ЦАНЧ (Цикличный Апоптоз Надежд Человечества)

Пролог.

Человек в светло коричневом плаще и шляпе, немного хромая на левую ногу, проходит по светлому холлу из стекла и дерева. На первый взгляд, кажется, что трость, на которую он опирается при каждом шаге, крепко сжимая Т-образную рукоятку, нужна ему для подчеркивания стиля, но на самом деле ему было бы трудно ходить без нее. Не спеша, он подошел к столу миловидной секретарши.

– Простите, мне назначена встреча на 15:00 во второй комнате для совещаний. Не могли бы вы мне сказать, как в нее пройти? – мужчина снял шляпу, открывая средней длинны седые волосы. По его лицу и слегка уставшим глазам, было видно, что он пожил на этом свете.

– Да, конечно, поднимитесь на второй этаж, далее по коридору вторая дверь слева, – ответил приятный женский голос, и после небольшой паузы, видимо, она что-то проверила по базе данных, – извините, но сейчас эта комната занята, не могли бы вы подождать немного, еще раз, прошу прощения за неудобства.

– Не стоит, должно быть, я пришел слишком рано, – мужчина перевел взгляд на свои платиновые механические часы на запястье, стрелки которых указывали на половину третьего.

– Я сообщу вам, как только комната для совещаний освободиться. Вы можете пока отдохнуть на диване в холле, – женщина говорила так заботливо, как будто перед ней стоял дедушка, но это ничуть не смутило мужчину. Он прошел к дивану, повесил шляпу и плащ на вешалку рядом, в углу, и сел. Неподалёку сидели еще несколько человек, кто-то читал журналы, кто-то перепроверял свои документы. Мужчина поправил галстук на темно-синем смокинге – сегодня он был при параде. Послеполуденное солнце и не обычная прохлада для этого времени года клонила в сон. Он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза, и дрема невидимым ватным покрывалом накрыла его с ног до головы…

Ник.

Бункер на окраинах Цивилизации. В полутемном помещении идет своя неспешная жизнь. Человек, которого прозвали «Ник», сидел на ящике со снарядами от полевой ракетницы «тень» и лепил из взрывчатки шахматы. Черные матовые металлические пластины бронекостюма, не отражали свет, лишь коротко стриженая голова, непокрытая шлемом, выделяла его из общего темно-серого фона. Большинство присутствующих отдало бы свой обед за то, чтобы узнать, что творится в этой самой голове.

Боец «Жареный» не спеша, оглядел окрестности в прицел своего персонального автомата. Официальное название ПАА-12, вызывало смешанные чувства у личного состава. Кто-то считал, что для такого хорошего вооружения могли бы придумать что-то по лучше, а не это кощунственное название. Другие шутили, что на ежегодной выставке вооружений командование, увидев в деле эту пушку, выражали свои эмоции одним словом «баа», а разработчики подсчитали, сколько раз подряд это было сказано, и заодно первую букву сменили, чтоб плагиата не было. Как бы там ни было, Жареный, убедившись, что все относительно спокойно, вскинул автомат на плечо, и не спеша, подошел к Нику:

– Сыграем?

Ник поднял голову и увидел, что на лице Жареного читалась скука смертная.

– У меня еще пешки не готовы, – ему не хотелось делать фигурки на скорую руку. Кто знает, сколько им еще сидеть без дела, и потом для него был больше важен процесс, а не результат.

– Давай. Вместо пешек патроны поставим или гильзы, – не унимался Жареный, так как ужин уже давно прошел, а до смены караула было довольно долго и никаких развлечений не предвиделось.

– Ладно, – проще было согласиться, чем продолжать этот бессмысленный разговор, который без сомнения стал бы самоцелью.

Ник встал с ящика, вытащил походный нож и на крышке металлического ящика расчертил шахматную доску, перечеркивая крестом клетки обозначающие черные поля. Затем аккуратно расставил фигуры.

– Давай только не думать по полчаса, – Ник не любил ждать, пока оппонент думал, по его мнению, так терялось ощущение, что шахматы живут, воюют, погибают за общее дело. Порой ему казалось, что сами фигурки хотят броситься на вражеские полки, чтобы доказать свою доблесть и потом как герои лежать в ящике и ждать следующей битвы. Мысль о карманной армии без страха, сомнений и предательства вызывала ухмылку на его лице.

– Ну, это уж как получится, – Жареный играл в шахматы только, чтобы скоротать время, по крайней мере, он садился за них с этой мыслью. Жареного звали так, потому что однажды, его укрепление закидали бутылками с горючей смесью. Как он выжил непонятно, да и сам он не рассказывал, но с тех пор его считают хорошо прожаренным.

– Начнем! – Жареный схватил левофлангового коня и занес его над головой. На секунду все выпучили глаза в сторону шахмат.

– А чо вы так напряглись? – и Жареный резко воткнул фигуру на перечеркнутую крестом клетку.

– Пойду-ка я покурю, – мысль о смерти от взорвавшихся шахмат не вдохновляла Тоуса. Он встал, взял шлем и автомат, прошел через всю комнату и вышел в окоп. В отличие от Ника он мало что понимал во взрывчатых веществах и как и многие не знал, что армейская взрывчатка имеет высокую характеристику «сопротивление кинетическому удару» и она не могла взорваться даже от попадания пули.

В окопе было довольно прилично, для военного времени: постеленные на полу металлические листы с дырками, которые больше напоминали пчелиные соты, укрепленные стенки с выемками под боеприпасы и наборы первой помощи. Тоус прислонился к стенке, которая была ему по плечо, и сполз вниз. Затем положил шлем с автоматом рядом, оттянул нагрудную пластину сбоку и достал из недр своего бронекостюма сигарету и зажигалку.

Вечер. Над головой плыли серые тучи. Тоус долго сидел с зажженной сигаретой в руке, слегка приподняв голову, и смотрел, как облака медленно перемещаются, растворяются, меняют свой цвет. Тишина. Сигарета дотлела до половины, Тоус нахмурился.

«Слишком тихо» он надел шлем и встал. Датчики шлема начали сканировать изображение перед бункером. Земля была вспахана очередями из крупнокалиберных турелей, то тут, то там виднелись черные пятна от снарядов.

– Когда-то здесь росла трава… – не успел подумать Тоус, как прокатился оглушительный взрыв. Сначала он подумал, что все-таки доигрались в бункере. Но повернувшись к входу, краем глаза увидел зарево над штабом в тылу.

«Как это?» подумал он, и тут же пуля попала ему в голову, сорвав шлем и ударив Тоуса об стенку окопа. С сильно гудящей от сотрясения головой он упал на пол, и сознание покинуло его.

В бункере тоже ощутили встряску, и теперь в нем полным ходом шла подготовка к сражению.

– Кажись ничья, – Жареный нашел прекрасный выход из своего тупикового положения на поле, тут же вскочив и нацепив свой шлем.

– Сдавайся, – Ник не любил все исходы партии кроме победы.

– Связист, что там штаб говорит? – Жареный понимал, что Ник от него не отстанет, пока враг уже в бункер не полезет, поэтому решил сменить тему.

– Говорит «ш-ш-ш-ш-ш-ш», шо делать будем?

– А чо тут еще делать? Стрелять, взрывать и резать, – по интонации Жареного было понятно, что он улыбается, не подавляя свою нарождающуюся извращенную радость.

Спустя некоторое время, получив прямой приказ сержанта, Ник уже стоял в полной боевой готовности, его любимая ракетница «тень» уже целилась в развороченное поле перед бункером.

– Щас попрут эти примитивы, – Жареный был явно воодушевлен, ему не терпелось нанести новую зарубку на левую грудную пластину, в знак смерти десятка повстанцев.

Снова тишина. Казалось она длиться вечность. Но это только казалось. Через пару минут повалили повстанцы. Они проигрывали обороняющимся в вооружении, защите и вообще стояли на предыдущей ступени развития, но их самоубийственные атаки приносили плоды.

– У-х-х-х, хорошо, – Жареный палил как никогда, так ведь никогда их столько и не нападало.

Поле озарили взрывы ракет, превращая землю в пылающий ад. Ник отбросил пустую обойму ракетницы на 10 ракет, подошел к ящику, на котором играли в шахматы, открыл крышку, и пешки-гильзы скатились на пол, а остальные фигуры так и остались прилипшими к ней. Вставил новую обойму и тут один из бойцов отлетел от бойницы на полтора метра и упал на спину. Ник повернул голову в его сторону. Правая нагрудная пластина солдата была проломлена внутрь, ширину дырки невозможно было разглядеть из-за пульсирующего фонтана крови, которая быстро растекалась по полу.

«откуда у них такое оружие?» подумал Ник. Он повидал немало повстанцев, но чтобы их оружие могло пробить пластину нагрудника, самую толстую из всего костюма, такое он видел впервые.

– Йоу, Ник дуй сюда, это по тебе, – Жареный отошел от окна, сбрасывая пустой магазин и направляясь к ящикам с боеприпасами. Ник подошел к бойнице, и увидел как к бункеру, перепрыгивая по полтора метра, несется некогда строительный агрегат. Теперь эта модификация имела защищенную кабину, и, судя по скорости, улучшенные гидравлические системы, а на место рук были приварены совки от бульдозера. В разрушенных городах осталось достаточно техники и инженеры повстанцев делали из нее все что можно и нельзя.

Ник подсветил цель лазером точно между вертикальных совков, и для верности пометил целью источник тепла в кабине. Залп. 5 ракет с интервалом в 0.7 секунды полетели в сторону вражеской машины. Взрыв. Из горящего облака все так же быстро бежал враг. Ник полностью убедился, что у повстанцев появился богатый спонсор или они нашли уцелевший склад с вооружением, что вряд ли. Но особо думать было некогда и он начал заниматься делом.

– Скока ж им платят, что они так лезут? – сержант Ибн всегда скрывал волнение за шутками, впрочем как и большинство его личного состава, а то давно перестреляли бы друг друга.

– А они, кажись, застраховались. Посмертно. – Жареный снова встал к бойнице. Гильзы катились по всему полу, пустые рожки кучками лежали в опустошенных ящиках.

Ник выставил поглотители тепла в хвосте ракетницы на максимум, как и расход топлива в ракетах. Для ракетчиков было мало просто попадать в цель. Их учили, учили долго, знание всех комбинаций кнопок было обязательно, а кнопок в маленькой панельке было много и порой нажать их маленькой выдвижной иглой в указательном пальце перчатки, в стрессовой ситуации было тяжко. Ник закончил махинации с ракетницей, теперь ее ракеты должны были разрываться прямо в стволе, выплевывая с бешеной скоростью бронебойную начинку и языки пламени. Он водрузил «тень» на правое плечо, поднялся с корточек и направился к окошку.

У одной из бойниц солдат палил аж с двух автоматов, позаимствовав один у убитого товарища. Сзади не было видно кто это, но судя по подергиванию головы в разные стороны, под его шлемом царила брань и мат.

Чтобы не возвращаться второй раз Ник взял кассету на 10 ракет с собой. Шагая из темной глубины комнаты, он видел, как Жареный впрыснул себе под открепленную пластину в левом плече содержимое мини цилиндра с красной наклейкой «ярость». Ник подумал о том, чтобы сделать то же, ведь потом возможности может и не быть, но сейчас ему нужно было сохранять здравый рассудок, чтобы подбить не-до-бульдозер. Жареный подскочил к бойнице так, что чуть не вылетел из неё. Судя по вороху гильз из его автомата, он увеличил скорость стрельбы, если не совсем выдернул крутилку подачи патронов.

Для Ника эти семь шагов до окошка были полны мыслей. Он знал, что никто из присутствующих никогда не вернется отсюда нормальным, если вообще вернется. После использования «ярости» некоторые солдаты сходили с ума, и, зная об этом, все равно кололи в себя эту дрянь, желая забрать с собой как можно больше народу. Четыре шага… Его маленький мирок в голове, в который он уходил, когда чистил ракетницу или нес вахту, мог улетучиться в любую минуту через дырку в голове. Один шаг… «вот и я увяз здесь» пронеслось в его голове, и палец тут же нажал на спусковой крючок. Пламя озарило землю перед бойницей. Ник полагал, что агрегат отскочит влево или вправо и поэтому пустил три ракеты, чтобы не оставить путей для уворота, еще две примерно в верхнюю часть кабины. На удивление Ника, машина подпрыгнула, перелетев среднюю ракету, но идущая следом за ней ударила в нижнюю часть совка, и агрегат перевернуло через себя. Последняя ракета оторвала пол ноги машины и та с бешеной скоростью перевернулась и приземлилась на уцелевшую ступню, но из-за большой нагрузки гидроусилители буквально лопнули, высвободив облако горячего пара. Пролетев кубарем оставшиеся 15 метров, машина воткнула один из зубцов совка в бойницу.

С потолка сыпанул песок. Половина бойниц была закрыта телом машины. Жареный на ходу перезаряжаясь, выбежал из бункера, те кто принял «ярость» последовали за ним. Внезапно совок машины стал подниматься вверх, образуя трещины на потолке. Красная лампочка на ракетнице известила Ника о том, что охлаждающий слой в стволе полностью испарился, и сработала блокировка, чтобы не допустить перегрева. Впрочем, этого он и ожидал. Отбросив в сторону «тень», он выхватил плазмопистолет.

Плазма в недрах этого устройства вышвыривалась магнитным полем на расстояния до тридцати метров. «Генератор» вытягивал электроны из воздуха, создавая в канале ствола плазму высокой энергии, а полученные электроны активировали электромагнитные катушки, которые и направляли пучок. Перезарядка осуществлялась сбросом заряда с конденсатора через нижнюю часть рукоятки в любой заземленный объект. Таким образом, плазмопистолет можно было использовать и как шокер в ближнем бою. Дабы враг не получил такой пистолет, как трофей, на нем стояли системы распознавания «свой-чужой».

Ник почувствовал хруст над головой и отпрыгнул к стене. Здоровенная плита с шумом и песком бухнулась вниз, образовав дыру в центре потолка. Сквозь пыль Ник видел, как из-под плиты торчала верхняя половина солдата с простреленной грудью, а с края потолочной дыры на него капала кровь. Совок поднимался все выше, открывая тем самым кабину. Ник бросил взгляд через комнату: за грязными стеклами, пристегнутый к креслу сидел пилот. Из длинной раны на голове текла кровь, все его лицо приподнятое и направленное внутрь бункера было темно красного цвета. Его приоткрытый рот был слегка вздернут улыбкой. Тяжело дыша, он держал руку на поднятом рычаге. Его глаза, глаза дикого зверя смотрели в проделанную им дыру и облако пыли. У Ника был не менее страшный взгляд под шлемом, казалось, они заглянули друг другу в душу, чтобы выжечь ее. Ник без колебании направил пистолет на кабину и выстрелил. Пучок плазмы размером с коробок спичек прожег бронированное стекло кабины, нижнюю челюсть и грудь пилота. Его голова повисла, закрывая дымящуюся дырку. Ник запрыгнул на плиту и пошел занимать позицию возле разбитой машины. Внезапно один из повстанцев спрыгнул с кабины агрегата и перекатившись в дыру, выдал залп из ружья в живот Нику, от чего тот улетел за плиту. Ибн тут же обернулся и очередью из автомата приложил врага. Затем он похлопал по плечу, строчащего в окошко солдата.

– Ты, дуй туда и чтоб не лезли, – Ибн указал рукой на проем. Неизвестный солдат кивнул и перебрался куда ему показали. Теперь на его месте строчил Ибн. Ник валялся на спине за плитой. Ему было ужасно больно. Он провел рукой по животу, поднес ее к шлему. На ладони крови не было, значит, броня не пробита, но встать он все равно не мог. Достав из кармашка на поясе металлический цилиндр-ампулу с надписью «ярость», он открепил пластину на животе, приставил к себе ампулу и нажал на красную кнопку в ее верхней части. Мгновенно поршень, выдавленный активировавшимся магнитом, со скоростью звука распылил вещество прямо внутрь брюшной мышцы не оставляя никаких следов на коже. Зрачки Ника расширились, белки потрескались, и теперь для него весь мир представал в красноватом оттенке.

Тем временем ад переместился непосредственно в бункер. Приподнявшись, Ник увидел, что дело – труба. Ибн с рукой повисшей как плеть, отступая от бойницы, матерясь на не понятном языке, другой рукой из табельного плазмопистолета всаживал куда-то заряд за зарядом. Неизвестный солдат дрожащими руками рылся в ящике в поисках полной обоймы. Третий солдат и он же последний из выживших, отбросил пустую ампулу «ярости», выхватил нож и побежал в проем. Через секунду обратно влетело то, что от него осталось, а вслед повалили повстанцы. Ибн под плотным огнем был прижат к стене, из-под пластин его брони лилась кровь, он упал на колени, а затем бухнулся на пол.

Тем временем Ник подтянул к себе крышку от ящика, на которой остались прилепленные шахматы. Он сгреб их в кучу, налепил на рукоять ножа и, достав из поясного кармана пьезодетонаторы, воткнул их во взрывчатку с разных сторон. Его, не использованная обойма ракет, должна была лежать аккурат около разорванной бойницы. Он прикинул, что, если взрывчатка взорвется рядом с ракетами, то они сдетонируют и всех разорвет на куски в горящем шаре ракетного топлива. Почему-то часть плана про куски ему особо понравилась.

Резко высунув голову, он уточнил направление и отметил, что повстанцы лезли в бункер, как будто тут медом намазано. Ник плотнее прижался к полу и, не глядя, из-за плиты правой рукой бросил нож. Тут же раздался взрыв. В глазах Ника потемнело.

Темно. Ник понимает, что стоит. Ему тяжело, кажется, что каждый грамм его брони, даже собственного тела давит на него, пытается повалить, но упасть он не может. Он поворачивает голову. Перед его глазами вдалеке белый свет, не ослепляющий, скорее мягкий как огонь. Ник смотрит вдаль на свет, и понимает, что к этому свету идет, то чего ему не хватало в холодных окопах, вечерами в увольнительных, в детстве, всегда… Он делает шаг к этому. Его тяжесть и боль стали на каплю меньше. Он думает, что идет к свету, хотя он не чувствует как переставляет ноги, как они наступают на что-либо, но свет становится ближе. Ему хочется, остановить, догнать, прикоснуться к тому, что идет в свет. Боль и тяжесть исчезают как дым, с приближением. Ник останавливается. Никакой боли, никакого давления, не слышно биения сердца, вдоха и выдоха, никаких нагрузок на уши, никакой информации, невесомость, покой… Ник понимает, что достиг некой границы. Он чувствует ее, за ней рай, но если он сделает еще один шаг, приблизится к свету, то не сможет вернуться. Он обретет полный покой, полную невесомость, полное удовлетворение, но потеряет все силы. Он никогда не сможет вернуться.

– Почему?.. С рождения я нес этот груз, и с годами он только рос. Почему я нес его, когда мог легко и просто бросить, и мне стало бы хорошо? Теперь я вижу: тот мир – ад. Зачем он нужен, если из него так просто уйти? Я уже так привык к тому аду, что перестал замечать, что это ад. Я привык к нему еще до того как мог запомнить, что это ад, что мне было лучше не в нем. Все стремится к состоянию покоя. Зачем тогда я родился? Зачем ушел от покоя? Зачем вообще что-то рождается в том аду? Все имеет свой смысл, даже бессмысленные на первый взгляд вещи. Если я сделаю шаг, я никогда не узнаю смысл рождения. Люди уходят, так и не поняв. Я хочу узнать… – Ник повернул голову обратно.

Странное чувство опустошенности и в то же время покоя – все, что ощущал Ник сейчас. Он открыл глаза. На нем по-прежнему был шлем, через бронированные стекла которого, виднелось все то же серое небо, но из-за побочного эффекта «ярости» оно скорее было красноватым. Чувства потихоньку приходили обратно. Тяжесть и боль подступали к голове. Он не сразу понял, что его волокут, причем спиной вперед. Под левую руку его тащил Тоус. На нем не было шлема, в другой руке он сжимал автомат, то и дело оглядывался назад. Под правую руку тащил Жареный. На нем тоже не было шлема, а броня оказалась полностью разорванная. Ник не мог понять, то ли он весь в крови, то ли это у него глаза не отошли. Жареный дернулся, затем резко обернулся и метнул нож, который он, по-видимому, все это время держал в другой руке. Ник бухнулся на землю. Жареный что-то проорал Тоусу, тот тоже ответил. Ник видел их шевелящиеся губы, но ничего не слышал: оба уха конкретно заложило. Затем Тоус кинул Жареному автомат, и свою ампулу «ярости». Жареный тут же впрыснул её в себя, схватил автомат и побежал туда, откуда так упорно тащили Ника. Тоус взвалил Ника на спину и понесся. Куда он понесся, Нику было все равно, сейчас он пообещал себе не умирать и вырубился.

Астерий.

Прекрасное, слегка морозное утро. Ночью выпал снег, и теперь белым бархатным ковром он покрывал церковь и все ее окрестности. Маленький мирок, отгороженный высокой стеной от города, располагался далеко от промышленного центра. Его готические своды из серого камня таили древние знания, мудрость и около двадцати послушников. Подобные сооружения были практически во всех городах. Религия, пришедшая из глубин времени, сочетала в себе основы морального общества, знания и веру, то есть все то, что начали утрачивать люди с расширением промышленных возможностей. Когда-то специальности стали настолько узки, что посчитали ненужным изучать теорию. Вместо этого после семи лет образования человек поступал на предприятие, где, практикуясь, нарабатывал опыт, чаще всего, оставаясь на одном месте до конца жизни. Много денег было сэкономлено на образовании, много знаний было утрачено с естественной смертью специалистов. Разобраться в их записях, книгах и приборах стало практически невозможно. Тем, кого все-таки интересовала наука, предлагалось поступать в послушники.

В это время года рассветы наступали позже обычного, но еще до того как взошло солнце Рейнольд, как по расписанию молился в келье. В свои шестнадцать лет он весьма преуспел в обучении, главным образом в религии. Свет лучами, коснулся его красивого, молодого лица. Закончив молитву и медленно открыв глаза, он провел рукой по ослепительно белым волосам, челка заняла свое привычное место, свесившись над левым глазом. Через оконный проем виднелись облака, полыхающие золотым светом. Еще некоторое время он не двигался, стоя на коленях. Рейнольд мог вечно вот так стоять и смотреть на это потрясающее небесное действие, но все движется вперед, и звон колокола возвестил о том, что скоро начнется воскресная проповедь. Не успел он встать с колен, как дверь в келью открылась.

– Брат Рейнольд, твои старания окупятся с лихвой, но сейчас пойдем к горожанам. Они жаждут слова нашего, – в проеме стоял довольно старый человек, в отличие от остальных обитателей церкви, носивший белую шелковую робу. Он подождал послушника, так как все остальные двери келий были открыты, а это значило, что в них никого нет.

– Да, преподобный брат Венедикт, – Рейнольд почтительно склонил голову, и они вместе пошли по коридору. Неловкую тишину прервал Венедикт.

– Скажи мне Рейнольд, почему ты так часто молишься? – как обычно его слова были пропитаны заботой и доброжелательностью.

– Разве плохо желание стать лучше? – искренне ответил юноша.

– Нет, но это может породить зависть в сердцах других братьев. Не все готовы для таких испытаний. Хочешь ли ты стать первым среди них? Быть идеалом, объектом стремлений других послушников?

– Нет. Тщеславье – это грех. Все мы рабы Его и потому равны.

– Другого я и не ожидал услышать, но все же, что тебя гнетет?

– Не знаю, стоит ли об этом говорить…

– Мне ты можешь довериться. Как учитель и наставник я обязан помочь тебе выйти на праведный путь. – Венедикт слегка повернул голову в сторону собеседника, всем видом показывая, что готов выслушать и помочь. На лице Рейнольда же виднелась нерешительность, он не знал, как начать.

– Мой дух силен и непоколебим, но разум порой дает слабину. Раньше такого не бывало. Мне кажется, что некий первобытный зверь заточен во мне и жаждет взять верх… Некоторые люди для меня как-то незаметно становятся центром внимания. Я подмечаю их черты лица, особенности которые раньше не замечал. Это порождает желание прикоснуться…

– Ты говоришь о девушках? – Венедикт понимающе покачал головой.

– Да… – Рейнольд смущенно и виновато потупил глаза в сторону, так как считал, что раз человек выбирает путь послушника, то должен сосредоточиться на своем обучении, а проявление интереса и трата времени на прочие вещи – своего рода не уважение по отношению к стараниям учителей.

– В этом нет ничего необычного. В твоем возрасте я тоже проявлял подобные интересы, – служитель церкви слегка улыбнулся, вспоминая светлые дни своей юности.

– И вы воплотили эти желания в явь? – удивился Рейнольд. Он никогда прежде не думал о преподобном Венедикте с этой точки зрения. Когда Рейнольд только пришел в церковь Венедикт уже был староват, добр и мудр. Представить его терзаемым пошлостью юношей ни как не получалось.

– Нет. Я пережил это и не жалею о сделанном выборе. С возрастом это уйдет. Помни: преодоление страстей нагрянувших – есть искупление прошедших, – они уже подошли к двери, ведущей в главный зал.

– Да, преподобный брат Венедикт, спасибо, вы мне очень помогли. Я не забуду ваших слов. – Рейнольд слегка поклонился, открыл дверь и встал справа от нее, чтобы пропустить преподобного Венедикта, как того требовали правила. Закрыв за собой дверь, Рейнольд повернулся и увидел, что зал полон горожан, впрочем, как обычно. Венедикт пошел к трибуне, а Рейнольд присоединился к послушникам, которые стояли поодаль от трибуны и время от времени пели, подхватывая слова преподобного. Превосходная акустика и блаженные голоса, казалось, возносили слушателей в зале до небес. Двухчасовая проповедь начала подходить к концу.

– …С сотворения мира Великий Учитель направляет нас, он дает нам кров, еду, защищает от невзгод. Мы обязаны ему нашей жизнью, так отплатим Ему смирением и трудолюбием. Мы рабы его, так… – преподобный Венедикт, как-то преображался стоя у трибуны. Вся аудитория как завороженная слушала его, только Рейнольд думал совсем о другом. Не заметно для себя, с проповеди, он переключился на девушку сидящую в середине левого ряда. Ее лицо, движение губ, то, как она уложила за ухо прядь каштановых волос, висевших прежде у виска, ни что не ускользало от взгляда Рейнольда. Все больше погружаясь в себя, он разжигал огонь желаний, дремавший в нем.

– …Властью данной мне Им благословляю вас и жду с нетерпением в следующее воскресенье, – на этом проповедь кончилась, прихожане встали, поклонились и начали расходиться. Рейнольд почувствовал на себе чей-то взгляд и машинально повернул голову. На него смотрел брат-послушник Астерий. На секунду встретившись глазами, Астерий повернулся к выходу. Теперь Рейнольд стоял и думал, что означал этот странный взгляд и как долго Астерий смотрел, пока он был поглощен фантазиями.

Рейнольд вышел в коридор, ему хотелось прояснить ситуацию. Астерий слегка оглянулся назад и, убедившись, что Рейнольд идет за ним, зашел в последнюю келью.

– Брат Астерий, я не помешал тебе? – Рейнольд встал у порога, слегка приоткрыв дверь.

– Нет. Напротив, я ждал тебя. Ты ведь хочешь поговорить? – когда Рейнольд вошел в маленькую келью, Астерий стоял у дальнего и единственного окна, казалось, он уже знал наперед, что будет говорить его собеседник.

– Да. Сегодня на службе, ты наверно неправильно меня понял…

– Не стоит утруждать себя объяснениями, все итак ясно.

– Что это значит? – насторожился Рейнольд.

– Рейнольд, брат мой, мы уже второй год живем под одной крышей. Я вижу тебя насквозь. Со старшими ты разговариваешь, как овечка, но с остальными братьями твой голос другой.

– Я знаю это, но ничего не могу поделать. Учитель для меня не просто человек, но еще и сосуд хрупких знаний, возможно, не осторожным словом я боюсь закрыть доступ к этим знаниям.

– Или же под этой белой овечьей шкуркой таиться волк? – Астерий смотрел прямо в глаза. Рейнольд снова почувствовал тот странный взгляд, что и на проповеди.

– О чем ты говоришь? Я не понимаю тебя, – но на самом деле Рейнольда не покидала мысль, неужели Астерий слышал его разговор с преподобным Венедиктом. Страх затаился в глубине души Рейнольда, если об этом узнают вся церковь, его безгрешность могла рухнуть в одночасье. Попав в такое замкнутое общество, любая личная информация начинает циркулировать, обрастая грязными подробностями и, в конечном счете, нарастет, как снежный ком, навсегда заклеймив Рейнольда как минимум лицемером.

– Можешь не притворяться. Я видел, как ты смотришь на прихожан. Ты жаждешь того, чего не можешь получить, чего никогда не получишь от них. Может тебе стоит обратить свой взор в другую сторону? – Астерий так распалился своей речью, что вцепился в плечи Рейнольда, а его взгляд по-прежнему внушал непонятную смесь страха и интереса.

– В какую сторону? У нас одна сторона – служение Великому Учителю, и я вверил себя ей.

– Не играй со мной, Рейнольд. Все твой дискуссии о необходимости зла, о том, что чистые чувства, не отягощенные пошлостью и инстинктом размножения, могут быть только у однополых особей, всем этим ты пытался найти оправдание себе! – оба собеседника стали говорить так громко, что любой приходящий мимо мог их слышать.

– Я лишь хотел найти опровержение этих слов, у учителей, – у Рейнольда появилось желание покинуть эту келью, он посмотрел на правую руку, державшую его за плечо. Рукав робы немного сполз назад, открывая часть ожога на запястье. Астерий быстро убрал руки, так что рукав сполз обратно. Повисла пятисекундная пауза, давшая остыть обоим.

– Это лишь доказывает как сильно я… – начал было Астерий, сокращая дистанцию с Рейнольдом.

– Грешен. Ты… тебе следует упорно молиться, и тогда ты обретешь спасение и искупление, – Рейнольд развернулся и покинул келью, он даже и думать не хотел, что сказал бы Астерий, если бы не был так грубо прерван.

Прошло пару дней с момента этих событий. Казалось, Астерий изменился, встал на путь искупления. Они с Рейнольдом как и прежде разговаривали, служили мессы, постигали учение. Еще один день подходил к концу. Все уже легли спать кроме Рейнольда, который, как обычно, допоздна засиживался в кельи. Он опять пропустил ужин и теперь шел на кухню, чтобы подкрепиться. Уснуть, чувствуя голод, у него редко получалось.

На кухне горел свет, дежурный по столовой, помимо готовки должен был еще и мыть посуду за всеми, из-за чего ложился спать позже всех. Кроме того, церковь пропагандировала очищение трудом, и ради этого пришлось отказаться от некоторых удобств. Воду для ванной или мытья тарелок приходилось нести из родника, который был в полукилометре от монастыря в густом лесу, но урок трудом поддерживал нужную физическую форму послушников.

