Записки кота

глава 1

  Нет, все- таки люди – очень странные существа. А страннее всего кто? Правильно самки, или по-людски – женщины. Взять хотя бы Соню. Она еще правда котенок, то есть девочка, ей тринадцать лет, но от женщины у нее странности хоть отбавляй. Хотя она и очень похожа на кота – так же клянчит, только я на еду, а она на магазины. Встает на задние ноги и скулит «мааам, ну чуть – чуть!». У нее даже есть ободок с кошачьими ушами (неужели с кошек отрезают?! Брр). Правда если она хочет сделать вид, что она кошка, шансов у нее мало.

  Все бы вроде бы ничего, но почему.… И вот таких «почему» у меня за ней много закреплено. Почему она стучит стаканом по столу и хлопает в ладоши? Если она хочет пить, то почему же она не попросит? Почему она скачет галопом по дому и орет «Лада Седан – Баклажан!». Она что хочет себе машину? Но она еще совсем маленькая, если она поедет куда нибудь, то её остановят и к папе пошлют. Почему она колбасится (странное слово – колбасой, что ли живот заправляет?) об подушку и поет «Я уеду жить в Лондон!». Она что, не хочет в деревню к бабушке? Я там был, райское место, тепло и серенькая бабушка кормит сливками. Что такое вообще Дубаи? По ощущениям – матерное. Почему она говорит, что выйдет замуж за какого – то сорокалетнего актера, хотя к ней вчера приходил Егор – друг ее? Мама называет его «женихом», а Соня бесится и ругается страшными словами. Егор во время этих битв спешит ретироваться. Самое ужасное, что может сделать со мной Соня – это набрызгать мне в морду духов, включить музыку и вертеть меня по воздуху - «танцевать». После этих танцев у меня ужасно болит голова и жутко тошнит. Слава богу, мама Сонина очень быстро за меня вступается. Не смотря на все это, Соню я очень люблю – она меня гладит и всегда таскает мне со стола кусочки курицы – вкуснотища! А еще Соня очень красивая – у нее, как и у всех людей нет шерсти, кроме как на голове. На голове шерсть у нее темная, шелковиста. Вообще шерсть на голове называется волосы, но мне как то привычнее называть шерсть шерстью. Шерсть у Сони на голове курчавая и длинная. Она ее заплетает в два смешных хвостика – два кошачьих хвоста. Глаза у Сони голубые и ресницы длинные. А еще у нее на морде, то есть на лице точки коричневатые, жирные – веснушки называются. И она очень худенькая, это хорошо, а то она приводила домой своих подруг – прям как коровы у бабушки в деревне. Я спрятался и не вылезал – а то вдруг еще сядут ненароком на меня и не заметят. А я - то знаю, что под такой массой не выживу. Поэтому сижу под диваном, умница. А мама Сонина, Женя, для папы Евгения, для коллег Евгения Александровна – вот уж она самая настоящая женщина со всеми странностями. Ну, вот скажите, она постоянно бегает за каким то «Армани». Я лично знаю три Армана – Дядя Арман, сантехник наш, когда у нас с трубами проблема, он прибегает, Арман Абдуллович, учитель Сонин, постоянно ходит к нам жаловаться на Соню (я бы его укусил – Соня – замечательная девочка!) и еще Арман, он же Ара, друг папин. И все – мужчины хоть куда (кроме, конечно, Армана Абдулловича). У дяди Армана глаза орлиные и усы лихо подкрученные, прям как любит говорить Соня – «Вах, мама – джан». А Арман (он же Ара) вообще умный и все время говорит умные вещи. Но нет, ей нужен он один, какой – то неведомый «Армани». Однажды она его достала. Прибежала однажды и говорит мне: «Савелий, ты даже не представляешь, что я раздобыла. Сапоги от «Армани»!) Я встал с дивана мгновенно – очень мне хотелось посмотреть на маминого вечного возлюбленного. Пришел – а его нет. Лежать сапоги какие-то и мама их обнимает. Я оскорблено фыркнул – надула, а я попался. Обиделся, ушел под одеяло и до вечера не выходил. Савелий – это имя мое. Когда меня четыре года назад привезли сюда, Соня снова была влюблена в кого-то и назвала меня в честь своего «жениха», как сказала бы мама. Но это мелочи и к делу не относится. Но маму я тоже очень люблю – она ведь меня кормит. А еще у нас есть маленький Сеня – ему два годика, он еще совсем котенок. Сеню кормят по сто раз в день, и он от этого такой пухлый становится. Вот он больше всех похож на кота – он и на четвереньках ходит, и говорить не умеет. Правда иногда он берет мой хвост и начинает его сосать - ужасно неприятно. А еще он может подойти к тебе и толкнуть. Я толстый, но очень ленивый – меня толкнешь, я сразу упаду. И он начинает меня катать, будто я колобок. Но я молчу – маленьких нужно уметь любить. А еще терпеть. А еще есть папа, Андрей, для мамы также и для коллег – Андрей Георгиевич. Он очень умный, но на меня внимания не обращает. Поэтому с ним я общаюсь мало и странностей у него не заметил. Поэтому писать о нем скучно. А живем мы все в Санкт – Петербурге. А фамилия наша – Майзенберг.

