Прощание славянки

Прощание славянки.

      Обычно в Нью-Йоркском музее Метрополитен, где я работал гардом, одновременно открыты две-три больших выставки и несколько малых. Очередная крупная выставка "Хатшепсут: от царицы к фараону.“ должна была открыться в конце марта. Не могу сказать, что я являлся любителем, а тем более знатоком египетского искусства. Я отдавал должное грандиозным творениям великой культуры древних египтян. Восхищался талантом их создателей. Но глубин моей души они не трогали. Возможно, из-за большого количества предметов, связанных с миром мёртвых. Саркофаги, мумии, их украшения, другие предметы, связанные с обрядом погребения, казались мне мрачными и пугающими. Не позволяли почувствовать реальную жизнь людей того времени. И когда мне приходилось дежурить в египетской секции музея, то делал я это не очень охотно. В тёмные закоулки галерей с мумиями, погребальными принадлежностями лишний раз старался не заглядывать. Делал необходимые обходы и, выходя оттуда, облегченно вздыхал. Но естественное любопытство заставляло прочитывать пояснительные надписи к экспонатам. Вскоре я и в этой секции ориентировался не хуже, чем в остальных. Мог подробно отвечать на вопросы посетителей музея. Большинство же гардов (security officers) этим не заморачивались. А любопытствующих отсылали к тем же пояснениям и надписям. Впрочем, действительно интересующихся египетской культурой среди посетителей этой секции было немного. В основном интересовались весом скульптур, саркофагов. Их размерами. Как их сюда доставили. Как установили. Подходя к громадному саркофагу, установленному в центре секции, спрашивали, что там внутри. Пытались подпрыгнуть и заглянуть в него. Иногда, чтобы пресечь их безуспешные попытки, я иронически ронял:

- Да никого там нет. Вот только недавно ушли. И больше не вернутся.

Что вызывало неизменное хихикание.

   Открытие большой выставки в музее - всегда событие. А я ждал её ещё и с чисто меркантильных соображений. Обычно монтаж и последующий демонтаж таких больших экспозиций занимает несколько недель. Все это время экспонаты должны охраняться. И днём, и ночью. И администрация музея вынуждена привлекать гардов для сверхурочных работ, оплачивающихся выше обычного. Многие из них использовали этот шанс, чтобы подзаработать. Не упускал таких возможностей и я. Тем более, что работа эта не считалась тяжёлой. Если в регулярные часы работы в галереях гарды обязаны стоять, то в отсутствие посетителей им позволялось сидеть. Поэтому, ещё до официального открытия выставки, я часто дежурил в ее залах. Всё было, как обычно. Часть экспонатов было взято из постоянной экспозиции египетского искусства Метрополитена. Остальные поступили из других музеев. Всего на выставке было представлено несколько сот предметов. Статуи, барельефы, шедевры прикладного искусства, ювелирные изделия, предметы культа погребения и быта. Ближе к открытию выставки, на экспонатах появились пояснительные надписи. По привычке я стал их читать. И тут для меня неожиданно стал по-новому открываться мир людей, живших тысячи лет назад. Меня поразило, как удивительно, порой, складывались судьбы могущественных древнеегипетских фараонов. Какое огромное влияние оказывали личности правителей на развитие страны, на её культуру. Но самое сильное впечатление произвела на меня уникальная история правления загадочной женщины-фараона Хатшепсут, сумевшей в пятнадцатом веке до новой эры захватить и удержать власть в Египте целых два десятилетия.

