Сказы о Силине

СКАЗЫ О СИЛИНЕ

Марк Федосеевич Силин - народный умелец, крестьянин из Пермской губернии, приехал в село Пермское в 1860 году в числе первых переселенцев. Он мог мастерить телеги для упряжки, ковать подковы, бочки обручами окольцовывать. На речке Тогда построил мельницу. После смерти Силина речку стали называть Силинкой... Какой-либо материал о великом труженике, кроме легенды, не сохранился. Я попыталась представить образ пермяка Силина, так появились "Сказы о Силине".

Свои сказы Светлана Ивановна написала для учеников 3 - 4 классов, в которых она вела краеведение.

С удовольствием, с интересом слушали ребята, гордились, что и на их родине когда-то жили богатыри, так они назвали Силина за доброту, за умение и творчество.

Потом я узнала, в посёлках Галичное и Бельго (Комсомольского района Хабаровского края) живут потомки Силина. Я побывала в Галичном, встретилась с Владимиром Харитоновичем, который родился в селе Пермское-на-Амуре в 1920 году. Он мне кратко описал свой род:

- Я сын Харитона Максимовича. Харитон Максимович - сын Максима Васильевича. Максим Васильевич - сын Василия Марковича, который вместе со своим отцом Марком Федосеевичем пришёл на Амур и вместе с другими пермяками основал русское село, назвав его именем покинутой малой родины.

Это наша история, и её нам всем нужно хорошо знать!

И СЕЛО НАЗОВЁМ ПЕРМСКОЕ

Это было давным-давно, когда страной правил царь, и были помещики и крестьяне. Дальний Восток слыл богатым краем: в лесах много зверя, в реках много рыбы, в земле - полезных ископаемых. Чужеземцы знали о богатстве нашего края, зарились на него, хотели захватить, присоединить к своим землям.

Как защитить Дальний Восток?

Если царь отправит своих солдат, они в пути пробудут не менее года, а за это время можно не только захватить Дальний Восток, но и укорениться, - попробуй по-том выгони.

Значит, на Дальнем Востоке должна быть своя дальневосточная армия. Армию нужно кормить, одевать. Но край мало заселён, некому кормить и одевать армию.

Чтобы защитить далёкую окраину России, царь решил построить русские сёла, объявил набор, обратился к крестьянам: "Тот, кто пожелает осваивать новые земли, освобождается от налогов на пять лет". Крестьяне, с надеждой на лучшую жизнь, откликнулись.

Первые плоты с переселенцами из Пермской губернии причалили к высокому песчаному берегу. И зазвучала русская речь над Амуром. Люди недоверчиво оглядывали чужие места. Вот она, дремучая тайга, освещённая солнцем и с полчищами безжалостных комаров. В этот извечный мир влились другие, совершенно незнакомые для этого края звуки: мычание коров, ржание лошадей, перешагивающих с плота на косу впереди своих хозяев.

Люди столпились на берегу. Осина, берёза, ель, кедр... росли непролазно. А трава - то, трава - то, выше человеческого роста!

- Глухомань, - запричитали бабы, радуясь и плача.

Срубы, подготовленные солдатами военного губернатора Приамурья Павла Васильевича Казакевича, выглядывали из-за вековых, раскидистых ив, вереницей выстроились вдоль берега.

- Вот и село, - сказал вожак новосёлов - высокий широкоплечий мужик Марк Федосеевич Силин, одетый в пиджак, несмотря на жару, из-под которого выбивалась полотняная рубаха, на голове красовался картуз.

- Здравствуй, безымянное село, - сказал старичок с бородкой, похожей на пучок ковыля, и низко поклонился.

- Почему безымянное? - спросил Силин, - Мы же из Перми. Стало быть, и село назовём Пермское.

И все согласились.

Пермяки вскарабкались по крутому склону и разошлись по "дворам", заросшим тысячелистником и са-ранками.

СТЕНЫ ЕСТЬ, КРАСОТУ НАВЕДЁМ

Марк Федосеевич выбрал сруб на берегу Тогды, обошёл вокруг, похлопал ладонью по брёвнам, точно оценивая надёжность, окинул взглядом строение. За ним следовали сыновья и повторяли отцовы движения.

- Батя, ты доволен?

- Ничего, сынки, стены есть, красоту наведём.

Отыскал крестьянин в лесу подходящее дерево, перекрестился, низко поклонился.

- Прости меня, милый дружок, краса природы земной, для пользы дела, для нужды необходимой, а не для забавы, перенесу тебя в свой двор. Чтобы ты послужил людям божьим в красе другой...