2 глава

Иногда я люблю помяукать. Обычно это происходит, когда мне тоскливо – Сеня спит, папа на меня внимания не обращает, Соня у подруги, а мама на семинаре важном. И никто мной не занимается. Я начинаю выть. Вою протяжно от скуки и грусти. Обычно мой крик души длится недолго, потому что папе скоро надоедает мое несчастье, и он кидает в меня тапочкой. После этого я обычно не испытываю судьбу, а иду плакать в другое место. Но самое неприятное – это когда тебе начинают подражать. Пытаются сделать вид, что поддерживают светский разговор. Люди умеют мяукать, но что, какое слово означает, не знают. Когда я был молодой и глупый, то попался. Я вылизался и подошел к Соне. И говорю - Не правда ли сегодня хорошая погода? – Соня долго смотрела на меня. Потом она улыбнулась. Потом задумалась. Потом светски улыбнулась и деликатно изложила - Тарелка, рыба, саквояж. Метро, такси, еда. Я был в замешательстве, но подумал, что Соня по малости лет не поняла моего вопроса. Я фыркнул и произнес - Вы, кажется, не поняли меня, мадмуазель. Итак, хорошая ли сегодня погода? - Молоко, резко, окно. Цветы, будешь, чашка – любезно послышалось мне. И тут я испугался. Я подумал, что Соня сошла с ума и хочет сделать что-то нехорошее. Я подошел к ней и понюхал. Пахнет как обычно – жвачка и блеск для губ. Вопросительно мяукнул. Тогда Соне надоели изысканные беседы и она, взяв в меня в охапку, прокричала мне в ухо. – Число, корм, пальто! Очки, работа, плита! – и тут моя психика уже не выдержала. С диким мявом я выкрутился и убежал в комнату родителей – прятаться от Сони.

  - Привет! Пылесос! Клубок! – еще долго слышалось мне вдаль. Больше таких экспериментов я не повторял.

  И вообще мое мяуканье много кого раздражает. Едва я начинаю завывать, то приходится дезертироватся за телевизор, спасаясь от града тапочек. И где их столько берут? Лап у людей вроде бы две, а тапочек – триста. А еще я очень ревностно отношусь к Соне. Никому не отдаю – а особенно другим котам и кошкам. Отгораживать от них Соню приходится довольно часто и сложно. И приходится мне это делать почти каждый день. Вот приходит Соня. Открывает компьютер и включает картинки. А на картинках – коты, кошки, котята! Везде кошки. Соня смотрит, улыбается. Мне сразу становится обидно. И тогда я пускаюсь на разные ухищрения – то мурлыкать и тереться начинаю, то унижаюсь до того, что падаю и делаю разные смешные фигуры, то помяукаю немного. Когда и это не помогает, я прибегаю к крайним методам – хожу по клавишам, закрываю компьютер и не даю Соне смотреть на чужых котов. Соня, конечно, очень злится, но потом вспоминает, что ей надо делать алгебру, литературу и т. Д. После этого я обычно вздыхаю полной грудью и думаю, что за Соню я относительно спокоен. Но однажды она со злости заперла меня в кладовой и забыла отпереть. Меня. Одного. Без лотка. В первых это верх неприличия, а во вторых я получил по второму кругу от родителей за относительно небольшую лужу возле двери. А что собственно мне было делать? Ну, ничего, ничего, справедливость восторжествует. Вообщем жизнь у меня веселая, как видите. P. S. Я заметил за Соней еще одну странность. Почему она орет «Мама я в Дубае, мама, мама Я в Дубае», когда она дома, в своей комнате? Странная девочка…