 Хатшепсут - дочь фараона Тутмоса-1 и царицы Яхмес. Она была женой Тутмоса-2. Родила ему двух дочерей, которые не могли наследовать трон. Фараон в Египте считался воплощением бога Хора. И мог быть только мужчиной. Поэтому, после смерти Тутмоса-2, Хатшепсут, как главная царица, стала регентом при малолетнем пасынке Тутмосе-3 (сыне Тутмоса-2 и младшей царицы Исиды). Однако, уже через три года она отстранила пасынка от власти и стала править одна. Захват власти нужно было как-то оправдать. Удивительно, но и три с половиной тысячи лет назад использовались те же методы, что и теперь. Была создана легенда, согласно которой Хатшепсут была дочерью бога Амона. По легенде Амон явился её матери царице Яхмес в образе отца Тутмоса-1 и зачал с ней свою дочь. И, как дочь бога, она уже являлась наследницей египетского престола.

А как же быть с тем, что фараон в Египте должен быть мужчиной? Придумали, как обойти и это препятствие, казавшееся непреодолимым. Ведь перед подданными можно появляться в образе мужчины. И на официальные церемонии Хатшепсут часто одевала мужские одежды и искусственную бороду. В таком виде её изображали и многочисленные скульптуры. Во время её правления Египет процветал. И в историю страны женщина-фараон вошла, как фараон-строитель. Она умерла на двадцать втором году своего правления. Ненавидевший её пасынок Тутмос-3, пришедший к власти после смерти мачехи, в ярости приказал уничтожить всё, что могло напоминать о ней. Были уничтожены все её изображения, все возведённые ею храмы. А её имя он исключил из списка фараонов. Этой истории три с половиной тысячи лет. Но сколько раз она повторялась и в последующие времена. Да и сегодня звучит современно.

    Теперь, прохаживаясь по галерее, я уже по другому смотрел на экспонаты. И воспринимал древнюю культуру совершенно в другом свете. Как часть общечеловеческой. Близкой и понятной. Только вот сама Хатшепсут … Было что-то интригующее, волнующее в ее образе. Какая-то непостижимая тайна.

    Наконец выставка открылась. Я давно уже не бывал в этих галереях. И теперь с удовольствием, уже в который раз, принялся рассматривать полюбившиеся мне скульптуры. Другие гарды, как обычно, в ожидании первых посетителей, расселись на стульях. На этот раз долго посидеть им не пришлось. Дверь выставочного зала резко открылась, заставив их вскочить, и в него вошла первая пара посетителей. Мужчина был уже в возрасте. Седые волосы. Серый, строгий костюм. Большие очки в чёрной роговой оправе. Худощавая, слегка сутулая фигура. Чуть раскосые глаза, указывали на его азиатское происхождение. Видно было, что он искал именно эту выставку. Пара пришла прямо сюда. Минуя другие галереи, в которых обычно застревали посетители. Окинув взглядом всю выставочную площадку, он направился к громадной гранитной скульптуре сфинкса - льву с вытянутыми вперед мощными лапами  и женской головой. Платок немес на голове сфинкса указывал на царственный статус его обладательницы. На некотором расстоянии от мужчины, шла женщина. Заметно моложе его. На её красивом, слегка надменном лице читалось чувство собственного достоинства и несомненная элитарность.

Посетитель снял очки, внимательно осмотрел сфинкса. Затем снова одел их и стал читать пояснения. Он сразу привлек мое внимание. Не только тем, что появился на выставке так рано. Люди в его возрасте вообще не часто посещают музеи. Если и посещают, то редко задерживаются в египетской секции. Их больше интересует другое. Выставка одежды Жаклин Кенеди. Коллекция драгоценностей Картье. Приходят посмотреть и на предметы искусства, связанные с религией. Много пожилых посещало экспозиции Византия-1 и Византия-2. Но чаще всего их можно увидеть на пятом этаже. В ресторане. Туда они приходят вечером. Через боковой вход музея. И уже после его закрытия. Поднимаются на лифте на один этаж. Пересекают галерею африканского искусства и добираются до следующего лифта, доставляющего их в ресторан. Никто им там не помешает. Никто не потревожит. Это гарантируют гарды, отрабатывающие хорошо оплачиваемые сверхурочные часы.

    Но этот посетитель был не из таких. Он долго осматривал сфинкса со всех сторон. Читал пояснения. И снова возвращался к скульптуре. Наконец, не выдержал и подошел ко мне.