Срубил дерево переселенец, приволок на свой двор и стал с сыновьями плести деревянные кружева, развешивать над окнами, над карнизом. Радуют глаз причудливые узоры тонкой резьбы. Что с ними может сравниться, разве только рисунки мороза на оконном стекле, да они не долговечные, а эти могут долго продержаться. Обтесал Силин топором конёк и уже размышлял, как взобраться на крышу, чтобы пристроить своё творение, как почувствовал на себе посторонний взгляд. Затаил дыхание умелец, чтобы не вспугнуть невзначай невидимого гостя, всматривается в кусты: кто там притаился? Да разве разглядишь в густой зелени. Хрустнула ветка, кто-то бросился через бурелом.

- Батя, смотри: человек!

Отец и старший сын Василий переглянулись, их взгляды выражали удивление: значит, они не одни! Младший сынишка хотел догнать беглеца, но отец остановил строго:

- Охладись, Александр, сам придёт. Человек к человеку тянется.

Успокоившись, мужики принялись за дело.

- Александр, испробуй себя, - предложил отец младшему и подставил плечо. - Надо лестницу нам смастерить.

КОТОМКА ПЕРМЯКА

С помощью отца Александр забрался на крышу, ловко и прочно прикрепил к ребру крыши художества. И заиграли, и рассыпались тонкими нитями лучи дневного светила, смешались с гривой коня.

Поставленная изба с помощью топора удивлённо перекликалась с говорливой речушкой Тогдой и лёгкими облаками на голубом просторе. Заря играла на кружеве наличников, на резном, волнистом карнизе. Деревянный конёк напряг мускулы, устремился вперёд, встречая рассвет.

Кусты раздвинулись и, завороженный красотой, вышел гольд. Он потянулся к деревянной сказке, как путник в холодную ночь на огонь... Лесной человек грелся в лучах творения русского умельца. В этот раз гольд совсем не боялся Марка Федосеевича, его бороды: не может накликать беды творец.

- Чуга, - представился гольд и ткнул себя в грудь.

- Силин, - ответил крестьянин и оглянулся на земляков, словно спрашивая: откуда лесной человек знает русских?

- Здесь русские живут?

- Да. На Пивани и на Нижнем Амуре...

- А вот мы два года добирались на Дальний Восток, укорениться здесь хотим. Ищем жизни лучшей. Может, здесь найдём, где нет помещиков. Думали, что не встретим ни одной живой души, а тут тоже живут люди и тоже бедуют... - объяснился пермяк, разглядывая одежду незнакомца: в лохмотьях, неопределённого цвета. От неё исходил неприятный запах.

Марк Федосеевич развязал котомку, послал Василия за водой. Позвал меньшего сына, дочь, жену.

Все расположились за свежевыструганным столом, во дворе, пригласили гостя. Стали делиться хлебом - солью.

Застыл в удивлении Чуга. С ним никто так просто не делился. Не верит такому чуду, боится руки протянуть.

- Шутит лоча, - решил гольд, он даже не пошевельнулся.

- Бери же, угощаю, сегодня я богатый, а завтра ты.

ВСТРЕЧИ В ТАЙГЕ

Силин с сыном шли напрямик, чтобы не сбиться с пути, знакомились с тайгой. Что ни шаг, то открытие. Но больше всего их поразило дерево - великан - кедр. Отец с сыном несколько раз обошли дерево, вскинули голову, чтобы увидеть вершину. Ветки усыпаны крупными шишками, даже с земли хорошо видны. Перелетела с ветки на ветку весёлая пёстрая птица.

- Не боится, - заметил Василий.

- Запоминай, сынок, мы потом соберём урожай, - сказал Силин.

И тут они увидели за соседним деревом медведя. Зверь ел траву. Из пасти по обе стороны свисали пучки травы. Зверь застыл на минутку, сделал резкий прыжок в сторону, и лишь дрожащие листья напоминали о состоявшейся встрече. Кедр опутали лианы, нелегко пробираться. Зелёные ягоды, похожие на виноград, свисали тяжёлыми гроздями. Сорвали, попробовали на вкус, но тут же сморщились - кислятина.

- К зиме вкус должен измениться, я так полагаю, - рассуждал вслух Марк Федосеевич.

Кедровник остался позади. И вдруг прозрачный дымок впереди. Зря испугались. Это, видимо, воздух настоялся на синеватой ягоде, к которой кинулся Василий с радостным возгласом:

- Костяника!

Силин присмотрелся и возразил сыну.

- Костяника круглая, чёрная. Эта же ягода продолговатая, синяя с белым отливом. Как чудно поработала природа!