Рейнольд зашел на кухню. Спиной к нему стоял послушник и мыл посуду, но, что это был Астерий, он понял только, когда тот заговорил.

– Опять не уследил за временем, погрузившись в молитвы? Я оставил твой ужин. Он еще на столе. Хочешь, подогрею? – все так же намывая тарелки, с некоторой заботой сказал Астерий.

– Нет, спасибо. Я поем так. Это будет уроком, что нужно делать все в определенное для этого время, – Рейнольд взял свою тарелку с куском хлеба, и сел за маленький деревянный столик, на котором обычно готовили, месили тесто или резали овощи. Еще несколько минут они молча находились в комнате. Затем звук льющейся воды прекратился, и стало совсем тихо, лишь капли изредка разбивались об раковину.

– Ты не мог бы мне помочь брат Рейнольд? Вода кончилась, а мне осталось всего пару тарелок, полведра вполне хватит. Можешь сходить на родник? А я тебе пока чай приготовлю.

– Ладно, я скоро, – с легкостью согласился Рейнольд. Он хотел хоть как-то отблагодарить за вкусный ужин, хоть и холодный, и потом он не любил сидеть без дела и ждать пока вскипит чайник, а после этого ждать, когда завариться чай, а потом еще ждать, когда чай остынет до нужной температуры, чтобы его можно было пить. Но главная причина, хоть он этого никогда не признавал, это то, что ему было трудно отказать, если его просили о помощи.

Он взял ведро и направился к колодцу. Вся дорога туда и обратно занимала минут двадцать, если идти быстро. Выйдя за порог, Рейнольд почувствовал, что похолодало. Его выдохи растворялись в воздухе клубами пара. На черном полотне неба сияли звезды, тонким зловещим серпом зависла луна. То ли от мороза, то ли от тяжелого дня Рейнольд почувствовал усталость, его тянуло в сон, но он продолжал машинально иди. Эта тишина и одинокий хруст снега под ногами, черные стволы деревьев, кусты неправильной формы порождали ощущение дискомфорта и опаски. Ему казалось, что кто-то его нагоняет, что за каждым большим деревом его уже поджидают. Он старался иди как можно тише, но вместо этого еще больше слышал сбившееся дыхание, стук своего сердца и хруст снега. Он шел, готовясь не известно к чему, хотя понимал, что это лишь его воображение, на самом деле тут никого не может быть. Он обернулся еще раз. В десяти метрах от него шла темная фигура. Страх, холодной волной пробежал по всему телу, на секунду сковав мозг. Рейнольд встал лицом к неизвестному, решив, что лучше его пропустить вперед.

– Ты ведь все понял? – еле слышно сказал человек, медленно приближаясь.

– Брат Астерий, я справлюсь сам, не стоило беспокоиться, – Рейнольд узнал приближающуюся фигуру, но не расслышал его слова.

– Ты ведь знал, что я хотел сказать тогда в келье. Ты разгадал мою тайну, тайну которую создал ты… я понял свою ошибку, говорить об этом среди бела дня в церкви, где за каждой стеной любопытные уши, было глупо. Но сейчас все как нельзя лучше, я устроил все как надо, – Астерий подошел совсем близко.

– Даже не начинай этот разговор. Я думал, ты уже отчистился от этого, – Рейнольду не хотелось ввязываться в эту историю опять. Астерий, нашептывая, начал медленно приближать свое лицо к лицу Рейнольда.

– Ты по-прежнему играешь. Твои белые волосы, как этот снег, твоя челка, этот образ непогрешимости, ты похож на ангела… позволь мне стать твоим дьяволом… – Астерий был уже так близко, что мог поцеловать Рейнольда, но тот прервал его отбрасывающим толчком в грудь. Астерий споткнулся о ветку, лежащую под снегом, и упал на спину.

– Хочешь поиграть? Ладно, это мне нравиться, будет весело, ха-ха-ха, – Астерий лежал, раскинув руки, и смеялся сумасшедшим смехом. Только сейчас до Рейнольда стало доходить, откуда эта слабость во всем теле, в его голове стояла картинка того ужина и слова «я устроил все как надо» и этот смех. Ради этого дня он скрывался под маской нормального служителя Великого Учителя. Рейнольд и так не мог тягаться с Астерием, а под действием наркотиков, которые ему подсыпали в еду, счет шел на минуты. Астерий стал медленно подниматься, Рейнольду нужна была помощь, он думал, что спрячется в лесу, и поэтому побежал с дороги в чащу.

– Беги! Беги мой ангел! Но я тебя все равно догоню! – сзади доносились крики, но Рейнольд бежал. Через несколько минут он встал у дерева перевести дух. От морозного воздуха болело горло, но он ничего не мог поделать. Стоя, опершись на дерево, он посмотрел назад. Из-за зарослей он не мог видеть дальше пяти метров. Неожиданно он обратил внимание на свои следы. Снег предательски вырисовывал каждый его шаг.

– Где же ты мой ангел!? Ты же хочешь повеселиться этой ночью? – Астерий уже шел по следу, выкрикивая короткие фразы, казалось он довольно близко. Рейнольд решил во что бы то ни стало добраться до церкви, там братья послушники и преподобный Венедикт остановят сумасшедшего. Крик отчаяния вырвался из груди Рейнольда, он думал, что Астерий схватил его, но это была всего лишь ветка, зацепившаяся за рукав. Но вот Рейнольд добрался до церкви, там все уже стояли на крыльце, не понимая, что происходит. Он, не веря своим глазам, как в тумане поднимается на крыльцо. Преподобный брат Венедикт протягивает ему теплое одеяло…

– Ты не замерз? Иди ко мне, я согрею тебя! Не бойся пламя ада не сожжет твой крылышки! – совсем близко крикнул Астерий. Рейнольд открыл глаза, он лежал на маленькой сломанной елочке, все в том же лесу, он даже не заметил, как уснул. Адреналин хлынул к его голове, немного отогнав сон. Сначала на четвереньках, потом, поднявшись на ноги, Рейнольд побежал в сторону церкви.

Вот показалось крыльцо, но на нем было тихо как обычно, ни в одном окне не горел свет, все спали. Думая про себя, что это не может быть сном, Рейнольд, спотыкаясь о ступеньки лестницы, поднимался в спальни.

– Вставайте! Брат Игнатий! Брат Максуд! – Рейнольд резко распахнул дверь общей спальни и криками пытался поднять хоть кого-нибудь.

– Не бойся ангел мой, нам никто не помешает. Считай, что мы одни в этом храме. Я знал, что для нашего первого раза ты выберешь это чистое, святое место, ха-ха, – Рейнольд тут же выскочил из спален и увидел Астерия стоящего в конце полутемного коридора.

– Нет… нет! – теперь Рейнольд окончательно понял зловещий замысел. Астерий был дежурным по кухне, а значит, готовил всю еду в этот день и запросто мог подсыпать снотворное всем, кто был в церкви. Поэтому никто не проснулся, и вероятно, не проснется до утра. Помощи не будет… но Рейнольд не собирался сдаваться, он побежал вниз по лестнице, и Астерий направился за ним. Через несколько минут Рейнольд попал на кухню, он не мог больше бежать, у него кончались силы.

– Нет смысла убегать. Я поймал тебя, маленький ангелок, – Астерий, не спеша, зашел на кухню. Около пустой раковины стоял Рейнольд, озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь.

– Ты все это давно задумал, у тебя не кончалась вода. Ты сделал все так, чтобы утром никто ничего не заподозрил, возможно, я тоже ничего не буду помнить, – Рейнольд быстро открыл ящик в столе и схватил заостренный нож для разделки мяса.

– Ха-ха, нет, ты будешь помнить все. Я же не могу каждый раз разыгрывать этот спектакль. Положи нож, роль плохого мальчика моя, – Астерий медленно подходил.

– Заткнись! Ты псих, не подходи, оставь меня! – в глазах Рейнольда начало туманиться, он пару раз махнул ножом перед собой, рассекая лишь воздух.

– Ты же любишь играть, придерживайся своей обычной роли, – Астерий молниеносно схватил за запястье руку с ножом и сократил дистанцию. Рейнольд понимал, что скоро потеряет сознание, и из последних сил, закрыв глаза, бросил свое тело вперед. Они шумно упали на пол. Наступила тишина. Рейнольд уже не мог открыть глаза, в его ватном мозгу металась только одна мысль: «не засыпать, только не сейчас». Его ладонь выпустила рукоятку ножа сама собой и заняла безвольное положение между их телами. Что-то теплое коснулось его пальцев. Это стало стекать по внешней стороне кисти, нечто теплое и немного липкое. Тишину нарушил Астерий, говоря полушепотом.

– Я лишь хотел любви… немного ласки. Почему все так вышло? Почему ты так холоден со мной… я не виню тебя… я буду любить тебя вечно… – Астерий вынул руку, красную от крови, и положил ее на волосы Рейнольда, слегка поглаживая его. Алая кровь каплями расползалась, по белоснежным волосам. Но вот его рука остановилась, дыхание прекратилось, и сердце перестало стучать. Рейнольд к тому времени уже пребывал в пограничном состоянии парализованного тела. Несколько минут в полнейшей тишине без возможности двигаться толкнули его объятья сновидений.

Ему снился замысловатый лабиринт из мостиков белого мрамора. Посередине этого трехмерного лабиринта шел широкий мост неизвестно где начинающийся и упирающийся в огромные скрещенные бивни, между которыми столбом застыла вода, отражая весь лабиринт. Он, не спеша, ходил по этим мостикам, где-то узкими, где-то по шире. Неожиданно воздух содрогнулся. Рейнольд посмотрел на мост в середине. По нему из неизвестности шел огромный черный силуэт, после каждого шага с него сыпался черный пепел. Рейнольд хотел всеми силами остановить его, но он ничего не мог сделать, лишь ощущая свою слабость и беспомощность. Неизвестный подошел к «воротам» в конце моста, на секунду Рейнольду показалось, что это не мост, а плоская сторона лезвия ножа. Фигура вошла в столб воды, и она мгновенно почернела, а следом за ней почернел весь мрамор, небо быстро перегоняло черные тучи.

Внезапно его разбудили голоса…

– Смотри, спит, как ни в чем не бывало, – Рейнольд открыл глаза. Его окровавленные руки были закованы в наручники. Два человека в форме стражей порядка косились в его сторону. Венедикт, заметив, что заключенный пришел в себя, подошел к нему.

– Понимаешь ли ты, что совершил? – он был явно подавлен, а в глазах накопилась горькая слеза.

– Преподобный брат Венедикт… где Астерий? – с тревогой и желанием, чтобы вчерашний вечер был просто сном спросил Рейнольд.

– Он мертв. Ты убил его… но я понимаю. Это и моя вина. Я думал, что те разговоры о звере в тебе лишь преувеличение, я не предал должного внимания этому… – преподобный Венедикт был очень подавлен.

– Но... – Рейнольд попытался найти хоть какое-то возражение во всё еще ватном мозгу, но чувство беспомощности всё еще владело его сердцем.

– Прошу, не перебивай меня. Очевидно, церковь не сможет тебе помочь, твой недуг в мозгу, а не в душе, поэтому тебя отправят в психиатрическую лечебницу. Что касается меня, то завтра я сниму с себя полномочия преподобного отца и уйду проповедовать туда, где невежество не дает вырасти вере.

– Но это он – зло… – Рейнольд не мог поверить, что всё так вышло, а смятение не давало сформулировать оправдание.

– Послушай мой последний совет: если ты хочешь покаяться в содееном, то возьми себе его имя. Оно будет до конца дней твоих удерживать тебя от подобного греха и возможно Великий Учитель простит тебя и выведет на правильный путь, – не смотря на тяжесть на сердце, преподобный Венедикт действительно хотел спасти душу послушника, и Рейнольду стало особенно горько от того, что даже человек, всегда помогавший ему, считает его виновным в произошедшем.

– Я согласен взять его имя, – Рейнольд чувствовал беспомощность, как в том сне. Его терзали мысли, что он не был достаточно сильным, чтобы остановить, переубедить или хотя бы обезвредить Астерия, а теперь из-за этой слабости его жизнь никогда не будет прежней, никогда не будет такой, о которой он мечтал и к которой он стремился.

– Властью данной мне Великим Учителем нарекаю тебя Астерием – именем убиенного тобой сына Его, – Венедикт говорил громко, чтобы это слышали все, чтобы это осталось навсегда в памяти «сумасшедшего» преступника.

Донан.

– Я вольный охотник,

Под сводом небес.

Мой кров и угодья

Дичающий лес.

Как жизнь свою начал

Не знаю, поверь.

Закрыта в памяти

Прошлого дверь.

– Неплохие стихи, я смотрю, вы тут хорошо проводите время, – Доктор слегка улыбнулась, сложила вместе ладони, и положила руки на стол. На левом нагрудном кармане его голубого халата был ламинированный кусок бумаги с магнитной полосой, который гласил: «Иветта Аввакумовна Штейнцель, доктор 4ого уровня допуска».

Напротив нее в уютном кресле сидел Донан – человек на вид лет тридцати, его черные длинные по плечи волосы были перетянуты резинкой на затылке. Хоть он и видел ее в первый раз, но тут же определил ее как кошку. Он всегда ассоциировал людей с животными, наверное, потому, что животные ему больше нравились. Проведя значительное время в дикой среде, он повидал много животных, в их числе были одичавшие кошки. Морозы распушили их мех, взгляд стал пристальнее, это не те домашние, ухоженные, зализанные кошачьи, которые сидя на диване, прикидываясь, что спят. Они такие разные, хоть и одной породы, можно сказать, у них разная психология. Для себя Донан отнес своего собеседника именно к домашним кошкам.

– Да говно, только что придумал, – при слове «говно» Иветта слегка приподняла одну бровь. Донан не мог не заметить этого, почему-то он всегда подмечал мелочи.

– Доктор, вам не понравилось слово «говно»? Понимаю. Для человека живущего в цивилизованном обществе это слово ассоциируется с грязью, некой антисанитарией, в то время как вы стремитесь к чистоте. Скажите, вам когда-нибудь дарили розы?

– Да, и мне было приятно. Первый раз их подарил мне мой муж, когда мы с ним только еще встречались, – Иветте было интересно, резкий переход с одной темы на «противоположную». Для себя она отметила, что пациент философского склада ума.

– А ведь розы растут лучше всего в навозе.

– Да, теперь мне не так приятно, – они легко посмеялись.

– Это были лишь первые строки. Они послужат удобрением, для того чтобы развить тему, со временем они обрастут новыми словами, которые лучше отразят смысл стиха. Знаете, это чем-то напоминает ковку… мастер кует металл пока он не достигнет нужной формы и состояния, раз за разом ударяя молотком, накаливая и охлаждая, шлифуя и оттачивая, мастер может сделать оружие или изгородь, – Донан сделал небольшую паузу, глядя в на собеседницу, чтобы дать ей прочувствовать сравнение и определить понимает ли она о чем идет речь.

– Вы любите порассуждать, расскажите мне о себе, – Доктор заняла позу поуютнее, откинувшись в кресле. Контакт вроде был установлен, теперь ей нужна была информация.

– Что я могу рассказать? Я девять лет жил в, как вы его называете, диком мире, пока не был схвачен при попытке пересечь какую-то границу.

– А до этого, где вы родились? В какую школу ходили? Из какой вы семьи? Дайте нам хоть что-нибудь. В базе данных генных кодов вас нет. Может вы родились вне зоны влияния Цивилизации?

– Понятия не имею. Примерно девять лет назад, я очнулся в развалинах заросшего травой города, под грудой камней абсолютно голый. На одном большом камне было написано «Донан» и я подумал, что так меня зовут. С тех пор я искал свое прошлое.

– Перед тем как продолжить наш разговор, я хочу предложить вам вот эту таблетку, – Иветта вынула из кармана обычную белую таблетку, каких миллионы и протянула ее пациенту.

– Это зачем? Я не очень доверяю химии.

– Эта таблетка ваш путь обрести память, – Иветта всем видом показывала, что хочет лишь помочь, но Донан все равно колебался некоторое время.

– Ладно, я согласен, – Он положил таблетку на язык, а затем проглотил ее.

– Действие может наступить не сразу. Она стимулирует работу мозга, а именно построение мозговых цепей памяти, это не значит, что все, что вы вспомните было на самом деле, вы можете даже потерять сознание, все воспоминания настолько реальны, что вы можете потерять ощущение реальности, очнувшись. В этом случае нам придется применить электрошоковую терапию.

– Вот спасибо за своевременное предупреждение…

– Сарказм здесь не уместен, мы лишь хотим помочь вам.

– Ладно, как долго ждать? – что-то подсказывало, что будет «весело». Сколько себя помнил Донан, он всегда мог отличить реальность от галлюцинаций, которые он испытывал от обезвоживания, неизвестных растений и голода в первое время в диком мире.

– Вы же никуда не торопитесь? – да торопиться Донану действительно было некуда, – тогда давайте продолжим наше общение, это поможет построению мозговых цепей. Итак, вы производите впечатление начитанного человека. Сколько книг вы прочитали? Может быть, вы помните, на каком носителе они были написаны?

– Не знаю. Может раньше я их читал, скорее всего, бумажные. Знаете, в разрушенных городах попадались только затертые листовки, грязные вырванные страницы, но, не смотря на все, они хорошо подходили для розжига костра. Я не нашел там ни одной целой книги, но то, что я знаю как они должны выглядеть говорит о том, что раньше я имел с ними дело. Разве не так?

– Да в чем-то вы правы, хоть это ничего не дает нам. Послушайте, а может раньше у вас была какая-нибудь кличка или друзья называли вас сокращенно? Например Дон или Ди? – незаметно головная боль подкралась и волной обрушилась на Донана. От такой неожиданности он зажмурил глаза и опустил голову.

– Это ваше лекарство… вы не говорили про головную боль, – Донан начал круговой массаж висков ладонями.

– С тобой все в порядке? Черт, я думал он дотронулся до тебя, – прозвучал незнакомый мужской голос. Донан кожей почувствовал, что атмосфера изменилась, исчез больничный запах. Он тут же открыл глаза, боль потихоньку отступала. Перед ним стоял человек с ног до головы в черной обтягивающей одежде.

– Вот это глюк… Я и не думал, что это будет так реально, – Донан посмотрел на себя и обнаружил, что он в таком же костюме. Они находились на втором этаже полуразрушенного здания, по внешней стене в окно расползался плющ, в углу из трещины росло дерево, уходя в потолок. В середине комнаты не было потолка, дыра открывала вид на половину комнаты третьего этажа и голубоватое небо.

– Похоже, он все так задел тебя, но ты его достал. Тебе повезло что ты упал на плиту, а то сам знаешь как бывает: табуретка перевернутая или штырь какой, и все! – человек помог встать Донану.

– Да, живой он! – второй человек в таком же костюме появился на краю проема в потолке, его голова была повернута куда-то назад. Затем он наклонился и посмотрел вниз, – поднимайтесь, мы его взяли.

Пока Донан и неизвестный шли по лестнице без перил на третий этаж, Донан отметил, что ощущает запах, прикосновение к шероховатой стене, звуки, не говоря уж о том, что он видел все это. Не ужели все это не реально? Впервые он подумал, что психушка в которой он сидел, была иллюзией, сном, который он видел, находясь без сознания от удара головой. Тем временем они вошли в квартиру. Дверей, как и окон, здесь не было довольно давно.

– Дан, он твой, – сказав это, человек сидящий на подоконнике отвернулся в сторону асфальтовой дороги поросшей метровыми сорняками, простирающейся за окном. Двое других человек держали третьего под руки, заведенные за спину. Все присутствующие почему-то были одеты в одно и то же.

– Дан – это с древнего языка означает «судья»? – как-то само собой всплыло в памяти Донана.

– Он, похоже, еще не в себе… – тот человек, что шел с Донаном встал около заложника.

– Пока Дан вменяем, он наш командир, – человек на окне сказал это даже не повернувшись и добавил, – не хочу вас торопить господа, но скоро здесь будет сопротивление, так что пора зачитывать приговор и кончать с номером два.

После этих слов Донан посмотрел на заложника, на его левом плече была вышита серая цифра 2. Затем он посмотрел на остальных. Тот, что был у окна, имел на плече цифру 3, тот, который шел с ним по лестнице – 5. Номера 4 и 6 держали заложника слева и справа соответственно. Ради интереса Донан посмотрел на свое плечо, там не было ни какого обозначения. Неожиданно для себя он втянулся в происходящее. Какое-то ощущение, что номер 2 должен был умереть, но почему? Он так и не мог понять.

– Номер 5, зачитайте обвинение, – Донан решил действовать по обстоятельствам. Реальность это или нет, но ему были нужны ответы.

– Ну, это… за преступление против человечества, предательство Кондоги, попытку убийства главнокомандующего, Дана и всех членов отряда и… чо он там еще делал?

– Не важно, этого уже хватит на четыре смертных приговора, – номер 3 по-прежнему торопил собравшихся. Донан встал перед осужденным.

– Салага, подготовь преступника, – номер 5 кивнул шестому.

– Хватит называть меня салагой, у меня имя есть! – Номер 6 ударил заложника по ногам, поставив его на колени.

– Да? И какое же? – номер 5 не ожидал пререканий. Прошла небольшая пауза.

– Номер шесть, – услышав такой ответ, пятый еле удержался от смеха. Называть свое настоящее имя было не зачем, теперь оно ничего не значило. Тем временем Донан был готов судить и приводить в исполнение.

– Не делай этого, ты совершаешь непоправимую ошибку, – номер 2 смотрел на Донана, его молодой голос казался очень знакомым.

– Вердикт – виновен. Смертный приговор исполнится немедленно. Твое последнее слово, – что-то непонятное творилось в голове Донана. Откуда он знал, что должен сказать?

– Перед тем как ты коснешься рукой моей головы, я хотел бы сказать, что это последствия твоих действий. Это ты меня учил. Vivere militare est (жить – значит бороться). Я боролся, как учил ты, и я не сдамся!

– Ты был моим лучшим учеником и поэтому мне особенно тяжело быть твоим судьей. Но ты должен понять, что иногда нужно проиграть сражение, чтобы выиграть войну. Это мой последний урок тебе, – Донан не мог контролировать себя, все шло как-то само собой. Четвертый снял с осужденного черную маску, покрывающую его лицо. Эти черные торчащие короткие волосы, эти черты лица… В его молящих глазах Донан видел себя. Неужели он собирается убить самого себя? Как такое может быть? Эти мысли вихрями проносились в его голове, создавая разные возможные варианты развития событий. Не смотря на свои смешанные чувства, его рука медленно потянулась к голове преступника.

– Vivere militare est! Присоединись ко мне, и мы победим! – Черная рука Донана приближалась. Приговоренный дергался, пытаясь вырваться, но его крепко держали. Его влажные глаза снизу вверх смотрели сквозь маску в глаза Донона, казалось, он хотел найти, что-то в душе своего палача.

– Это мой последний урок тебе, отец! – из последних сил крикнул юноша, но было уже поздно. Донан машинально положил руку на лоб приговоренного и почувствовал сильное тепло. Раздался крик отчаяния и боли. Мгновенно судорога сковала все тело юноши, слезы прокатились по щекам из его закрытых глаз. Донан не мог поверить в то, что он делает. Этот жутко похожий не него юноша назвал его отцом. Неужели он убивает своего сына? От ужаса и осознания происходящего его глаза вытаращились, но под маской этого не было видно. В оцепенении он стоял и смотрел, как его сыну дали рухнуть на бок. Мелкие конвульсии подергивали его тело, изо рта тянулась густая белая пена.

– Отличная работа Дан. Итак, шестой и пятый тащите его к месту сбора, четвертый сообщи на базу, что мы закончили прогулку, предатель уничтожен, – третий встал с подоконника, быстро раздавая инструкции.

– Это… этого не может быть! Я не мог убить своего сына! Это наверно… да, это неправильная ветвь мозговой цепи. Этого никогда не было! И вы все не реальны! – Донан пятился назад, все члены группы смотрели на него.

– Дан, я понимаю какой это стресс для тебя, но сейчас не время валять дурака, успокойся, вернемся на базу, там тебя подлечат, – третий медленно стал подходить к Донану, который наткнулся спиной на стену.

– Не подходи ко мне! Стой! Все так реально… кто я? – Донан был в растерянности. Он вообще когда-нибудь лежал в психушке, принимал ту белую таблетку? Много вопросов и ни одного ответа. Все, что он чувствовал и помнил, могло быть ложью, иллюзией, игрой его мозга. Тем временем третий стоял уже перед ним.

– Ты невменяем, успокойся, и мы заберем тебя, – на это Донан рассмеялся.

– Я единственный настоящий объект из всех вас, из всего, что вы видите. Понимаете, это неправильная ветвь событий, этого никогда не было, а это значит, что бы мы сейчас не делали, это не имеет значения! – после эти слов третий понял к чему все идет. Думая, что это дурной сон, Донан мог начать делать то, что в реальности никогда бы не сделал, ни какой морали, угрызений совести и сожалений, ведь это всего лишь сон, и он скоро проснется. Третий предвидел это и решил действовать, тем более что шанс, победить невменяемого Дана, все-таки был, учитывая то, что он не сам зачитывал приговор, это наводило на мысль, что он потерял память и возможно забыл как драться в этом костюме.

Правая рука третьего понеслась к голове Донана, в то время как следом за этим ударом левая должна была дотронуться до солнечного сплетения, вызывая сокращение дыхательных мышц и лишая возможности сопротивляться. Дан отдался течению, которое опустошало его разум и давало действовать телу по давно отработанным схемам. Он немного согнул колени и первый удар третьего попал в стену, а второго так и не последовало, потому что Дан, своей правой перехватил за запястье уже отведенную для удара левую руку и, наклоняясь вперед, резко разогнул ноги, проскочив подмышкой третьего. Теперь Донан стоял за спиной третьего, держа его левую руку и прижимаясь к нему торсом, не давая двигаться. Своей свободной левой рукой Дан легко схватил третьего за горло и снова почувствовал тепло. Сцена разыгралась в течение четырех секунд. Дан разжал пальцы, и тело бухнулось на пол.

– Твою мать! Он нас убьет, – шестой явно не рассчитывал умирать, и сказал это скорее в надежде, что его кто-нибудь опровергнет, но все молчали и смотрели, что будет дальше. Дан медленно развернулся. Он сам не знал, чем все это кончиться.

– Раз уж я застрял здесь, может мне кто-нибудь объяснит, почему мы все так одеты? Что это за костюм? – Дан смотрел на них, а они смотрели на него, – это не риторический вопрос, четвертый отвечай!

– Это ПМК, персональный магнитный костюм, – четвертый решил ответить, ведь теперь каждый промах мог стоить жизни.

– Да… это многое проясняет… – на самом деле это ничего не прояснило.

– Что ты собираешься делать? Сдашь нас повстанцам? – шестой не хотел так закончить, попасть в плен к повстанцам означало «получить билет в один конец», не за этим он пришел в спецотряд.

– Пятый, у тебя есть дети? – Донан, казалось, просто не слышал вопросы шестого, он был погружен в себя. Ни одной мысли не лезло в голову, а подумать надо было как никогда. Успокоиться и подумать.

– Да. Нет… но у меня есть девушка, – Пятый решил все-таки не врать.

– У каждого из вас есть личная жизнь? Родители, знакомые, любимые места, где вы любите отдыхать? Сейчас у нас будет, что-то вроде клуба знакомств, каждый расскажет о себе, начинаем с низших чинов.

– Я номер 6, последний в отряде…

– Это я и так знаю. Ближе к теме, – что Дан хотел выявить этими разговорами? Да, что угодно, любое противоречие, которое укажет, что это плод его воображения.

– Ну… это сложно, вот так сразу все выложить…

– А мы никуда не торопимся, давай, расскажи, почему ты здесь. Остальные готовятся, – на самом деле только Дан никуда не торопился, так как в данный момент только его не волновали повстанцы.

– Наверно надо начать с… в общем мне срочно нужны были деньги. Имплантаты одного дорогого мне человека начали отторгаться, единственный способ, которым можно достать нужную сумму и сразу – это записаться в армию. Они заблокировали мне доступ к гражданским специализациям и тут же выплатили аванс. Позже оказалось, что у меня хорошая совместимость с нейропередачиками. Так я и попал в этот отряд.

– А что стало с тем, для кого ты доставал деньги? – Дан чувствовал, что шестой намерено избежал этой темы.

– Я не знаю… – шестой слегка повернул голову вниз и в сторону. Несомненно, ему был не приятен этот разговор.

– Ладно, хватит, – довольно убедительная история, верилось, что у этого человека своя жизнь, мысли. Мог ли разум Донана создать этих троих персонажей так детально? Дан не сомневался, что четвертый и пятый тоже расскажут, как они докатились до такой жизни. С другой стороны если это порождение фантазии, то на любой вопрос заданный им, он же и ответит, только устами собеседника.

– Идите к точке сбора. Скажете, что мы с третьим убили друг друга после выполнения задания. Наши костюмы не забрали, потому что повстанцы подожгли и взорвали все здание, даже тел не осталось. Забирайте второго и валите отсюда, – Донан понимал, что отпускать их глупо, вряд ли они станут покрывать его. Но эта природа, забытый город напомнили ему о времени скитаний в диком мире, а если он помнил это, значит, его все-таки поместили в психушку. Хотя с той же вероятностью он мог помирать от обезвоживания или отравления, один, посреди этого мира, а все вокруг лишь порождение отмирающих нейронов в мозгу.

Комната опустела, осталось лишь тело на полу и Донан. Он подошел к дереву, прораставшему через пол со второго этажа, провел рукой по его коре.

– Из-за тебя я не сошел с ума. Не я, не этот труп не существуют, только природа настоящая… черт, а я ведь не спросил, когда действие таблетки закончится, – Дан глубоко выдохнул и снял маску, предвкушая долгие часы, которые ему предстоит провести одному в этой иллюзии. Без маски было довольно прохладно. Он подошел к окну посмотреть, куда побежали оставшиеся члены отряда. Ветерок сквозил через окно, Дан провел рукой по волосам, и с удивлением заметил, что он почти лысый. Облака проплывали по голубому небу, изредка перекрывая яркое солнце. Внезапный ветер пробегал по двух метровой сорной траве на дороге, исчезая так же внезапно, как и появляясь. Если бы не эти ровные отточенные стены домов, виднеющиеся из-под растительности, то можно было подумать, что это обычное редколесье среди холмов.

Донан не спеша, бросил маску на подоконник. Созерцание знакомого пейзажа нарушило движение на дороге. Двое, волоча номера два, пробирались через заросли. Двое? Донан пригляделся, их действительно было двое, значит, кто-то остался в здании. Он обернулся и стал ждать, глядя в дверной проем. Через некоторое время появился пятый.

– Зачем ты вернулся? – «неужели он хочет убить меня?» думал Дан.

– Поговорить, просто поговорить, как в старые добрые времена.

– Говори, – Донан все еще не понимал к чему все это.