    - Извините. Вы не можете сказать, почему фигура сфинкса имеет разный цвет? И пятна другого, розового цвета расположены столь хаотично. Я не могу найти этому никакого логического объяснения.

     - Да, верно, - согласился я. - Логика вам здесь не поможет. Причина кроется в человеческих страстях. Видите ли, наследник Хатшепсут Тутмос-3 так ее ненавидел, что после ее смерти приказал уничтожить все ее статуи, барельефы, вообще всякое упоминание о ней. Приказы фараона выполнялись. Но ведь везде есть нерадивые слуги. В тех случаях, когда разрушение статуй казалось слишком трудной работой, они ограничивались раскалыванием их на несколько крупных кусков. Прошло время. Найденные при раскопках бесформенные куски камней привлекли внимание учёных …

     - А понимаю, - прервал он меня. - Выяснилось, что эти куски являются частями одной и той же скульптуры. Их реставрировали. А утерянные части заменили современными связывающими компаундами. И, чтобы отличить аутентичные части скульптуры от реставрированных, компаунды окрасили в несколько другой цвет.

        - Совершенно верно, - подтвердил я.

    Он схватывал всё на лету. Говорить с ним было легко.

      - Да, вы правы, - согласился посетитель. - Люди могут быть жестокими. Очень жестокими. Даже по отношению к своим близким. Я это хорошо знаю. Благодарю вас. Извините. Я должен уделить внимание жене.

    Во время нашего разговора и пока он осматривал скульптуры, его жена медленно прохаживалась около экспонатов. Изредка бросая на них взгляды. Её  лицо и поза выражали легкую снисходительность. К мужу, ко мне и, по-моему, даже к самому сфинксу. Во всяком случае, если бы это было не так, я бы удивился. Столько спокойной, холодной уверенности она излучала.

         Взяв подошедшего мужа под руку, она повела его к выходу из галерею. Он покорно подчинился. Только по ходу быстро поворачивал голову то вправо, то влево. Тщетно пытаясь рассмотреть появляющиеся на пути шедевры. Внезапно он резко остановился. Его спутница от неожиданности на мгновение выпустила его руку. И этого оказалось достаточно, чтобы он ринулся к завладевшей его вниманием скульптуре. Нагой, удивительно красивой, женственной, эротичной статуе Хатшепсут. Он замер перед ней в восхищении. Затем стал осматривать её со всех сторон. Вскидывал вверх руки, словно пытался обнять её. На  его лице блуждала восторженная улыбка. Подойдя к гарду, стоявшему неподалеку, о чем-то спросил его. Тот, не дослушав, махнул рукой в сторону пояснений.

- Вот здесь вся информация. Там все написано.

Несколько обиженный, мужчина вернулся к статуе. Выражение лица его жены к этому времени изменилось. Снисходительность и превосходство уступили место привычному ожиданию.

      Закончился очередной перерыв в нашей команде. На мое место пришел гард вернувшийся с брейка. А я переместился на следующий пост. Туда, где находился в это время этот первый и пока единственный посетитель. Увидев меня, он поспешил ко мне.

          - Правда она божественна? - с восхищением сказал он.

       - Да. Она мне тоже очень нравится. В ней есть что-то неуловимо притягательное. Мистическое.

        - Вот, вот. Мистическое. И она прекрасна. Скажите, на груди Хатшепсут-сфинкса я заметил тонко прорезанный профиль молодого, красивого мужчины. Кто бы это мог быть? И почему он там вырезан?

             - Это и в самом деле, удивительная история, - ответил я. - Это Сененмут. Человек неординарный. Умный, волевой. Выйдя из низов, стал министром финансов Египта. Верховным жрецом бога Амона. Он был единственным фаворитом Хатшепсут. Она любила его всю жизнь. И он ее тоже.