Крестьяне растёрли ягоду пальцами, мякоть её была зеленоватой. Раскусили. Ягоды оказались кисло - сладкими, приятными на вкус. Кинулись собирать лесной урожай. От дурманящего запаха кружилась голова, синий дымок застилал глаза. Быстро набрали полные туески. Рада будет хозяйка. Дочка кинется целовать, обнимать, пусть потешится.

- Как зовётся эта вкуснятина? - спросил Василий само-го себя вслух.

- Дурника, - отозвался отец.

- А ты откуда знаешь?

- Дурманит слишком, как после этого её величать?

ЖАДНЫМИ РУКАМИ СВЕЧУ НЕ ЗАЖЖЁШЬ

Силин с Василием вышли на опушку. Впереди блеснуло озеро с подсиненной водой. Крякали утки, взлетали над осокой, камышом. В озере отражались и деревья, и подрумяненные облака. Благодать! Перешли поляну, раздвинули травы. Смотрят, что за диво: фанза стоит, чуть виднеется среди зарослей. Значит, рядом деревенька лесных людей. Около фанзы два мальчика катаются по земле, соревнуются в ловкости, силе. Недалеко мужчина сидит на корточках, задумался. В глазах безысходное горе... Остановились приезжие перед незнакомцем:

- Мил человек, почто такая печаль. Аль, какое горе приключилось?

И поднял человек голову, улыбнулся Силину, словно другу.

- Мофа, - представился он и ткнул себя в грудь.

- Силин, - ответил пермяк.

Мофа поднялся с земли, приподнял полог в фанзу:

- Заходите, только угостить нечем, всё забрал шаман?

- Кто такой шаман?

- Он дружит с духами, лечит.

- Значит лекарь, - уточнил крестьянин.

Силин вошёл в фанзу, в нос ударил застоявшийся резкий запах и он закашлял. Василий остался у входа ждать отца. Жилище гольда состояло из одной большой комнаты. Потолка не было, сразу поднималась крыша над головой, обмазанная глиной. Стены тоже глиняные. Земляной пол устлан циновками. Берестяные коробочки со сложным узором и берестяная посуда с резным орнаментом аккуратно разложены на длинном столе притуленном к стене. Такие же коробочки красовались на полках. Прямо на полу, на видном месте, у стены противоположной от печки, рядом с нарами, расставлены деревянные фигурки.

- Сэвэны, - пояснил Мофа, - добрые духи, они охраняют мою фанзу от злых духов.

Нары и стены жилища украшали ковры. В завитках узоров угадывались изображения зверей, птиц, рыб.

- Жена? - спросил Силин.

- Жена, - с гордостью ответил Мофа.

- Где же хозяйка?

- В лес за травами ушла. Занемог я. Злые духи одолевают. Как их прогнать? И шаман не помогает. Сильно прогневались духи, никак их не могу успокоить. Столько шкурок отнёс шаману, а всё мало.

Силин вышел из фанзы, за ним последовал Мофа.

Среди зарослей мелькали другие фанзы, сразу-то их Силин не приметил. Около трёх фанз сгруппировались гольды, о чём-то оживлённо переговаривались, жестикулировали руками.

- Чуга здесь живёт? - спросил Мофу Силин.

- Здесь, здесь, позвать?

- Не надо. Пора домой: Скоро - будет темнеть, Чуга приведёт тебя ко мне, скажи ему об этом. Я вылечу тебя без шкурок. Ещё сто лет проживёшь.

- Шаман не смог, а как же ты?

- Эх, Мофа, жадными руками свечу не зажжёшь.

ПЕРВАЯ БОРОЗДА

Силин проснулся рано утром, надел вышитую рубаху, подпоясался кушаком, вышел во двор. С Амура надвигался белый туман, дышал прохладой. Тихо так, только слышно поскрипывание уключин лодки рыбака. Туман достиг берега, заглянул в подслеповатые оконца, поднялся над крышей, поглотил село.

Марк Федосеевич осмотрел соху, запряг в неё лошадь и повёл на кулигу, где чернели сложенные в кучу вырванные пни.

- Здравствуй, земля - матушка, - Марк Федосеевич опустился на колени и потрогал землю. - Полюби меня, я в долгу не останусь. Я тебя, моя хорошая, беречь буду, в зной - водой напою.

Поднялся Силин, отряхнул колени и стал пахать. Он не разбудил сыновей, так как первая борозда его, Силина. Земля упиралась, испытывала силу землепашца. А он упорствовал, стремился выиграть поединок. Так работал Силин и час, и два, и три. Туман рассеялся. Заблестели травы росами. Ожило лютое комарьё. Промелькнула ещё не совсем проснувшаяся бабочка, вяло помахивая крыльями, возвещая начало дня. Всё пришло в движенье.