– Я вижу, что ты изменился. Если ты не хочешь возвращаться на базу из-за третьего, то это зря, мы можем подтвердить, что он напал первым. Не стоит из-за этого оставаться в диком мире на верную смерть, – Пятый начал понемногу подходить.

– А что тебя я? Почему ты не ушел с остальными? – Донан чувствовал в голосе собеседника дружелюбные нотки, поэтому дал ему подойти и сесть рядом на подоконник.

– Ты что проверяешь меня? Четр, ты действительно не понимаешь? – пятый снял маску. Под ней оказалась светловолосая голова со стрижкой практически под ноль, голубые как море глаза смотрели в глаза Дана. На его лице было написано небольшое удивление.

– Прости… хочешь правду? Я многого не помню, слишком многого. Мне не кажется, что я на самом деле здесь. Я скорее всего нахожусь в маленькой палате психиатрической лечебницы, привязанный к кровати, под действием каких-нибудь наркотиков, – Дан решил выложить все как есть. Почему-то это рассмешило пятого.

– Ну ты даешь. Завернешь, так завернешь. Это из-за того, что второй чуть не дотронулся до твоей головы. Скоро все встанет на свои места, ты вспомнишь. Я помогу тебе, мы же с тобой «ухххх», сила, огонь и воду вместе прошли, – при слове «второй» Донан посмотрел на заросшую дорогу, по которой недавно протащили второго.

– Скажи мне, этот юноша… второй, действительно мой сын?

– А ты как думаешь? Я-то уж точно не причем, вряд ли он чей-то еще, тем более сходство на лицо, – тут Дан неожиданно понял, что если у него был сын, то у сына должна быть мать, то есть любимая женщина Донана. При мысли о жене Дан почувствовал любовь, но он не мог вспомнить ничего о ней, даже как она выглядит.

– Ты говорил, что у тебя есть девушка.

– Да, мы встретились в баре, по-моему, это любовь с первого взгляда, – улыбка посетила лицо пятого.

– Ты бы мог ее забыть? – Дана интересовало, возможно, ли забыть того, кого так сильно любишь? И была ли эта любовь… Пятого этот вопрос поставил в тупик. Он вытянул руку перед собой и посмотрел на ладонь.

– Сердце говорит мне, что нет, но эта перчатка одним касанием может перечеркнуть всю жизнь.

– Может оно и к лучшему… – Дан горько улыбнулся. Нужен ли ей был такой ревнивый муж, может без него ей было бы гораздо лучше, и потом эта работа… Говорил ли он ей как сильно любит или относился как к вещи, которую ни с кем не хотел делить? Донан ничего не помнил, только чувства… Какая жестокая насмешка, найти того единственного человека во всей вселенной и потерять его. Нет имени, нет лица, нет объекта любви.

– Потеря близкого человека не может быть к лучшему, – фразу прервали шаги по лестнице. Дан и пятый переглянулись, надевать маски уже не было смысла, да они и не успели бы это сделать. Пятый сел на корточки и на пыльном полу начал писать пальцем «Requiescat in pace» (да упокоится с миром).

– Это голосовая команда активирует самоуничтожение костюма вместе с владельцем немедленно, но еще нужно соединить большой и средний пальцы на обеих руках, чтобы замкнуть цепь.

– Как это будет происходить?

– Как самовозгорание быстро и с высокой температурой, даже не успеешь почувствовать, как превратишься в горсть угля, – пятый одним движением ногой стер то, что написал.

– Так, давай я зайду со второго этажа, а ты начитай тут, – после этих слов пятый подбежал к дыре в полу и бесшумно прыгнул в нее.

Дан вновь остался один на один с трупом. Тревожное чувство не покидало его. Что он будет делать дальше? Его размышления внезапно прервал солдат больше напоминавший бездомного, вбежавший в комнату. В своих руках он крепко сжимал ПАА-2. Дан прочитал в его пожилых глазах испуг, казалось, он был сам не рад своей находке. Солдат резко втянул воздух через слегка приоткрытый рот, и замер. Ствол автомата слегка подрагивал. Донан понял, что сейчас произойдет, но не мог пошевелиться и просто зажмурил глаза. Тепло наполнило его тело. Тут же прокатились выстрелы, долгие, как сама жизнь. Внезапно звук взрывающегося пороха в дуле ствола сменился тихим металлическим постукиванием. Дан открыл глаза. Ни одна пуля не задела его. Солдат застыл как вкопанный, он даже не мог перезарядить обойму. Дан, тоже стоял и не мог понять, как так получилось. Пауза затянулась, и повстанец резко вытянул новую обойму, пока пустая падала на пол, и судорожно стал впихивать ее в автомат. В это время за его спиной из ниоткуда возник пятый. Солдат, не издав ни звука, упал как подкошенный.

– Пора уходить пока они не пригнали тяжелую артиллерию, – пятый тревожно посмотрел на Дана и они побежали вниз по лестнице. По дороге им встречались то тут, то там валяющиеся тела солдат без видимых повреждений. Пробежав по комнате первого этажа, они на ходу выпрыгнули из окна, ведущие во внутренний двор.

Наступили сумерки. Дан и пятый бежали уже довольно долго, и наконец, достигли открытого места.

– Здесь нас подберут, – тяжело дыша, сказал пятый. Оба присели на корточки. Дан не помнил когда в последний раз он так бегал, возможно, когда случайно наткнулся на медведя у реки. Немного переведя дыхание, он начал осматриваться, насколько это было возможно в полумгле. Трава выросшая по колено скрывала щебень и мелкие осколки камня, в некоторых местах стояли немногие уцелевшие части стен. Скорее всего, когда-то это был крупный комплекс, супермаркет или другой стратегический объект, один из тех, что сносят до основания в случае долгой осады.

– Скоро? – Дану стало даже интересно увидеть их штаб, начальство, а главное машину, которая их подберет, по виду которой, как и по меху животного, можно было бы определить, где он обычно бывает.

– Скоро, – немногословно ответил пятый.

Послышалось шуршание травы, причем с нескольких сторон. Пятый слегка привстал.

– Враг, – наверное, по привычке вырвалось, и добавил, – не стоит лезть под пули, прямого попадания костюм не выдержит.

И тут же пятый понесся через траву. Дан вскочил на ноги, и понесся в другую сторону. Он чувствовал себя птицей, пикирующей на добычу. Последние десять метров до силуэта с автоматом. Дан вспомнил, как охотятся львы, прячась в траве и в нужный момент, выпрыгивая на ничего не подозревающую жертву. Он согнулся, сколько мог, но продолжал бежать.

Три метра. Солдат, встревоженный шелестом травы, повернул голову в его сторону. Сейчас или никогда. Дан прыгнул одной рукой хватая ствол автомата, а другой, ударяя ладонью в лоб. Короткая очередь вторила стуку сердца Дана. Его заметили, а где пятый не понятно. Схватив мертвого повстанца за воротник бронежилета, Дан закрылся его телом от яростного огня второго солдата. Десять секунд и пауза. «Сейчас будет стрелять второй» даже не успел подумать Дан, как бросил вперед расстрелянное тело, а сам ушел вбок, и наткнулся на еще одного повстанца. Прыгая из стороны в сторону, он сокращал дистанцию, пули свистели везде, несколько из них чиркнули по костюму. Дан снова почувствовал азарт хищника. Прыжок. На этот раз солдат, отточенным движение встретил, налетающего Дана прикладом и тот упал на спину. Повстанец резко перевернул автомат, но Дан успел ударить по торчащей снизу обойме, и очередь скосила сорняки впереди. Мгновенно Дан подскочил, обняв врага. Секунда и сердце солдата перестало биться, а Донан снова нырнул в траву, на встречу с новой жертвой.

Позади раздавались взрывы гранат, беспорядочные очереди. Практически полная луна всходила над полем, освящая все вокруг. Теперь играть в охотника было не так просто. Дан несся на очередного солдата, а тот просто стоял, держа одной рукой автомат. Зловещая улыбка украсила лицо Донана, он понял, что солдат настолько напуган, что не может пошевелиться. Да, он чувствовал это, свое превосходство, он мог судить их на смерть и знал, что они это заслужили, лишь за то, что решили тягаться с карателем от бога в его лице. Прыжок. Улыбку резко сменил открытый от удивления рот. Пока он летел, увидел глаза полные решимости и ненависти, ни какого страха. Солдат, твердо решив не дать врагу уронить себя на землю, разжал вторую руку, и вниз начала падать граната и ее чека. Дан успел выбросить вперед ноги, и коленями ударил солдата в грудь, после чего он оттолкнулся и упал в траву. Взрыв. Донана посыпала земля и щебень.

«чертовы самоубийцы» думал Дан отползая в кусты, по дальше от взрыва.

– Еще пять минут, всего пять минут, – повторял в шепотом, как молитву повстанец, размахивая автоматом в разные стороны. Это наверно и не позволило ему услышать как Дан подполз на расстояние пряжка. Они вместе повалились в траву. Еще пару секунд Дан лежал в обнимку с мертвым солдатом, переводя дыхание.

– Группируемся, все в кучу… отходим, – доносилось из наушника, еще минуту назад живого повстанца. Дан понял, что что-то не так и решил найти пятого, прихватив на всякий случай автомат.

Удивительно, но Дан не встретил ни одного солдата на пути, все они бежали. Неожиданно он заметил фигуру на поле, заметно больше чем простые солдаты, которых он видел. Напротив нее в тридцати метрах за маленьким куском стены сидел пятый. Неожиданно он выскочил, перекатился за другой камень, и взрыв снес его прежнее укрытие.

«Если пятый его не уничтожил, значит, он не смог к нему подойти» подумал Дан, и решил не ломиться на пролом, а достать врага из автомата. Короткая очередь. Попавшие пули с искрами отлетели от силуэта. Враг тут же повернулся в сторону Дана, и поле озарило пламя шестиствольного пулемета. К счастью Дан к тому времени бежал к пятому, думая, что поразил цель, но звуки подобные свинцовому граду, заставили его обернуться. В свете пламени вырывающегося из недр пулемета, который враг держал правой рукой, Дан смог разглядеть его. Это был какой-то подпольно собранный механизированный доспех. Кое-как скроенные и прибитые огромными клепками металлические листы тускло отражали свет. Дополнительно приваренные рукава, защищали механические перчатки от тяжелого вооружения. Внутри этой двуногой конструкции явно сидел человек.

Враг начал расстреливать все подряд, и Дан решил, что лучше бы ему поторопиться с поиском укрытия. Пятый побежал ему на встречу, и они вместе засели за стеной с торчащей металлической балкой.

– Этот повстанец крепкий орешек, его крупный калибр слабо отражается. То ли они готовились к встречи с нами, то ли испытывают новое вооружение, – на их головы упал сноп искр, очередь прошлась по балке, и пятый продолжил, – его пулемет не проблема, как и миномет за спиной, но когда я пытался подойти к нему, из-за его правого плеча выдвинулось еще один ствол. Я отскочил назад, не знаю чем он стреляет, но думаю наводится на цель левой рукой.

– Тогда я зайду справа и попытаюсь попасть под его защитный рукав, а ты отвлеки его слева, – пятый кивнул, и они разбежались в разные стороны. Пятый под градом пуль пробирался на позицию. В это время Дан полз в воронку, то и дело рядом с ним раздавались взрывы, враг запускал мины наугад. Дан прицелился. Вот зигзагами побежал пятый, пулемет не мог достать его. Враг слегка выдвинул левую руку в сторону движения пятого. Дан понял, что лучшего момента не будет. Очередь прошла чуть выше пулемета точно под рукав, по кисти. Враг резко одернул левую руку, и мина разорвалась далеко от места боя. Донан, меняя позицию, заметил, что пятому осталось пятнадцать метров до цели. Неожиданно из-за правого плеча машины выдвинулся ствол и выстрелил металлической капсулой. Пятый вытянул правую руку, чтобы полем отклонить снаряд, но капсула лопнула, высвободив облако темно-серой пыли. Четыре метра. Пятый задержал дыхание и прыгнул в облако, пулемет прострочил воздух под его ногами, в полете он приготовился нанести смертельное касание в голову.

Поле озарила вспышка, и раздался треск. Перемещение магнитного поля, создаваемого костюмом пятого, вызвало движение электронов в облаке пыли, попросту говоря, его ударила молния. Дымящееся тело вылетело из облака, почти рассевшейся пыли. Враг резко ударил левой рукой наотмашь и уже мертвый к этому моменту пятый отлетел обратно, в распаханную пулеметом землю.

Дан застыл на месте, прижавшись к земле. Он не знал что делать. Молиться, бежать, атаковать? Только что погиб человек, с которым его многое связывало, хоть он и не помнил, что именно. Пусть это иллюзия, но что будет, если убьют его самого? Он очнется в палате или умрет и в реальности? Кажется, это называется виртуальная смерть, когда мозг верит, что он умирает и отключает все системы организма. Нет, ему никак нельзя умирать. Там в реальности квалифицированные врачи, они найдут способ вернуть его, так что сейчас нужно сосредоточиться на выживании. Оставаться на месте верная смерть. Бежать? Эта машина достанет его где угодно, стоит только остановиться. Остается только одно, и Донану самому не нравилось к чему привели его думы. Нужно было встать и бежать на врага, один на один… Это самоубийство, видя как машина расправилась с пятым, Дан мог сделать только один вывод: повстанцы готовились к встрече с его отрядом, возможно специально сделали оружие, просчитали действия. На другом конце поля стоял аппарат, предназначенный для убийства людей в черных костюмах, как Дан. Использование этого костюма приводило к смерти. С одной стороны то, что Донан не знал как использовать костюм, давало надежду, что он мог подойти к врагу, с другой стороны если костюм включится в не подходящий момент, то его постигнет учесть пятого.

– Помирать так с музыкой! – Дан перехватил автомат посередине правой рукой, выпрыгнул из укрытия и побежал. Это был самый долгий бег в его жизни. Пули свистели везде, короткие вспышки мин слепили светом. Вот и решающая дистанция, неожиданно выдвинувшаяся пушка врага готова была стрелять. По теплу во всем теле Дан понял, что костюм работает. Не долго думая он швырнул автомат в пушку. Выстрел. Снаряд, навсегда испортив автомат, отклонился выше и лопнул, когда цель уже выскочила из зоны поражения. Пулемет упорно молотил воздух впереди, Дан начал сокращать расстояние по спирали, заходя справа за спину врага. Неповоротливо переминая битые камни под ногами, машина по-прежнему стреляла, пытаясь не дать себя обойти. Рывок, и Дан резко сократил дистанцию, проскочив под резко полетевшей навстречу левой рукой. Короткая электрическая дуга на конце рукава дала о себе знать потрескиванием, но Дан был слишком увлечен, чтобы заметить это. Поворот торса открыл щель между пластинами на животе машины, и Дан этим тут же воспользовался, запустив свою левую ладонь под доспех. Машина со скрежетом распрямилась, зажав руку. Невольный крик вырвался из груди Дана. Машинально он попытался освободиться, но это причинило еще большую боль.

Откуда-то сбоку из-под пластин забила струя белого пара. Сейчас Донан напоминал волка, пойманного в капкан. Неожиданно с другой стороны машины раздался взрыв и Дана ударило пластинами. Удар оказался такой силы, что его сбило с ног, а перед глазами все потемнело. Наконец-то поле наполнилось тишиной и привычным шелестом травы. Дан лежал без сознания под дымящимися доспехами, которые теперь напоминали скорлупу от выеденного яйца.

«Странное ощущение…» Дан медленно начал приходить в себя. Что-то держало его за горло. Слегка покачивая головой, он попытался протереть глаза. Раздался лязг цепей, и он обнаружил, что его руки разведены в стороны и прикованы. Донан, щурясь, открыл глаза. Когда он привык с свету, кстати сказать не такому уж яркому, то понял, что его ноги, а так же вероятно шея, привязаны трех миллиметровой слегка поржавевшей металлической цепью к дощатой стене.

– Кажись он очнулся. Раймонда просила сказать ей первой, – в помещении оказалось два человека, один из которых тут же вышел. Дан сейчас меньше всего интересовался ими. Этот запах засохшей крови вперемешку с чем-то, может быть лекарствами? Это больница? Он опять в реальности? Эта комната примерно 4 на 6 метров, железная подставка для хирургических инструментов, накрытая белой тряпкой, стоявшая рядом. Похоже на больницу, скорее всего его оперировали, только зачем было привязывать к стене цепями? Как-то не гуманно… сквозь расщелины между досок бил свет. Сейчас день или даже утро.

– Мне бы водички попить… – сухим полушепотом, как с похмелья сказал Дан, на что человек в комнате усмехнулся и подошел, теперь его можно было разглядеть. Это был коротко стриженый, гладко выбритый мужчина в камуфляжной рубашке с закатанными по локоть рукавами, штанами такого же цвета и серыми кроссовками, которые вероятно когда-то были белыми.

– Водички? – после чего он, не сдержавшись, плюнул в лицо Дана.

– Вот поэтому я предпочитаю частные поликлиники, – Дан слегка усмехнулся, за что тут же получил по печени. Что-то совсем не гуманно… похоже он все еще галлюцинирует.

– Ублюдок, столько лет держать нас за дураков… а я уж и сам чуть не поверил, что вы ангелы смерти, бессмертные судьи. Оказывается ты обычный человек. Это твой наряд давал тебе силу? Можешь не отпираться, я вас хорошо изучил. Говори, как он работает! – после этих слов Дан еле сдержался от смеха, но все равно получил по печени. Откуда ему было знать, как работает костюм? Он вообще не знал ни одной тайны. Разве только сто один способ как приготовить топинамбур, которым он питался первое время после своего «пробуждения».

– Давай расскажи мне то, чего я еще не знаю. Не заставляй вытаскивать из тебя слова клещами, и это не поэтическое сравнение, – человек смотрел в глаза Донану с каким-то хладнокровием, но всё же азарт охотника, поймавшего добычу, порой пробивался наружу.

Что мог сказать ему Дан? Чего точно не знал его пытатель, так это то, что он плод больной фантазии. Да, наверное, это шок, узнать, что ты плод чей-то больной фантазии. Такой шок, что в него проще не поверить. Дан задумался. Может он сам плод чьей-то фантазии? Чьей? Может того, кого именуют богом? Сидит себе этот самый бог наверху, а может и не на верху, и придумывает людей, их действия, жизнь, испытания разные, сюжет закручивает. И вот появляешься ты свежепридуманный с коробкой детских фотографий в шкафу, семьей, друзьями, работой и собственным мировоззрением. Через некоторое время, придумав еще миллиарды разных людей, бог забывает о тебе, и ты просто исчезаешь, так же неожиданно, как и появился. Так сказать он тебя придумал, а потом раздумал обратно. И потом, просчитывая, каких людей должен встретить его новый персонаж по дороге на работу, он спросит себя «а где же тот, который должен проходить мимо с газетой на другой стороне дороги? Как там его звали?», заглянет в свой список и, прочитав имя, поморщит лоб «да точно, это он». А имя это высечено на могильной плите… что-то, даже не вериться во все это. «Такими рассуждениями можно и окончательно свихнуться» подумал Дан и решил помолчать, хотя в такое прекрасное утро разве можно молчать?

– За что я вас так люблю, так это за вашу правдоподобность, – по лицу дознавателя было видно, что он не понял, как это расценивать, но на всякий случай дал по печени.

– Даже не пытайся. Привыкли думать, что там, за стенами ваших уютных домов, в нормальном мире живут одни идиоты. Наверно считаете себя богам, раз у вас есть технологии. Что удивлен? Можете пудрить мозги своему компосту, который покорно не разгибает спины, слепо верящий, глупый компост, делающий всю грязную работу за вас. Ни какой воли, ни какой морали, стоит только пригрозить увольнением и они все сделают, страдая и унижаясь за мягкий диван и реалити шоу про самих себя! – парень явно был идеологическим лидером.

– А у вас наверно хлеб на деревьях растет, срывай да ешь, – как-то странно, если Дан все это придумал, то получается, что он спорит сам с собой.

– Мы работаем посменно и получаем награду в соответствии с трудом. Тебе не понять простого рабочего, которым когда-то был я. Когда нас официально заклеймили рабами?

– Не надо этих громких слов, у всех в этом мире есть выбор.

– На электронном носителе судебника! Ты когда-нибудь пытался пробиться вверх с самого дна? Человек второго сорта – вот, что я видел в глазах секретарш, когда они говорили «вакансий нет», то же самое, что и в церковных школах. Почему на человека с книгой в руке смотрят как на позера!? Пытливые умы высмеиваются, кроме развлечений ничего не осталось. Единственное место, где осталась мудрость прошлого, записанная на бумаге, это церковная школа. Но за эти знания нужно заплатить: встать на колени и широко открыть рот, чтобы держащие власть совершили свой извращенный половой акт, после чего невидимый ошейник стягивает горло всякий раз, как приходит слабая и болезненная мысль о том, что может быть, все должно быть по-другому, лучше, – пылкая речь подошла к концу. Нужно было что-нибудь ответить.

– Да мне побоку, – ничего лучше в голову не пришло.

– Теперь ты понимаешь, ради чего мы боремся, ради чего боролись наши предки. Теперь скажи, как работает твоя одежда? – тонкий призрак надежды показался в голосе, ставшего чуть ближе, человека.

– Я ничего не знаю, – собственно, про магнитные поля они и так уже должны бы знать, если изобрели электризующуюся пыль.

– Ублюдок Кондоги! – Дан снова получил, но уже в живот.

– Твои мозги насквозь изъедены ложью! – еще удар. Дан просто висел, как груша для битья, инстинктивно изгибаясь, пытаясь скрючиться и защититься.

– Защищая своих господ, ты разделяешь их гнусность! – Донана продолжали бить.

– Где они теперь, когда ты здесь? Просто им плевать, что с тобой будет, они заполнят твою брешь новыми телами! – Мужчина размахнулся для еще одного удара, но тут открылась дверь.

– Просила же без меня не начинать. Абрам, почему ты не хочешь сделать мне приятное? – прозвучал знакомый капризный голос женщины.

– У меня есть дела поважнее… – безразлично ответил мужчина, ударил последний раз и отошел в сторону. Дан поднял глаза, и они тут же округлились от удивления.

Твердой походкой, цокая шести сантиметровыми шпильками, к нему подошла женщина. На ее левом нагрудном кармане, накинутого на плечи голубого почти непрозрачного халата, не хватало только ламинированного куска бумаги с магнитной полосой, и падписью: «Иветта Аввакумовна Штейнцель, доктор 4ого уровня допуска». Но отнюдь не это округлило глаза Дана, казалось, что он уже привык к таким поворотам. Из-под халата торчали третьего размера груди, наполовину закрытые темно-синем кожаным корсетом, который плавно сужался в районе ниже живота, анатомически обтягивая ее стройное тренированное тело. Гладкие, бархатистые ноги обтягивала крупная черная сетка, начинаясь там, где заканчивался корсет, и уходя в такие же темно-синие кожаные сапоги по колено. Ее прическа была совсем другой, такие делали в основном подростки мужского пола. Коротко стриженые бока, косо срезанная прядь черных волос, свисая, полностью закрывала ее правый глаз. Если бы не это лицо и халат Дан ни за что не узнал бы в ней своего психиатра. Кажется, обозначив ее как кошку, он погорячился.

Это не могло не пошатнуть высокое душевное равновесие, которое он приобрел за девять лет одиночества, разговаривая лишь с животными и растениями.

– Надеюсь, он тебя не сильно обидел? – еще больше приблизившись и скользнув рукой по щеке Дана, Раймонда почти прошептала это своими тонко подкрашенными красноватыми губами, похожими на спелую клубнику, которая так и манит дотронуться. Донан сглотнул невесть откуда набежавшую слюну. Вся его кровь отхлынула от мозга и ушла куда-то вниз. Женщина кокетливо улыбнулась и отодвинулась назад.

Неимоверным усилием воли Дан заставил свои мозги думать. В принципе повстанцы могли выкрасть его из психушки. Одним психом больше, одним меньше, кто их считает? Наверно, они надеялись, что таблетка заставит вспомнить все, и тут как раз его и начнут пытать. Следовательно, этот мир реален и Донану сейчас придется не сладко, возможно, он останется калекой на всю жизнь, если вообще выживет. Но так же это может быть продолжением его иллюзии. Его могли вытащить из-под обломков той машины. И если это так, то после этих пыток он мог остаться калекой умственно. Куда не глянь везде плохо, а главное происходящее ни сколько не зависит от него. Дан решил проверить есть ли на нем костюм, и повернул голову в сторону. Его рука была голой. Неужели он весь голый?! Дан попытался посмотреть вниз, но цепь на шее не давала этого сделать. Главное сейчас не терять присутствие духа. Донан подумал «хорошо бы это смотрелось со стороны», и невольно ухмыльнулся.

– Может ему отрезать чего-нибудь, чтобы он стал посерьезнее? – Абрам не шутил, почему-то в присутствии этой дамы его голос стал менее эмоциональным.

– Ну, зачем же так радикально? Я думаю, такому интересному мужчине будет, о чем поговорить со мной, разве не так? – опять этот взгляд, она профессионалка своего дела.

– На чувства давите? Знаю я этот трюк, «плохой и хороший», ксо, это старо как мир! – Дан рассмеялся им в лицо. Они собирались сделать из него покорного раба на почве похоти. Пусть он привязан к стене и обездвижен, но это еще надо посмотреть, кто чьим рабом станет.

Раймонда картинно щелкнула пальцами, на что стоявший рядом Абрам бросил на нее многозначительный взгляд, мол «могла бы и попросить», и, обойдя ее сзади, придвинул подставку, накрытую тряпкой, поближе.

– Какие-то у вас странные отношения. Если бы ты сбросил свою холодность, то она наверняка осуществила бы все твои ночные желания, – Дан пытался зацепить их чем-нибудь. Может они отвлекутся от него.

– Заткнись ублюдок Кондоги! – по взгляду Абрама, Дан понял, что попал в точку, а удар по ребрам подтвердил это и заставил задуматься Раймонду. С заговорческой улыбкой она скинула назад тряпку на столике. Разнообразные ножи, иглы, зажимы, скальпели и прочие инструменты засверкали своей чистотой в солнечном свете. Краем глаза Дан увидел одиноко лежащий штопор. Зачем он здесь? Что за извращенная фантазия могла превратить его в орудие пытки?

Раймонда взяла что-то со столика и в предвкушении подошла к пленнику.

– Ты такой неприступный, но все равно притягиваешь к себе, рельефом мышц, жаром своего тела, этим ароматом… – она провела нежной рукой по его бицепсу и остановилась в районе сердца, затем прильнула к нему щечкой и от удовольствия закрыла глаза. Абрам отошел к противоположной стене и сел на неизвестно откуда взявшийся стул. Облокотившись на стену и закинув ногу на ногу, он с плохо скрываемым интересом наблюдал за происходящим. Да, наверно, сзади было на что посмотреть.

– Как работает твоя одежда? – так же нежно прошептала она. Любая появляющаяся мысль в голове Дана, тут же разбивалась о стену желания.

– Понятия не имею, – еле выдохнул он. Нужно было держаться. Раймонда резко вернулась на исходную дистанцию, чиркнув при этом скальпелем по груди Донана, от чего тот слегка вскрикнул. Рана начала болеть и пощипывать.

– А я то думаю, откуда берется всякое извращенное видео… – «это еще не смертельно, главное сохранять дух» думал пленник. Раймонда снова приблизилась, но на этот раз к уху.

– Только пара слов и твои мучения закончатся, – шептала она ему на ухо, прикасаясь грудями так, что Дан чувствовал биение ее сердца. Жаль, что он не мог посмотреть вниз. Но зато он видел, как беспокойно дышал Абрам. Дан снова искривил рот в улыбке.

– Я рад, потому что мучения того парня на стуле в самом разгаре. Почему бы тебе не помочь своему товарищу? Абрам, ты, что не видишь, что она специально заводит тебя? Возьми инициативу! – Раймонда снова чиркнула скальпелем, но уже по ребрам, и бросила хищный взгляд назад. Дан стиснул зубы. Похоже, его скоро порежут на лоскуты.

– Продолжайте, мне все равно, что вы там делаете. Я здесь только потому, что должен присутствовать при допросе, – Абрам скрестил руки на груди, всем видом пытаясь показать, что он сказал то, что думал.

– Не бойся, твои порезы не глубокие, я лишь хочу сделать тебя моим, – как бы игнорируя то, что сказал Абрам, Раймонда еще раз полоснула Дана.

– Подумай еще раз, мы здесь одни и я так думаю, что никто не придет в ближайшие два часа, такое бывает раз в жизни, – перебарывая боль, Донан пытался спровоцировать безучастного наблюдателя, за что получил еще один порез. Абрам молча встал и пошел вперед. Раймонда отодвинулась от Дана, на ее халате местами были полоски крови. Держа скальпель перед собой двумя пальцами, она похотливо посмотрела на Абрама. Вопреки всем ожиданиям тот, схватив со стола иглу, с размаха засадил ее в руку Дана, чуть не пригвоздив ею к стене. От такой неожиданности пленник запоздал с реакцией на секунду, но все же боль исказила его лицо. Он зажмурился и с рывками выдохнул.

– Может нужно более интенсивно калечить его? – как-то эмоционально сказал Абрам.

– Ты, что ревнуешь? – ее свободная левая рука опустилась куда-то вниз. Дан, на фоне ноющих ран, почувствовал нечто приятное. «Так можно и мазохистом стать» подумалось ему. Мысль о присутствии духа давно отошла на задний план.

– Нет, мне все равно.

– Ты так часто это повторяешь…

– И что? Посмотри на меня и на себя, нам нельзя появляться вместе при людях. Я должен сохранять свой авторитет среди подчиненных!

– Тогда стой и смотри. Я исполню твои желания с ним, – Раймонда расплылась в улыбке.

Все таки Дан спровоцировал их, вот только его по-прежнему истязали. Боль и удовольствие то бросали разум пленника в бездну, то с силой вырывали из нее. В этом состоянии Дан потерял счет времени. Сколько он здесь пять минут или пятьдесят? Перед его изможденными глазами стояло неподвижное напряженное лицо Абрама. Дан обессилено кричал, безысходность взяла верх. Его ничего не спрашивали, он потерял свой последний козырь, теперь он игрушка для удовлетворения желаний палачей. Боль и удовольствие полностью сломали волю пленника.

– Я больше не выдержу! – закричал он в надежде… в надежде на что? Но раньше его сорвался Абрам. Он схватил со столика нож, и его рука понеслась к груди Дана. В ужасе пленник зажмурился. Волна боли накрыла его мозг. Не в силах сдержаться он орал, или думал, что орал.

Боль потихоньку стала отходить, и он открыл глаза. На сером потолке висела круглая лампа. Здоровенный мужик в голубом халате вынул у Дана изо рта деревянную ложку, затем снял с его головы два электрода. Донан посмотрел налево. Там стояла Раймонда в застегнутом халате. Дан начал бешено ерзать, пытаясь убежать, уползти, отодвинуться как можно дальше от нее, но он был надежно привязан к кровати.