            -  Какая красивая история. В Египте ведь в то время не было моногамии. У Тутмоса -2, мужа Хатшепсут, кроме её - главной царицы - были и другие жены. Его сын Тутмос -3 был сыном младшей царицы. И, кроме того, он имел много наложниц. А тут такая любовь. Невероятно. И даже смерть не смогла их разлучить.

    Немного помолчав, он внимательно посмотрел на меня.

       - Скажите, а вы откуда? Как вы оказались здесь? В музее. Гардом, я имею ввиду?

    - Я из России. Как оказался? Это уже отдельная история. Twists of fate. Повороты судьбы.

       -  А кем вы работали в России?

       - Дайте вспомнить, - усмехнулся я. - Был физиком. Phd. Работал в Академии наук.

       - Вы шутите? Физик? Кандидат наук? - удивленно спросил он.

Последнюю фразу  он произнес по-русски.

        - Да. А вы говорите по-русски?

        - Нет, нет, - покачал он головой. - Я просто знаю, что такое кандидат наук в России. Я бывал там. А в какой области физики вы работали?

    - Я ядерщик. Пять лет работал на электронных ускорителях. Потом занимался проблемами массопереноса. По этой тематике и защитил диссертацию.

        - А в каком городе вы жили?

      - Видите ли, собственно я не из России. Из Белоруссии. Но не все знают Белоруссию. Вот почему ...

           - Я знаю Минск, - прервал он меня. - Извините. Я должен проводить мою жену в книжный магазин. Она хочет купить каталог этой выставки. Ей так проще будет ориентироваться в египетском искусстве. Но я вернусь. Только отведу ее. Кстати, мое имя Пак. Джон Пак. Я кореец. А вас как зовут?

           -  Меня зовут Максим, мистер Пак.

          - Не надо мистер. Просто Джон. Скоро увидимся.

   Он повернулся и поспешил к жене.

В команде гардов закончился второй брейк. И я перешел на третий, последний пост. До моего ухода на перерыв оставалось полчаса. И тут опять появился Джон. Он не сразу заметил меня, поскольку я уже был в другой зоне. Быстро двигаясь по галерее, он размахивал руками и оглядывался по сторонам.

        - Джон, - окликнул его я и он, приветственно махнув рукой, направился ко мне.

       - Джон, вы потратили время на беседу со мной. Давайте я проведу для вас небольшую экскурсию по выставке и отвечу на ваши вопросы, - предложил я.

          - С удовольствием, - согласился он. - И мы еще немного поговорим.

    Народу на выставке было всё ещё мало и я смог уделить ему внимание. Теперь он перемещался по выставке намного быстрее. Иногда задавал уточняющие вопросы. Ко времени, когда я должен был уходить на перерыв, мы практически закончили осмотр выставки.

         - Сейчас я должен идти на перерыв, - остановился я у последнего экспоната.

         - И сколько он будет длиться?

          - Полчаса.

        - А затем?

          - Затем я опять возвращаюсь на первый пост.

          - Вы уходите на ланч?

          - Нет. Я пойду на ланч на моём втором перерыве.

         - А что вы будете делать сейчас?

        - По правде говоря, мне теперь нужно где-нибудь присесть. Ноги должны отдохнуть.

        - Хорошо. А могли бы мы где-нибудь сесть и поговорить?

        - С удовольствием. Но здесь есть проблема.

          -   Какая?

         - В форме я не могу сидеть в музее в местах, открытых для публики.

         - Вы вообще не можете сидеть в музее?

       - Могу. В помещениях, закрытых для неё. В служебном кафетерии, например. Но вас туда не пустят.

         - А что вы скажете о ресторане для посетителей? Вам позволено им пользоваться?

        - Это не приветствуется. Но если я сниму пиджак и галстук, то моё присутствие не будет бросаться в глаза.

          - Как тогда насчёт чашки кофе в ресторане? Я возьму себе и вам.

         - Договорились. Я буду там через пять минут. Сейчас должна прийти моя смена.

         - Великолепно. Не забудьте снять пиджак и галстук. - улыбнулся он.