А у починка Силина стали собираться мужики и бабы. В стороне стоял Чуга с женой и детьми. Молчал Чуга, его жена тоже молчала, молчали и ребятишки. Подошли другие гольды, среди них и гольд по имени Мофа. Он с ужасом смотрел, как приезжий держится за соху и кромсает землю, которая столько лет кормила их. Может, злой дух вселился в человека? Тогда почему сородичи не спасают Силина, не прогоняют злого духа? Чёрная земля лежала пластами, пугала Мофу, и он боялся ступить на неё.

- Мелко пашет, огрехи есть, - с ехидством говорил Михаил Зотов, низкорослый мужчина с завистливыми рыжими глазами. Он всегда завидовал Силину. Зотов зло сплюнул на пашню и ушёл к своему дому.

- Ишь, расплевался, кто тебе не велит пахать первым? - крикнул вдогонку Иван Росинов, - айда, мужики, и мы землю пахать.

Силин закончил работу. Он распряг коня, когда к нему подошёл Чуга.

- Нельзя копать землю, духи на тебя сердиться будут, - участливо сказал Чуга.

- Ошибаешься, землице легче дышать вспаханной да засеянной, - ответил Силин. - Хлеб вырастит, тебя угощу, соседушка.

ВДВОЁМ ЛУЧШЕ

Чуга разглядывал соху, ползал около неё чуть ли не на брюхе, прищёлкивая языком, и бормотал, смешивая русские и гольдские слова.

Василий поучал:

- Она, соха, с железным норовом, неумелых людей не любит, награждает кровяными мозолями. Скажут: глубже пласт забирай, не верь. Скажут: помельче - по-мельче землицу, не верь. Нужна середина, тогда соха послушной становится.

Появился Марк Федосеевич. Василий к нему.

- Принимай, отец, помощника.

- Стрела в цель попадает? - спросил Силин Чугу.

- Попадёт, отец, он же охотник, - ответил за гольда Василий.

- А ты помолчи, - оборвал отец сына. - У охотников тоже есть безрукие, - и, обращаясь к Чуге, задал следующий вопрос: - Из ружья стреляешь?

Чуга кивнул головой.

- Значит, и крестьянствовать научишься. Глаза боятся, руки делают.

Конечно, не всё понял Чуга. Он скорее догадывался, что от него ждут. Стал выкручиваться:

- Мы - охотники, мы - рыбаки.

- Одно другому не мешает, - не отступал крестьянин.

Смутился Чуга. Василий и Александр, сыновья Силина, впрягли коня в соху, показали, как управлять. Взялся охотник за ручки. Крикнул Василий, сдвинулось животное с места. Непривычно Чуге землю ворошить. Налёг на соху, всю силу вложил, ушла глубоко - и ни с места.

Беззлобно рассмеялись подошедшие крестьяне. В стороне стоял Мофа и наблюдал. Обидно стало Мофе. Помочь нужно сородичу. Набрался храбрости, подошёл к Силину и говорит:

- Зачем смеёшься, кета пойдёт, я смеяться буду, хорошо?

Сменил Мофа Чугу. Он тоже думал - дело нехитрое. Но и у него соха набычилась. Уж умолял её Мофа, осторожно поглаживая рукоять, не получилось. А отступать не в характере охотника. Поднатужился, вытащил упрямицу. Замешкался, размышляя. Подошёл Силин, взял руки охотника в свои, налёг на соху, вложил в неё столько силы, сколько потребовалось. Та и пошла, по-шла, как лодка вниз по реке...

- Молодец, Мофа, - похлопывал по плечу Силин. - Вдвоём лучше осваивать новое ремесло, надёжнее.

Мофа вспахал пятачок земли, остановился, окинул оценивающим взглядом:

- Силин, на табак хватит?

- Весь год будешь курить, ещё останется.

- Забирай свою соху, мне хватит земли, - сказал гольд довольный, что закончил непривычную работу.

Мофа повеселел, смахнул пот, потом крутнулся на одном месте и выкрикнул долгое: "И-и-и...". Притопывая вокруг своей пашенки, запел: "Табак, мой табак".

ЖИВАЯ ВОДА

Вечером Силин купал коня на Амуре, расчёсывая гриву. Довольное животное прохладными губами тыкалось в ладонь, клало голову на плечи хозяина.

- Хороший мой, - ласкал крестьянин коня, - устал, наработался. Ничего, отдохнём ночку и снова за плуг возьмёмся. День год кормит...

В ответ раздалось радостное ржание.

