, оскорблённым, обманутым, осмеянным. Бешенство охватило его, и кровь волной залила его лицо». По логике вещей, д’Артаньяну следовало по-мужски разобраться с соперником, но циничный скунс рассудил по-своему. Арамис ему был нужен как лишняя подручная шпага на подхвате, но Констанцию ждёт мучительная гибель при загадочных обстоятельствах. Тут внимательному телезрителю совершенно ясно, что за ядом, которым опоила ревнивая миледи доверчивую девушку, как всегда усмехалась в свои гасконские усы мстительная фигура д’Артаньяна.

И последний штрих к обсуждаемому эпизоду. Поднаторевший в тонкостях наружного наблюдения, д’Артаньян выследил Констанцию в объятиях самого герцога Бекингэма. Англичанин, не удовлетворяясь только лишь ласками королевы, запал на юную одалиску. Но его высокий социальный статус не позволяет д’Артаньяну выступить открыто. Вскоре Бекингэм также погибнет при загадочных обстоятельствах.

Лувр

Телефильм не ограничивается одной сюжетной канвой, связанной лично с деревенским аферистом д’Артаньяном. Чисто французская любовная драма разыгрывается в высших эшелонах власти. Как известно, король Людовик XIII по остроумной идее Дюма закатывал своей супруге Анне Австрийской скандалы и сцены ревности, справедливо подозревая в многочисленных изменах на стороне. Но те люди, которые слепили популярное кино, пошли гораздо дальше старого писателя.

Словно в марихуановом психозе невменяемые киноделы выродили образ доверенного камердинера Ла Шене, имеющий незначительную роль в книге, но ключевую на экране. Всё дело в том, что камердинер представлен в ленте, как пассивный педераст, который когда-то стал любовницей Людовика XIII и ко времени повествования полностью подчинил его отвратительному извращению. Камердинер-содомит окружил своего высочайшего повелителя круглосуточной заботой и лаской, он даже лично купает и одевает короля по утрам и отрамбовывает его уши жаркими любовными комплиментами, достойными пера Франческо Петрарки. Это отвратительное порочное существо, прямой предтеча современных кутюрье и эстрадных артистов, становится роковой фигурой в запутанном клубке любовного зловония Лувра.

Таким образом, бурными скандалами, как, например, мелочная возня с алмазными подвесками, король стремится разоблачить Анну, уличить в измене, чтобы этим оправдать и сгладить собственный адюльтер с Ла Шене. Об упомянутых подвесках Людовику нашептал кардинал.

Дело было так. Всё более раздражаясь тем, что король ночует исключительно с Ла Шене и даже не скрывает своей склонности к мужеложству, Анна, не в силах побороть свою обострённую нимфоманию, заводит связи на стороне. Если в фильме об этом не говорится прямым текстом, то подразумевается предельно ясно. По многим деталям совершенно очевидно, что среди её любовников, кроме герцога Бекингэма и д’Артаньяна, шеренгой прошли также граф Рошфор, де Ла Тремуль, де Тревиль, короче говоря, все. Кроме кардинала Ришелье.

Его высокопреосвященство

Королева Анна Австрийская не даёт свидания влюблённому кардиналу по совершенно необъяснимой причине. Возможно, испытывая сочувствие к протестантам, королева принципиально не желает спать с католическим кардиналом, по крайней мере, ничего другого в данной ситуации на ум не приходит. Кардинал Ришелье, если не брать в расчёт порядочного господина Бонасье, – единственный положительный персонаж киноромана. Но самая могущественная персона Франции, соперник самого короля, терпит такое фиаско от королевы! Перед кардиналом трепещут все, и только королева смеет его терзать.

Ришелье обещает Её величеству золотые горы и даже прощение всех грехов, он валяется, унижается, закатывает истерики, рыдает и рвёт на себе волосы, потом от отчаянья проклинает её, называет шлюхой, проституткой, падлой, еретичкой, дрянью, потаскухой, шалавой и многими другими оскорблениями. Но королева всегда неприступна. При этом кардиналу всё известно об её похождениях, но королю хитрец решает доложить именно о связи с герцогом Бекингэмом. То, что его благоверную дрючит вся придворная камарилья, могло и не подействовать на короля.

Но Бекингэм – иностранец, вероятный сотрудник разведслужб, причём ехидный, склочный, нечистоплотный и болтливый сплетник, интриган, альфонс, так что это дело может однажды завонять международным скандалом. Английский жиголо за свой с ним секс вытребовал у королевы знаменитые алмазные подвески, мужнин подарок. Эту жареную новость влюблённый прелат и подсовывает королю, выбрав тот день, когда у Людовика взвинченные нервы с самого утра. Король, как следовало ожидать, исходит от бешенства пеной. Он врывается к супруге с кулаками, орёт нечеловеческим голосом, изрыгая самую последнюю площадную брань. Далее следует досмотр и обыск, тщательный и пристрастный, с применением множества гинекологических инструментов. Процедура настолько подробная, непристойная и оскорбительная для человеческого достоинства, что из фильма этот эпизод вырезан с мясом по личному требованию министра культуры. Так и не найдя уличающих писем и фотографий, король добивает жену советом лукавого кардинала. Он приказывает Анне явиться на ближайший сабантуй непременно в проклятой драгоценности, чтоб её видел весь высший свет.