    Я тоже засмеялся. Через пять минут меня сменили на посту и я отправился в ресторан. Ещё не был часом пик. Для ланча было несколько рановато. Поэтому свободных столиков было полно. За одним из них сидел Джон. Он уже успел принести две чашки кофе и два маленьких пирожных. Себе и мне.

      - Садитесь, - приветливо улыбнулся он.

      Я снял пиджак и галстук и повесил на спинку стула.

   - Итак, темой нашей беседы будет египетское искусство? Загадочная женщина-сфинкс?

    - Об этом после. Я вам уже говорил, что я бывал в Минске.

    - Нет. Вы говорили только, что знаете Минск.

    - Я бывал в Минске. На научных конференциях. Дело в том, что я тоже физик. Профессор Бостонского университета. Кафедры теоретической физики. Занимаюсь теорией относительности.

     - О-о-о! В таком случае вы должно быть слышали о профессоре Альберте ....

     - Витальевиче, - не дал он мне закончить фразу.

И назвал фамилию одного из моих близких друзей, который как раз и занимался теорией относительности. Альберт рано достиг впечатляющих успехов в этой области. Защитил докторскую диссертацию. Был приглашен на работу в США. Но в те времена в СССР принять такое приглашение невозможно было даже гипотетически.

     - Конечно я его знаю. Но больше по его работам. А вот Топильчика Леона Митрофановича я знаю довольно хорошо. Много общался с ним. Знаю и его красавицу жену. Кажется её зовут Лариса. У меня даже есть её фото.

Он замолчал. Леон Топильчик был блестящим физиком. Теоретиком. И тоже занимался теорией относительности. Работал в университете на той же кафедре теоретической физики, что и Альберт. Он был лет на десять старше нас. А для Альберта, со временем, стал учителем-другом. Жена Леона, Лариса, действительно была красавицей. Такое воздушно-изнеженное создание. Вначале она поступила на факультет журналистики. Но отчаянно влюблённый молодой перспективный физик (это было время, о котором в песне пелось “что-то физики в почете, что-то лирики в загоне") легко уговорил её перейти на физический факультет. Конечно, такой необыкновенной девушке место было только на физфаке.

Но после первой сессии она взяла академический отпуск. И оказалась на нашем курсе. С однокурсниками Лариса была всегда приветлива. Но держалась особняком. Всё-таки жена профессора. После университета работала в каком-то научно-исследовательском институте. Детей у них так и было. И умерла она рано. Я не стал сообщать об этом Джону. Воспоминания, по возможности, должны оставаться светлыми.

      -У вас тоже очень красивая жена, - заметил я. - Необычная красота. Восточного типа. Благородного.

      - Правда? - оживился Джон. - Знаете, мне нравятся красивые женщины. Я собираю их портреты. На моём сайте в интернете выложено около пятисот портретов красавиц. Среди них много русских. Они привлекают меня особой, славянской красотой. Своей статью. Чувством собственного достоинства. Независимостью. И глаза у них чистые. Глубокие. Такие не способны на предательство.

Джон задумался. А затем продолжил.

- Моя жена в молодости работала моделью. Странно. Вы не находите? Физик и модель. Но мы ладим друг с другом. Нужны друг другу.

   - И моя жена была моделью, - прервал я своё молчание. - Но это не было её профессией. Тогда она была студенткой университета. Стипендия крошечная. А помочь некому. Её родители погибли в войну. Вот она и подрабатывала. Зато, работая моделью, она уже многое могла себе позволить. Прежде всего одеваться прилично. Могла приобрести себе одежду, которую на нее шили в Доме моды. Купить дорогие английские туфли. Немыслимая роскошь для наших девушек в те времена. Когда мы познакомились, она водила меня в ресторан. И платила за меня. Удивительно, но это меня не оскорбляло. Был уверен, что верну все сполна. Ну и, конечно, она была красива. Яркая, броская. Всегда обращала на себя внимание окружающих. Я и не заметил, как влюбился в неё по уши. А ведь не собирался жениться. Двадцать один год. Слишком рано. Да и девушки постоянно вертелись около меня. Мы встретились на танцах в студенческом общежитии. И она увела меня от моей прежней девушки. Та только глазами хлопала. Не понимала, что происходит. Я так и не объяснился с ней. Слишком быстро развивались события. И вот мы уже более сорока лет вместе. И тоже нужны друг другу.