- Силин, - донёсся голос с берега, - лечить обещал, забыл?

- Иду, Мофа, - отозвался Марк Федосеевич. - Пойдём, Ветерок, в свою светлицу, - позвал он коня, - меня ждут.

Силин усладил Ветерка охапкой скошенной травы, прихватил с завалинки берёзовый веник и повёл Мофу в баню.

- Кроме меня, тебя никто не вылечит. Хочешь жить? - спросил пермяк Мофу по дороге.

- Хочу, очень хочу.

- Тогда будешь делать то, что я скажу. Свою одежду сбросишь у порога моей лечебницы.

- Нельзя, духи не велят.

- В твоей одежде затаилась нечистая сила, она тебя погубит. Мофа, ты хочешь её выгнать?

- Хочу.

- Значит, одежду надо снять, моя жена принесёт новую, без злых духов...

Мофа неуверенно освобождался от халата, штанов, с которыми свыкся и потому не хотел расставаться... Да и боязно: успеет ли Силин выгнать нечистую силу? Но в его семье умерли отец, мать, четверо сыновей, единственная дочь. Заклинания шамана не помогли. Может, лоча сумеет одолеть зло?

- Мофа, - окликнул его Силин... - В моих руках берёзовый веник. Он непростой. Помогает выгонять из тела человека всякую нечисть.

Мофа посмотрел на веник недоверчиво. Силин улыбнулся ободряюще.

- Не бойся, Мофа, всё будет хорошо. В лечебнице хранится живая вода, она молодых силой наделяет, из стариков хворь выгоняет, вторую молодость даёт.

ЛОЧА ДРУЖИТ С ДУХАМИ

Мофа не ходил по стойбищу, а парил. Гольды не узнавали сородича: длинная белая рубаха подпоясана, по низу рубахи красные кони расписаны шёлковыми нитками, само солнце гривой играло...

Ах, красив Мофа, как молодой лось.

- Лоча сказал, что живая вода имеет силу только пять дней, приглашал повторить. А если все в стойбище пожелают, то он покажет, как получить живую воду. Самим можно лечиться, - охотно рассказывал Мофа сородичам.

Все в стойбище, кроме шамана, восхищались и рассматривали Мофу. Ещё недавно он еле ноги волочил, а теперь прыгает, как сохатый. Спина сгибалась, как у старой коряги, а теперь всё равно, что шея лебедя в полёте. Каждый по очереди подходил, щупал рубаху, обнюхивал голову. Волосы пахли лесом.

Нет, однако, очень дружен лоча с духами.

ТАК ДУХИ ВЕЛЕЛИ

Что-то долго не появлялся Мофа. Вот уже и банный день прошёл. Забеспокоился Силин: не случилось ли чего в семье лесного человека.

Отправился Силин с сыновьями. Пусть и младший увидит другую жизнь, а дорогой познакомится с дарами лесными.

В фанзе застал испуганную жену Мофы:

- Шаман Мофу позвал. Шаман Саманга злой-презлой, почернел от злости, на обгорелый пень похож.

Конечно, Саманге не понравилась дружба Мофы с лочем. А что, если сородичи будут лечиться не у него? Надо пресечь. Пригласил Мофу к себе, скрутил несчастному руки, ноги, бросил на середину фанзы. Прыгает шаман вокруг Мофы и издаёт дикие возгласы, а сам нет-нет, да и пройдёт лозой по оголённой спине охотника.

- Выгоню всю нечисть из тела. Будешь знать, как слушаться пришельца, а шамана забывать.

Ударит Саманга лозой, поведёт на себя, чтобы кожу разрезать до крови. Отдышится, в бубен побьёт. покорячится. И снова за лозу.

- Саманга, - молит охотник, - видят духи, слышат духи, не забыл я тебя. Пожалей, не губи...

Не слышит Саманга стонов, продолжает зверское дело. Теряет Мофа силу. Вот-вот испустит дух. Уже перед глазами темнота пляшет, уже огненные языки пожирают тело. Собрался охотник с духом и произнёс:

- Вот придёт Силин, он сведёт тебя с духами.

И тут донеслось с улицы, разнеслось по фанзе.

- Силин идёт, Силин идёт.

Силин в два раза выше шамана, огромные крестьянские руки, громовой голос. Если крикнет, то деревья шатаются. Было ведь отчего задрожать. Испугался Саманга, бросил лозу в угол, завалил её тряпками и бежать.

Силин вошёл в шаманскую фанзу. Лежит на полу Мофа. Лежит, не шевелится, спина покрыта шкурой. Отбросил крестьянин шкуру, смотрит - следы от лозы.