– По-моему он пришел в себя, – глядя в глаза Дана сказал мужчина.

– Отведите его в палату, через пару часов я поговорю с ним, – Раймонда, которая, по всей видимости, не собиралась пытать Дана, вышла из комнаты. Обессиленный и измученный Донан лежал в кровати, по-прежнему не понимая, где он и что с ним будет, но тот факт, что боль проходила, успокаивал его.

– Не переживай, скоро ты поправишься, давай я отвезу в палату, – заботливо приговаривал санитар, отвязывая Дана и сажая его в кресло-каталку.

Прошло около трех часов. Донан по-прежнему сидел в каталке в одиночной палате. Из его левой руки тянулась тонкая трубка в прозрачную литровую банку, которая покоилась на высокой железной подставке в виде вешалки. Его взгляд неподвижно лежал на чем-то за окном и решеткой, на чем-то в маленьком дворике, где гуляли пациенты.

«Стоит ли рассуждать о том, что со мной будет? Где реальность и иллюзия? Может, если совершить самоубийство я опять проснусь под грудой камней, без памяти, а главное вырвусь из этой череды кошмаров?», Дан лениво повернул коляску и перевел взгляд на дверь. Что появиться в этой двери? Люди в черных костюмах, здоровенная машина смерти, санитар с успокоительным или Иветта, которая одновременно Раймонда, со скальпелем в руках?

Неожиданно дверь начала открываться. Дан быстро пробежался глазами по комнате. В качестве оружия можно было использовать только капельницу. Времени на то, чтобы отвинтить металлическую ножку от кровати не было. Дан развернул коляску к входу и прикинулся полусонным. На пороге появилась Иветта с бумагами в руке, вероятно, это история болезни Донана. Было бы весьма не учтиво нападать на нее с капельницей, так и не узнав, зачем она пришла.

– Вы, наверное, еще не пришли в себя, – садясь на кровать, предположила Иветта, взглянув на Дана.

– Нет, я в порядке, – внутри Дан был начеку, но внешне не открылся.

– Хорошо… хотя эти короткие фразы, не свойственные вам, можно расценить как некую настороженность. Ничего, со временем вы адаптируетесь. Я здесь, чтобы продолжить ваше лечение, если оно потребуется. Итак, вы находились две недели в аутичном состоянии. Не хотите рассказать, что происходило в вашем мире? – прервав мысли о том, что под ее застегнутым халатом, Дана посетило удивление. Казалось, что он был вне психушки пару дней. Но теперь некоторые детали были словно в тумане, как будто это был сон.

– Что там происходило? У меня чуть крыша не поехала, – тут Дан внезапно понял, что все лучше не рассказывать, а еще лучше придумать что-нибудь, чтобы его поскорее отпустили.

– Ну… я видел, как прощался со своим… братом. Потом я поехал в дикий мир… чтобы найти какой-нибудь старинный артефакт и… потом пол обвалился… я лежал под камнями и не мог пошевелиться. Потом дикари меня обокрали и похоронили, а затем я уже очнулся здесь, – что если они захотят связаться с этим самым братом? Или как-то еще попытаются проверить его слова? Времени не было, поэтому Дан придумал, что смог.

– О, это очень хорошо, что вы вспомнили брата, он как раз ждет вас в приемной, но сказать по правде, вы не очень то похожи, – слегка улыбаясь, говорила Иветта. Ей нравилось выписывать пациентов, ведь это значило, что еще один человек вернулся к нормальной жизни, естественно не без ее помощи.

– Мы сводные браться, – неизвестная персона в приемной давала волю воображению. Дан не мог поверить в такое совпадение, но эта встреча единственный выход отсюда, так как с капельницей на перевес явно не убежишь далеко, хотя это было бы весело.

– Забавно, он сказал тоже самое. Ладно, я думаю сейчас вам нужно отдохнуть.

– Да я практически здоров. Зачем откладывать? Я так соскучился по брату, – Дан вытащил иглу из вены и поднялся.

– Ну, вообще то… хорошо, я провожу раз вы так настаиваете, – по своему опыту Иветта подозревала, что подобные мужчины никогда не покажут на сколько сильно они хотят увидеть другого человека, не зависимо от пола и родственных связей.

Несколько минут ходьбы по коридорам, которые больше напоминали лабиринт. Дан шел слегка покачиваясь, его ноги немного покалывало, неужели за две недели он разучился ходить или это просто от долгого сидения перед окном? Иветта воодушевленно шла чуть впереди, показывая дорогу. Еле слышно, шаркая тапками, за ней шел Донан.

Очередная дверь открылась.

– Надеюсь, мы не заставили вас долго ждать? Извините, но ваш брат только что перенес курс лечения шоковой терапией, так что нам пришлось задержаться, – Иветта приветливо начала извиняться. Наверное, врожденную тягу к сериалам и мыльным операм, за неимением других возможностей, она удовлетворяла, глядя на вот такие моменты воссоединения. Она не могла скрыть свою улыбку за докторской этикой и маркой серьезного заведения.

Вслед за ней уверенно, собрав все силы, вошел Донан. Два «брата» стояли и смотрели друг на друга. Между ними не было вообще ничего общего, только разве что цвет кожи. Одежда Дана была на редкость проста: белая широкая футболка и белые широкие штаны, из-под которых едва виднелись уже серые носы тапок. Человек стоявший напротив него был одет в дорогой темно-красный, почти черный пиджак, такие же штаны и чуть светлее шелковая рубашка, перетянутая на шее совсем черным галстуком. На туфли смотреть не было смысла, Дан никогда не разбирался в таких вещах и мог констатировать только то, что они были начищены. Сам же человек был на вскидку лет двадцати с торчащими мелированными волосами, которые отдавали синеватым оттенком.

– Здравствуй брат, – с некоторой ухмылкой сказал юнец, подходя ближе.

– И тебе здоровья… брат, – протянув руку для приветственного рукопожатия, с некоторым сарказмом сказал Дан, видимо оценив пожелание здоровья, для человека в одежде душевно больного.

– можно мы побудем наедине? – неожиданно обняв Дана, так, чтобы его лица не видела Иветта, и добавил шепотом на ухо «брата», – только без выкрутасов.

– О, уже ухожу, простите, такие моменты никогда не оставляют меня равнодушной, – Иветта вышла и закрыла дверь. Юноша разжал свои объятия и, одернув пиджак, отошел на почтительную дистанцию.

– Кто ты такой? – не замедлил с вопросом Дан.

– Вопрос не в том «кто я?», а в том «кто ты?», от ответа на который зависит твоя дальнейшая судьба, – юноша вел себя немного надменно, как полноправный хозяин положения.

– Я понятия не имею, кто я, но одно знаю точно: сгнить в этой лечебнице не для меня.

– Что ж, это вполне устраивает моего босса. Будешь с нами работать? – прозвучало скорее как утверждение.

– Конечно, – как-то обреченно ответил Дан, на что его собеседник слегка качнул головой в сторону.

– Ладно, твои вещи мы забрали, бумаги оформлены, все по закону, не переживай. Сейчас мы выходим и садимся в серый фургон, а остальное объяснит тот, на кого я работаю, – словно заученную фразу проговорил юнец и они оба направились к выходу.

– А одежда? – Дан не хотел щеголять по городу как пациент, а тем более встречаться с каким-то боссом.

– Я же уже говорил… а, вы видимо про штаны и футболку. У вас будет время переодеться, а эту форму мы отошлем обратно.

Спустя некоторое время они вышли из здания. У входа действительно ждал серый неприметный фургон. Донан поднял голову к небу. После полуденные облака неспешно плыли на синем фоне. Чем бы он сейчас обедал, не будь пойман? Чью бы шкуру гладил, отдыхая на траве? Раздался щелчок, открывающейся двери автомобиля.

– Залезай, – услужливо показал рукой молодой человек, и Дан последовал его указаниям. Разместившись на сидении, он увидел, что не один в такой одежде. На противоположных сидениях слева от него находился довольно крепкий мужик. Его короткая стрижка плавно переходила в четырех дневную щетину, под разрезом рубашки на груди виднелись мелкие шрамы, как будто его накрыла шрапнель. Он, о чем-то задумавшись, смотрел в окно.

Справа сидел молодой пациент. Его белые одежды были как раз под такие же белые волосы. «Наверно, не мало девушек он сразил своей улыбкой» подумал Дан.

– Здравствуйте, меня зовут Астерий, а этого молчаливого человека рядом зовут Ник, – вежливо представился тот, что помоложе.

– Мое имя Донан, но вы можете называть меня Дан. Я думаю, нам предстоит какое-то сотрудничество, – поддерживая обычную беседу, сказал Дан, после чего Ник посмотрел на него, словно на мгновения выйдя из забытья.

– Ты, наверное, хотел сказать рабство… – усталым голосом, чуть ли не прошептал он себе под нос и снова отвернулся. «Наверное, он накачен транквилизаторами» подумал Дан и хотел продолжить беседу, но его прервал хлопок дверью. Сев на переднее сидение рядом с водителем, тот, кто их собрал, скомандовал «поехали» и машина рванула куда-то по улицам…

Объединяй и направляй.

Фургон со скоростью примерно 60 км/ч, ехал по уложенной дороге все дальше от центра города. Пейзаж за тонированным окном изменился. Хотя рядом с психиатрической лечебницей были не такие уж и высокие дома, теперь они не превышали двух-трех этажей. На дороге прибавилось грязи, и следы шин тянулись шлейфом за фургоном. Погода стала какая-то пасмурная. Каждый думал о своей дальнейшей судьбе и смотрел в окно. Озвучивать свои мысли не хотелось никому, да и слоило ли? Меньше всего заводить случайные знакомства хотелось Нику. Он отлично знал, что набранных из одного города кадетов, разбрасывали по разным регионам, где после обучения состав их взвода еще раз перетасовывали, и снова распределяли кого куда. Лучший друг мог оказаться за тысячи километров, а враг всегда был близко.

Астерий потерял всякое настроение разговаривать. Гул мотора итак заполнял ужи. Неторопливо одна мысль в его голове сменяла другую. Судьба… он совершил преступление, преступление против общества, против своего наставника, против себя… Наказание. Этот неизвестный поворот событий наказание или прощение. Может быть это возможность? Получить прощение или низвергнуться в самую бездну. Это момент, когда человек, стоя на лезвии ножа, одной мыслью решает стоять ему или упасть. Зачем ему открыли эту дверь? Зачем позволили выбирать?

Вкус к жизни постепенно возвращался к Донану, точнее ощущение происходящего, обыденны думы и воспоминания о природе… Ему было интересно получше узнать Ника и Астерия. Впрочем, на вскидку первого он определил как собаку. Обычному жителю Цивилизации сравнение с собакой могло показаться обидным, но Дана невозможно было оскорбить, назвав животным. Почему собака? Может из-за щетины или глубокого взгляда. Дан много раз видел стаи диких собак в разрушенных городах. Ему было интересно, чем же они питаются? На очередном привале стаи, когда Дан наблюдал за ними с дерева, он и увидел ту светло-коричневую собаку, которая точь-в-точь выглядела как Ник. Поодаль от нее игрались щенки, лежали другие четвероногие, а она сидела на задних лапах, возвышаясь над травой, и всматривалась вдаль, изредка приподнимая вытянутую морду, чтобы слегка втянуть запахи мимолетного ветра. Вечный страж, он никогда бы не бросил своего хозяина. Интересно, а у Ника есть «хозяин», то, что он защищает, или тот, кто чувствует себя в безопасности за его спиной? Судя по этим глазам – нет. Собаку, потерявшую дорогого человека видно по глазам. Другая дорога не привела бы его в места заблудших душ и потерянных смыслов, в психиатрическую лечебницу…

О Астерии Донан думал меньше. То, что он говорил больше чем Ник, не означало, что он был более ясен, хоть и старался быть открытым. Какое животное подойдет ему? Пожалуй, на земле нет таких светлых зверей. Грязь и жажда жить наполняла желчью даже тех, кто держал свою судьбу в руках. На земле таких нет… а в небе? Белый голубь. Это бы подошло, но Дан не знавал так много белых голубей, чтобы рассуждать об их стиле жизни.

Кстати, своего «брата» Дан тоже отнес к разряду птиц. Вот только он не мог определить, какая именно это птица. Молодой, в шикарной одежде, наверняка его используют не только для демонстрации и переговоров. С виду простая птаха, пестрый воробей или снегирь какой-нибудь, но может ли он клюнуть как ястреб? А стоило ли узнавать это?

Водитель переключил коробку передач на холостой ход, скорость постепенно снижалась, но не подсоединенный к системе двигатель по-прежнему работал. Астерий напряг память. Кажется, такие двигатели работали на коллекторе слабых сил, попросту говоря, любое изменение веса машины заряжало двигатель и проблема стояла не в том откуда взять энергию, а в том куда ее деть. Противники использования этой технологии в качестве аргумента приводили смутные доводы, что на самом деле коллектор поглощает энергию планеты или даже космоса и это приведет к непоправимым последствиям. Предания о дожде из серной кислоты, который наслал на людей Великий Учитель за наглую трату его запасов углеводорода, жило в сердцах летописцев и по сей день. Но не смотря на все протесты нашлись пара людей, которые купили право на производство и использование таких машин, а право это они не отдали бы ни за что, тем более, что вселенная и так не стабильна, а до того как начнется процесс ее «консервации» еще надо дожить. И все же, как работал этот коллектор? Об этом было написано в синей технарской голосфере. Астерий помнил, что вставлял ее в проектор, но что там было написано, он, увы, забыл. Может стойло больше внимания уделять знаниям, чем очищению души? Эти две вещи были настолько несоизмеримыми, скорее даже несоразмерными, что вопрос пойти ли в библиотеку или в келью никогда не стоял для Астерия, хотя рвение он проявлял в обоих случаях.

Фургон совсем остановился и, не дожидаясь приглашения, практически все вышли. Внутри остался только водитель. Расположившись поудобнее на своем месте, он уже начал ждать пока они вернуться.

Юноша, собравших этих троих, вышел практически первым, вероятно, чтобы открыть дверь пассажирам и дать инструкции, но не успел. Затем он повернулся обратно, достал черный кейс и уже собирался идти, но повременил. Бросив взгляд вниз на свои запачканные грязью туфли, он машинально нахмурился, и только Донан заметил промелькнувшее напряжение на его скуле, после чего юноша поправил галстук и решил все-таки сказать пару слов.

– Следуйте за мной, – все трое, хлюпая грязью под ногами, пошли за своим провожатым. Впереди стоял то ли недостроенный, то ли заброшенный двух этажный дом. Без труда, войдя в дверь, они спустились в подвал. Дан не очень любил подвалы. В дикой среде там обычно лежали «подарки» для мародеров, неразорвавшиеся мины или твари, которые предпочитают тьму и крепкие стены с одним входом.

Молодой человек щелкнул выключателем на кирпичной стене. Одиноко висящая на черном двужильном проводе ксеноновая лампочка моргнула пару раз и зажглась. В помещении было довольно сухо, не смотря на погоду на улице. Посередине комнаты стоял металлический стол, точно над лампочкой, и, судя по ржавчине на ножках, стоял он тут довольно давно. Все трое выстроились около стены, рядом с выходом. Юноша подошел к столу, встав напротив своих гостей, поставил на него кейс и начал открывать кодовый замок. Эта процедура заняла пару минут. Он открыл крышку на 90 градусов и подвигал руками внутри.

– Мы готовы, – коротко отрапортовал он и развернул кейс к гостям, а сам встал слева от стола.

Ударопрочное стекло плоского монитора на открытой крышке показывало неподвижную картинку: на черном фоне синий гербовый щит, по бокам которого, словно крылья, растущие из пустоты, располагались языки пламени. Изображение моргнуло, и началась трансляция.

– Добрый день господа, – свет расположенный сзади говорившего, позволял передавать камере только силуэт. Ничего нельзя было сказать и о помещении, в котором он находился. Голос так же был изменен, наложением нескольких голосов разной тональности, создавая ощущение, что одновременно говорит целый хор. Единственное, что можно было подчеркнуть, так это то, что собеседник был полноват.

– Все господа на Плеяде остались, – недовольно ответил Ник, уж очень не любил он тех, кто отращивает свою жопу, когда остальные сидят в окопах, да трущобах. Несмотря на то, что он никогда и не был на Плеяде, где по слухам находили свое пристанище крупнейшие воротилы мира сего, он искренне ненавидел их, хотя и отчасти смерился с таким положением вещей.

– Хм, вы чем-то недовольны Гильберт? Предпочитаете, чтобы вас называли по имени? – Ник слегка скривился. Слишком давно он не слышал этого имени. Теперь оно казалось чуждым. Дан и Астерий повернули головы в его сторону.

– Нет. Зовите меня Ник, – повисла небольшая пауза. Вероятно, человек на экране пытался найти связь между Гильбертом с его прошлым и Ником. Почему Ник? Каким образом к нему приклеилось это имя?

– Что ж… чтобы разъяснить все неясности, давайте для начала представимся.

– Ник, солдат 32 полка в отставке, специалист по тяжелому оружию, направлен в психиатрическую лечебницу для лечения поствоенного синдрома, – как на плацу громко и четко ответил ветеран, по привычке вытянувшись. Следующий стоял Астерий, и он не знал что сказать, поэтому решил ответить так же как и Ник, но поменяв слова.

– Астерий, служитель церкви в… изгнании, направлен в психиатрическую лечебницу для искупления и очищения, – ему пришлось задуматься в том месте, где должно было говориться про специальность. В отличие от первого докладчика, адреналин гулял по его венам. Что если он скажет что-то не так? Обратно его вряд ли повезут…

– Донан или Дан, как вам угодно, э, странник, специалист по выживанию в дикой среде, направлен в психиатрическую лечебницу для восстановления памяти.

– Очень хорошо, как вы, наверное, догадались, я буду вами руководить. Ах да, мое имя… было бы глупым называть его после всей этой конспирации. Зовите меня кукловод, шеф, босс, голова, как вам угодно. Наши личные встречи, подобные этой, будут происходить только в случае крайней необходимости. Все рядовые цели, задания и поручения я буду передавать через поверенного. Кстати, его зовут Иезекиль, – юноша, стоящий рядом с кейсом, приложил к животу согнутую левую руку, и слегка поклонился, – он обеспечит вас всем необходимым. Итак, вы, наверное, гадаете, зачем я собрал вас и почему именно вас. Дело в том, что вы больше никому не нужны. Неужели вы думали, что с вашими диагнозами вы когда-нибудь вышли бы на свободу?

– Проще говоря, если мы не справимся, то нас убьют, – Ник необычно много говорил. После слова «убьют» Астерий словно свалился в грязь. Разве мог он подумать, сидя в келье, что все так обернется?

– Вернее было бы сказать «если вас раскроют». Хотя, я не хотел бы прибегать к этому.

– Не будем отвлекаться на мелочи, зачем вам это? – Дан уже знал ответ на свой вопрос. Устранение конкурентов, деньги, власть для чего еще нужны люди за чертой закона? Но ответ слегка озадачил его.

– Справедливость, – даже через измененный голос чувствовалось, что за этим словом стояла какая-то история, оттенки ненависти и решимости мелькнули между слогов.

– Мне потребуется «броненосец-Г», нож черный 12 сантиметров лезвие с двухсторонней заточкой, 10 килограмм пластида, сух-паек на 7 дней, походная аптечка и шахматы, – кажется, Ник перечислил все, стандартный набор за исключением ракетницы и пистолета.

– Мы что будем убивать людей? – неожиданно дошло до Астерия.

– Нет. Убивать вы никого не будете и взрывать что-либо тоже. От лишения человека жизни нет никакого толка. Сколько не топчи тень, она не исчезнет. Ваша основная задача нести свет тем, кто утратил его, никаких убийств и непоправимых увечий, – Астерий не поверил своим глазам, неужели он видел мимолетное разочарование на лице Ника?

– Итак, вы хотите, чтобы мы трое со справками из психбольницы ходили по городам и вели проповеди? – сама эта мысль казалась Донану смешной.

– И вы снова ошиблись. Я понимаю, что безгрешных нет, но есть люди, занимающие значимые места в обществе и при этом весьма не чисты. Это и будут наши клиенты. Готовы ли вы стать пророками, творцами нового светлого будущего? – все эти бредни пролетели мимо ушей Ника, как будто у них был выбор, и все же он кивнул в знак согласия. Астерий же увидел во всем этом знак, дорогу, которая приведет его к Великому Учителю. Его церковные братья не могли и мечтать о таком. Поэтому он кивнул. Донан понимал, что его спецотряд во сне, все эти загадки, которыми была наполнена его жизнь можно разгадать, если правильно использовать новые возможности. Как бы то ни было, похоже, он уже работал на Цивилизацию когда-то и теперь у него будет больше возможностей узнать об этом. Возможно, он уже привлек чье-то внимание, назвав себя «Дан». Стоило рискнуть, и Дан кивнул.

– Что ж, как я вижу, все согласны. Тогда осталось только оставить метку на договоре, – после этих слов шефа, Иезекиль достал из внутреннего кармана пиджака три одинаковых листа и положил их на стол. На листе было написано «я есть грешник, осуждающий грешников» и в левом нижнем углу квадрат для метки. Ник пробежал глазами по буквам, даже не задаваясь вопросом «что это за контракт такой?», оторвал, прикрепленный к низу пакетик с иглой. Распаковав иглу, он с совершенно каменным лицом, ткнул ей в большой палец на левой руке. Немного погодя появилась капелька крови. Ник оставил свой кровавый отпечаток в обозначенном месте, как того и требовали судьбоносные документы, типа контракта на военную службу, и отошел от стола.

Астерий некоторое время колебался. Зачем этот кровавый ритуал? Потом собрал волю и ткнул в палец иглой. Больно было, но вот рана была недостаточно глубока для кровотечения. Он выдохнул и ткнул сильнее. Этого оказалось достаточно.

Донан просто порезал иглой кожу над заусенцем и, стекшей вниз каплей поставил метку.

– Теперь мы можем продолжить, Иезекиль даст вам первую цель, не затягивайте с выполнением задания, у нас много работы, – после этого экран почернел, и проявилась прежняя эмблема: щит и два крыла.

– Начнем по порядку. Задание вы получите позже, а сейчас мы отправимся на квартиру, где вы будете жить. Итак, вкратце ваша легенда: три разнорабочих из провинции сняли комнату, чтобы платить вскладчину, распространяться на тему вашего прошлого не советую. В данное время безработные, живете за счет разовых заказов.

– Эта, шабашка что ль? – термин «одноразовые заказы» был плохо знаком Нику.

– Да именно так… прошу проследовать к транспорту, – Иезекиль начал закрывать кейс, а все остальные вышли наружу.

Рядом с фургоном на котором они приехали стоял потрепанного вида грузовик, под грязью и пылью на брезенте, которого красными буквами было написано «мясо».

– Водитель отвезет вас на место жительства, в кабине вы естественно не поедете, – вся компания обошла грузовик и встала сзади.

– Здесь три чемодана, в них необходимые вещи, а главное одежда. Переоденьтесь сейчас, я подожду, – произнес Иезекиль после того как троица залезла в кузов.

– Что, прямо здесь? – Астерий как-то смущался оголяться перед незнакомыми людьми.

– Насколько мне известно, среди вас нет любителей однополого… взаимодействия, – Иезекиль пытался подобрать нужное слово. «Любовь» язык не поворачивался сказать, «секс» ­­– человеку его статуса не пристало произносить такие резкие слова.

Все трое отвернулись к брезентовым стенкам и начали переодеваться. Тяжелее всего было Нику, с его ростом он едва мог разогнуться, но приученный в армии не отступать, справился с проблемой. Дан же, считал, что тело – дар природы, а того, что от природы не нужно стесняться.

В каждом чемодане из одежды лежали потертые джинсы, блеклая рубашка, вязаный темный свитер, две пары черных носков и разношенные темно-коричнивые туфли.

– Какое-то предвзятое мнение у нашего костюмера на счет людей из провинции, – сказал Дан, осмотрев свои «обновки».

– Больничную одежду сложите сюда, – Иезекиль бросил им большой, аккуратно сложенный пакет, который он достал из внутреннего кармана.

Последовав его совету, они затолкали одежду в пакет и передали его обратно.

– Это все. Можете пока обустраиваться на новом месте. За одно и привыкните друг к другу, вам еще долго предстоит жить вместе… да, ключи от квартиры у консьержа, – после этих слов их новый связной стукнул кулаком два коротких раза по кузову, и водитель, кивнув в зеркало заднего вида, завел мотор и начал потихоньку отъезжать.

Выхлопная труба дымила белым паром. Простые люди ездили здесь на относительно простых и не дорогих двигателях. В частности, эта машина получала энергию, сжигая водород.

Надпись «мясо» на внешней стороне брезента, как нельзя точно отражала состояние Ника. Донан вспомнил старую поговорку: «не о чем поговорить, разговаривай о погоде». Как бы там ни было за сорок минут езды, они узнали друг друга получше.

– А далеко до центра? – спросил водителя Донан, выгрузившись вместе с остальными из кузова. Ему было просто интересно.

– Это смотря на чем добираться. На метро не знаю, не ездил давно, а на машине минут полчаса, – водителю хотелось поговорить, ведь он весь день сидел в кабине, но его ждал следующий заказ.

– А на своих двух? – Дан смутно представлял, сколько это «полчаса на машине»

– Пешком? Наверно, около трех часов, может, больше.

– Ладно, здоровья тебе.

– Сам не болей, – водитель захлопнул дверь, немного придавил педаль газа и выехал из переулка.

– Кто-нибудь знает, что это за город? – Астерий огляделся по сторонам. Незнакомая архитектура, небольшие клумбы перед домом не знали ухода много лет, а потому на них чего только не росло, скрывая бутылки и окурки.

– У прохожих лучше не спрашивать, не поймут. В номере разберемся, – как всегда конструктивно мыслил Ник.

Они вошли в дом. В парадной стояла маленькая будка, за стеклом которой сидел седоватый усатый мужчина, который расслаблено, смотрел куда-то под стол, вероятно на телевизор. Наверное, он был уже на пенсии, и подрабатывал. Темно-синяя рубашка скрывала его бледноватое тело, а светло-коричневая жилетка на меху, грела его холодными ночами.

– Здоровья тебе, – по своему обыкновению начал Дан. По его мнению, пожелание здоровья – лучшее начало для беседы, так как показывает доброжелательные намеренья. Человек в кабинке перевел взгляд на троих, стоящих перед ним, нахмурился, показывая, что он тут все охраняет и не ждет неизвестных гостей.

– Чего хотели? – «судя по их виду, они пришли чего-нибудь просить» подумал про себя консьерж.

– У нас здесь квартира, а ключи от нее у вас.

– Нет у меня никаких ключей, – отмахнулся пожилой мужчина.

Дан удивленно посмотрел на своих спутников. Неужели водитель привез их не туда? Если так, то как они найдут нужное место или даже просто снимут комнату без денег? Ник отодвинул рукой Донана от окошка.

– Ты наверно че-то не понял. Ключ должен лежать у тебя. Посмотри, пожалуйста, – «интересно, а стекло пуленепробиваемое» почему-то подумалось Астерию. Дед открыл ящик стола, пошарил в нем рукой и достал нужный ключ.

– А-а-а этот, ну вы так бы сразу и сказали, а то разводите тут разговоры. Я уж думал опять просить пришли, а то тут, знаете, ходят всякие. Все просят и просят, нет, чтобы на работу устроится, все с нас хотят получить, – объясняя свою негативность, дед положил ключ на стол рядом с окошком. Донан решил задержаться и завязать разговор, за одно и разузнать, какие дела делаются в городе и вообще.

– Ладно, дело прошлое. Как жизнь-то у вас в этой дыре? – для человека жившего на просторах первозданной природы слово «дыра» полностью характеризовало это старое, давящее своими стенами место.

– В жопе у тебя дыра… – дед уже долго работал здесь, и многое обустраивал лично, своими руками, поэтому не внимательность к его труду задела за живое.

– Не обижайся, просто я не местный. Я ж не знаю, как у вас тут принято.

– Дом этот получше, чем большинство в этом городишке, что б ты знал, так что жить здесь почти удовольствие, – тут дед вспомнил про отопление, которое нужно было менять, косметические ремонты в некоторых местах, наверное, по этому и сказал «почти».

– Мы тут в любом случае надолго, по крайней мере, съезжать не планируем.

– Раз надолго, тогда будем знакомы, меня Хаким звать, – «надо бы дружеские отношения заводить, итак с этой дурой из двадцать первой каждое утро собачимся» подумал дед.

– Меня Донан называют, для друзей Дан, того здорового Ник, а другого Астерий.

– Так откуда вы приехали, говоришь?

– Из села одного…

– Да, это дело такое… я ведь тоже из села сюда приехал. Помню молодой был, думал щас приеду денег заработаю, заживу… а кому я тут нужен был? Да никому. Тут таких как я телега и маленький воз, вон полные подворотни шарится. Уборщиком с утра до утра горбатился, а щас вот сижу, смотрю за домом.

– Мы вот в разнорабочие подались, а там глядишь, и выше поднимемся.

– Думаешь тут денег много? Сколько дадут столько и заберут, да и сверху возьмут за то, что держал их. Хотя дело ваше, у меня вот не сложилось… а коли повезет не забудешь старика? – Хаким усмехнулся и подмигнул.

– Не забудешь, ты сам-то доживешь до этого?

– Раз такое дело доживу.

– Ну, давай, не скучай, а я пойду, вещи еще разбирать, – Донан уже собрался уходить.

– Постой… так может мы это… за знакомство? – заговорчески прищурившись, сказал дед.

– Нет, не поймут меня, если пьяным приду, да и вообще без этого дела проживешь дольше.

– А вот тут я не согласен…

– Ладно, уговорил, обсудим это в другой раз, – Дан махнул рукой на прощанье и начал подниматься по лестнице на второй этаж, так как на ключе, который взял Ник было написано «23», а это означало второй этаж, третья квартира.

Поднявшись на обозначенный этаж и войдя в коридор, он сразу увидел Астерия, который разговаривал с какой-то девчонкой. По ней было видно, что она рада новому знакомству. Донану не слишком нравилась молодежная мода, но что-то для них в этом было. Ее средней длинны волосы блондинки, с левой стороны украшала тонкая розовая косичка по подбородок. Короткая пухлая белая куртка с серым пушистым воротником была расстегнута. Тонкий вязаный темно-розовый свитер закрывал ее горло, второй размер груди и уходил под блестящий от разнообразных железных фигурок темный пояс с большой пряжкой. Собственно, сами черные штаны, могли обойтись и без ремня. Это была скорее дань моде, как и пара маленьких цепочек, свисающих от заднего кармана к первой петле для ремня. Из-под расширяющихся к низу штанин с стиле «юбочка» выглядывали тупые носы черных ботинок на трех сантиметровой подошве.

Подальше от них стоял, согнувшись к замочной скважине Ник. Видимо, дверь не поддавалась, и хотя ему было проще снести ее с петель, Ник пробовал различные комбинации поворота ключа. Донан пошел помочь своему сожителю.