      - А у меня это второй брак. Женаты двадцать лет. Но детей нет. У меня взрослые сын и дочь от первого брака. Первая жена тоже была красива. Но я был молод. Наделал ошибок. Так сложилось.

    Я посмотрел на часы. Время было возвращаться на свой пост.

    - Я должен идти. Перерыв заканчивается.

   - Да, я знаю. Мне было очень приятно беседовать с вами. И легко. Мы разговариваем с вами на одном языке. Я думаю, что мы могли бы объясняться даже на пальцах. И потом … Я ещё никогда не видел гарда кандидата наук.

     Я встал . Поблагодарил его. Оставил на столе деньги за кофе.

     - Я еще увижу вас, - сказал Джон. И добавил по-русски:  - Пока.

     Я ещё не перешел на второй пост, когда он вновь появился с женой. В руках жены был каталог выставки. Теперь она внимательно осматривала скульптуры. Сфинкс и, заинтересовавшая Джона статуя Хатшепсут, были вне зоны моего контроля. На том посту в это время находилась моя приятельница из Гаяны. Ее настоящее имя было Оватти. Но я звал ее Ома. Так было проще. Она, в свою очередь, звала меня мистер Джи. По первой букве моей фамилии. Мы часто работали вместе. В одной команде. Очень важно иметь рядом надежного партнера. Всегда прикроет, если задержишься на перерыве. При необходимости "толкнет" на брейк раньше. Предупредит о приближении начальства.

     Джон опять подошел к гранитному сфинксу. Обошел его несколько раз. Жена послушно следовала за ним. Затем пара направилась к обнаженной Хатшепсут. Джон что-то рассказывал о ней жене, активно жестикулируя руками. Он явно хотел подольше полюбоваться статуей. Теперь уже вместе с женой. Затем Джон достал фотоаппарат. Я уже знал, что произойдет дальше.

В Метрополитене разрешается фотографировать. Но без вспышки. И без штатива. На использование штатива требуется специальное разрешение администрации. Казалось бы странное требование. Но всё не так просто. Хочется сделать фото на память? Пожалуйста. Сколько угодно. Но только любительские. Не очень высокого качества. Фото со вспышкой, да еще с использованием штатива - это уже профессиональные снимки. Из них можно изготавливать сувенирную продукцию. И продавать её тут же. Рядом с музеем. А кто тогда будет покупать альбомы? Каталоги музея? Так что извините. Это коммерция.

  На выставках вообще нельзя делать снимки. Ведь многим достаточно сделать всего несколько снимков наиболее интересных, редких экспонатов. Пусть и без вспышки. И не покупать дорогой каталог. Но нет. Только качественные снимки каталогов могут передать всю красоту и изящество представленных экспонатов. Поэтому покупайте каталог. И никаких снимков. Об этом напоминают многочисленные предупреждающие знаки. Нужно очень постараться, чтобы не заметить их. Аналогичная практика действует во многих музеях мира. Продажа билетов, каталогов и сувениров частично компенсируют расходы на организацию выставок. Естественно, гарды должны немедленно пресекать попытки фотографирования.   

В то время, когда Джон доставал фотокамеру, Ома беседовала со мной. Это тоже не разрешается. Беседы гардов отвлекают их от выполнения своих обязанностей. Но мы находились на границе подконтрольных нам зон. Каждый на своём участке. В случае появления начальства, мы могли оправдаться, что делаем обход своей зоны. Об этих уловках гардов всем известно. Но менеджеры предпочитают не замечать таких мелких нарушений.