- Мофа, - позвал Силин охотника.

Охотник чуть шевельнулся. Приоткрыл глаза. Чуть улыбнулся Силину и умер.

- Где шаман? - закричал Силин и выбежал на улицу. - Где шаман? - гремел его голос.

Зелёные листья полетели с деревьев, закружились позёмкой. И на Пивани камни заворочались, полетели в Амур.

Бросились сыновья на поиск, нашли шамана. Залез он в кусты, завалил себя хворостом. Там и сидел.

Поднял Силин над головой самую тонкую лозу, хотел ударить по обидчику. Но на шум прибежали жители стойбища, отобрали Самангу.

- Нельзя шамана бить, он не виноват, так духи велели.

КЕТА

Переселенцы впервые наблюдали ход кеты. Местные жители сказали, что красная рыба идёт в горные реки метать икру. Два молодых рыбака, Никита и Матвей, приходили порыбачить. Они поспорили, кто больше наловит красной рыбы:

- Я, - кричал Никита.

- Нет, я, - уверял его Матвей.

- Я не боюсь, на середине реки руками рыбу соберу, как ягоду в лесу, - клялся Никита.

- Хочешь, я босиком пройдусь по крутым рыбным спинам и невод за собой протащу, кета сама в невод войдёт.

- Что по спинам? Да я, да я...

А у Силина в это время гостил Чуга, он приплыл по Амуру на своей оморочке. Решили вместе порыбачить... Семья с гостем пили чай, заваренный на малиновом листе, на шиповнике - ягоде, мяте, закусывали крендельками. Затем решили порыбачить, направились к лодке, вытащенной гольдами на берег. В лодке валялись сеть, спички. Силин и Чуга, проходили мимо Матвея и Никиты. Услышали спор, остановились.

- Чего слова на ветер бросаете, - охладил молодых рыбаков Силин, - на деле докажите.

Закинул Никита невод, невод дёрнулся в руках, напрягся, потянул его рыбак к себе довольный. Только ему недолго пришлось радоваться: невод у самого берега лопнул, и рыба ушла. Теперь очередь Матвея. Закинул он невод далеко в реку. Захватил тяжёлый косяк. Но и у Матвея рыба не задержалась, разорвала сеть и тоже уплыла. Стали рыболовы хватать рыбу руками. Ловкая и сильная кета выскальзывала из рук.

Гольд молчал, трубку изо рта не вынимал, наблюдал. Силин присел на край лодки рядом с гольдом:

- Чуга, я научил тебя пахать?

- Научил.

- Теперь ты учи, аль забыл уговор?

- Не забыл, я маленько думаю, - Чуга подобрал разорванную сеть, повертел в руках, щёлкнул языком и сказал:

- Однако, негодная сеть, шибко мала.

Смутились рыбаки, переглянулись. Не ожидали такого разговора. Что ещё скажет Чуга? А Чуга ушёл, не сказав больше ни слова.

Вернулся с неводом в руках. Невод крепкий, надёжный, широкий и длинный, свитый из крапивы, из такого невода ни одна рыбина не уйдёт.

Вспомнили переселенцы, что их предки тоже плели сети, рубашки из крапивы. Забыли старое мастерство, а вот поди же, нанайцы вернули на круги своя.

Закинули невод рыбаки вновь, и в тот же час огромный косяк захватили, ни одна рыбина не ушла.

Понравилась кета переселенцам, и они решили запастись ею на всю зиму, засолить в бочках, как раньше солили они грибы или капусту.

СЛЯКОТЬ

Стояли сухие пламенеющие дни. И вдруг хлынули затяжные дожди. Подул холодный ветер и оборвал листья с деревьев. Тонут в грязи по колено крестьяне. Трудно сельчанам. Не запаслись дровами. Всё откладывали на завтра. Были дела у них поважнее. Заготовили впрок орехи, варенье из лесных ягод, солили и сушили грибы. Охорашивали жильё. Сыро и холодно в домах.

Михаил Зотов, чертыхаясь, вывел лошадь из-под навеса, запряг её. Но не успел проехать и десяти метров, как телега застряла, провалились колёса по самую ось. Кричит Зотов на лошадь, бьёт её кнутом. Напряглось животное, тянет изо всех сил, а толку никакого. Колёса ещё глубже проваливаются. Бегает Зотов от лошади к телеге, от телеги к лошади, пытается вытащить. Да не тут-то было.

Выбежали мужики, шумят, спорят, стараются помочь земляку. Он хоть и не добрый, а всё-таки свой человек, подсобить ему надо. А что бы придумать, не знают. Вдруг, смотрят, несётся по размытому бездорожью Силин. Рост двухметровый, глаза горячие, а зубы стучат...