глава 3

  Пишу, а лапы у меня до сих пор дрожат. Ну конечно – такое пережить! Пару часов назад ушли Сонины подружки. Так вот они захотели лицезреть меня. Я то понятно спрятался под одеяло. Свернулся клубочком и решил прекрасно поспать, пока они не уйдут. Я уже почти опустился в сладостную нирвану, как вдруг, чьи то потные руки схватили меня за пузо, в морду мне запахло чем то, вроде женских духов (это ужасно глупая вещь. Прыскайтесь тогда отравой для комаров – она дешевле и запах тот же самый. К тому же к запаху отравы я уже привык). Только я хотел открыть глаза, как в ухо мне завизжало нечто

  - Савелий вот где ты!!! Иди сюда лапочка, сейчас я тебя обниму! – я со сна ничего не соображал, но инстинкт самосохранения дал мне шанс на выживание. С диким мявом я пулей вылетел из-под моего убежища и побежал в раскрытую дверь. Чутье подсказало мне, что искать последний приют надо в комнате родителей. Прилетев туда, я зарылся под диван. Секундой позже прибежали мои мучители. Позади них Соня, хохочет. Предательница. Эти две начали протягивать ко мне под диван свои руки – ну разумеется, фиг они меня достанут. Но потом они пораскинули мозгами, и пошли вербовать в союзники моего злейшего врага – швабру. Наша вражда с ней началась уже очень давно. Когда я был еще совсем маленьким котенком, мама в первый раз за мое пребывание в доме Майзенбергов устроила генеральную уборку. Тогда и зародилась обоюдная ненависть, продлевающаяся уже долгие годы. Так вот они принесли ее и начали кидать ее на меня. Я испугался, и малость растерял свой воинственный дух, но все равно оставался непоколебим. Тогда они начали кидаться в меня тапочками. Этого я уже не выдержал. Аккуратно, подождав пока они уйдут, я тихо как мышка на полусогнутых ногах пробежал по коридору, в конце прибавил скорость и… Бабах. И я врезался прямо в ноги госпоже Ане Виноградовой. Эта мадам хоть и жирная, но реакция у нее хорошая. Проворно схватив меня, она явно успокоилась, и они уселись за стол – болтать. Но конечно одной девочкой это не ограничилось и меня за десять минут передали по целому кругу. Я тонул в складках пахнущей дезодорантом «Nivea» (это название я выучил благодаря похождением мамы. Про это подробнее расскажу попозже) коже и мечтал услышать заветные слова. Наконец когда я попал в руки к Соне, я услышал благосклонный голос «Ладно, давайте его отпустим». О люди! Никакие чудесные песнопения не заменят мне этих слов! Но выразить свою благодарность я уже не мог – весь мой разум был на пределе. Еще чуть-чуть – и как сказала бы Соня «Кирдык башка». Я убежал на шкаф и сидел, дрожал. Больше они меня не трогали и вскоре ушли. Вот. Должен отдать должное, что только у Сони такие ненормальные друзья. Вот когда к маме приходят подружки, они все делают деликатно. Погладят так, что даже не страшно, а приятно чуть-чуть и сидят, меня больше не трогают. Ладно, насчет только Сони я переборщил. Папины друзья сначала сидят нормально и спокойно, меня не гладят и не обращают на меня никакого внимания. А потом они выпивают какое-то волшебное зелье.

  Я уже давно веду мой лабораторный журнал по наблюдению за людьми, но так и не разгадал секрет волшебного зелья. От него меняется все – скромный и молчаливый папа начинает плясать на столе, добрая и приветливая мама начинает употреблять нецензурные слова и даже умный и вежливый Ара начинает читать какой-то неведомый РЭП. А название этому чудодейственному зелью – водка. В прошлый раз – знаете, что они учудили? Они одели мне на морду очки и подписали «АПАСНЫЙ КОТ БЛИЗКА НИ ПАТХАДИТЬ!». А потом распечатали это добро и в рамку повесили. Я не особо переживал – все равно я знал, что завтра разорву и разобью в клочья этот позор. Собственно говоря, так я и сделал. P. S. В следующий раз, когда придут эти коровы, я их укушу за нос. И пока они будут оправляться от БАЛЕВОВО ШОКА я убегу. По-моему неплохая тактика.