Разговаривая со мной, Ома поглядывала на посетителей. Краем глаза заметила фотоаппарат Джона. Мгновенно напряглась и резко повернулась к нему с намерением пресечь съёмку.

       - Ома, - тихо сказал я.

       - Одну минутку, мистер Джи, - откликнулась она и сделала шаг по направлению к Джону.

       - Ома, - повторил я.

       - Да, мистер Джи, - повернулась она ко мне.

       - Ома, - я успокаивающе поднял руку. - Ты давно ничего не рассказывала мне о Гаяне.

       Она внимательно посмотрела на меня.

Вспышка. Через несколько секунд вторая. И еще одна. Всё. Дело сделано.

       - No foto, no flash, - громко крикнула Ома, решительно направляясь к Джону.

Его жена, стоявшая к нему спиной, внимательно смотрела на нас. Джон извиняюще поднял руки.

        - Excuse me, please. No more foto, no more flash. Certainly. Nothing more.

        Ома подошла ко мне.

       - Вы его знаете? - несколько удивлённо спросила она.

       - Да знаю. Он хороший парень, - ответил я. - Спасибо.

      - Ох мистер Джи! Ох мистер Джи! Придется мне рассказ о Гаяне отложить на другой раз, - уже улыбаясь произнесла она.

  Я посмотрел на Джона. Он прятал фотоаппарат в обратно в чехол. Сделать снимок, а потом вежливо извиниться. Я и сам, иногда, применяю этот приём, бывая в других музеях. Быстрый снимок. Второй. И третий. Последний.

       - No foto, no flash, - обращается ко мне гард.

И слышит в ответ:

- Excuse me, please. No more foto, no more flash. Certainly. Nothing more.

Но в другом зале уже другие гарды. И трюк можно повторить. Жена вот только нервничает. Но я точно знаю, какие снимки, я хотел бы сделать. А жена их оценит потом. Дома. И с удовольствием будет пересматривать.

      Очередная смена постов. Я переместился на место Омы. Джон опять подошёл ко мне.

       - Жена всё видела. Спасибо.

    - Джон! Она и в самом деле красивая. Хотя и из мрамора. Достойна занять место в вашей коллекции.

       - Абсолютная правда. Если честно, то я и приехал сюда ради неё. Конечно, у меня есть каталог. Там прекрасные снимки. Лучше моих. Но я должен был сфотографировать её сам. Понимаете? Фото всех женщин из моей коллекции фотографий я делал сам.

        - Конечно понимаю. Я и сам такой же.

     -  Вот, вот. Я это чувствую. Я вообще чувствую русских. Понимаю их. Не улыбайтесь. Помню их ещё с детских времен. Я родился в Северной Корее. Эти войны! Войны это страшно. У нас тоже была война. В 1953 году. И русские воевали там. Они хорошо к нам относились. Я это помню. А потом русские ушли.

      Жена Джона подошла к нему. Посмотрела на нас и что-то сказала по-корейски. Он как-то виновато улыбнулся и закивал головой. Потом повернулся ко мне.

       - Приятно было познакомиться. И побеседовать. Я ещё раз благодарю вас.

      Жена взяла его под руку. Крепко. На этот раз Джон не смог бы вырваться. И они ушли. Я подошел к Оме.

       -  Ну теперь у нас есть время побеседовать о Гаяне.

         Мне и в самом деле было интересно ее слушать. Она рассказывала о жизни индийской и негритянской общин в Гаяне. О причинах конфликта между ними. Вынудившим многих индийцев, и её в том числе, покинуть страну и искать лучшей жизни. Сначала в Канаде. Туда легче было попасть. Затем в Америке. Она была откровенна со мной. С теплотой вспоминала, пусть и не комфортную, но свободную жизнь в единении с природой у себя на родине.

        Во время разговора я смотрел на входную дверь выставочного зала. Ома на выходную. Теперь начальство не могло застать нас врасплох.

