Чудовища разума

2

...

***

Он вглядывался вдаль. Он вглядывался на каменистое плато, над которым воображение возносило ввысь дворец вечности единого властителя, несу-бити – принадлежащего Тростнику и Пчеле. Это каменистое плато послужит прочным фундаментом самого дворца вечности. О, Хнум – создатель людей, бог творения, возрождения и плодородия, воды, вечернего солнца, покровитель опасных порогов великой реки! Услышь его мольбы, просьбы на благословение. Он вглядывался ли в будущее? Но дано ли, узреть за тот таинственный изгиб, за которым укрылась будущность, будущее…?

- Ты стоишь здесь от рассвета до заката. Уж вечер, за которым последует ночь под огнями от ночных костров всесильных покровителей Нижнего и Верхнего царства. О, солнечные боги! – длинным выражением раздался, будто, каменный голос одного из верховных святых, именуемым Амун.

- Думаю, как исполнить волю небтауи – властителя обеих земель Хнум-хуфу, сына повелителя Снофру и его очарованной жены Хетперес, уж давно вознесшихся в кедровые просторы небесных долин.

- Отчего ж не построить в той стороне, в стороне Саккара и Дашуре, откуда к небесным долинам возвысились дома вечности Джосера и Снофру?

- Каменная земля послужит прочным фундаментом того творения, что ныне обретается в моём разуме, в разуме всего лишь служителя моему всесильному владыке Хнум-хуфу, которому служу верно, преданно.

- Что ж, Хемиун, да обретётся светлым очертанием твоё будущее творение в ясном разуме твоём, что встретишь далеко, далеко не у всех в обоих царствах по берегам великой реки. И я постою, дабы усмотреть над каменным плато то, что пока кроется в разуме твоём, дабы узреть ли то, что за сложными изгибами будущих времён всегда да в трепет взбудоражит пытливые разумы из разных, разных народов…

Что за человек этот служитель всем богам, этот носящий имя Амун, что говорит само за себя о том, что носитель его и есть сокрытый, потаенный? От одного его взора в пору пылкости ли нрава его, дано оцепенеть, уйти ли телом, разумом от мира сего, от этого благодатного оазиса по обоим берегам великой реки. Похоже, он не собирается уходить, взирая на всю ширь каменистого плато, над которым он задумал…

В голове его рождался дворец ли вечности, великий ли монумент, которому суждено ли…, тогда как за сумрачным вечером в пору размышлений подступала тихой поступью ночь, обрамляя в черноту синеву ясного дня, затем фиолетовый купол, что всегда обратится небо после поры заката. И раз за разом зажигались костры солнечных богов, чем темнее, чернее, тем больше. Всегда так.

- Велико будет творение от твоего разума, велико… – прошептал ли служитель всем богам после долгого молчания в тишине и ушёл бы опять в тишину воззрения, но повернулся, некстати ли, немного в сторону, да ввысь, в черноту ночного неба, что Хемиун также взглядом невольно последовал за ним.

Пестрота мерцающих огней завораживала. Всегда так. И тогда, когда совсем малым, в те первые годы, когда и стал говорить первые слова, и тогда, когда обучался грамоте изысканной росписи, и ныне всё то же небо, и то же величие. И будет так, когда и засобирается к иным травам иных долин.

Он никогда не видел этого, никогда. Посреди множества мириад небесных огней один зашевелился и двинулся одиноко посреди всего неподвижного мерцания костров солнечных богов.

