Ноябрьская весна

Два изголодавшихся зверя, с одеревенелыми телами, встретились взглядом. Взгляд обоих грустный, настороженный. Может, даже жестокий. Встретились, замерли. В фильмах бы в этот момент играла настороженная грустная мелодия. Добавила бы трагизма и страха. Страшный взгляд, взгляд страшный, со страхом. Страх во взгляде, который нельзя показать.

Замерли. И пошли по кругу. Осторожной поступью, не сводя взгляда, не выпуская из поля зрения. Инстинкты обострились, напряжение сковало мышцы. Так и шли по кругу, который стал уменьшаться. Опускалась темнота, небо затянутое, темное. Лишь пара неярких звезд, да свет далеких фонарей. Да, и глаза, светящиеся в темноте, дикие, далекие огоньки. Подул легкий ветер, ноябрьский, предвещающий зиму. Зиму грязную, мокрую, холодную. Такую одинокую, несчастную, где мерзнут лапы, где плачет сердце, где взгляд черствеет. Этот ветер донес запах чужака. Ноздри напряженно вдохнули его, затрепетали.

Круг стал еще меньше, они все ближе подходят друг к другу. Готовы к броску, хоть сил нет в израненном сердце. Но ведь время другое, цивилизация, глобализация, …ция, ция…

Дипломатия.

Заговорили. Осторожно, вежливо. Не снимая масок, я ведь не я.

Два изголодавшихся зверя, с одеревенелыми телами, - ты и я.

В парке грязно, черно, как на душе. Как на душе было еще вчера, еще час назад. Пронизывающий ветер от темной реки, такой близкой, быстрой, широкой. Ты помнишь его? Или это воображение рисует, сгущая краски? Разговор плывет. Слова летят, словно наперегонки, словно дети, барахтаются, толкаются, топчатся. А взгляд становится легче, наивнее.

Ты такой смелый, такой отважный! Сразу взял меня за руку и повел. Сжимал, когда мы спускались по лестнице к реке, когда под ногами был лед. Так крепко и нежно сжимал мои холодные пальцы, что сердце сжималось в такт. Я пытаюсь понять, отчего? От прикосновения крепких рук? Или от взгляда, который стал теплее?

Мне сложно припомнить детали, прости. Но все это словно во сне, может я наблюдала со стороны, и было это не с нами?

Ты что-то рассказывал, смеялся. В какой-то момент я повернулась к тебе, нет, не просто повернула голову, не только посмотрела в твои глаза. Коварный лед, прекрасный лед, хитрец-Купидон, под моими каблуками. Вот тогда я упала. Конечно, ты успел меня поймать, обнять за талию, прижать к себе, спасти от падения. Но вот тогда я упала и пропала. Я испугалась, вся задрожала. Может быть, ты почувствовал это. Я не боялась упасть на землю и лед. Это что? Ссадина или ушиб да грязные джинсы. Какие мелочи, какая ерунда! Я не боялась попасть в неловкое положение. Опростоволоситься, показаться неуклюжей. Мы были прижаты друг к другу, я чувствовала твое дыхание, как вздымается твоя грудь. Твоя рука крепко держала меня. Я боялась, что ты сейчас поцелуешь меня своими чуть шершавыми губами. Испугалась оттого, что ждала этого и хотела. Как это было бы красиво, лед все продумал. Он, коварный, подстроил.

Секунда ли? Ты расслабил руку и выпустил меня из полуобьятия. Казалось, что вечность пролетела. А ты так и не поцеловал меня.

Очень хотелось бы посмотреть на себя со стороны, что выдали мои глаза? Дрогнули ли ресницы, порозовели ли щеки? Какая я была в ту секунду? Расскажи мне когда-нибудь.

Так пробежали часа два. А мне казалось, что уже ночь. Все тропинки небольшого парка были исхожены, а ветер добился своего – я замерзла. В какую-то минуту мне захотелось бежать, бежать и бежать. От тебя, из этого уродливого парка, в свою берлогу, согреться под одеялом, умыться, осознать, прокрутить в голове детали. Или уснуть, уйти в мир ночных грез, увидеть во сне теплое море, услышать крики чаек, ощутить нежный белый песок под босыми ногами. А может поговорить с дедом, я часто прошу его прийти ко мне, поговорить. Хотя бы во сне.

Мы сели в машину, пахло твоим парфюмом и алыми розами. Мы оставили машину у моего дома и пошли к подъезду. Я несла розы, ты держал мою руку. Неловко так попрощались, смешно, вдруг съежившись, как несмышленые дети, на минуту уронив панцирь. Момент короткий, кроткий. Ты слегка клюнул меня в щеку, пошатнувшись на веревочном мостике.

Попрощались. Я летела по лестнице, быстрее укрыться. Влетела в квартиру, оттолкнула собаку и разрыдалась. Умылась, надела любимую пижаму и нырнула в одеяло. Ничего дальше не помню, плакала, да точно! Писал ли ты мне в тот вечер? Звонил ли? Долго ли я не могла уснуть. Пусто.

Еще одна деталь того вечера, ее я помню, но не расскажу тебе. Хотя расскажу, конечно. Не умею долго молчать, открытая душа. Расскажу лет так через 50, когда ты никуда уже не убежишь. Старенький, с опухшими венами на любимых руках. Может быть с варикозом на ослабевших ногах. Любимых ногах.

Ты моя ноябрьская весна. Я люблю тебя, твои коньячные глаза. Люблю твои руки, твой полуармянский нос. Люблю твое громыхающее сердце, твое дыхание на моем затылке, мелодии твоей души. Люблю тебя, когда ты нервничаешь, когда злишься. Люблю тебя.

Вчера я сказала тебе, что прожила 25 лет (древняя старуха!) и не знала, что так бывает. А ты сказал, наглый врун, что прожил 30 лет и тоже не знал.

Наша весна длится всего четыре месяца. Но я тебя заклинаю, чтобы она длилась вечно.