       - Мистер Джи, мистер Джи, - вдруг тихо позвала Ома.

   Я отступил два шага назад и стал осматриваться по сторонам, пытаясь выяснить о чём она меня предупреждает.

        - Мистер Джи! Позади вас.

    Я повернулся и увидел Джона, быстро двигавшегося по галерее. В руках у него был клочок бумаги . Он направлялся ко мне.

      - Я забыл дать вам мой электронный адрес. Вы можете связаться со мной и посмотреть коллекцию моих женских портретов. Красавица Хатшепсут к тому времени займёт в ней своё место. И ещё … Я вспомнил, что когда русские уходили, они играли марш "Прощание славянки". Много раз. Они уходили постепенно. Не все сразу. Я помню этот марш до сих пор. Та-ра-рам, та-ра-рам, та-ра-ра-а-а-рам ... .                                                     

Он увлекся и, напевая музыкальную мелодию, прямо в зале стал маршировать, размахивая руками. Это выглядело и трогательно, и забавно. Я тихонько стал подпевать ему.

       - Мистер Джи! - услышал я вновь предостерегающий оклик Омы. Посмотрев на выходную дверь, я увидел двух спецгардов ( special security officers ). Они быстро шли по залу, внимательно осматривая присутствующих. Спецгарды - это элита гардов музея. Они имеют свою форму. Отличную от формы простых гардов. И им разрешено носить оружие. Обычно их ставят на самых ответственных постах. Спецгарды явно кого-то искали. Они прошли дальше. Два пожилых человека, один из которых был в форме гарда, что-то весело напевавших и пританцовывавших, их не заинтересовали. Дверь снова открылась и появилась жена Джона.

- Куда же пропал? - задыхаясь от быстрой ходьбы, бросилась она к нему.

Спецгарды остановились и озадаченно уставились на странную пару. Стало понятно, что это именно жена Джона попросила их помочь найти мужа. В инструкциях для гардов предусмотрены их действия при появлении в музее странных людей. Гарды должны наблюдать и, при необходимости, следовать за ними. Мало ли чего может натворить странный человек? Но этот пожилой азиат казался совсем безобидным. Тем более его сопровождала жена. Но, раз уж так случилось, они решили присмотреть за ними.    

Увидев жену, Джон остановился. Позволил ей опять взять себя под руку. И все четверо пошли к выходу. Внезапно Джон резко, как и в первый раз, остановился. Освободился от жены и повернулся ко мне. Лукаво подмигнул, выпрямился и тихонько запел "Прощание славянки". Так они и шли. Впереди жена. За ней марширующий под мелодию марша Джон. А сзади два сопровождающих их спецгарда.

     После перерыва меня неожиданно перевели на другую выставку. В противоположный конец музея. Я проработал там до конца рабочего дня. Наконец галереи начали закрываться и освободившиеся гарды стали выстраиваться в Главном холле. Я тоже освободился. И , как и остальные, стоял там в ожидании команды - “свободны”. После неё ответственность за порядок в музее брала на себя вечерняя смена. Египетская выставка закрывалась последней. Посетители медленно проходили по длинным галереям греческого искусства и через Главный холл направлялись к выходу. Неожиданно я опять увидел Джона с женой. Они покидали музей одними из последних. Всё-таки он убедил её внимательно осмотреть выставку, а не ограничиваться каталогом. Джон тоже заметил меня. Он отпустил руку жены, чуть отстал от неё и замаршировал. Жена, не сразу понявшая причину такого поведения супруга, стала оглядываться по сторонам. Рассмотрев в толпе гардов меня, сложила ладони вместе и слегка поклонилась. Я ответил ей тем же. И вдруг, озорно взглянув на меня, она замаршировала вместе с мужем. Оба напевали мелодию " Славянки ". Так маршируя, они и проследовали сквозь толпу гардов. И только я один в этом холле знал почему здесь звучит эта мелодия и что она означает.