- В ночи, когда все улеглись с заботами о завтрашнем дне, лишь мы наблюдаем за блуждающим путником посреди застыло мерцающих огней. То можно ли говорить о звезде, подвижной звезде. Тебе не дано знать, не думай об этом. Тебя ждёт твой замысел, твоё творение, что обретётся в чудо, что переживёт всё, спящее ныне под чёрным небом ночных костров владык обоих царств, чудо, что заставит трепетаться сердца, пришедших со всего света за тем неведомым изгибом не пришедших лет, в которых и укрылось будущее…

4

Он вглядывался вдаль. Он вглядывался на то каменистое плато, над которым по воле его воображения вознёсся ввысь дворец вечности единого властителя, несу-бети – принадлежащего Тростнику и Пчеле. Это каменистое плато послужило прочным фундаментом самого дворца вечности. О, Хнум – создатель людей, бог творения, возрождения и плодородия, воды, вечернего солнца, покровитель опасных порогов великой реки! Его мольбы, просьбы на благословение. Он вглядывался ли в будущее? Но дано ль, узреть за тот таинственный изгиб, за которым укрылась будущность, будущее…?

Двадцать лет строили, возводили его детище от разума, и вот он возвысился самым грандиозно высоким каменным сооружением человечества всех времён, всех народов. Разлив великой реки давал под его начало до ста тысяч рабочих из свободных людей Чёрной земли, свободных людей, ибо рабы не смели, и прикоснуться к самим камням, лишь поднося еду, воду строителям великой стройки. И вот за двадцать лет будут вырублены, затем перенесены, возведены грубой физической силой и неимоверной волей от упорства два миллиона триста тысяч каменных блоков, и также сто пятнадцать тысяч облицовочных плит.

И вот оно возвысилось на все времена, его творение, его чудовище от разума, превзойдя прежнее удивительное строение – дом вечности Джосера в Саккара этого врачевателя, этого учёного, именуемым Имхотеп.

Стороны великой усыпальницы Хуфу – владыки Верхнего и Нижнего царства соотнесены, как и задумал он, точно по четырём сторонам белого света, что указывают на север, юг, восток, запад, с тоннелем от входа, откуда в ночь виден сияющий блеск Полярной звезды.

Сзывались по зову, призыву сердца свободные люди от долин по обе стороны Нила. В горных залежах на правом берегу Нила тесались, шлифовались с точностью каменные блоки, что при укладке каждого из них он, с гордым именем Хемиун, лично проверял их точность, срывая каждый волос, дабы не просунулся он между щелей. Так он и вовсе останется без волос.

На огромных плотах через Нил перевозили точно обтёсанные, отшлифованные известняковые, каменные глыбы, затем на левом берегу на каменных шарах, катках, деревянных салазках, вцепившись сотнями, тысячами о толстые верёвки, катили к месту. А там, на правом берегу Нила, тем временем продолжали и продолжали вырубать камни, тесать, шлифовать их до полной точности, чтобы не смог между щелей протиснуться его каждый волосок, его, именуемым гордым именем Хемиун.

Вера – исключительная особенность разума, души, психики человека этого мира! Вцепившись цепкой хваткой, вера движет вперёд. Именно стойкая вера по убеждению, именно невероятное слияние разума с волей, непреклонной волей!

Это дело доверено свободному человеку, дело возведения дома вечности, священной пирамиды ставленника от бога Хора – бога лазурного и чёрно звёздного неба, самого бога воинов, каковым и является фараон, рождённый властвовать над свободными людьми Чёрной земли, как и над их рабами. Как высоко стояло в Египте значение иерархии! Потому это и есть дело свободных людей, а не рабов. И эта надежда, и эта вера в то, что лучшего достигнут в небесных долинах солнечных богов. И потому предали всего себя сияющей надежде и твёрдому убеждению постижения лучшей доли. То было состояние массового сознания, столь характерное для этого мира, состояние массового, твёрдого сознания, отметающего, разметающего всякое сомнение. То было ли верховенство над рассудком, также столь характерное для людей этого мира? Единый порыв слияния разума с волей!!!

И вот оно возвысилось на все времена, его творение, его чудовище от разума. О, первое по списку из семи чудес света!

Верхушку пирамиды венчает пирамидон из красного гранита. Поверх всех каменных блоков в аккурат сложены облицовочные, полированные известняковые плиты. Их тщательно натирали перед укладкой. А затем всю ночь то и делали, что накрывали одной огромной сшитой циновкой из множества циновок, по его указанию.