- Плохи дела, соседи, - произнёс Силин.

- Плохи, - согласились они.

- Что же ты, ирод, не бережёшь скотину, под проливным дождём держишь? - набросился на Зотова Силин.

- Да я, да мы, - заговорил невпопад Зотов.

Но Силин не стал его слушать, столкнул с дороги, легонько так оттолкнул, а он возьми, да упади. Все мужики поднимали Зотова, потому что ноги его никак не слушались, всё разъезжались... Силин распряг лошадь. Потом подошёл к телеге, снял рубаху и полез под колёса. Поднатужился богатырь, подхватил плечом телегу. Пермяки даже крякнули от удивления. Кинулись помогать. Так и донесли телегу до Зотовского двора.

ХЛЕБ НАЧИНАЮТ ЕСТЬ С КОРКИ

Силин был не только хлебопашцем, но и столяром, и плотником, и резчиком по дереву. К нему тянулись не только взрослые, но и малые. Повадились к нему ребятишки гольда Чуги. Сидят во дворе, обхватив колени руками, слушают смешные небылицы и разные были и следят, как руки умельца плетут деревянные кружева на веранде, вместо занавесок развешивает над окнами. Завидно ребятам, глаза горят. Вот бы и им так. Мастер довольный, ухмыляется в бороду, а глаза блестят.

- А ну-ка, покумекайте... Кто вам не даёт.

Мальчишки были ещё неразумного возраста. Поэтому специально своё мастерство Силин не стремился передать, пусть своим умом раскумекают. Порежутся, кровь брызнет, задрожат губы у мальчишек от жалости к себе, а мастер успокаивает:

- Хлеб начинают есть с корки. Не беда, что руки грубеют. Душу сберегите, под корку не загоните.

ТОРГОВЛЯ

Появились купцы, открыли свои лавки, разложили товары. Открыл лавку и Михаил Зотов. Привёз с Нижнего Амура соль, гвозди, спички.

Силин прошёл по торговым рядам, порадовался обновлению, купил жене платок, дочке - атласную ленту. Доволен Силин, довольна жена, довольна и дочь. Бойко идёт торговля. На единственной улице гуляли празднично одетые девки да бабы в длинных цветастых юбках, в белых косынках, завязанных узлом у подбородка. Пахло свежей рыбой, жареными пирожками, блинами. Старики пили чай, настоянный на травах, с сахаром вприкуску, нахваливали. Всё как в России, как на оставленных местах.

Михаил Зотов менял соль на кету, боясь продешевить, каждому покупателю на грамм недовешивал. Заметили пермяки обман. С кулаками на купца полезли. Услышал Силин бойкие голоса, вернулся к этому месту.

- Зотов, как же так? У самого лапти на ногах, кому обман чинишь?

- Никакого обмана, а не нравится, не бери, - заскрежетал зубами Зотов.

- Очень жаль, не успели дом построить, а гвозди уже заржавели, - тяжело сказал Силин и зашагал прочь, пряча большие руки в карманах полотняных штанов.

ТАК СТРОИЛАСЬ МЕЛЬНИЦА

Сидел Силин на берегу Тогды, подпирая мощной спиной ствол ивы, и думал. Подошла молодая крестьянка. В её огромных глазах - тайга и небо.

- Здравствуйте, Марк Федосеевич, - сказала она, приложив руки к груди, и поклонилась.

- Здравствуй и царствуй, девица - красавица, - ответил Силин.

- О чём печаль - дума, сосед?

- Угадала. Есть у меня дума заветная. Как ты считаешь: нужна нам мельница?

- Что же тут голову ломать. Мельница очень нужна. А мастера нет. Вот и вся загадка.

- Да, Мария, нет мастера, - согласился с девушкой Силин, - А мельница нам нужна, ох как нужна! - Силин провёл рукой по горлу. Потом поднялся с земли и быстрыми шагами прошёлся туда, потом сюда.

- А что, Мария, всё же попробую, испытаю себя? - сказал он и даже повеселел от этих слов, а в руках почувствовал твёрдость.

Мастерил в сарае, чтобы никто не мешал. По - хозяйски выкладывал свои заготовки на пол, поочерёдно вертел на свету, оценивая пригодность и прочность.

Первое время русские и гольды интересовались затеей Силина. Очень-то не верили, но любопытство брало своё: постоят возле забора, перебросятся незначительными фразами и разойдутся.

Были и такие, которые становились рядом с Силиным, брали в руки топор или какой другой инструмент, смотря по замыслу работы, и помогали. Но особенно пермяки Силину не докучали. Строгает, пилит - и ладно. Значит, жив человек. Может, что и получится.