Отсутствие подвесок грозит унижением и страшным публичным позором. От ужаса несчастная королева едва собственную матку на пол не выронила – она знала, что скупердяй Бекингэм коллекционирует эксклюзивные ордена и медали и ни за что уже не вернёт подвески. Больше того – для подстраховки кардинал поручает миледи слетать в Лондон и срезать с камзола Бекингэма две из двенадцати подвесок. Задание бессмысленно – старый жидомор уже давно запрятал дорогое украшение в три сундука под три замка за тройную броню секретного сейфа. Ещё и охрану приставил. А на свой пиджак осторожный герцог повесил дешёвые стеклянные подделки – со стороны не заметно, что это фуфел, но зато все вокруг догадываются, с кем он спит. Анна в панике, она уже собиралась драпать куда подальше от королевского гнева.

Выручила случайность. Своим горем королева поделилась с Констанцией, а та в свою очередь, передала диковинную драму д’Артаньяну. И тогда пронырливый гасконский стервятник моментально догадался, что уже держит бога за яйца. Он тут же вызвался помочь неверной королеве. Причём делает это в своей обычной скотской манере, понося последними словами господина Бонасье и хвастаясь в свой адрес («Королеве нужен смелый, находчивый и преданный человек, готовый поехать по её поручению в Лондон»).

Но что ускользнуло от зрителей – д’Артаньян, хотя и берёт с королевы немалые командировочные, за подвесками в Англию и не собирается ехать. Он тоже знает, что ничего не вырвет у Бекингэма. Мушкетёр вместо этого проворачивает тот же самый гешефт, что и шустрый герцог – заказывает знакомому еврею латунно-стеклянную копию алмазных подвесок, которые обошлись в пару экю. Потом вместе с дружками едет кутить по городам и весям, а возвращается аккурат к последнему сроку, когда от стресса у королевы даже прекратились месячные и начался нервный тик.

Так беспардонный наглец прямо с порога попадает в постель Её Величества, а она от безумной радости осыпает героя золотым дождём. Атосу, Портосу и Арамису счастливчик об этом ничего не рассказывает и с ними не делится – незачем, хватит с них гордости, что они помогли другу. Затем неблагодарная тварь обнаруживает, что ни миледи, ни Констанция ему уж не нужны. И зритель оказывается перед естественным финалом, когда одна за другой его любовницы погибают.

Что мы имеем с гуся?

Сам Дюма, например, отчего-то сравнивал героя своей книги с Дон Кихотом. Такое сравнение ничего, кроме искреннего недоумения у нас не вызывает. Дон Кихот – добрый, отзывчивый, наивный, разлагаемый маразмом старый кретин, битком набитый фантасмагориями и невероятными глупостями. Потешный старичок всего-то навсего валяет дурака, возможно переживая некий безобидный галлюциногенный опыт, понятный ему одному. Несчастный никому вреда не приносит – напротив, смешит своим идиотизмом весь мир в целом и каждую обывательскую сволочь в отдельности.

В «Мушкетёрах» же, при удручающем дефиците приличных героев, на Рыцаря Печального Образа с большой натяжкой похож разве что добряк-романтик господин Бонасье. Но уж точно не жулик с глухого аула, который, строя из себя простофилю, на деле расчётлив, как вся Уолл-стрит и беспощаден, как разбивающая наше сердце смерть. Этот бездушный хлыщ, д’Артаньян, повсюду вокруг себя сеет гибель, горе и разорение.

Ни одного мало-мальски счастливого персонажа после его встречи с д’Артаньяном мы не наблюдаем. Две молодые здоровые женщины, одна из которых даже не успела стать матерью – лежат в могиле. О трёх мушкетёрах говорить нечего – это уже три невменяемых зомби. Считалочка «один за всех и все за одного» стала для них заколдованной мантрой, которую они, словно чокнутые кришнаиты, тупо бубнят без остановки, продолжая исполнять безумные выходки своего дьявольского владыки д’Артаньяна.

Король – от равнодушия, хандры, подагры и педерастии стремительно деградирует и скатывается к слюнявому слабоумию. Его жена – несчастная, отвергнутая всеми любовница, в самом лучшем варианте её ждёт лишь монастырь и одинокая безрадостная старость. Даже кардинал, стойкий оловянный солдатик, тоже пострадал от всей этой кутерьмы. Он окончательно утратил шанс отлюбить Анну Австрийскую. Так и будет до глубокой старости ходить вокруг неё со своим стоящим вопросом без всякой перспективы.

Но самое необычное и даже жутковатое – эхо связанных с д’Артаньяном событий отразилось на истории всей Европы, так как кардинал Ришелье, что известно из истории, под тяжестью всех пережитых стрессов втянул Францию в знаменитую Тридцатилетнюю войну 1618-1648 гг.

А д’Артаньян, как и следовало ожидать, сделал блестящую карьеру. В бесконечной болтовне о своей любви к отечеству, всегда следует помнить, что это отечество он с потрохами и продаёт, не жалея сил помогая королеве изменять родине. Кто бы сомневался?