– Лия, ты, что еще не ушла? Давай иди, а то магазин закроют, – из-за двери с номером «21» раздался охрипший женский голос.

– Сейчас, мам, – «а то я сама не знаю» подумала дочь, крикнув в приоткрытую дверь.

– Ну ладно, мне тоже пора, приятно было познакомиться, – добродушно попрощался Астерий, не часто ему доводилось беседовать с противоположным полом, точнее после школы все его контакты с женщинами ограничивались словом «доследующего свидания». Конечно, в школе он имел успех у девчонок, знал подход, но никакой романтики не было, хотя…

– Может, как-нибудь встретимся, я тебе город покажу, – «мне уже 13, через год школу закончу, а там времени на себя совсем не будет»

– Не думаю, что это будет скоро, переезд… пока обустроимся, пока что, – Астерий уже представил, как будет мыть полы, вытирать пыль. Почему-то он хотел показать себя с лучшей стороны.

– Понятно… – слегка грустно опустив глаза на свои ботинки, произнесла Лия. Как-то все неудачно выглядит: она активно пытается получить внимания. Еще чуть напора и ему покажется, что она назойливая муха.

– Ты заходи если что, – не мог же Астерий оставить ее так, тем более после первого знакомства. «Зачем я это ляпнул?» он подумал через секунду. Неизвестно, что будет твориться у них в квартире. Чертежи зданий, фотографии, может даже какие-то инструменты, веревка или оружие для угроз, а тут прейдет она…

– Ладно, зайду, – слегка повеселев, Лия обняла Астерия на прощанье, от чего тот впал в ступор, и чуть ли не в припрыжку вышла на лестничную клетку.

– Ты еще здесь? Закроют же магазин, – открывая дверь, сказала женщина, вероятно мать Лии. Но обнаружила только Астерия, который уже собирался подойти к своей не открывающейся двери.

– Добрый вечер, – Астерий повернулся обратно.

– Здраствуй, – женщина среднего телосложения в домашних тапках и с обернутым вокруг шеи шарфом, в силу болезни имела скверное настроение и не намеривалась продолжать разговор.

– На себя надо потянуть, – показала она жестом, повернувшемуся в ее сторону Нику, потом, покашливая в кулак, закрыла дверь.

– Опять понаехали всякие, – услышал Астерий из-за двери, повернувшись обратно. Раздался долгожданный щелчок.

– Мать! Это какой-то трех мерный замок. Тут не только вправо и лево крутить можно, – слегка приободрившись, сказал Ник, входя в квартиру.

Дан тоже собирался войти в дверь, но тут почувствовал, как легкий теплый ветерок дотрагивается до его рук, принося еле слышный звон колокольчиков. «Не может быть, сзади коридорная стена» подумал он и обернулся. Перед глазами стояла бесконечная снежная равнина, которую можно увидеть только с большой горы, солнце нежно светило весенними лучами. «Ё-мое, опять началось…» не желание опять переживать всякие приключения заглушалось спокойствием, которое навеивал задумчивый свист ветра и колокольчики… Дан повернулся обратно. Дверного проема не оказалось, как он и ожидал. Одинокий деревянный домик – вот и все, что на вершине. Рядом с дверью висели, как гроздь винограда, колокольчики разных размеров. Донан подошел к жилищу. Ветер прокатился у порога, заставив зазвучать всю гирлянду. «Что я здесь делаю? Что это за место?» он отошел обратно. На другой вершине горы стояло сухое дерево, похожее на дуб. Некоторые его ветви были повязаны лоскутками ткани, причем разного цвета. «Может мне остаться здесь навсегда?»

– Что ты здесь ищешь? – Дан обернулся на голос. На пороге домика стоял низенький старичок. Его глаза превратились в две щелочки из-за яркого белого снега, а кожа имела коричневатый оттенок, наверное, от яркого солнца. Совершенно лысый, обернутый в кусок белой ткани, он держал двумя руками глиняный стакан с травяным чаем и приветливо улыбался.

– То до чего нельзя дотронуться, но можно унести с собой, – почему-то Дан подумал, что этот старичок поделится своей мудростью, какой бы она ни была.

– Многое хочешь ты. Видишь дерево на другой горе? Многие привязали свою судьбу лентами к ветвям древа жизни, желая получить… но получив, теряли, то, что ищешь ты. Хочешь ли ты потерять смысл вещей не найдя их? Нужна ли тебе вещь без ее духа или же дух вещи?

– Ты говоришь загадками… почему же ты не привязал свою ленточку к тому дереву?

– Как знать, может и привязал, – с некоторой смешинкой сказал старичок. Донан повернул голову в сторону дерева. Наверное, ленточка этого отшельника должна быть особенной, хотя более вероятно, что он оторвал ее от своей одежды и она белая. А может это все его ленточки?

– Чего стоишь? Проходи, – странным двухголосым эхом долетело до ушей Дана. Он обернулся. Старичок исчез в глубине своего домика. «Почему бы и нет?» подумал Донан и проследовал внутрь. Стоя на пороге, он немного удивился: с виду маленькая коморка, но внутри было довольно просторно. Посередине пола в небольшой ямке горело полено и несколько веток. Одна комната служила и спальней, и кухней, и кто знает, чем еще. Небольшие окошки слабо отдавали белый свет, всю комнату освещал очаг, причудливо танцуя языками света на стенах. Старичок жестом пригласил гостя сесть рядом, а после протянул ему глиняную кружку с прозрачно зеленой, дымящейся от жара жидкостью.

– А откуда ты берешь дрова? – не отрывая глаз от огня, Дан принял стакан, одной рукой придерживая дно, а второй обхватив стенки, в точности как это делал хозяин дома, мало ли какие обычаи.

На вопрос не последовало ответа. Донан перевел взгляд на собеседника, тот, закрыв глаза, внюхивался в пары своего чая, медленно наполняя грудь воздухом. Дан тоже решил понюхать чай. Ни какого запаха… то есть вообще никакого. «Не может быть, запах костра я за километр учую» он снова втянул в себя воздух, но ничего не изменилось. Привычного давления в груди, наполненной воздухом, не было, даже не было слышно дыхания. Донан начал терять ощущение, что он дышит, а руки потихоньку стали затекать. Приоткрыв рот, он несколько раз часто и глубоко вдыхал и выдыхал. Решив сконцентрироваться, он закрыл глаза, но продолжал. До него начало доноситься его собственное дыхание. Он попытался сильнее сжать стакан, чтобы разогнать кровь в кистях рук, но пальцы провалились в пустоту и вместо этого его нижняя ладонь сжала кулак верхней. Донан открыл глаза, кругом темно. Он пошарил руками по себе и понял, что лежит в кровати. «Где я?» не успел подумать Дан тут же вскочив, резко откинув одеяло. Выйдя из спальни, он увидел свет в дверном проеме в коридор паре метров перед собой.

– Не спится? Мне тоже что-то не особо… – Ник бросил взгляд, на зашедшего на кухню Дана, но потом продолжил свою партию в шахматы на кухонном столе. Похоже, сейчас была глубокая ночь. Сегодня Нику приснился сон, после которого он уже не мог больше спать.

Через некоторое время после его увольнения в запас, когда повседневная рутина начала давать некоторое подобие стабильности и покоя, эти странные сны порой приходили по ночам. Места во сне были разные, но одно неизменно – гнетущая атмосфера мертвых. Он снова стоял посреди болота в редколесье. Это ощущение… еще не страх, и даже не тревога, невидимой огромной волной нависло над Ником, он не обрушивалась, просто висела. Всей кожей он чувствовал, что здесь произошло что-то ужасное. Убийство? Скорее тысячи смертей, каких-то мучительных, агонизирующих убийств. Ему хотелось уйти отсюда, но повернувшись, он увидел синюю грязную руку торчащую из высоких сухих камышей. Кругом болото. Ник уже собирался прыгать по кочкам, но тут рука в камышах шелохнулась. Машинально достав плазменный пистолет, он пальнул в сторону кустов, но никакого следа в виде прожженной дыры не осталось. Только сейчас он осознал, что на нем его обычная армейская тренировочная форма: темно синяя футболка, темно зеленые камуфляжные штаны и потертые берцы.

Из кустов начал выползать человек. Порванная запачканная одежда открывала его синюю плоть, засаленные черные волосы растрепанно свисали с головы, стеклянные мутные глаза смотрели перед собой.

Человек что-то хрипло шептал, почти не двигая повисшей челюстью, приближаясь к живому. Ник краем глаза увидел, как сквозь заросли и из болот выходят и выползают такие же мертвецы, тихо и вразнобой взывая к чему-то, скорее даже требуя. Ник не переставая нажимал на спусковой крючок, но пучки плазмы достигая цели просто исчезали. Он обернулся. Сзади стояла половина прогнившего дерева, а за ней… по всем направлениям шли мертвецы. Он повернулся обратно. Покойник уже тянул руку, чтобы схватить свою цель. От такой неожиданности Ник подался назад, но запнулся об выпирающий из земли корень и рухнул на спину. В попытке смягчить падение он выставил левую руку назад и раздавил ей кучку небольших шарообразных грибов, которые выпустили облако коричневой пыли – спор. Мертвец, горбатой фигурой навис над живым. Вот теперь страх и безнадежность обрушились на Ника. Он разучился бояться смерти, но тут было другое. Скорее его подкашивала мысль о том, что эти мертвецы съедят его жизнь, единственный свет в этой серой трясине, съедят и не насытятся, ведь их было неимоверно много, а он один. Но еще страшнее то, что он сам стал бы одним из этой неживой толпы. Еле переставляя ноги, мертвец споткнулся об тот же корень и упал вперед. Не поддаваясь отчаянью, правым берцом Ник ударил тело в голову и пихнул его назад. Перепачкавшись в холодной скользкой грязи, Ник поднялся на ноги и огляделся в поисках хоть чего-то, что помогло бы ему выбраться, но видел только как мертвецы медленно, но неустанно двигались в сторону этого маленького островка. Не найдя никакого выхода, Ник примял пожухлые камыши на краю островка, оттолкнулся и прыгнул на ближайшую кочку в полутора метрах от него. Этот комок травы и грязи оказался слишком не надежным и попросту проглотил правую ногу почти по колено. Машинально Ник уперся левой ногой в кочку, и попытался выдернуть провалившуюся ногу, но она словно зацепилась за что-то. Еще раз, бросив взгляд вокруг, Ник только удостоверился, что мертвецы близко и, казалось, они чуяли свою добычу и шли за ней как одурманенные, не взирая ни на топь, ни на коричневую массу травы, которая окутывала их конечности и мешала идти.

Ник слегка изогнулся, чтобы с силой вырвать ногу из кочки, но в последний момент из этого месива взметнулась рука и холодными пальцами крепко вцепилась в поясной ремень живого. Левой рукой Ник пытался отцепить кисть с ремня, но она мертвой хваткой тянула живого вниз. Неожиданно вторая рука покойника броском уцепилась за правый край футболки и потянула вниз. Тут же прямо перед Ником, из грязной кочки начала подниматься голова. Ник не выдел его лица, потому что голова была опущена вниз. Почувствовав как по его правой ноге что-то движется вверх, Ник понял, что эта кочка не что иное, как труп, на котором начала расти трава, и, прыгнув, он пробил ногой этот труп насквозь.

Не желая сдаваться Ник бил покойника по голове сжатой в правой руке рукояткой плазмопистолета, но труп только брызгал сгнившим содержимым черепа и продолжал ползти вверх. Когда покойник был уже на уровне груди Ника, он внезапно вскинул голову, открывая свое ужасное лицо живому. Страх сжал сердце Ника ледяной хваткой: в посиневшем и слегка искаженном разложением лице он увидел повстанца, того самого пилота, которого он прожег пучком плазмы сквозь кабину его машины. Покойник вытаращил глаза, пытаясь кричать, но вместо этого из его разинутого рта с дырой в нижней челюсти доносилось лишь нарастающее хрипение.

Ник открыл глаза, перед ним был темный потолок комнаты, постель была влажной и холодной от пота. Это был всего лишь сон, но Ник уже не мог заснуть, хоть и чувствовал, что его тело совсем не отдохнуло.

– А сам-то чего не спишь? – присаживаясь на табуретку спросил Дан.

– Так… в шахматы будешь играть? – Ник решил, что лучше не рассказывать об этих снах, пользы мало, один вред, а, играя можно понять, что за человек перед тобой сидит.

– Давай…

Утренние лучи полностью освещали двухкомнатную квартиру. Астерий надвинул на себя одеяло. Он был в приятном расположении духа и медленно открыл глаза. «Уже встало солнце… УЖЕ ВСТАЛО?!» быстро вскочив с пастели, подумал Астерий. Еще ни разу он не начинал утренней молитвы позже восхода солнца. «Это наверно из-за смены часового пояса, или я переутомился, или… нет, как я мог пропустить молитву. Один шаг в сторону – начало неверного пути» так и не найдя себе оправдания, он натянул джинсы, выправил серую футболку в которой спал и принялся заправлять постель. Вторая кровать была со смятой простыней и распахнутым одеялом, а до дивана в зале, на котором должен был спать Ник, как будто вовсе не дотрагивались.

Войдя на кухню, Астерий обнаружил своих сожителей. Ник, скрестив руки и вытянутые ноги, оперся плечом об угол оконного проема и, опустив голову, неподвижно дремал. В целом он сидел слегка полубоком к шахматной доске, где, судя по нагромождению фигур, наступил переломный момент в битве. По другую сторону стола, подперев голову обоими руками, спал Донан.

Астерий не хотел их будить, но есть тоже надо и раз он проснулся первым, то решил приготовить на всех, за одно и ознакомиться с содержимым холодильника. Ходить тихо получалось у него как-то само, наверное, эта привычка осталась еще со времени его пребывания в монастыре: уж очень скрипучие половицы там были в некоторых местах. Подойдя к «хранилищу еды» он потянул за вертикальную ручку, но дверца не открылась. «Наверно примерзла» подумал Астерий и потянул сильнее. С громким чпоком и разлетающимися по полу ледышками дверца открылась.

Ник тут же подскочил по привычке, хлопнув себя по тазу, в надежде схватить плазмопистолет, но открыв оба глаза понял, что опасности нет, как впрочем, и плазмопистолета, тесного окопа, военной формы и еще многих вещей, которые окружали его пол жизни.

– Мой ход что ли? – слегка соскользнув с правой руки, поинтересовался Донан, почувствовав оживление в комнате.

– Простите, я не хотел вас будить… – слегка виновато улыбнулся Астерий. Выдохнув почти весь воздух из легких, Ник бухнулся на табуретку и неподвижно застыл, глядя на шахматы.

– Кажись твой. Если б мой был, я б у тебя весь левый фланг разбил, – проанализировав положение своих сил на поле, выдал Ник.

– Так если мой, тогда я коня беру просто так, – это высказывание Дана поставило в тупик рассуждения Ника. Чей ход стало вообще не понятно, и они бросили партию «до выяснения». Тем временем Астерий достал семь куриных яиц и принялся жарить завтрак.

– А скока щас времени? – так, для общего развития поинтересовался Ник. Ответа так никто и не дал и, не дождавшись завтрака, он вышел с кухни.

– Щас приду, – донесся его голос из коридора, после чего хлопнула входная дверь. Как человек старой закалки Ник знал, что пока есть время нужно поддерживать в себя в форме, а длительный бег как раз этому способствует, тем более это возможность осмотреть местность.

Примерно через пол часа, слегка взмокший от пота, он вернулся.

– Звонил Иезекиль, сказал, что придет и даст задание, – накладывая треть теплой яичницы в тарелку, Астерий понимал, что домашняя работа будет на нем, так как непосредственной помощи в задании он вряд ли окажет, какое бы оно ни было.

«начальство… надо подготовиться» подумал Ник и пошел в душ. Астерий уже успел накрыть стол, отрезал ржаного хлеба. И чего он так суетиться? Может потому, что в монастыре он был не лучшим поваром? Как-то раз преподобный брат Венедикт сказал ему: «источник твоей печали имеет и другую интерпретацию, думай об этом как о спасании от чревоугодия». Хотя особого умения пожарить яйца не надо, но все же, что еще он может делать?

Примерно с такими мыслями вышел в коридор Астерий и чуть не столкнулся с Ником. Тот шел в комнату одеться. Кроме белого махрового полотенца, скрывающего его нижнюю часть тела по колени, на нем ничего не было. Верхняя часть живота и грудная клетка были обтянуты сеткой разнообразных шрамов. «Как он выжил с такими ранениями? Его же фактически разорвали пополам…» Астерий смотрел на него удивленными глазами. Ник решил не комментировать свои шрамы. А чего тут скажешь? Бронекостюм надежно защищал от пуль, иногда… но эти отметины он получил не под огнем врага, а уже на хирургическом столе. Несколько часов врач «колдовал» над его телом, извлекая разбитые «в щепки» кости. После чего на их место были вшиты костные заменители. Позже когда Ник поинтересовался «что за материал?», врач произнес длинное слово, очевидно состоящее из нескольких корней.

В общем, через пару минут он уже сидел и уплетал завтрак. Не то что бы уж очень вкусно было… скорее по-другому. В армии Ник, как и все ел сухпаек – нечто однородной серой массы, герметично запечатанное в блестящей упаковке. В комплект входили разноцветные тюбики с разными «вкусами». Выжимаешь его содержимое на «еду» и она приобретает определенный вкус. Полная свобода: хочешь сладкий серый прямоугольник, хочешь соленый, острый или с мятой. Были и те, кто перемешивал пасты в своей особой дозировке. Необходимые питательные вещества, вкус, легкость и долгий срок хранения – что еще нужно солдату? Но то, что ел сейчас Ник было другим… само ощущение еды во рту. Может другая плотность? Может тонкие оттенки масла, неуловимые запахи, цвет, еле заметное звучание вкусовых ноток? Это просто другая еда.

Ближе к обеду раздался стук в дверь, причем интервалы между ударами длились, чуть ли не две секунды. На пороге стоял в своем обычном виде Иезекиль с чемоданчиком.

– Приветствую вас, – проходя в комнату, не снимая туфель, отчеканил он каждый слог, на что каждый поздоровался в своей манере.

– Итак, вот ваша первая цель, – открывая позолоченные замки на черном кожаном чемоданчике, сказал Иезекиль, перед собравшейся троицей.

– Это заместитель министра культуры, Тарас… – поверенный осекся на экран монитора в чемоданчике с целью вспомнить его фамилию, но там шли фотографии «клиента», его места отдыха, работы и все в таком ключе.

– Он замечен в беспорядочных половых связях, в большинстве своем с молодыми девушками только что окончившими школу, – на мониторе застыла фотография человека лет тридцати в белом пиджаке с черной бабочкой. Он сидел за столиком, держа в руке фарфоровую чашку и, вероятно, беседовал с кем-то по другую сторону стола. Короткие черные волосы, торчащие в разные стороны, «рассекала» полоса желтых волос, идущая от правого глаза, наверно к самому затылку. В целом его овальное лицо было гладко выбрито.

– Простите, на сколько мне известно совершеннолетие по закону наступает после исполнения четырнадцати лет, – как-то не решительно прервал повествование Астерий. Может здесь другие законы?

– Вы правы, НО мы действуем вне закона, и сейчас я объясню почему. Во-первых, своих жертв он заманивает невинными, сладкими речами и расточительством. Во-вторых, все жертвы после… кхм, акта… пропагандируют так называемое «единство», отдаваясь всем подряд.

– Это где такие ходят? – не удержался Донан.

– Оставьте ваши шутки. То что мы катимся к уровню не разумных зверей не вызывает смех. Продолжим… В этом кейсе вы найдете всю нужную информацию, так же здесь есть некоторая сумма денег, остальное по успешному завершению задания.

– А в чем суть? – Ник так и не понял, что конкретно надо делать.

– Вы должны переубедить его – это значит доказать, что его суждения не верны или можете запугать смертью. В любом случае не делайте больших ошибок, остальное мы за вами приберем. Поясняю, если завтра в новостях покажут «клиента» без руки или с прочими бросающимися в глаза увечьями, то за это мы спросим с вас. На всю операцию три дня. Надеюсь, вы поможете нам построить новый безупречный мир… и еще, код от чемоданчика… – после этих слов кто-то весело постучался в дверь. Астерий покинул комнату, чтобы открыть.

– Привет, пошли, погуляем? – это была Лия.

– Привет. Я сейчас немного занят… – Астерий никак не ожидал ее появления.

– А потом, как освободишься? – все так же жизнерадостно допытывалась гостья.

– Дело в том, что я не знаю когда освобожусь. Переезд и все такое…

– Тогда давай помогу, быстрее закончим, – тут Астерий задумался «как же ее спровадить?», но услышал сзади шаги. Иезекиль направился к выходу, изложив всю необходимую информацию.

– А ты наверно друг Астерия? Я – Лия, – решила познакомиться она, когда увидела приближающегося Иезекиля, но тот ничего не ответил. Тогда она задержала его, дотронувшись до руки.

– Руку убери. И впредь попрошу свести наше взаимодействие к минимуму, – Иезекиль ответил в весьма грубой форме и окатил ее ледяным взглядом, чем поверг в небольшой шок Астерия, после чего скрылся в коридоре.

– А… это наш начальник стройки, – единственное, что пришло в голову сказать Астерию, чтобы развеять повисшую немую сцену.

– Тогда все понятно, – слегка улыбнулась Лия.

– Ты лучше заходи через пару дней, – добродушно подарил ей надежду Астерий.

– Ладно, досвиданья.

– Пока, – Астерий закрыл дверь. «Досвиданья… До свидания? До какого такого свидания?» вдруг подумал он. После знакомства с Донаном слова приобрели глубинный смысл.

Спрос на культуру.

Весь следующий день Ник осматривал места, которые посещала цель, Донан изучал информацию из чемоданчика, заново обучаясь работе с компьютером, а Астерий готовил еду, наводил порядок, в общем, делал все остальное. Вечером они собрались в зале, чтобы придумать план. Донан сидел на стуле рядом с компьютером, тут же за столом, на принесенных с кухни табуретках сидели Ник и Астерий. Донан нажал пару кнопок и начал.

– Полагаю, весь завтрашний день мы будем готовиться, так что само действие будет происходить послезавтра. С утра наш Тарас в разъездах, очень плотный график, открытие памятника киношникам фантастам, потом деловые встречи-гулянки, короче с утра не получиться. Предлагаю провернуть дело вечером, в конце рабочего дня его никто не спохватиться, а если он не придет на какую-либо встречу – начнут искать. Так… вечером он посещает выставку картин, потом ночной клуб и как обычно завершает свой день в отеле. Предлагаю там его и взять.

– В отель так просто не пройти, по любому попадешь на камеру. Кто-то из нас переоденется, проникнет в номер и откроет дверь остальным. Потом переодеваемся еще раз и уходим, – большая часть наблюдений Ника оказалась не востребованной: снайперские точки, удобные для обороны позиции и так далее.

– А, всё-таки как нам его переубеждать? – скорее риторически произнес Астерий.

– Да, эта часть меня тоже немного напрягает. Как я понимаю, никто из нас книг по психологии не писал и даже не читал… – закрывая кейс, предположил Донан.

– Приоритет – захватить цель, дальше действуем по обстоятельствам, – Ник как всегда был краток, и его суждения сложно было оспорить. «Почему над нами не поставили командира или какого-нибудь мозгокрута? Денег у них вроде хватает. Скорее всего, они проверяют что-то» Ник надеялся только на то, что поймет планы начальства раньше, чем придется принимать серьезные решения.

– Тогда, напишем список необходимых вещей, – все, что мог предложить Астерий.

Всё утро следующего дня Донан с Ником закупали нужное снаряжение, а ближе к обеду они вновь собрались в большой комнате, чтобы обсудить детали.

– Итак, уточним план. Переодетый Астерий встречает Тараса на выставке, я и Ник – телохранители. Затем вы с ним идете на дискотеку, после чего он приглашает тебя в отель, дальше мы его «переубеждаем», спускаемся на второй этаж, заходим в номер 218, переодеваемся и уходим через окно, ведущее в переулок.

– Камеры слежения находятся только в холле, так что мы уйдем не заметно, – добавил Ник.

– А с чего бы это Тарасу приглашать меня в клуб? – недоумевал Астерий.

– Потому что ты будешь девушкой, – Донан вынул из спортивной сумки латексные белые корсет и юбку, потом белые чулки с кружевами в верхней части, белые трусики с вышиной розочкой и, наконец, белые сапожки.

– Вы чего обалдели, что обо мне люди подумают?!

– То же, что и о нас, когда мы это покупали, – Донану пришлось несколько раз объяснять, что это подарок для его сестры, и вовсе они с Ником не извращенцы, хотя веревка в спортивной сумке наводила совсем на противоположные мысли.

– Не одену я его! – ходить в женском белье – последнее, что стал бы делать Астерий.

– Да ладно тебе. Кто еще может переодеться в девушку? Ник что ли? – Астерий представил как Ник во всем этом бежит по пляжу, легко хихикая.

Ник просто посмотрел своим железобетонным взглядом из-под бровей на Астерия внушая мысль «даже не думай».

– В конце концов, это только на один вечер, для общего дела, – продолжил Донан, и аргументов у Астерия не осталось.

– Ладно… – не веря самому себе, сказал он.

– Тогда порепетируем, – вручая дамские одежды Астерию, предложил Донан, и Ник поддержал его кивком.

После сорока минут кряхтения в ванной Астерий вышел в зал. Ник и Донан, разглядывали что-то в мониторе, но тут же повернулись. Повисла тишина.

– Я же говорил, что ничего не выйдет… – Астерий ужасно стеснялся, как в прямом, так и в переносном смысле. В корсете было трудновато дышать, и он не закрывал нижнюю часть живота. Юбка тоже стягивала и была выше колен сантиметров на пять, а в сапожках, которые полностью закрывали голень, но не доходили до колен, совсем не привычно было ходить.

– Нормально, так щас модно, – улыбка Ника больше напоминала оскал.

– Небольшие штрихи, – Донан начал вытаскивать из сумки белые тени, красную губную помаду, прозрачный лак для ногтей с оттенком розового, туш, духи и еще какие-то принадлежности.

И вот через пару минут Астерий стоял накрашенный и напомаженный, не хватало только сережек.

– В чем проблема? Проколем ему уши иголкой, – Ник как всегда мыслил конструктивно.

– Ну, это уже слишком, – «а что дальше? Отрежем ему чего-нибудь?» думал Астерий.

– Давайте так, выковыриваем самый большой камень из сережек и приклеиваем их к мочкам, – Донана поддержали и сделали, как он говорит.

– Астерий, а ты красавица, – полный удовлетворения от проделанной работы, подколол Донан.

– Теперь походи, привыкни одежде и к каблукам, – Ник сел обратно на стул, чтобы наблюдать. Астерий начал ходить по комнате взад назад.

– Женственнее… нет, это пошло. Знаешь, есть такие гусеницы, которые точь-в-точь как сухая веточка. Стань такой гусеницей, почувствуй остальные веточки, подумай, что они могут, а чего нет, – в общем, Астерий, кажется, понял смысл наставлений Дана. Через некоторое время он освоился с движениями.

– Так, теперь посмотрим, как ты танцуешь.

– Это еще зачем? – не понял Астерий.

– После выставки он наверняка пригласит тебя в ночной клуб, а там то танцевать придется, – пояснил Донан и включил на компьютере, скаченную с сети, медленную песню.

– Ну, под быстрые ты как-нибудь подергаешься, а вот в медленных нужно за партнера держаться, так что давай Ник, – Дан хлопнул по плечу сидящего рядом Ника.

– Давай-ка ты сам, а я посмотрю. Годы мои не те, чтобы с переодетыми мужиками пируэтить, – помимо нежелания, ветеран просто не умел танцевать. Причин отказываться у Дана не было, и он с Астерием начал «медляк».

– Руку на плечо… ты с девушками танцевал когда-нибудь? – создавалось впечатление, что Астерий не имел никакого представления, как танцует противоположный пол.

– Я… – и так ясно, что ответ «нет», но он все же попытался что-то доказать.

«вот извращение» сидел и думал Ник. Какая-то деталь не давала ему покоя. Точно! У девушек нет кадыка. Вот это был серьезный просчет.

– Завтра надо будет сходить купить, ту хренотень с камнями, на горло, – собственно, так Ник описал латексный ошейник, инкрустированный по всей длине синтетическими алмазами диаметром один сантиметр, который они видели в ювелирной лавке, когда покупали серьги.

Их тренировку прервал стук в дверь. Астерий по своему обыкновению пошел открывать. Дан уже набрал воздуха в грудь, чтобы напомнить ему про внешний вид, но Ник остановил его.

– Погодь, – Нику хотелось провести так называемые «полевые испытания».

Астерий с легкостью открыл дверь и обнаружил на пороге Лию.

– Привет, – с добродушной улыбкой сказал он.

– Привет… я, наверно опять не вовремя… – с округлившимися глазами ответила она. Понимание происходящего медленно подкралось к Астерию. Он, живущий с двумя мужиками, переодевается в женщину, да еще из квартиры доносится музыка.

– Это не то, что ты думаешь! – нужно было срочно что-то придумать, не мог же он сказать ей «я переоделся в девушку, чтобы попасть в номер к заместителю министра культуры»

– Понятно… ладно… увидимся… на днях, – Лия махнула ему рукой на прощенье, «выдавила» из себя улыбку и широкими шагами направилась к себе в квартиру.

«Блин, теперь она будет думать, что все приятные молодые люди – гомики. Прости меня Учитель. Какой кошмар» не в силах сказать ей в след что-либо, подумал Астерий и закрыл дверь.

– Кто это был? – поинтересовался Донан, когда корящий себя во всех смертных грехах Астерий вошел в комнату.

– Лия…

– Да, не переживай ты так. Зато теперь она не будет к нам бегать через каждые пять минут. Кроме того, ее поколение наверняка уже не удивишь трансвеститом, – сдерживаясь от смеха, говорил Донан, представляя выражение лица Лии.

– Ладно, продолжим, – конечно, Нику тоже было весело, но дело есть дело.

Ночь прошла спокойно. Все спали… или делали вид, что спали. Такое же обычное утро, за исключением того, что Ник не отправился бегать, а сидел в спальне и что-то шил. Дан ушел по магазинам, так сказать доукомплектовываться. В отличие от остальных Астерий слегка нервничал. Вчера эта затея с переодеванием казалась забавой, но теперь, осознав детали своей роли, мог ли он провести все как надо? Ник никогда не показывал, что эмоции мешают ему. Вряд ли есть что-то, что заставило бы его нервничать. Донан, казалось, просто плыл по течению, изредка подгребая в нужном направлении.

«Нужно просто отвлечься» садясь на табуретку на кухне, подумал Астерий и включил маленький телевизор. Трехмерное изображение слегка отдавало синевой, поэтому остальные краски казались слегка смазанными.