Прослышал о будущей мельнице купец с Пивани Парамонов и заволновался. Посылал гонцов - гольдов. Доносили они Парамонову, как ведут себя переселенцы, как продвигается работа мужика - чудака. Так купец окрестил Силина.

- Доску строгает, - каждый день одно и то же гольды доносили купцу.

- Вот дурень, - язвил Парамонов, - кто же, не зная броду, лезет в воду?

- Проверяйте, проверяйте, - ухмылялся про себя Силин, - посмотрим, кто победит.

Как-то прошёлся мимо силинских ворот и сам купец. Окликнул Марка Федосеевича:

- Чем занят, хозяин?

- Доску строгаю.

- Что-то долго строгаешь, - заметил купец.

- А мне некуда торопиться.

- Брось, Силин, не твоё это дело, надорвёшься, - небрежно и строго заметил купец.

- Не надорвусь.

- А где гвоздей столько наберёшь?

- Наберу, - неохотно ответил умелец.

И месяц, и два, и три готовил Силин детали для мельницы. Что-то примерял, что-то высчитывал. Всё-таки добился задуманного, на славу получилась, долгожданная, выстраданная. Стоит, любуется. Даже самому не верится. И всё село собралось посмотреть на мельницу.

- Ни одного гвоздика, - удивлялась Мария.

- Долго служить будет. Ржа не проест, - говорил Иван Росинов.

- Вот это да! - восторгался Гришутка.

- Силинка, - только и мог произнести Чуга.

- Силинка, - повторяли рядом стоящие.

НЕ ДЛЯ СЕБЯ СТАРАЛСЯ

- Беда! Беда! - передавалось от одного купца к другому.

- Силин мельницу построил, теперь голодранцы нос воротить будут, шапку не снимут.

Неспокойно в купеческих домах. Невыгодно им такое соседство. Крестьяне же рады, теперь есть где зерно молоть. Свежий хлебушек на столе - давняя мечта переселенца. Слава Силину, слава! Вечерами на поляне, что рядом с мельницей, девчата и парни устраивали хороводы, любимым местом стал силинский берег. Не нравилось всё это купцам.

- Нам бы, не мешкая, к рукам прибрать мельницу, - такие разговоры велись в купеческой среде.

Тёмным вечером явились к Силину купцы и завели такой разговор:

- Предлагаем тебе, Марк Федосеевич, союз - надёжный союз: твоя мельница, наша охрана. А то, не ровен час, мужики угробят твою мельницу.

- Не угробят, - однозначно ответил пермяк.

Бросив недобрый взгляд, Михаил Зотов предложил:

- Дадим тебе денег, купцом сделаем. Без нужды будешь жить, горя не знать, соглашайся.

- Не для того я, господа, строил, чтобы торговаться и людей грабить. Не один я строил, всем селом строили. А за порядком мужики сами проследят, не волнуйтесь.

НОВОЕ ИМЯ ТОГДЫ

Не по душе, ох, не по душе мужицкие речи пришлись купеческому люду, чиновникам.

Ночью, когда все спали после трудового дня, Парамонов и Зотов, как воры, пробрались на мельницу и под-пилили сваи. Рано утром Силин пришёл на мельницу, под его тяжёлыми ногами доски и брёвна зашатались, поползли вниз, увлекая за собой жертву. Всё произошло мгновенно...

Прошло некоторое время. Шумная прозрачная Тогда неудержимым потоком несётся в Амур, торопится соединиться с могучим богатырём.

Нет Силина, но как прежде слышатся людские голоса:

- Мария, куда?

- К Силину.

- Что так?

- Бельё стирать.

- И я с тобой.

- Митя, - доносится мальчишеский голос, - айда к силинскому берегу купаться...

Сидел Чуга на берегу горной речки. Рядом орешник протянул широкие шершавые листья, как натруженные крестьянские ладони. Гладит их Чуга и улыбается: именем его друга кличут речку. Большая честь. Заслужил её Марк Федосеевич Силин.

Подошёл Иван Росинов, молча сел рядом с гольдом, шумно вздохнул:

- Был человек, и нет человека!

- Как нет! - встрепенулся Чуга. - Кто сказал нет? Слышишь: орешник поёт листвой. Это не орешник, Силин подаёт свой голос... Сжалилась над ним речка, выбросила на берег, а на том месте пророс орешник. Разве ты его раньше видел?

...И поныне течёт река Силинка. И поныне народ пом-нит умельца, великого труженика.

Слава умелым рукам!

Слава доброму делу!