глава 4

Ах, что сегодня происходило с Соней! Вбежала в комнату галопом, закружила меня по воздуху и говорит - Ах, Савелий какие в мире дела творятся, а ты лежишь на диване целый день (Она еще смеет меня попрекать?!). Мне Егор сережки подарил! В воздухе летает любовь! – и ускакала, куда- то вдаль. Видимо на Соню эта новость произвела сильное впечатление, ибо ни о чем другом она говорить категорически не могла. Я слушал, слушал, но потом мне надоело это, и я ушел на полку – предаваться сну. Когда я был еще уже в полусне, до меня долетали восторженные фразы Сони. Подумаешь – ну сережки подарил. Сережки – это вообще такая глупость! Ну, вот скажите, как можно вставлять себе в уши разную пакость. Причем все же разные – один раз даже видел сережки с котами. Но они, какие- то неживые – я с ними разговаривал, нюхал, даже укусил разок – ноль внимания. Подарил бы лучше девочке мячик – она бы со мной играла. Каким скептиком я не был, у меня появилась мысль – а не влюбится ли мне в кого-нибудь? В конце концов, мне – уже предпенсионные четыре года! Пора уже познать бремя влюбленности. Когда решение стало твердым, я пришел в Сонину комнату, сел на диван и начал перебирать все возможные кандидатуры. «Так – думал я – кровать для меня слишком большая, как же я буду за ней ухаживать? Швабру я скорее съем, чем полюблю. У тумбочки нет ни очарования, ни стиля. Книжек слишком много и они все будут ревновать к какой – нибудь другой. Лампа слишком яркая для такого скромного кота как

Короткошерстный британец Савелий, а черная гелевая ручка слишком маленькая и я боюсь, что ненароком съем ее во время ухаживаний. Тогда у меня в первых разорвется сердце от скорби и во- вторых – желудок от АППЕНДИЦИТА». И тут мой взгляд упал на Сонину гитару. И тотчас сердце начало биться быстрее и ноги начало сводить счастливой дрожью, хотя я и полагаю, что было просто отсутствие завтрака в моем животе. «Как же я раньше не думал об этом – недоумевал я – неужели я не видел, какая она красивая и стройная, какая робкая и тихая». Так началась пора моего романа с гитарой. Сначала я ходил и пел ей прекрасные серенады. Но вскоре это прекратилось, потому что тапочек оказалось слишком много. Даже никакая любовь такого не стоит. Папа гад. Потом я начал таскать ей свои игрушки. Моя возлюбленная была слишком робка, чтобы сказать слова благодарности. «Лапушка – думал я». Я стоически терпел жизнь без игрушек, но вскоре мне это надоело, и я отнес их к себе. Слава богу, она не обиделась. Наконец я придумал способ, который будет устраивать и меня и ее. Я брал одну штучку моего корма и ставил перед ней. Когда я увидел, что она не есть мое угощенье, я стал засовывать ей в рот (по моим представлениям это вот та самая дырочка под струнами). Между нами теперь царил мир и покой. Моя любовь прекратилась, не успев начаться – практически через два месяца. Соня взяла в руки гитару и попробовала наиграть несколько аккордов. Звук был немного странный – как будто кто-то деревянной палкой колотит по двери. Тогда она залезла рукой в дырку и выгребла все мои угощения. Крик, который подняла Соня, не уступал в громкости оркестру. Долго еще я бегал от Сони, которая пыталась убить меня моей же любимой. Гитара глядела грустно каждый раз, когда Соня промахивалась. «Прости – как будто говорил этот взгляд. Я не хотела». «Все кончено – мстительно фыркнул я на бегу, уклоняясь от очередного удара» Хотя почему я сказал взгляд? Где у этой дуры глаза – не знаю. Больше я ни в кого не влюблялся – слишком велика была первая рана, слишком долго заживала рана о предательстве. По крайней мере, у меня есть друг, который всегда выслушает и не скажет колкого слова на мои речи. Этот друг – Арсений. Он сидит в кроватке, и внимательно выслушает, что у меня на душе не так. Потом он покряхтит, сочувствующе пососет соску – короче всячески поможет. Что ни скажешь – МАРАЛЬНАЯ ПАДЕРЖКА всегда поможет. P. S. интересно, а у Арсения есть дама сердца. Судя по тому с каким пониманием он в конце сосет соску – есть.