– Семидесяти двух летняя женщина попала под асфальтоукладчик. Кто виноват: водитель или врач, не вылечивший остеохондроз? Смотрите уникальные кадры с места происшествия, – трансляция началась посередине обзора новостей. С утра пораньше Астерию ну никак не хотелось видеть вот это, и он переключил. Конечно, небольшой интерес проблеснул «как такое могло произойти? Асфальта укладчик едет со скоростью 3 километра в час» но его смыла волна негатива, который он испытал, думая, что вот это каждое утро предлагают людям.

На другом канале шла реклама. Пляж. Девушка с длинными черными распущенными волосами лежит на желтом песке. Ее купальный костюм, в простонародье называемый «две нитки», по понятным причинам плохо скрывает округлости ее тела. Тем не менее, реклама была вовсе не девушки, а мороженого. Астерий начал краснеть, как помидор. «Если сейчас войдет Ник? Я ведь не делаю ничего преступного…» он сглотнул ком в горле и приготовился, если что переключить канал. Собственно, сама девушка «употребляла» мороженое так, как будто это совсем не мороженое, а нечто другое. Тут в кадре появился атлетичный мужчина, и лежа с ней рядом, медленно взял это самое мороженное в виде цилиндра на палочке. Как только он начал выводить название продукта на ее животе этим холодным предметом, она откинула назад голову, блаженно улыбаясь. Астерий как-то сам собой нажал красную кнопку на пульте и телевизор выключился. Затем он вскочил со стула и несколько раз быстро прошелся от табуретки до телевизора, пытаясь успокоиться. Вернувшись на исходное место, он склонил колено, опустил голову и, сжав правый кулак левой рукой, начал молиться. «Прошу даруй мне стойкость, дабы не поддаться искушению, прошу тебя… Для чего она хочет выставить себя такой распутной? Как она будет смотреть после этого в глаза своим родителям? Как она будет смотреть в глаза твои?» возбуждение сменилось грустью, Астерий видел только один ответ: по своей воле на это никто бы не согласился.

На кухню зашел Ник и слегка остановился.

– Чо, телик не работает? – и тут же ловко сопоставил молящего человека и телевизор напротив него.

– Нет, я просто… – Астерий немедленно встал с колен. Продолжать фразу не было смысла. Отсутствующий взгляд Ника показывал, что сейчас он занят: что-то обдумывает и просчитывает, но это не мешало ему активно рыться в ящике со столовыми приборами. Наконец он достал нож с одиннадцати сантиметровым лезвием, заточенным на конце. Этим ножом было удобно чистить картошку, в особенности вырезать места поеденные червяком. Две плоские клепки надежно держали деревянную рукоятку, заточка лазером, но все же Ник был не совсем доволен. Лезвие было начищено и блестело. «Хорошо, что хоть не фосфоресцирует» подумал Ник и утащил нож с собой в спальню.

Теперь Астерия мучили другие мысли. Он должен будет работать с этими мало знакомыми людьми. Особенно его настораживал Ник. Военный из психушки только, что взял нож. Зачем? Но ему ли рассуждать о назначении ножа… все-таки Астерий решил продолжить молитву.

Солнце давно скрылось за горизонтом. Донан гладил брюки, Ник что-то проверял и перепроверял. Астерию все больше и больше не нравилась эта затея. Что если его разоблачат? Было нечто большее, чем позорное падение в грязь, когда его выкинут из общественного заведения. Скорее за ним следовал страх перед таинственным работодателем. Что он сделает, узнав, что первое же задание провалено с треском, не говоря уже о том, что они потратили кучу денег? Конечно, Ник и Донан поработали на славу, все проанализировали, составили план, а вот Астерия точно пустят в расход. Слишком большая ответственность. В монастыре нужно было следовать правилам, находится строго в рамках. Это своеобразные стены. Кто-то считает, что стены – это препятствие, и рушат их лишь за тем, чтобы наткнуться на новые. Астерий же был из тех людей, кто расценивал «стены», как защиту, точнее он стал таким человеком. Для соблюдения «границ» монастыря достаточно было просто не делать того или иного. Здесь же все наоборот… нужно было ломать границы и устанавливать свои стены, да так, чтобы окружающие согласились в них жить. Засевшее в нем привыкание к тихой и спокойной жизни вступало в противоречие с внешним миром, требовавшим бури.

«Это всего на один вечер, а у меня будет еще тысячи вечеров. Подумаешь, какие-то 3-4 часа. Надо продержаться хотя бы 10 минут… что такое 10 минут по сравнению с тремя часами?» но Астерий знал, что после этих десяти минут, он подумает то же самое, а потом еще раз и так пока не пройдут эти три часа, просто он не хотел об этом думать.

Ник собрал всех в зале.

– В нашем деле главное – держать связь, поэтому я приделал радиоприемники. После дела вернете обратно, они нам еще пригодятся. Рассказываю, как они работают… – Ник взял пиджак Дана. Из левого рукава свисали хромированные часы, – радиостанция замаскирована под часы. Микрофон прикрепишь под воротник, чтобы к горлу прилегал плотно… вот, видишь эта хреновина для завода часов оттопырена? Нажмешь на нее – можешь говорить… внутри длинный провод с наушником, пропустишь его под рубашкой, наушник сам знаешь куда вставить. Так…

– А если время спросят? – поинтересовался Дан.

Немного приостановившись, Ник пару секунд думал, стоит ли отвечать, но затем решил не отвлекаться от дальнейших пояснений. Он взял ошейник и браслет, представляющий из себя цепочку с напылением белого золота, от которой свисали не большие прозрачные искусственные алмазы.

– Твоя радиостанция и микрофон в ошейнике. Для разговора нажмешь вот этот мутный ромбовидный камень, – Ник указал на один из камешков на браслете, – наушник посадим на клей в ухо, смотри не потеряй его… дальность радиостанции семьдесят метров. Это всё.

– Круто, все по-серьезному, как у элитных охранников, – Донан и не думал о таких приспособлениях.

– Остальные охранники не услышат наших переговоров, я поставил кодировку своего полка, – всё, что добавил Ник, посчитав, что прочая информация о помехах и технической стороне дела излишняя. Он выбрал кодировку своего полка, так как практически все из 32-ого полка были мертвы. Собственно сам шифр представлял собой формулу, в соответствии с которой каждые пол секунды менялась частота передачи и искаженных обманных сигналов.

Итак, они осваивали последние новшества. Скоро начало операции.

– Время, – Ник встал со стула. Это слово значило, что пора выдвигаться. К сожалению это знал только Ник…

– Восемь двадцать три, – посмотрев на часы в компьютере, ответил Донан.

Они вдвоем вышли в коридор. Черные пиджаки и брюки, дорогие туфли, белые рубашки и тонкий черный галстук. Так одевается охрана или гробовщики. Ник специально для этого случая сбрил порядком отросшую бороду и волосы на голове. Донан тоже был гладко выбрит, а волосы он собрал в хвост на затылке. Вскоре к ним вышел Астерий. Ему понадобилось чуть больше времени, чем остальным.

– Неплохо, – Дан уловил тонкий сладкий аромат духов.

Все трое вышли в коридор. Первым пошел Донан, чтобы отвлечь консьержа.

– Не мандражуй, – глядя на Астерия, сказал Ник и подумал «Он нас всех под монастырь подведет», затем, вспомнив, что Астерий был послушником, слегка усмехнулся своему удачному выражению.

Бывший послушник поднял голову и посмотрел на Ника. «Хоть у него всегда лицо кирпичом, как будто ему безразличны люди вокруг, но сейчас он пытается подбодрить меня. Конечно, на добродушную улыбку это не тянет, но он попробовал, а это значит, что он хочет исправиться…»

– Слушай, посмотри на себя внимательно. Теперь ты не Астерий, забудь все, что было до этого. Ты – сексуальная женщина и мужикам нужно от тебя одно, и это твой главный козырь… так веди себя так, как ты выглядишь. Через пару часов ты снова оденешься в свой привычные шмотки и будешь тем, кем был. А сейчас ты женщина и даже не пытайся быть кем-то еще, – для Ника все было просто: ввел программу и все заработало по-другому. Он вообще не понимал, почему большинство людей не могут или не хотят контролировать свои эмоции. Для него «контролировать» значило не только подавлять, но и создавать нужные… а что ему еще оставалось? Сидеть в окопах имея только воспоминания… каждый день одинаковей другого.

– Спасибо, я ценю твою поддержку…

– Давай тока без этих трансвеститских штучек.

– Я серьезно.

– Соберись, твоя цель Тарас, – Астерий хотел ответить, но в наушнике раздался короткий щелчок. Пора выходить.

– Туфли сними, – Ник кивнул на ноги, хотя это были вообще не туфли.

– Зачем?

– Чтоб не шуметь, потом оденешь, – вряд ли можно пройти незаметно, цокая как на ипподроме.

Они вдвоем спустились по лестнице. Хаким как обычно сидел в стеклянной будке. Донан встал, прислонившись к единственной непрозрачной стенке, заставив таким образом Хакима повернуться спиной к проходу. Оба держали по одноразовому стакану с зеленоватой жидкостью.

– Давай за то, что б с пропиской была, – Хаким махнул в воздухе стаканом и опрокинул его содержимое в рот, затем поморщился. Донан поднёс стакан к губам и сделал вид, что выпил. Оба сидели в хорошем настроении.

Ник взял Астерия за локоть и быстро направился к выходу. Слегка скрипнула металлическая пружина, о которой все давно забыли, но она исправно возвращала дверь в закрытое положение. Бросив короткий взгляд через коридор, Донан убедился, что и ему пора выходить.

– Ладно, пора мне. Это женщинам можно опаздывать, а я должен уже сидеть и ждать, как бы верный пес, – Дан поставил стакан и поправил галстук.

– Вот… чтоб впечатление не испортить, первое то оно, говорят, самое правильное, – из кармана штанов Хаким достал продолговатую ополовиненную пачку жвачек со стершейся оберткой. Дан протянул ладонь, где-то в глубине души осознавая, что лучше бы «это» в рот не класть. Заправским движением большого пальца Хаким отстегнул одну круглую белую жвачку диаметром 1,5 сантиметра. Донану совсем расхотелось пробовать «это», тем более что печальный опыт употребления белых круглых фармацевтических изделии из чужих карманов у него уже имелся. Решив для себя выплюнуть ее на улице, Дан резко хлопнул ладонью по открытому рту и направился к выходу.

– Я это, на ночь то запираю дверь, так что могу и не услышать. Ты уж до семи как-нибудь там… женщина опять же, – Хаким о чем-то подумал, и это вызвало улыбку на его лице.

– Ладно, давай до завтра, – сказав это, Донан достаточно сильно сплющил жвачку и из нее начала вытекать жидкая начинка. Вкусовой коллапс настиг Дана когда он подошел к двери. «Если лучшее средство для сжигания жира – напалм, то это изделие лучшее средство для устранения запаха изо рта, и вообще всей пищеварительной системы. Интересно, долго я проживу, если сглотну слюну?» Донан со слегка выпученными глазами распахнул дверь и вышел вон. Не взирая на косящихся Ника и Астерия он тут же опорожнил все содержимое рта одним большим плевком.

– Эффектное появление… – заметил Ник.

– Мальчики, ведите себя подобающе, а ни то уволю, – Астерий уже вжился в роль.

– Без комментариев, залазьте в такси, – Дан открыл дверцу черной обтекаемой машины с затемненными стеклами и светло-зеленой надписью «такси» по бокам. Все трое погрузились в транспорт. Дан сел впереди, Астерий сел сзади, как полагается высокопоставленным пассажирам. Ник предпочел заднее сидение скорее по привычке. Как показывала практика первые цели для снайпера – водитель и его сменщик, т.е. первые места в кабине. За рулем сидел средних лет мужчина в поношенной темно-коричневой кожаной куртке. Обычная короткая прическа, черные волосы.

– Трогай, – Дан кивнул на дорогу. «Сам себя трогай» подумал водитель, решив на всякий случай не грубить пассажирам.

– Городская галерея, голубчик, – Астерий решил, что все-таки нужно сказать водителю куда ехать.

– Далековато… сорок минут минимум, пятьсот, – водила посмотрел в зеркало заднего вида. Астерий слегка кивнул в знак согласия. Водитель газанул, машина вылетела из переулка и понеслась по главному шоссе мимо темных улиц, освещенных лишь желтыми конусами фонарных ламп.

Ник решил с пользой провести время, тем более что однообразно мелькающий пейзаж за окном навеивал сон. Обычно в состоянии ожидания он просто сидел, максимально расслабившись, готовый в любой момент среагировать на шум или движение. Но, наверное, свою роль сыграли множественные недосыпания, а может и сладкий запах духов Астерия, а может и все вместе. Не осознавая того, что реальность перетекла в сон, Ник шел по раскаленной пустыне, как будто, так и должно быть. Потоки нагретого воздуха вздымались вверх от красного песка, делая невозможным увидеть линию горизонта или какой-нибудь объект дальше двадцати метров. Но, несомненно, постоянно искажающееся изображение валунов и черных обугленных коряг доходило до Ника и казалось, что они танцуют. Наконец, однородный пейзаж пробил короткий блеск белого света, где-то впереди. Подойдя ближе, он обнаружил нечто похожее на стол или постамент, растущее из красного песка. На его гладкой поверхности находились песчаные фигурки, различные по размерам, но разглядеть их детально Ник не мог. Неужели это шахматы? Он протянул руку, чтобы на ощупь определить, где какие фигуры, но как только рука приблизилась к полю, началась песчаная буря. Ник попытался взять одну из фигур, но она обратилась в песок и просочись сквозь пальцы, высыпалась в прежнюю форму на шахматном поле. Тогда он решил попробовать взять другую фигуру, но едва дотронувшись, эта фигура и еще несколько вспыхнули белым пламенем, который был отчетливо виден и немного поднимался вверх, не смотря на ветер и песок. Судя по расположению сил на поле это было далеко не начало партии. Почему-то Ник решил, что горящие фигуры – его, но на поле стояли и другие фигуры, а если есть другая сторона, то должен быть и её игрок. Он медленно поднял глаза с шахматного поля перед собой. Буря выдавала лишь силуэт, широкий и сильный. Создавалось ощущение, что само пламя этого места концентрировалось в одном месте, создавая плоть этого существа. Глазные яблоки, точнее желтый огонь вместо глаз, дико и яростно взирал на Ника, но он не чувствовал страха. Он смотрел в ответ, но лишь затем, чтобы понять кто его противник, кто по ту сторону шахматного поля.

Внезапно сон прервал тычок локтем в руку.

– Приехали, – тихо сказал Астерий и вышел через открытую Донаном дверцу машины. Следом за ними выгрузился Ник, водитель уже торопился на следующий вызов, так как с ним расплатился Дан и его больше ничего не держало. Такси, шурша колесами, отъехало. Как-то само собой все трое выстроились «клином» во главе с Астерием. Двухметровые почти прозрачные двери раздвинулись в стороны, открывая вход в светлое помещение. Они прошли внутрь. Ник снял свои черные очки, так как они значительно мешали рассмотреть обстановку. Слева располагалась гардеробная, которая им совершенно не нужна, справа кресла, у дальней стены лифт. В целом, светлое помещение, вытянутые деревца в ухоженных горшках, наверное, дизайн создавал иллюзию уюта.

Два лысых охранника, сидевшие в креслах практически ни чем не отличались от сопровождения Астерия. Они неохотно заняли свое место около дверей лифта. Один из них держал в руке черный предмет похожий на дубинку. Ник сразу смекнул, что этот предмет предназначен для обыска гостей.

– Я останусь здесь, – вообщем-то у Ника было много причин не подниматься на верх. В последнее время он стал замечать, что повышение адреналина вызывает странные мысли в его голове, преимущественно про разбирание людей на части… перед его глазами на секунду предстал этаж залитый кровью. «Интересно было бы видеть их выражение лица, когда война не за позолоченными стенами, а на расстоянии удара ножом… стоп, что это хренотень?» его пульс участился, на всякий случай он надел очки обратно.

– Ладно, думаю, там хватит и меня, – Донан мог вообще не идти дальше. Чего ему там делать? Но пускать одного Астерия, как-то не по-людски, надо было поддержать его, хотя бы морально. «Хотя, это же выставка, как-никак искусство – отображение эпохи, это уже интересно…» о чем бы ни думал Дан, Астерий двинулся в сторону лифта и телохранителю ничего не оставалось, как последовать за ним. Ник проводил их взглядом и устроился на одном из кресел.

Астерия проверили довольно быстро, скорее для протокола, а вот после того как Дан сказал, что он безоружен, охранники проверили его раза три, но ничего кроме горсти мелочи не изъяли.

Лифт приехал на третий этаж так быстро, что Дан не успел сообразить какую-нибудь вдохновляющую и направляющую речь, Астерий же не произнес ни слова. «Может и хорошо, что я ничего не сказал. Он наверно уже настроился, ладно, мое дело просто быть неподалеку. А если мы провалимся? Да… в ключевой момент моя роль мизерна. Надо отдать должное Ник предложил отличный план, но он удастся, только если каждый сыграет свою роль максимально хорошо. Нужно расслабиться и экономить силу как физическую, так и мыслительную, у меня еще вся ночь впереди. Мое дело не завалить задание на этапе морального перевоспитания. Нужно действовать по обстоятельствам, но только через час или полтора. Если бы я знал, что Тарас будет говорить в ответ… ох уж эта неизвестность. Интересно, каково сейчас Нику? Он же продумывает несколько ходов вперед не только в шахматах. Мучается ли он ожиданием или разбирает даже самый маловероятный поворот событий? В итоге все роли распределены, нужно отвлечься… это же выставка»

Через несколько минут, они уже влились в неспешный стиль жизни верхушки этого города. Мужчины в строгих костюмах, женщины в обтягивающих платьях с разными меховыми вставками, прозрачные бокалы с не менее прозрачным шампанским…

– Маскарад… – тихо сказал Астерий, глядя на их лица, на их жесты. «Что ж сегодня я гость на этом празднике и потому обязан носить маску»

– Вон там, – немного склонившись над ухом Астерия, произнес Дан.

– Наблюдай, – бросил ему в ответ Астерий, пытаясь казаться уверенным в себе, и направился к цели. Тарас стоял у одной из картин в своем обычном официальном костюме: белый пиджак и брюки, черная шелковая рубашка с тонким черным галстуком. Он непринужденно вел беседу с каким-то пожилым, жилистым магнатом, рядом как декорация стояла молоденькая девушка, в общем, обычное время препровождение.

Донан снял темные очки и пошел к картинам, не забывая следить за протеканием задания. Астерий, не спеша, подошел к Тарасу, через несколько секунд пожилой человек и взявшая его под руку девушка направились в другую часть зала. Кажется, Астерий нашел подход, они беседовали о чем-то, вот Тарас слегка улыбнулся. «Теперь можно расслабиться» Дан облегченно выдохнул и посмотрел наконец-то по сторонам.

На стенах в довольно простых рамках висели холсты. Назвать рисунком их было сложно. Беспорядочные линии разных цветов. Донан пригляделся внимательнее. Напротив него в рамке были красные отрывистые линии. Что это могло значить? Глубокий нажим кисти, резкий мазок, наверно, автора обуревали сильные эмоции, когда он писал картину. Красные краски… красный – символ страсти? Следующая картина – синие плавные линии. Это искусство?

– Вижу, вас заинтересовали мои шедевры? Специально, как гостю отдам за половину цены, всего два миллиарда, – эти слова звучали как «отдам всего за полбуханки хлеба»

Донан, не обращая внимания на подошедшего человека, более внимательно посмотрел на картину. За два миллиарда он сам нарисует такую же.

– Я еще не определился с выбором, – Дан хотел пошутить, но сказал это как будто действительно выбирает.

– Так вы пришли недавно, жаль… такой антураж…

Не отрывая взгляда от картины, Донан слегка повернул голову в сторону собеседника, показывая, что он заинтересован в пояснениях.

– Буквально полчаса назад пришлось отпустить актеров, жаль, что вы их не застали. Прекрасные девушки в неестественных позах, обмотанные тонкими лоскутами изображающие деревья. Вы, наверное, заметили, что картины сгруппированы по временам года, – это заставило Донана обратить внимание на собеседника. Рядом с ним стоял молодой человек, его галстук был слегка развязан, а верхняя пуговица расстегнута. Слегка закрытые глаза и характерные потемнения под ними выдавали в нем человека одержимого искусством, которое в его понимании тесно соприкасалось с девушками и выпивкой. Короткие черные волосы находились в том же положении, что и с утра при поднятии головы с подушки.

– Если не секрет, картины какого времени года быстрее расходятся? – «он вообще хоть одну картину продал?»

– Только не говорите конкурентам, зима, – наверное, люди такого статуса хотят, чтобы их не отвлекали яркие, кричащие цвета лета или весны, или не навеивала грусть осень. Монотонная, мягкая обстановка – это то, чего они хотели, для своих строгих кабинетов. Эта аудитория выберет только то, что подходит им, а им подходят вот эти вот каракули. Наверняка нормальные картины, пейзажи, которые хотел бы увидеть Донан, были вытеснены с постаментов спросом. Это наследие, которое останется их детям, на этом они вырастут и это войдет в их фундамент мировоззрений. Неужели они сознательно идут на деградацию? Впрочем, в возвращении человека к естественным истокам Донан не видел ничего ужасного, другое дело, что представление об этих истоках были ужасно искажены еще предыдущим поколением. Почему-то возвращение к первобытной природе, ассоциируется у этих людей в первую очередь со страстью, дикостью, какими-то необузданными желаниями, а во вторую очередь… а дальше уже не важно, что во вторую очередь. Откуда они это взяли Дан мог только гадать. Наверно, из получасового посещения зоопарка. То, что звери ведут себя так, как им чувствуется, не скрывая эмоций – это понятно, но эти эмоции вызываются вполне человеческими обстоятельствами. Если к человеку в форточку внезапно залезет блохастая обезьяна, то он непременно начнет кричать на нее и всячески выгонять обратно. Животные отличаются лишь тем, что их знаки предупреждения давно забылись людьми, а потому крайние меры, такие как нападения, кажутся внезапными и не предсказуемыми…

– …Людям не нужны слова, им нужны сразу чувства, это своеобразный концентрат, – художник все это время говорил, но Донан слушал его частично, если вообще слушал. «Разве назначение искусства не привнести часть, мгновение красоты и идеала природы в дом? Воплотить тонкие ощущения и настроения в красках на холсте?» продолжал свои рассуждения Дан, но раздался короткий щелчок в его наушнике. От такой неожиданности Донан слегка дернулся. Он повернул голову в сторону собеседника, далеко за его плечом виднелся Астерий вместе с Тарасом, направляющиеся к выходу.

– Как-нибудь еще поболтаем, – Дан надел черные очки и пошел к лифту.

– …Сжатые сроки, максимум сил здесь и сейчас, если отдых то по полной, до отключки, если работа то тоже до отключки, – художник не обратил внимания, что остался один и продолжал излагать свои мысли. Его самого вставляло от того, что он говорил и думал, а если так, то нужен ли ему собеседник?

Донан твердой походкой приближался к дверцам лифта, из-за которых на него тревожно смотрел Астерий. Он не хотел оставаться наедине с Тарасом. Дверцы лифта начали закрываться, Донан значительно ускорил шаг, Астерий резко повернул голову к Тарасу, чтобы попросить его задержать лифт, но дверцы закрылись и через мгновение открылись на первом этаже.

Дан немного отстал, так как ждал, пока лифт вернется. Ник уже стоял около открытой дверцы такси. Он вызвал его по служебному телефону в гардеробной, как только услышал сигнальный щелчок.

– Астерий отъехал, быстрее в машину, – передал Ник по наушнику.

«ксо, он остался с ним, если мы сейчас его упустим, нам конец» думал Донан, собираясь перейти на бег.

– Стоять! – гаркнул один из охранников, Дан развернулся к нему, приготовившись. Драться – означало привлечь внимание, и косвенным путем могло привести ко всей «троице».

– На, – охранник протянул прозрачный, запечатанный пакет с мелочью.

– Оставь себе, – с некоторым облегчением бросил Дан и устремился в такси на улице. После того, как он практически впрыгнул в машину, сидевший у левого окна Ник, постучал правой ладонью по плечу водителя и указал на удаляющуюся антикварную машину Тараса.

– За ними, и не потеряй их, – предельно ясно сказал Ник так, что водителю сразу стало понятно, что отставать не следует.

Приняв нормальное положение для пассажира, Донан признал в человеке за рулем их недавнего таксиста. Наверное, число такси по городу сокращают ночью. Все трое ехали молча, напряжение чувствовалось в воздухе. Водитель был явно не в восторге от таких пассажиров, но сказануть что-нибудь типа «бросила вас та красотка? Правильно, я бы на ее месте тоже слинял» он не имел желания. Сложно хамить сильному и напряженному человеку, сидящему за спиной. Расспрашивать он тоже не стал, это не его дело, а лезть в чужие дела чревато, тем более что примерно через час кончиться его смена и клал он на весь этого город и в отдельности на каждого человека в нем, и их проблемы тоже…

Астерий как мог держался, меж тем Тарас легким движением руки достал из внутреннего кармана пиджака пластиковый ключ-карту и вставил ее сверху в металлический замок. Раздался небольшой звон, и зеленая лампочка известила о том, что дверь открыта.

– Прошу, – Тарас вежливо предложил пройти девушке вперед. Чувствуя «ее» нерешительность, он про себя усмехнулся.

– Благодарю, – Астерий прошел внутрь, подбирая слово, которым можно было бы охарактеризовать Ника и Донана. Слово должно было относиться к нормативной лексике и в то же время отражать мысли и чувства Астерия, ведь вопреки ожиданиям после выставки они поехали прямо в отель. Зачем он тренировался танцевать? Самое главное, где эти двое «охранников»?

– Тебе нравится? – Тарас окинул взглядом номер и посмотрел на Астерия.

Мягкое освещение, тихая спокойная музыка неизвестно откуда растекалась по комнате. Темный матовый пол с подогревом, по углам полуметровые широколистные цветы, непонятные картины на стене. Слева располагалась небольшая барная стойка буквой «Г», за которой на зеркальных полочках, висящих на стене, располагались бутылки с дорогой выпивкой. Вход за стойку был со стороны окна. К слову сказать, окно было во всю стену, и через него открывался шикарный вид на ночной город с его огнями фонарей и улочками. Конечно, с седьмого этажа ночью невозможно было разглядеть пыльные дороги, здания, требующие ремонта, и прочую неприглядность этого места, которое люди именовали своим домом.

Справа находилась дверь в спальню…

– Да, красивый… дизайн, – делая вид, что осматривает помещение, ответил Астерий, на самом деле краем глаза он заметил как на металлическом замке внутри комнаты тускло загорелась красная лампочка, следовательно, дверь закрыта. Ключ находился во внутреннем кармане пиджака, а если он не достанет ключ Ник и Дан не попадут в номер, хотя, зная Ника можно предположить, что он и так пройдет…

– Присаживайся, я сделаю тебе свой фирменный коктейль, – неспешно проходя за барную стойку, предложил Тарас.

– О, ты просто мастер на все руки, – заходя вслед за ним, ответил Астерий. Он вспомнил небольшой звон при открытии двери, такие звонки ставят на магнитные замки, чтобы оповещать, когда цепь разомкнута. Это значит, что сама дверь и стена имеет внутри металлическую прослойку. Вот тут небольшой призрак паники появился на горизонте, такую дверь не всяким оружием прострелить, а Нику через нее и подавно не пройти.

– Всё лучшее я берегу напоследок, – ухмыльнувшись от пришедших воспоминаний, Тарас смешал содержимое пары бутылок по двум стаканам и достал из верхнего ящичка-холодильника в барной стойке горсть кубиков льда.

«что делать? Я должен сообщить, в каком номере нахожусь, дождаться остальных и открыть дверь. Что-то слишком много для первоначального плана, когда это говорил Ник, все выглядело так, как будто я просто пройдусь по городу в женском наряде… а, не важно. Нужно что-то предпринять… если сказать что я мужчина, то в принципе можно выйти из номера, хотя кто его знает как он отреагирует… Значит, значит… ничего это не значит. Так, нужно чтобы он думал, что я уже созрел, тогда если та дверь ведет в спальню, я сумею спровадить его туда, под каким-нибудь предлогом вернусь, открою дверь и сообщу номер комнаты. Ключ он должен оставить здесь… Великий Учитель одари меня своим светом…» пару секунд на размышления, пока Астерий приближался к Тарасу.

– Знаешь, моя подруга столько рассказывала о тебе… – Астерий прикоснулся к его левой части груди, провел рукой под пиджак к правой стороне, затем опуская ее вниз, придвинулся к Тарасу и начал расстегивать пуговицы на его пиджаке, добавив полушепотом, – мне так хочется, чтобы ее разговоры были правдой…

– В этом номере есть еще одна комната, – с улыбкой намекая, произнес Тарас. Ему нравилась эта игра, хоть и не он в ней вел. Он так же чувствовал небольшую напряженность в своем партнере, но подумал, что это естественно для ее первого раза, и эти мысли ему понравились еще больше.

Они стояли друг напротив друга. Астерий, проводя ладонями от живота к плечам по бархатной рубашке Тараса, заставил его таким образом снять пиджак, который тут же был отброшен на барную стойку.

– Покажешь мне эту комнату? – Астерий остановился.

– Пойдем, – они оба знали к чему все идет, но правила игры требуют ответа на вопрос…

Зайдя в спальню, Астерий увидел весьма не густой интерьер: большая кровать с алым постельным бельем, шелковыми наволочками и простынями.

– О… располагайся, я сейчас, возьму что-нибудь выпить и присоединюсь, – Астерий одарил, на сколько мог, пошлым взглядом Тараса и оставил его одного в комнате.

Он подошел к барной стойке, оглянулся, чтобы убедиться, что за ним не смотрит Тарас. В его венах, казалось, похолодела кровь, разум слегка затуманился, а внутри всё переворачивалось наизнанку. В таких ситуациях легче всего сказать «это не со мной», но, не смотря на свое состояние, он запустил руку во внутренний карман, лежащего пиджака. Вытащить ключ одной рукой, оказалось не так просто: пиджак постоянно елозил и когда он начал сползать на пол, Астерий подхватил его второй рукой и вытянул ключ.

– Комната 703, где вы? – нажав мутный ромбовидный камень на браслете, тихо сказал Астерий. Он направлялся к двери номера.

– Уже поднимаемся, 6 30, задержи его, – четко произнес Ник по наушнику, имея ввиду, что он с Донаном прибудет примерно через 6 минут.

Астерий только вставил ключ в замок, как из комнаты вышел Тарас.

– Тебе помочь? – Астерий тут же обернулся. Тарас стоял в расстегнутой и выпущенной рубашке, брюки он не стал снимать. Между двумя сторонами его шелковой, белой рубашки была отчетливо видна часть накаченного торса и небольшие кубики на животе.