Прибыл сам Хуфу, сам несу-бети, принадлежащий Тростнику и Пчеле, сам небтауи – повелитель обеих земель, фараон Верхнего и Нижнего Египта. Прибыли верховные жрецы, прибыл и этот, именуемый Амун, из всех самый изощрённый в искусстве, мастерстве угнетения взглядом.

Ждали восхождения бога Ра на огненной колеснице до самого пика, и в самый зенит, дабы раскрыть взору дворец вечности, над которым он изначально корпел над папирусом, производя расчёты точно по предписанию самой геометрии, выводя каждую грань до тончайшей точности. И вот Ра на самом пике, и он на вершине, к которой шёл двадцать лет. И вот оно – торжественное остриё судьбы!

Обдало всех ослепляющим сиянием золота от лучей божественной колесницы Ра, когда скинута огромная циновка. Взволнованный трепет прокатился над долиной левобережья великого Нила, великой реки всего Верхнего и Нижнего Египта. Из всех домов вечности это было чудо, как триумф инженерного расчёта, как гений архитектуры! Его золотистый свет ещё сотни, сотни, ещё тысячелетие будет озарять от рассвета до заката всё вокруг, куда лишь окинет взор. Ибо и натираться будут плиты каждодневно и тщательно, и даже тогда, когда у власти пребудет пятая династия фараонов, ставленников гелиопольского жречества от бога солнца Ра, столь враждебная Хуфу, и не будет такого же прежнего ухода, однако ж, не потускнеет свет гениального творения.

Ничто не властно над временем, ничто, и когда через две тысячи лет в веке пятом до нашей эры настоящего летоисчисления по календарю григорианскому, во времена правления фараонов двадцать седьмой династии – царей ахеменидов, объявится в долине вечных домов из Великой Греции – Эллады путешественник, историк Геродот Галикарнасский, то предстанет перед ним сиё творение от гения не сияющей позолотой, лишь бледно желтоватым отражением. И дойдёт сия великая усыпальница, как пирамида Хеопса, таким вот греческим уклоном имени Хуфу, великого ли царя, фараона, принадлежащего Тростнику и Пчеле несу-бети, повелителя обеих земель небтауи. И будут под наносным ветром времени, ветром истории, снесены, унесены облицовочные плиты на постройки, на другие нужды и так далее. И будет под наносным ветром времени ограблено, разграблено первое из семи чудес света разного рода грабителями, авантюристами и так далее. История не запомнит, не запишет их бесславные имена, чьи разумы и души и ногтя, и следов пылинок не стоят того, чей разум замечательным достоинством и бессмертием времени торжественно ль вознёсся в Историю одной из самых немеркнущих и славных вершин от гениальности…

- Знай, Хемиун, не долины солнечных богов, твоё творение придаст бессмертие имени Хуфу, – услышал рядом тихий голос, принадлежащий одному из верховных жрецов, превозносящему имя Амун.

Как-то содрогнулся он в сиянии торжественного мига счастливой ли судьбы, услышав такие слова, неугодные уж всем солнечным богам. Такое может говорить лишь он, заставляющий толпы цепенеть своим цепким взглядом, подобно нильскому удаву, взошедшему на тропу воинственной охоты на всякую мелочь, расплодившуюся по обоим берегам великой реки. Да, многие жрецы способны человека поодиночке увести в долину снов, но властно господствовать над толпой может лишь он, этот Амун, который не трогает одного лишь несу-бети, самого Хуфу, будто лелея таким вот оберегающим крылом.

Прошёл день, прошла ночь, и вновь наступило утро, как спохватились того, кто мог наслать уныние или же придать силы на неимоверные поступки. Нигде не было этого, одного из верховных жрецов, именуемым Амун. Следующей ночью Хемиун вгляделся в застывшие в сиянии звёзды чёрного неба, но посреди них не увидел сияющую звезду, ту колесницу, снующую между звёзд.

* * *