– Я… хотела заказать еще выпить, – состряпав милую мордашку, тут же выкрутился Астерий. Ключ в замке, а значит, ему нужно подыгрывать пока не прибудут Дан и Ник.

– Не беспокойся об этом, пойдем, – подойдя ближе, Тарас положил руку на плечо Астерия, как бы приобнимая его, и они вместе направились в спальню. Перед дверным проемом Тарас естественно пропустил девушку вперед, но сам бросил взгляд через комнату на дверной замок. Увидев, что красная тусклая лампочка по-прежнему горела, он ухмыльнулся. Конечно же, он подумал, что Астерий хочет сбежать, что богатенькая девчонка просто испугалась. «Еще бы она ведь всю жизнь жила под опекой своего папочки. Сегодня она наконец решила расправить свои крылышки, убежала от охраны, добровольно пошла в отель с мужчиной… но она все еще боится… боится, что эта ночь о которой она фантазировала не оправдает ее ожиданий. Что ж сегодня у меня отличный улов» Тарас во всю фантазировал, делая сладкие выводы из ложных посылов. Астерий, конечно, навешал ему лапши на уши, но он не мог предугадать последствия так далеко.

Они встали напротив кровати, причем Астерий спиной к ней.

– Астра… ты прекрасный цветок, украшающий этот мир… я как шмель, опьяненный твоим ароматом, – Тарас подался вперед, чтобы начать серию поцелуев с плеча, но Астерий инстинктивно отпрянул назад. Чтобы не потерять равновесие, он отвел левую ногу назад, но та уперлась в кровать, и Астерий упал на шелковые одеяла. Тарас незамедлительно занял позицию сверху, но находился на небольшой дистанции. Они смотрели друг другу в глаза. Астерий не мог скрывать своих эмоций, он испытывал страх, страх человека стоящего на краю крыши высотного дома, когда стоишь и знаешь, что не собираешься прыгать, но смотришь вниз и думаешь «что если я упаду?», уже представляя, как будешь падать. Это холодный страх, та волна, что маячила на горизонте, теперь висела прямо над головой. Тарас видел это.

– Чего ты боишься? Мы оба знаем чего ты хочешь… я могу тебе это дать, просто доверься мне, – как змея завораживающая кролика, Тарас полушепотом окутывал словами свою жертву. Астерий чувствовал его уверенность, тепло его тела, его руку на своей левой груди… Даже через слой латекса Тарас, ощущал биение сердца Астры, которое металось словно птичка в клетке.

Астерий вдыхал сладкие ароматы воздуха так часто как мог, корсет значительно уменьшал объем его легких. В его помутненном сознании мысли ходили, как пассажиры в общественном транспорте. «…если бы я мог все изменить… это второй шанс? Я не хочу опять… всё зашло слишком далеко… пора бежать…» его опьяненный разум заставил его руку коснуться руки Тараса и попытаться убрать ее.

– Мы же все такие одинаковые, не снаружи, внутри… почему мы хотим казаться разными? Почему мы объединяемся только против кого-то? Все же хотят любить… почему ты просто не можешь любить?

«Почему… я не могу любить? Я же не прячусь за своей верой, ведь так? Просто отдать себя любви, найти девушку и… неужели я выбрал неправильный путь? Укажи мне дорогу Великий Учитель» Астерий придавил к кровати рукой ромбовидный камень браслета.

– Спаси меня, – выдыхая последний воздух из легких, прошептал он, закрывая глаза не в силах смотреть в глаза Тараса.

Ник бросил взгляд на Донана и незамедлительно шибанул дверь номера ногой, но дверь не поддалась.

– Сдается мне, дверь не деревянная, – Дан уже думал, как можно по другому попытаться вскрыть дверь, потому как сумка на плече мешала быстро двигаться, но Ник неумолимо с возрастающим энтузиазмом пытался снести преграду или, по крайней мере, привлечь внимание Тараса. Жаль, он не знал, что спальня была звуконепроницаемая…

– Попробуй выбить замок, – посоветовал Дан, и после первого же удара ключ-карта с другой стороны замка слегка вздрогнула.

Так как на левой руке Тарас лежал, он убрал правую руку с груди Астерия и нежно прикоснулся к его коленке. Рука начала медленно подниматься, ощущая тонкий теплый материал чулок, затем их кружевные переплетения и вот, наконец, край латексной юбки. Тарас медленно поднимал вверх юбку, не отрывая руку от тела «гостьи»…

Не издав ни звука, словно обессиленный, он рухнул на Астерия. За его спиной возвышалась грозная фигура Ника.

– Твою ж мать! Ты его чуть не убил, – Донан был полон раздосадованности, так как планировал эффектно выйти из тени, давая понять, что он не последний человек в этом трио.

– Ты как? – взявшись за ворот, Ник скинул тело Тараса на пол, открывая морально разбитого и коматозного Астерия.

– Расстегните мне корсет, – слегка приподнявшись, Астерий перевернулся на спину.

– Да… и чего нам теперь делать? – стараясь не смотреть в сторону Астерия, Дан присел около тела и двумя пальцами раскрыл веки левого глаза Тараса. Зрачок не двигался. Ник до половины расстегнул молнию корсета и повернулся к телу на полу.

– Хорошо-то как… – наполняя легкие кислородом и приятными ароматами, прошептал Астерий, переворачиваясь обратно на спину.

– Тебе здесь больше нечего делать. Комнату помнишь? – Донан подошел к Астерию, который кивнул в ответ, и Дан помог ему встать, протянув руку.

Астерий последний раз обернулся на выходе из номера 703. Ник вытащил тело в зал, Дан вынул веревку из спортивной сумки, которая стояла на барной стоике. Как будто ведомый некоей силой Астерий достиг номера 218. Одна комната, двуспальная кровать, маленький телевизор, рядом с кроватью лежали две сумки с одеждой. Немного покопавшись, он нашел свои джинсы, кроссовки, серую кофту с капюшоном и темно-коричневую куртку. Только когда Астерий разделся, он понял, что трусов в комплекте не было, но, несмотря на это он все же переоделся, сложил женскую одежду в сумку, и подошел к окну. Номер был явно не для богатых, за окном в шести метрах находилась стена другого здания. Астерий посмотрел вниз. Пара больших закрытых мусорных баков, гора картонных коробок, в этот переулок выходил запасной ход из отеля, через который выкидывали мусор. Как бы там ни было, по плану Астерий должен был сигануть вниз, но высота внушала… однако, Астерию было уже не важно. После всего пережитого, он не долго колебался с принятием решения, скинул сумку, а затем и сам полетел вниз, придерживаясь за подоконник в первые секунды полета. Помяв своим падением половину коробок, он встал и оглянулся по сторонам.

Свет проспекта прокрадывался и освещал переулок. Ни единой души поблизости. Но, несмотря на все это, нельзя было сказать, что тишина властвует здесь до звона в ушах. Город как будто поглощал тишину, наполняя воздух, отголосками не спящих и неугомонных жителей, еле слышным гудением проводов и фонарей…

Из-под коробок послышалось шуршание. Внезапно, бросив коробки в разные стороны, что-то пулей скрылось во мраке переулка. Астерий даже не успел понять, что это было. По переулку можно было попасть на другую улицу или в другой переулок, это хороший способ перемещаться по городу или скрываться от преследования, но так же можно было нарваться на плохую компанию.

Взглянув во мрак, Астерий накинул капюшон, затем он повернулся и вышел на проспект. Ночью было значительнее прохладнее, чем днем из-за поднявшегося небольшого ветра. Это заставило Астерия спрятать руки в карманы куртки и слегка ссутулиться. Казалось, мир вокруг не заметил вечернего происшествия, ничего не изменилось, так же светили звезды, люди занимались своими делами или спали… хотя это не казалось, так оно и было.

Изменился внутренний мир Астерия, слова Тараса пересекли его философию. Они должны были перевоспитать, опровергнуть идеалы этого человека, но как Астерий мог поступить, если сам понял и проникся смыслом этой банальной победы любви над корнем всех бед…

Все что сейчас он мог и хотел делать – это искать ответ, идти по пустой дороге и искать выход из лабиринта своей души.

«Тьма ослепляет, так же как и свет. Преподобный брат Венедикт вложил много знаний в мою голову, но не объяснил, как ими пользоваться. Где я должен искать ответы? Враг и растлитель морали был на расстоянии руки от меня, но его цель не кажется мне ужасной, его вина лишь в том, что каждый его собеседник трактовал его слова в угоду своим идеалам. Почему Великий Учитель привел меня к нему? Почему он не указывает мне путь, а подсовывает все новые и новые испытания? Мне говорили, что тот человек был не прав, мне всегда говорили, что есть правое, а что нет. Странно… я даже не задумывался, что они сами могут лгать. Нет, что я такое придумываю?! Учитель, где ты? Ты нужен мне, я теряю веру… я теряю… теряю, то что получил за годы молитв и тренировок. А, что я получил? Веру? Это окрыляющее чувство, огромный багаж веры, ей можно свернуть горы, стоять одному против тысячи, но она тает, как дым одинокими вечерами. Стоит лечь в холодную постель и пограничное состояние тоски и глупых ошибок в прошлом, которые можно было легко не допускать, не дает уснуть, проникая в душу холодным светом луны. В итоге я лишь стараюсь похоронить прошлое, но, делая это, я хороню вместе с тем и настоящее… это замкнутый круг. Я ослеплен… мои действия это размахивание руками в надежде схватить хоть кого-нибудь, кто вывел бы меня» фонари тянулись бесконечной вереницей, одноликие дома смотрели своими пустыми окнами, это безразличие и одиночество хотело вырвать, что-то из груди Астерия, но он не знал и не видел в своем сердце ответа. Устав от проспекта и всего, что он нес, Астерий спустился в подземку. Такие места вели куда угодно, но редко соединялись между собой, по сути, являясь дополнением к верхней части города. Здесь были в основном подземные гаражи, но так же молодежные клубы и прочие заведения, которым только и нужно было отсутствие неба и часов, чтобы посетители, увлеченные азартом, теряли ощущение времени.

Лампы разного цвета, то зеленые, то синие, то красные проецировали рекламу на непонятные надписи и рисунки на бетонных стенах, которые плавно переходили в слой песка на месте плинтусов. Астерий все так же бесцельно брел, но уже по широким каменно-металлическим коридорам.

«но я один… в чем моя судьба?» в подземке было теплее, потому что холодный ветер не поддувал под куртку, и Астерий распрямился, капюшон не давал свету коснуться его лица. Это создавало ощущение, что он мистический наблюдатель, смотрящий из темноты, а его тело лишь часть этих декораций. «Что я должен делать этими руками?» он вынул левую руку из кармана и внимательно посмотрел в ладонь.

На стену проецировалась картина солдата Цивилизации в тяжелой броне, который одной рукой вел сквозь расступающиеся красные языки пламени маленькую девочку, а другой держал ПАА-12 готовый к стрельбе. Лозунг под картиной гласил «Ты способен защитить её».

Из-за красного освещения рука тоже казалась частью этой подземки. «Грех и наказание… мой руки будут вечно испачканы…» размышления прервало неспешное шарканье, Астерий перевел взгляд вперед.

Слегка опираясь о стену правой рукой, запинаясь, шла девушка. Ее легкая улыбка и полузакрытые глаза говорили о том, что она повеселилась этой ночью, а может и не одну ночь, опрокидывая в себя коктейль за коктейлем и танцуя до упаду. Синяя лампа не позволяла сказать, каким цветом на самом деле были ее волосы, но то, что темные, это Астерий понял сразу. Ее волосы сходились в пучок на затылке, из которого торчали две металлические палочки, которые, собственно, и не давали пучку развалиться, прическа была слегка потрепана. Темная короткая куртка с пушистым воротником расстегнута, под ней находился серый топик, на ногах какие-то темные штаны.

Увидев, что рядом кто-то есть, девушка остановилась, и по-прежнему слегка опираясь о стену, инстинктивно провела рукой, чтобы уложить пару свисающих прядей волос за ухо.

«эта девушка… я видел ее прежде…» Астерий подошел к ней.

– Извините, вам помочь? – наверно, помочь кому-нибудь было важнее для самого Астерия чем, для человека, которому оказывалась эта помощь.

Она подняла глаза, так как Астерий был на пол головы выше ее, и посмотрела во тьму капюшона. Астерий стоял слегка очарованный ее красотой, у него было ощущение, что он знал ее очень давно, и тут, словно искра промелькнула в его голове «это же одна и прихожанок, что каждые выходные посещала проповеди». Может, это было и так, а может Астерий просто хотел принимать желаемое за действительное…

«так вот какие они, в храме кроткие, а вне его – грешные! Что это за двуликость?! Как можно так жить?» всё более распаляясь, Астерий не различал природу огня, что брал свое начало в его сердце и с каждым стуком всё дальше растекался по его венам.

Девушка протянула руку к его лицу, коснулась ей челки Астерия, повела ей дальше, сняв капюшон. Не долго посмотрев на красивое лицо, сбитого с толку Астерия, она неожиданно сладко поцеловала его в губы. Только через пару секунд Астерий отшатнулся назад, это был скорее рефлекс, чем его добровольное желание. «Что это происходит? Я чувствую окрыляющее пламя, которое сжигает и в то же время освобождает мою душу, вера никогда бы не подняла меня так высоко…» он не мог противиться своему желанию снова прикоснуться к этой девушке в этом месте, таком не реальном, похожем на сон. Если не можешь быть свободным в своих снах, то тогда где еще можно стать самим собой, реализовать свое желание, а что было бы если…?

Внезапно, как будто кто-то одернул Астерия и он отступил на шаг назад. «Еще одно испытание!» словно опуская ногу в капкан, делая обычный шаг, он заметил ловушку в последний момент и неумело избежал металлических зубцов. «Преодоление страстей нагрянувших – есть искупление прошедших. Кажется, так говорил преподобный брат Венедикт. Если это дорога к искуплению я пройду по ней, и чем сильнее желание, тем больше удовлетворения от того, что я не поддался ему» Астерий накинул капюшон обратно и, в свете зеленой рекламы загородных мотелей, быстро направился вглубь подземки.

Тем временем в номере 703, Ник, сидевший за барной стойкой, и Донан, стоявший позади связанного, ждали пока клиент очнется. Тараса привязали к высокому стулу с металлической спинкой, который перетащили в центр комнаты от барной стойки, именно перетащили, так как стул весил килограмм сорок.

– Он вообще жив? – коротко взглянув на тоненькую полоску буро-красной крови из-под волос Тараса до пятна на белом воротнике рубашки, Донан подошел к барной стойке и сел. Он знал, что Тарас жив, так как видел, что тот дышит, и чувствовал, что его сердце билось, когда они привязывали его к стулу, просто Донан хотел как-то начать разговор.

– А если нет, что будем делать? – Ник просто хотел знать, как отреагирует Дан, рано или поздно им придется искать выход из своего положения.

– Тебе не кажется, что мы рано завели этот разговор, лишние телодвижения сейчас ни к чему, – Дан не хотел говорить об этом в присутствии третьих лиц, мало ли чего.

Ник молча кивнул и снова повисла тишина. Через некоторое время, не спеша, он подошел к Тарасу «что если он не проснется до утра?». Донан тут же встал рядом с пленником, чтобы избежать неожиданностей, мало ли чего…

Правую руку Ник положил Тарасу на лоб и немного запрокинул его голову, затем большим пальцем все той же руки приоткрыл веко левого глаза и посмотрел в зрачок.

– Если прикидываешься, останешься без глаза, – спокойным тоном произнес Ник.

– Погоди, ты чего? Совсем контроль потерял? Это не твои военные будни, это мирный город, а это живой человек. Ты хотя бы нас не подставляй, – Дан все больше склонялся к тому, что Нику действительно нужно было лечение в заведении закрытого типа.

– Он уже мертв, просто он еще об этом не знает, – Ник показал свой оскал, но на самом деле подумал «ну спасибо тебе, неужели он думал, что я действительно лишу человека глаза, тем более в самом начале разговора? Если он прикидывается, то тут же отреагирует, так как не знает, что нам нельзя его калечить, это хороший козырь. Самая выгодная тактика сейчас для клиента – это тянуть время пока его не спасут. Мы должны показать, что времени ему не хватит. Что-то он не реагирует никак, значит еще рано…»

Дан убрал руку Ника, и голова связанного вновь заняла поникшее положение. Донан уже собирался напомнить о гуманности, но Ник ему подмигнул, чтобы Дан перестал страдать дурью и подыграл.

– (щелчок) Лука… ты лунатик, хорош спать, фаза три, лажанёшся я тебе этот плеер в зад засуну (щелчок), – в наушнике раздался чей-то голос, на фоне легкого шуршания, видимо из-за ветра. Ник встретился глазами с не менее удивленным взглядом Дана.

Через дорогу от парадного входа отеля, на крыше пяти этажного дома стоял человек среднего роста, одетый в темный обтягивающий камуфляжный костюм для города, бронежилет и берцы. Из-за смуглого цвета кожи, не сразу можно было различить матовую поверхность металлической пластины на глазах, которая почти не отражала свет. Эта пластина представляла собой подобие очков и закрывала половину его лба, глаза и еще уходила на полтора сантиметра вниз по щекам, а вширь обхватывала его голову, закрывая уши. Его черные волосы стояли дыбом и торчали острыми пиками вверх.

Он сделал пару шагов назад лунной походкой, развернулся на 360 градусов, вскинул правую руку, изображая ей пистолет.

– Бах, – тихо, для себя, сказал юноша, и оконное стекло в зале номера 703 лопнуло в мелкую крошку.

Ник тут же правой рукой выхватил из левого рукава нож и отвел правую ногу назад, заняв позицию для резкой атаки. Донан перемахнул за барную стойку, прихватив на всякий случай пустую сумку.

В комнату, через окно упала маленькая черная сфера. Единственное что успел Ник, так это зажмуриться, но вспышка была такой силы, что все равно ослепила его. Через несколько секунд, скрипнув стеклом под ногами, на пол приземлился мужчина, чуть ниже ростом, чем Ник. На нем было то же снаряжение, что и у юноши на крыше, за исключением нескольких деталей: на голове кроме черной маски ничего не было, а к левой руке пристегнут странный наруч.

Ник мгновенно бросил нож на звук приземления, метясь средне статистическому воображаемому противнику в лицо. Так как реальный противник был выше, нож чиркнул по воротнику бронежилета и улетел в окно, пара сантиметров правее и Ник попал бы точно в зазор в броне, предназначенный для того, чтобы боец мог опускать голову вниз.

Сделав несколько шагов вперед, Ник наугад махнул левым кулаком вперед, в надежде, что завяжется рукопашный бой и у него будет шанс определить, где противник, по приходящим ударам. Это все же лучше, чем быть пристреленным в боевой стойке. Как он и ожидал, он получил удар, но в горло, затем резко потерял ориентацию в пространстве, сбил что-то спиной и понял, что теперь он лежит на полу, лицом вниз. Боль и неистовое желание ощутить липкую кровь на своих руках не давали возможности понять, в какой части комнаты он находится, вспомнить детально обстановку, или вообще хоть как-то разумно проанализировать свое положение. Следующий его план заключался в том, чтобы просто лежать и резко атаковать, когда враг подойдет чтобы добить. Стиснув зубы, Ник рывками втягивал воздух через больное горло и ждал…

– (щелчок) Ликвидируй цель и уходи (щелчок), – в наушнике прохрипел сильный мужской голос.

Донан слегка приподнял голову, чтобы в зеркалах полочек определить, что происходит. Боец подошел к сбитому стулу с привязанным Тарасом, который потихоньку моргал глазом, приходя в себя и ощущая головную боль и боль от удара об пол. Он только начал ощущать, что его щека начала набухать, а из разбитой губы вытекло немного крови. Направив в затылок пленника свой наруч, боец, согнув указательный палец, нажал на кнопку вшитую в перчатку, и в мгновение из наруча вылетел металлический шар на тросе. Донан не видел, что происходило ниже метра от пола, но услышал звук похожий на звук арбуза упавшего со стола мякотью вниз. В следующую секунду, боец согнул большой палец и нажал кнопку на фаланге, шар быстро задвинулся обратно в наруч, оставляя тонкий мимолетный след капель крови в воздухе. Тем временем Дан, подыскал на полке в барной стойке, бутылку в 1.5 литра полную прозрачной коричневой жидкости, с толстыми стеклянными стенками и красочной наклейкой с пятью золотыми звездами. На его стороне был эффект неожиданности…

Боец уже собирался покончить с Ником, как заметил странные телодвижения справа. Инстинктивно он успел махнуть левой рукой, так как на ней был металлический наруч, преграждая путь, летящей ему в голову бутылки. Удар прошел почти вскользь, и осколки стекла и алкоголя окропили правую сторону врага, который, убрав руку, тут же получил с прыжка ногой в грудь и отлетел к стене. Донан отметил для себя, что бронежилет был соткан из обычных ниток, но со странным металлическим отблеском. Конечно, он не мог знать про нано напыления на нить.

Враг думал не долго и, согнув в локте руку, направил на Дана наруч. Донан быстро, переступая с ноги на ногу в кручении, ушел с линии атаки, шар на тросе пробил дерево барной стойки. Донан зашел с правой стороны, в последний момент опустился, чуть ли не на уровень колен врага с тем, чтобы потом распрямиться и нанести сокрушительный удар в челюсть снизу. Однако враг тоже владел навыками рукопашного боя и инстинктивно отвел голову назад, выгибая грудь, так что удар Дана прошел вскользь. Пихнув Донана назад, противник одновременно вернул наруч в исходное состояние и начал двигаться боком в сторону окна, так как там было больше места для маневра.

– (щелчок) Чего застрял? Фаза четыре (щелчок), – боец окинул взглядом комнату, его миссия была выполнена. Решив оставить после себя небольшой подарок, он опустил правую руку, чтобы снять с пояса сферу. Дан не мог не воспользоваться такой возможностью, и сделав обманное движение как будто хочет ударить его правой ногой, с небольшого разворота ударил левой ногой, вскрыв блок противника. Это движение заставило развернуться Донана боком к противнику, но в то же время помогло увидеть, что Ник не только поднялся, но и несся на них, вероятно, всё что он мог видеть это невнятные силуэты. Дан решил не испытывать судьбу и отпрыгнул к барной стойке. Ник даже не заметил этого, толи потому что ослепляющая граната сделала свое дело, толи потому что его разум снова чувствовал хаос войны и ярость.

Машинально уронив сферу себе под ноги, противник немного сжался, выставив блок руками, но это не спасло его от прямого удара ногой нацеленного в грудь. Этот удар отбросил его назад и, скользнув по осколкам, враг вылетел в окно спиной вперед. В полете он выстрелил наручем, продырявив гарпуном букву «е» в вертикальной вывеске «отель», что находилась слева от входа, на уровне шестого этажа. Пролетев по дуге под действием силы тяжести, выходя на нужный уровень, он деактивировал гарпун и с перекатом приземлился на край крыши соседнего пяти этажного дома.

Ник нанес удар в пустоту, пытаясь понять, куда делся враг, и только Дан хотел оттащить его от окна, как взорвалась шумовая сфера, полностью дезориентируя обоих.

– (щелчок) Пятая фаза… чуть не мимо… с меня ящик пива (щелчок), – «этим двум не понятным людям будет, о чем поговорить утром со стражами порядка, вроде всё как надо» анализируя произошедшее боец скрылся с крыши. Юноша, поддерживающий его, тоже исчез.

Через минут двадцать поднялся на ноги Донан, держась за голову.

– Ник, ты живой? – сжимая левой рукой висок, Дан шел к барной стойке, в его голове был небольшой гул.

– Где враг? – спросил побаливающим горлом Ник, очнувшись лежа на спине, на полу. И хотя серьезных ранений почти не было, он был слишком близко к взрыву и фактически потерял сознание.

– Ушел, как и пришел.

– Чья это кровь? – пока Ник лежал, до его руки доползло содержимое вен Тараса. И теперь он лишь хотел удостовериться, что они в полной жопе.

– Нужно уходить, – забрав сумку, Дан подошел к Нику и обнаружил его растерянный взгляд.

– Я почти ничего не вижу, веди меня, – без мольбы или страха произнес ослепленный, его голос теперь еще больше выдавал присутствие силы духа.

Удивленный таким положением вещей, Дан перекинул сумку через плечо и положил на нее руку Ника. Кое-как добравшись до номера 218, они переоделись в спортивную форму и сложили костюмы в сумки. Донан выглянул в окно.

– А тут довольно высоко, ты уверен, что будешь прыгать? Может, поищем другой путь?

– Придерживаемся плана, за меня не беспокойся, прыгай первым.

– Ну, как знаешь… – Донан скинул сумку вниз, затем сам приземлился на мятые коробки и перекатился в бок.

– Давай, – встав и отряхнувшись, тихо крикнул Донан и поймал сумку Ника, который сам приземлился менее удачно, повредив стопы. Повесив свою сумку на плечо, они пошли по проспекту. Так как руки они прятали в карманы, Ник шел, задевая Донана локтем, чтобы не сбиться с пути. Они не рассчитывали, что уйдут еще до рассвета, по этому в спортивных костюмах им обоим было холодно. С другой стороны, они же изображали спортсменов, по легенде, решивших с утреца побегать, а значит, тяжелая одежда им не нужна.

Солнце уже начало подниматься над горизонтом, Ник и, переодевшийся обратно, Донан ждали у своего дома, когда подойдет Астерий, чтобы опять отвлечь консьержа и пройти обратно в свою квартиру.

Вскоре подобрёл Астерий, в слегка отрешенном расположении духа. Донан пару раз постучал в дверь, через несколько минут, ворча что-то себе под нос, открыл Хаким. Пока Донан рассказывал о том, как он зажигал этой ночью с девушкой, остальные ждали. Через некоторое время он прервался на середине рассказа, сославшись на головную боль.

– Организм уже не тот, эх старички-пенсионеры… – Хаким скрылся за дверью на первом этаже, где вероятно держал аптечку. Все по тому же условному сигналу Астерий и Ник, поднялись к себе в квартиру.

Сделав вид, что принял таблетку от головы, Донан поблагодарил Хакима, распрощался, сказав, что очень устал и тоже поднялся в квартиру.

– Кто-нибудь объяснит, что случилось? – Астерий начинал нервничать. Еще бы, как только они вошли в квартиру, остатки адреналина отпустили Ника и, стиснув зубы от гула в голове, он пошел в ванну, чтобы смыть кровь с руки. Донан же, войдя, первым делом развязал галстук, провел рукой по голове и устало выдохнул.

– Ну, если вкратце, наша цель мертва, задание провалено, Ник попал под все гранаты какие мог, меня еще чуть не пришиб кстати, мы оставили там кучу следов и примерно к обеду придет посыльный нашего шефа и выпишет нам за это билет на тот свет, прокомпостировав его на наших головах из своего многозарядного компостера. А у тебя как прошел вечер? – небрежно раздеваясь, ответил Донан. После столь емкого объяснения Астерий слегка впал в ступор…

Пролог. Человек в светло коричневом плаще и шляпе, немного хромая на левую ногу, проходит по светлому холлу из стекла и дерева. На первый взгляд, кажется, что трость, на которую он опирается при каждом шаге, крепко сжимая Т-образную рукоятку, нужна ему для подчеркивания стиля, но на самом деле ему было бы трудно ходить без нее. Не спеша, он подошел к столу миловидной секретарши. – Простите, мне назначена встреча на 15:00 во второй комнате для совещаний. Не могли бы вы мне сказать, как в нее пройти? – мужчина снял шляпу, открывая средней длинны седые волосы. По его лицу и слегка уставшим глазам, было видно, что он пожил на этом свете. – Да, конечно, поднимитесь на второй этаж, далее по коридору вторая дверь слева, – ответил приятный женский голос, и после небольшой паузы, видимо, она что-то проверила по базе данных, – извините, но сейчас эта комната занята, не могли бы вы подождать немного, еще раз, прошу прощения за неудобства. – Не стоит, должно быть, я пришел слишком рано, – мужчина перевел взгляд на свои платиновые механические часы на запястье, стрелки которых указывали на половину третьего. – Я сообщу вам, как только комната для совещаний освободиться. Вы можете пока отдохнуть на диване в холле, – женщина говорила так заботливо, как будто перед ней стоял дедушка, но это ничуть не смутило мужчину. Он прошел к дивану, повесил шляпу и плащ на вешалку рядом, в углу, и сел. Неподалёку сидели еще несколько человек, кто-то читал журналы, кто-то перепроверял свои документы. Мужчина поправил галстук на темно-синем смокинге – сегодня он был при параде. Послеполуденное солнце и не обычная прохлада для этого времени года клонила в сон. Он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза, и дрема невидимым ватным покрывалом накрыла его с ног до головы… Ник. Бункер на окраинах Цивилизации. В полутемном помещении идет своя неспешная жизнь. Человек, которого прозвали «Ник», сидел на ящике со снарядами от полевой ракетницы «тень» и лепил из взрывчатки шахматы. Черные матовые металлические пластины бронекостюма, не отражали свет, лишь коротко стриженая голова, непокрытая шлемом, выделяла его из общего темно-серого фона. Большинство присутствующих отдало бы свой обед за то, чтобы узнать, что творится в этой самой голове. Боец «Жареный» не спеша, оглядел окрестности в прицел своего персонального автомата. Официальное название ПАА-12, вызывало смешанные чувства у личного состава. Кто-то считал, что для такого хорошего вооружения могли бы придумать что-то по лучше, а не это кощунственное название. Другие шутили, что на ежегодной выставке вооружений командование, увидев в деле эту пушку, выражали свои эмоции одним словом «баа», а разработчики подсчитали, сколько раз подряд это было сказано, и заодно первую букву сменили, чтоб плагиата не было. Как бы там ни было, Жареный, убедившись, что все относительно спокойно, вскинул автомат на плечо, и не спеша, подошел к Нику: – Сыграем? Ник поднял голову и увидел, что на лице Жареного читалась скука смертная. – У меня еще пешки не готовы, – ему не хотелось делать фигурки на скорую руку. Кто знает, сколько им еще сидеть без дела, и потом для него был больше важен процесс, а не результат. – Давай. Вместо пешек патроны поставим или гильзы, – не унимался Жареный, так как ужин уже давно прошел, а до смены караула было довольно долго и никаких развлечений не предвиделось. – Ладно, – проще было согласиться, чем продолжать этот бессмысленный разговор, который без сомнения стал бы самоцелью. Ник встал с ящика, вытащил походный нож и на крышке металлического ящика расчертил шахматную доску, перечеркивая крестом клетки обозначающие черные поля. Затем аккуратно расставил фигуры. – Давай только не думать по полчаса, – Ник не любил ждать, пока оппонент думал, по его мнению, так терялось ощущение, что шахматы живут, воюют, погибают за общее дело. Порой ему казалось, что сами фигурки хотят броситься на вражеские полки, чтобы доказать свою доблесть и потом как герои лежать в ящике и ждать следующей битвы. Мысль о карманной армии без страха, сомнений и предательства вызывала ухмылку на его лице. – Ну, это уж как получится, – Жареный играл в шахматы только, чтобы скоротать время, по крайней мере, он садился за них с этой мыслью. Жареного звали так, потому что однажды, его укрепление закидали бутылками с горючей смесью. Как он выжил непонятно, да и сам он не рассказывал, но с тех пор его считают хорошо прожаренным. – Начнем! – Жареный схватил левофлангового коня и занес его над головой. На секунду все выпучили глаза в сторону шахмат. – А чо вы так напряглись? – и Жареный резко воткнул фигуру на перечеркнутую крестом клетку. – Пойду-ка я покурю, – мысль о смерти от взорвавшихся шахмат не вдохновляла Тоуса. Он встал, взял шлем и автомат, прошел через всю комнату и вышел в окоп. В отличие от Ника он мало что понимал во взрывчатых веществах и как и многие не знал, что армейская взрывчатка имеет высокую характеристику «сопротивление кинетическому удару» и она не могла взорваться даже от попадания пули. В окопе было довольно прилично, для военного времени: постеленные на полу металлические листы с дырками, которые больше напоминали пчелиные соты, укрепленные стенки с выемками под боеприпасы и наборы первой помощи. Тоус прислонился к стенке, которая была ему по плечо, и сполз вниз. Затем положил шлем с автоматом рядом, оттянул нагрудную пластину сбоку и достал из недр своего бронекостюма сигарету и зажигалку. Вечер. Над головой плыли серые тучи. Тоус долго сидел с зажженной сигаретой в руке, слегка приподняв голову, и смотрел, как облака медленно перемещаются, растворяются, меняют свой цвет. Тишина. Сигарета дотлела до половины, Тоус нахмурился. «Слишком тихо» он надел шлем и встал. Датчики шлема начали сканировать изображение перед бункером. Земля была вспахана очередями из крупнокалиберных турелей, то тут, то там виднелись черные пятна от снарядов. – Когда-то здесь росла трава… – не успел подумать Тоус, как прокатился оглушительный взрыв. Сначала он подумал, что все-таки доигрались в бункере. Но повернувшись к входу, краем глаза увидел зарево над штабом в тылу. «Как это?» подумал он, и тут же пуля попала ему в голову, сорвав шлем и ударив Тоуса об стенку окопа. С сильно гудящей от сотрясения головой он упал на пол, и сознание покинуло его. В бункере тоже ощутили встряску, и теперь в нем полным ходом шла подготовка к сражению. – Кажись ничья, – Жареный нашел прекрасный выход из своего тупикового положения на поле, тут же вскочив и нацепив свой шлем. – Сдавайся, – Ник не любил все исходы партии кроме победы. – Связист, что там штаб говорит? – Жареный понимал, что Ник от него не отстанет, пока враг уже в бункер не полезет, поэтому решил сменить тему. – Говорит «ш-ш-ш-ш-ш-ш», шо делать будем? – А чо тут еще делать? Стрелять, взрывать и резать, – по интонации Жареного было понятно, что он улыбается, не подавляя свою нарождающуюся извращенную радость. Спустя некоторое время, получив прямой приказ сержанта, Ник уже стоял в полной боевой готовности, его любимая ракетница «тень» уже целилась в развороченное поле перед бункером. – Щас попрут эти примитивы, – Жареный был явно воодушевлен, ему не терпелось нанести новую зарубку на левую грудную пластину, в знак смерти десятка повстанцев. Снова тишина. Казалось она длиться вечность. Но это только казалось. Через пару минут повалили повстанцы. Они проигрывали обороняющимся в вооружении, защите и вообще стояли на предыдущей ступени развития, но их самоубийственные атаки приносили плоды. – У-х-х-х, хорошо, – Жареный палил как никогда, так ведь никогда их столько и не нападало. Поле озарили взрывы ракет, превращая землю в пылающий ад. Ник отбросил пустую обойму ракетницы на 10 ракет, подошел к ящику, на котором играли в шахматы, открыл крышку, и пешки-гильзы скатились на пол, а остальные фигуры так и остались прилипшими к ней. Вставил новую обойму и тут один из бойцов отлетел от бойницы на полтора метра и упал на спину. Ник повернул голову в его сторону. Правая нагрудная пластина солдата была проломлена внутрь, ширину дырки невозможно было разглядеть из-за пульсирующего фонтана крови, которая быстро растекалась по полу. «откуда у них такое оружие?» подумал Ник. Он повидал немало повстанцев, но чтобы их оружие могло пробить пластину нагрудника, самую толстую из всего костюма, такое он видел впервые. – Йоу, Ник дуй сюда, это по тебе, – Жареный отошел от окна, сбрасывая пустой магазин и направляясь к ящикам с боеприпасами. Ник подошел к бойнице, и увидел как к бункеру, перепрыгивая по полтора метра, несется некогда строительный агрегат. Теперь эта модификация имела защищенную кабину, и, судя по скорости, улучшенные гидравлические системы, а на место рук были приварены совки от бульдозера. В разрушенных городах осталось достаточно техники и инженеры повстанцев делали из нее все что можно и нельзя. Ник подсветил цель лазером точно между вертикальных совков, и для верности пометил целью источник тепла в кабине. Залп. 5 ракет с интервалом в 0.7 секунды полетели в сторону вражеской машины. Взрыв. Из горящего облака все так же быстро бежал враг. Ник полностью убедился, что у повстанцев появился богатый спонсор или они нашли уцелевший склад с вооружением, что вряд ли. Но особо думать было некогда и он начал заниматься делом. – Скока ж им платят, что они так лезут? – сержант Ибн всегда скрывал волнение за шутками, впрочем как и большинство его личного состава, а то давно перестреляли бы друг друга. – А они, кажись, застраховались. Посмертно. – Жареный снова встал к бойнице. Гильзы катились по всему полу, пустые рожки кучками лежали в опустошенных ящиках. Ник выставил поглотители тепла в хвосте ракетницы на максимум, как и расход топлива в ракетах. Для ракетчиков было мало просто попадать в цель. Их учили, учили долго, знание всех комбинаций кнопок было обязательно, а кнопок в маленькой панельке было много и порой нажать их маленькой выдвижной иглой в указательном пальце перчатки, в стрессовой ситуации было тяжко. Ник закончил махинации с ракетницей, теперь ее ракеты должны были разрываться прямо в стволе, выплевывая с бешеной скоростью бронебойную начинку и языки пламени. Он водрузил «тень» на правое плечо, поднялся с корточек и направился к окошку. У одной из бойниц солдат палил аж с двух автоматов, позаимствовав один у убитого товарища. Сзади не было видно кто это, но судя по подергиванию головы в разные стороны, под его шлемом царила брань и мат. Чтобы не возвращаться второй раз Ник взял кассету на 10 ракет с собой. Шагая из темной глубины комнаты, он видел, как Жареный впрыснул себе под открепленную пластину в левом плече содержимое мини цилиндра с красной наклейкой «ярость». Ник подумал о том, чтобы сделать то же, ведь потом возможности может и не быть, но сейчас ему нужно было сохранять здравый рассудок, чтобы подбить не-до-бульдозер. Жареный подскочил к бойнице так, что чуть не вылетел из неё. Судя по вороху гильз из его автомата, он увеличил скорость стрельбы, если не совсем выдернул крутилку подачи патронов. Для Ника эти семь шагов до окошка были полны мыслей. Он знал, что никто из присутствующих никогда не вернется отсюда нормальным, если вообще вернется. После использования «ярости» некоторые солдаты сходили с ума, и, зная об этом, все равно кололи в себя эту дрянь, желая забрать с собой как можно больше народу. Четыре шага… Его маленький мирок в голове, в который он уходил, когда чистил ракетницу или нес вахту, мог улетучиться в любую минуту через дырку в голове. Один шаг… «вот и я увяз здесь» пронеслось в его голове, и палец тут же нажал на спусковой крючок. Пламя озарило землю перед бойницей. Ник полагал, что агрегат отскочит влево или вправо и поэтому пустил три ракеты, чтобы не оставить путей для уворота, еще две примерно в верхнюю часть кабины. На удивление Ника, машина подпрыгнула, перелетев среднюю ракету, но идущая следом за ней ударила в нижнюю часть совка, и агрегат перевернуло через себя. Последняя ракета оторвала пол ноги машины и та с бешеной скоростью перевернулась и приземлилась на уцелевшую ступню, но из-за большой нагрузки гидроусилители буквально лопнули, высвободив облако горячего пара. Пролетев кубарем оставшиеся 15 метров, машина воткнула один из зубцов совка в бойницу. С потолка сыпанул песок. Половина бойниц была закрыта телом машины. Жареный на ходу перезаряжаясь, выбежал из бункера, те кто принял «ярость» последовали за ним. Внезапно совок машины стал подниматься вверх, образуя трещины на потолке. Красная лампочка на ракетнице известила Ника о том, что охлаждающий слой в стволе полностью испарился, и сработала блокировка, чтобы не допустить перегрева. Впрочем, этого он и ожидал. Отбросив в сторону «тень», он выхватил плазмопистолет. Плазма в недрах этого устройства вышвыривалась магнитным полем на расстояния до тридцати метров. «Генератор» вытягивал электроны из воздуха, создавая в канале ствола плазму высокой энергии, а полученные электроны активировали электромагнитные катушки, которые и направляли пучок. Перезарядка осуществлялась сбросом заряда с конденсатора через нижнюю часть рукоятки в любой заземленный объект. Таким образом, плазмопистолет можно было использовать и как шокер в ближнем бою. Дабы враг не получил такой пистолет, как трофей, на нем стояли системы распознавания «свой-чужой». Ник почувствовал хруст над головой и отпрыгнул к стене. Здоровенная плита с шумом и песком бухнулась вниз, образовав дыру в центре потолка. Сквозь пыль Ник видел, как из-под плиты торчала верхняя половина солдата с простреленной грудью, а с края потолочной дыры на него капала кровь. Совок поднимался все выше, открывая тем самым кабину. Ник бросил взгляд через комнату: за грязными стеклами, пристегнутый к креслу сидел пилот. Из длинной раны на голове текла кровь, все его лицо приподнятое и направленное внутрь бункера было темно красного цвета. Его приоткрытый рот был слегка вздернут улыбкой. Тяжело дыша, он держал руку на поднятом рычаге. Его глаза, глаза дикого зверя смотрели в проделанную им дыру и облако пыли. У Ника был не менее страшный взгляд под шлемом, казалось, они заглянули друг другу в душу, чтобы выжечь ее. Ник без колебании направил пистолет на кабину и выстрелил. Пучок плазмы размером с коробок спичек прожег бронированное стекло кабины, нижнюю челюсть и грудь пилота. Его голова повисла, закрывая дымящуюся дырку. Ник запрыгнул на плиту и пошел занимать позицию возле разбитой машины. Внезапно один из повстанцев спрыгнул с кабины агрегата и перекатившись в дыру, выдал залп из ружья в живот Нику, от чего тот улетел за плиту. Ибн тут же обернулся и очередью из автомата приложил врага. Затем он похлопал по плечу, строчащего в окошко солдата. – Ты, дуй туда и чтоб не лезли, – Ибн указал рукой на проем. Неизвестный солдат кивнул и перебрался куда ему показали. Теперь на его месте строчил Ибн. Ник валялся на спине за плитой. Ему было ужасно больно. Он провел рукой по животу, поднес ее к шлему. На ладони крови не было, значит, броня не пробита, но встать он все равно не мог. Достав из кармашка на поясе металлический цилиндр-ампулу с надписью «ярость», он открепил пластину на животе, приставил к себе ампулу и нажал на красную кнопку в ее верхней части. Мгновенно поршень, выдавленный активировавшимся магнитом, со скоростью звука распылил вещество прямо внутрь брюшной мышцы не оставляя никаких следов на коже. Зрачки Ника расширились, белки потрескались, и теперь для него весь мир представал в красноватом оттенке. Тем временем ад переместился непосредственно в бункер. Приподнявшись, Ник увидел, что дело – труба. Ибн с рукой повисшей как плеть, отступая от бойницы, матерясь на не понятном языке, другой рукой из табельного плазмопистолета всаживал куда-то заряд за зарядом. Неизвестный солдат дрожащими руками рылся в ящике в поисках полной обоймы. Третий солдат и он же последний из выживших, отбросил пустую ампулу «ярости», выхватил нож и побежал в проем. Через секунду обратно влетело то, что от него осталось, а вслед повалили повстанцы. Ибн под плотным огнем был прижат к стене, из-под пластин его брони лилась кровь, он упал на колени, а затем бухнулся на пол. Тем временем Ник подтянул к себе крышку от ящика, на которой остались прилепленные шахматы. Он сгреб их в кучу, налепил на рукоять ножа и, достав из поясного кармана пьезодетонаторы, воткнул их во взрывчатку с разных сторон. Его, не использованная обойма ракет, должна была лежать аккурат около разорванной бойницы. Он прикинул, что, если взрывчатка взорвется рядом с ракетами, то они сдетонируют и всех разорвет на куски в горящем шаре ракетного топлива. Почему-то часть плана про куски ему особо понравилась. Резко высунув голову, он уточнил направление и отметил, что повстанцы лезли в бункер, как будто тут медом намазано. Ник плотнее прижался к полу и, не глядя, из-за плиты правой рукой бросил нож. Тут же раздался взрыв. В глазах Ника потемнело. Темно. Ник понимает, что стоит. Ему тяжело, кажется, что каждый грамм его брони, даже собственного тела давит на него, пытается повалить, но упасть он не может. Он поворачивает голову. Перед его глазами вдалеке белый свет, не ослепляющий, скорее мягкий как огонь. Ник смотрит вдаль на свет, и понимает, что к этому свету идет, то чего ему не хватало в холодных окопах, вечерами в увольнительных, в детстве, всегда… Он делает шаг к этому. Его тяжесть и боль стали на каплю меньше. Он думает, что идет к свету, хотя он не чувствует как переставляет ноги, как они наступают на что-либо, но свет становится ближе. Ему хочется, остановить, догнать, прикоснуться к тому, что идет в свет. Боль и тяжесть исчезают как дым, с приближением. Ник останавливается. Никакой боли, никакого давления, не слышно биения сердца, вдоха и выдоха, никаких нагрузок на уши, никакой информации, невесомость, покой… Ник понимает, что достиг некой границы. Он чувствует ее, за ней рай, но если он сделает еще один шаг, приблизится к свету, то не сможет вернуться. Он обретет полный покой, полную невесомость, полное удовлетворение, но потеряет все силы. Он никогда не сможет вернуться. – Почему?.. С рождения я нес этот груз, и с годами он только рос. Почему я нес его, когда мог легко и просто бросить, и мне стало бы хорошо? Теперь я вижу: тот мир – ад. Зачем он нужен, если из него так просто уйти? Я уже так привык к тому аду, что перестал замечать, что это ад. Я привык к нему еще до того как мог запомнить, что это ад, что мне было лучше не в нем. Все стремится к состоянию покоя. Зачем тогда я родился? Зачем ушел от покоя? Зачем вообще что-то рождается в том аду? Все имеет свой смысл, даже бессмысленные на первый взгляд вещи. Если я сделаю шаг, я никогда не узнаю смысл рождения. Люди уходят, так и не поняв. Я хочу узнать… – Ник повернул голову обратно. Странное чувство опустошенности и в то же время покоя – все, что ощущал Ник сейчас. Он открыл глаза. На нем по-прежнему был шлем, через бронированные стекла которого, виднелось все то же серое небо, но из-за побочного эффекта «ярости» оно скорее было красноватым. Чувства потихоньку приходили обратно. Тяжесть и боль подступали к голове. Он не сразу понял, что его волокут, причем спиной вперед. Под левую руку его тащил Тоус. На нем не было шлема, в другой руке он сжимал автомат, то и дело оглядывался назад. Под правую руку тащил Жареный. На нем тоже не было шлема, а броня оказалась полностью разорванная. Ник не мог понять, то ли он весь в крови, то ли это у него глаза не отошли. Жареный дернулся, затем резко обернулся и метнул нож, который он, по-видимому, все это время держал в другой руке. Ник бухнулся на землю. Жареный что-то проорал Тоусу, тот тоже ответил. Ник видел их шевелящиеся губы, но ничего не слышал: оба уха конкретно заложило. Затем Тоус кинул Жареному автомат, и свою ампулу «ярости». Жареный тут же впрыснул её в себя, схватил автомат и побежал туда, откуда так упорно тащили Ника. Тоус взвалил Ника на спину и понесся. Куда он понесся, Нику было все равно, сейчас он пообещал себе не умирать и вырубился. Астерий. Прекрасное, слегка морозное утро. Ночью выпал снег, и теперь белым бархатным ковром он покрывал церковь и все ее окрестности. Маленький мирок, отгороженный высокой стеной от города, располагался далеко от промышленного центра. Его готические своды из серого камня таили древние знания, мудрость и около двадцати послушников. Подобные сооружения были практически во всех городах. Религия, пришедшая из глубин времени, сочетала в себе основы морального общества, знания и веру, то есть все то, что начали утрачивать люди с расширением промышленных возможностей. Когда-то специальности стали настолько узки, что посчитали ненужным изучать теорию. Вместо этого после семи лет образования человек поступал на предприятие, где, практикуясь, нарабатывал опыт, чаще всего, оставаясь на одном месте до конца жизни. Много денег было сэкономлено на образовании, много знаний было утрачено с естественной смертью специалистов. Разобраться в их записях, книгах и приборах стало практически невозможно. Тем, кого все-таки интересовала наука, предлагалось поступать в послушники. В это время года рассветы наступали позже обычного, но еще до того как взошло солнце Рейнольд, как по расписанию молился в келье. В свои шестнадцать лет он весьма преуспел в обучении, главным образом в религии. Свет лучами, коснулся его красивого, молодого лица. Закончив молитву и медленно открыв глаза, он провел рукой по ослепительно белым волосам, челка заняла свое привычное место, свесившись над левым глазом. Через оконный проем виднелись облака, полыхающие золотым светом. Еще некоторое время он не двигался, стоя на коленях. Рейнольд мог вечно вот так стоять и смотреть на это потрясающее небесное действие, но все движется вперед, и звон колокола возвестил о том, что скоро начнется воскресная проповедь. Не успел он встать с колен, как дверь в келью открылась. – Брат Рейнольд, твои старания окупятся с лихвой, но сейчас пойдем к горожанам. Они жаждут слова нашего, – в проеме стоял довольно старый человек, в отличие от остальных обитателей церкви, носивший белую шелковую робу. Он подождал послушника, так как все остальные двери келий были открыты, а это значило, что в них никого нет. – Да, преподобный брат Венедикт, – Рейнольд почтительно склонил голову, и они вместе пошли по коридору. Неловкую тишину прервал Венедикт. – Скажи мне Рейнольд, почему ты так часто молишься? – как обычно его слова были пропитаны заботой и доброжелательностью. – Разве плохо желание стать лучше? – искренне ответил юноша. – Нет, но это может породить зависть в сердцах других братьев. Не все готовы для таких испытаний. Хочешь ли ты стать первым среди них? Быть идеалом, объектом стремлений других послушников? – Нет. Тщеславье – это грех. Все мы рабы Его и потому равны. – Другого я и не ожидал услышать, но все же, что тебя гнетет? – Не знаю, стоит ли об этом говорить… – Мне ты можешь довериться. Как учитель и наставник я обязан помочь тебе выйти на праведный путь. – Венедикт слегка повернул голову в сторону собеседника, всем видом показывая, что готов выслушать и помочь. На лице Рейнольда же виднелась нерешительность, он не знал, как начать. – Мой дух силен и непоколебим, но разум порой дает слабину. Раньше такого не бывало. Мне кажется, что некий первобытный зверь заточен во мне и жаждет взять верх… Некоторые люди для меня как-то незаметно становятся центром внимания. Я подмечаю их черты лица, особенности которые раньше не замечал. Это порождает желание прикоснуться… – Ты говоришь о девушках? – Венедикт понимающе покачал головой. – Да… – Рейнольд смущенно и виновато потупил глаза в сторону, так как считал, что раз человек выбирает путь послушника, то должен сосредоточиться на своем обучении, а проявление интереса и трата времени на прочие вещи – своего рода не уважение по отношению к стараниям учителей. – В этом нет ничего необычного. В твоем возрасте я тоже проявлял подобные интересы, – служитель церкви слегка улыбнулся, вспоминая светлые дни своей юности. – И вы воплотили эти желания в явь? – удивился Рейнольд. Он никогда прежде не думал о преподобном Венедикте с этой точки зрения. Когда Рейнольд только пришел в церковь Венедикт уже был староват, добр и мудр. Представить его терзаемым пошлостью юношей ни как не получалось. – Нет. Я пережил это и не жалею о сделанном выборе. С возрастом это уйдет. Помни: преодоление страстей нагрянувших – есть искупление прошедших, – они уже подошли к двери, ведущей в главный зал. – Да, преподобный брат Венедикт, спасибо, вы мне очень помогли. Я не забуду ваших слов. – Рейнольд слегка поклонился, открыл дверь и встал справа от нее, чтобы пропустить преподобного Венедикта, как того требовали правила. Закрыв за собой дверь, Рейнольд повернулся и увидел, что зал полон горожан, впрочем, как обычно. Венедикт пошел к трибуне, а Рейнольд присоединился к послушникам, которые стояли поодаль от трибуны и время от времени пели, подхватывая слова преподобного. Превосходная акустика и блаженные голоса, казалось, возносили слушателей в зале до небес. Двухчасовая проповедь начала подходить к концу. – …С сотворения мира Великий Учитель направляет нас, он дает нам кров, еду, защищает от невзгод. Мы обязаны ему нашей жизнью, так отплатим Ему смирением и трудолюбием. Мы рабы его, так… – преподобный Венедикт, как-то преображался стоя у трибуны. Вся аудитория как завороженная слушала его, только Рейнольд думал совсем о другом. Не заметно для себя, с проповеди, он переключился на девушку сидящую в середине левого ряда. Ее лицо, движение губ, то, как она уложила за ухо прядь каштановых волос, висевших прежде у виска, ни что не ускользало от взгляда Рейнольда. Все больше погружаясь в себя, он разжигал огонь желаний, дремавший в нем. – …Властью данной мне Им благословляю вас и жду с нетерпением в следующее воскресенье, – на этом проповедь кончилась, прихожане встали, поклонились и начали расходиться. Рейнольд почувствовал на себе чей-то взгляд и машинально повернул голову. На него смотрел брат-послушник Астерий. На секунду встретившись глазами, Астерий повернулся к выходу. Теперь Рейнольд стоял и думал, что означал этот странный взгляд и как долго Астерий смотрел, пока он был поглощен фантазиями. Рейнольд вышел в коридор, ему хотелось прояснить ситуацию. Астерий слегка оглянулся назад и, убедившись, что Рейнольд идет за ним, зашел в последнюю келью. – Брат Астерий, я не помешал тебе? – Рейнольд встал у порога, слегка приоткрыв дверь. – Нет. Напротив, я ждал тебя. Ты ведь хочешь поговорить? – когда Рейнольд вошел в маленькую келью, Астерий стоял у дальнего и единственного окна, казалось, он уже знал наперед, что будет говорить его собеседник. – Да. Сегодня на службе, ты наверно неправильно меня понял… – Не стоит утруждать себя объяснениями, все итак ясно. – Что это значит? – насторожился Рейнольд. – Рейнольд, брат мой, мы уже второй год живем под одной крышей. Я вижу тебя насквозь. Со старшими ты разговариваешь, как овечка, но с остальными братьями твой голос другой. – Я знаю это, но ничего не могу поделать. Учитель для меня не просто человек, но еще и сосуд хрупких знаний, возможно, не осторожным словом я боюсь закрыть доступ к этим знаниям. – Или же под этой белой овечьей шкуркой таиться волк? – Астерий смотрел прямо в глаза. Рейнольд снова почувствовал тот странный взгляд, что и на проповеди. – О чем ты говоришь? Я не понимаю тебя, – но на самом деле Рейнольда не покидала мысль, неужели Астерий слышал его разговор с преподобным Венедиктом. Страх затаился в глубине души Рейнольда, если об этом узнают вся церковь, его безгрешность могла рухнуть в одночасье. Попав в такое замкнутое общество, любая личная информация начинает циркулировать, обрастая грязными подробностями и, в конечном счете, нарастет, как снежный ком, навсегда заклеймив Рейнольда как минимум лицемером. – Можешь не притворяться. Я видел, как ты смотришь на прихожан. Ты жаждешь того, чего не можешь получить, чего никогда не получишь от них. Может тебе стоит обратить свой взор в другую сторону? – Астерий так распалился своей речью, что вцепился в плечи Рейнольда, а его взгляд по-прежнему внушал непонятную смесь страха и интереса. – В какую сторону? У нас одна сторона – служение Великому Учителю, и я вверил себя ей. – Не играй со мной, Рейнольд. Все твой дискуссии о необходимости зла, о том, что чистые чувства, не отягощенные пошлостью и инстинктом размножения, могут быть только у однополых особей, всем этим ты пытался найти оправдание себе! – оба собеседника стали говорить так громко, что любой приходящий мимо мог их слышать. – Я лишь хотел найти опровержение этих слов, у учителей, – у Рейнольда появилось желание покинуть эту келью, он посмотрел на правую руку, державшую его за плечо. Рукав робы немного сполз назад, открывая часть ожога на запястье. Астерий быстро убрал руки, так что рукав сполз обратно. Повисла пятисекундная пауза, давшая остыть обоим. – Это лишь доказывает как сильно я… – начал было Астерий, сокращая дистанцию с Рейнольдом. – Грешен. Ты… тебе следует упорно молиться, и тогда ты обретешь спасение и искупление, – Рейнольд развернулся и покинул келью, он даже и думать не хотел, что сказал бы Астерий, если бы не был так грубо прерван. Прошло пару дней с момента этих событий. Казалось, Астерий изменился, встал на путь искупления. Они с Рейнольдом как и прежде разговаривали, служили мессы, постигали учение. Еще один день подходил к концу. Все уже легли спать кроме Рейнольда, который, как обычно, допоздна засиживался в кельи. Он опять пропустил ужин и теперь шел на кухню, чтобы подкрепиться. Уснуть, чувствуя голод, у него редко получалось. На кухне горел свет, дежурный по столовой, помимо готовки должен был еще и мыть посуду за всеми, из-за чего ложился спать позже всех. Кроме того, церковь пропагандировала очищение трудом, и ради этого пришлось отказаться от некоторых удобств. Воду для ванной или мытья тарелок приходилось нести из родника, который был в полукилометре от монастыря в густом лесу, но урок трудом поддерживал нужную физическую форму послушников. Рейнольд зашел на кухню. Спиной к нему стоял послушник и мыл посуду, но, что это был Астерий, он понял только, когда тот заговорил. – Опять не уследил за временем, погрузившись в молитвы? Я оставил твой ужин. Он еще на столе. Хочешь, подогрею? – все так же намывая тарелки, с некоторой заботой сказал Астерий. – Нет, спасибо. Я поем так. Это будет уроком, что нужно делать все в определенное для этого время, – Рейнольд взял свою тарелку с куском хлеба, и сел за маленький деревянный столик, на котором обычно готовили, месили тесто или резали овощи. Еще несколько минут они молча находились в комнате. Затем звук льющейся воды прекратился, и стало совсем тихо, лишь капли изредка разбивались об раковину. – Ты не мог бы мне помочь брат Рейнольд? Вода кончилась, а мне осталось всего пару тарелок, полведра вполне хватит. Можешь сходить на родник? А я тебе пока чай приготовлю. – Ладно, я скоро, – с легкостью согласился Рейнольд. Он хотел хоть как-то отблагодарить за вкусный ужин, хоть и холодный, и потом он не любил сидеть без дела и ждать пока вскипит чайник, а после этого ждать, когда завариться чай, а потом еще ждать, когда чай остынет до нужной температуры, чтобы его можно было пить. Но главная причина, хоть он этого никогда не признавал, это то, что ему было трудно отказать, если его просили о помощи. Он взял ведро и направился к колодцу. Вся дорога туда и обратно занимала минут двадцать, если идти быстро. Выйдя за порог, Рейнольд почувствовал, что похолодало. Его выдохи растворялись в воздухе клубами пара. На черном полотне неба сияли звезды, тонким зловещим серпом зависла луна. То ли от мороза, то ли от тяжелого дня Рейнольд почувствовал усталость, его тянуло в сон, но он продолжал машинально иди. Эта тишина и одинокий хруст снега под ногами, черные стволы деревьев, кусты неправильной формы порождали ощущение дискомфорта и опаски. Ему казалось, что кто-то его нагоняет, что за каждым большим деревом его уже поджидают. Он старался иди как можно тише, но вместо этого еще больше слышал сбившееся дыхание, стук своего сердца и хруст снега. Он шел, готовясь не известно к чему, хотя понимал, что это лишь его воображение, на самом деле тут никого не может быть. Он обернулся еще раз. В десяти метрах от него шла темная фигура. Страх, холодной волной пробежал по всему телу, на секунду сковав мозг. Рейнольд встал лицом к неизвестному, решив, что лучше его пропустить вперед. – Ты ведь все понял? – еле слышно сказал человек, медленно приближаясь. – Брат Астерий, я справлюсь сам, не стоило беспокоиться, – Рейнольд узнал приближающуюся фигуру, но не расслышал его слова. – Ты ведь знал, что я хотел сказать тогда в келье. Ты разгадал мою тайну, тайну которую создал ты… я понял свою ошибку, говорить об этом среди бела дня в церкви, где за каждой стеной любопытные уши, было глупо. Но сейчас все как нельзя лучше, я устроил все как надо, – Астерий подошел совсем близко. – Даже не начинай этот разговор. Я думал, ты уже отчистился от этого, – Рейнольду не хотелось ввязываться в эту историю опять. Астерий, нашептывая, начал медленно приближать свое лицо к лицу Рейнольда. – Ты по-прежнему играешь. Твои белые волосы, как этот снег, твоя челка, этот образ непогрешимости, ты похож на ангела… позволь мне стать твоим дьяволом… – Астерий был уже так близко, что мог поцеловать Рейнольда, но тот прервал его отбрасывающим толчком в грудь. Астерий споткнулся о ветку, лежащую под снегом, и упал на спину. – Хочешь поиграть? Ладно, это мне нравиться, будет весело, ха-ха-ха, – Астерий лежал, раскинув руки, и смеялся сумасшедшим смехом. Только сейчас до Рейнольда стало доходить, откуда эта слабость во всем теле, в его голове стояла картинка того ужина и слова «я устроил все как надо» и этот смех. Ради этого дня он скрывался под маской нормального служителя Великого Учителя. Рейнольд и так не мог тягаться с Астерием, а под действием наркотиков, которые ему подсыпали в еду, счет шел на минуты. Астерий стал медленно подниматься, Рейнольду нужна была помощь, он думал, что спрячется в лесу, и поэтому побежал с дороги в чащу. – Беги! Беги мой ангел! Но я тебя все равно догоню! – сзади доносились крики, но Рейнольд бежал. Через несколько минут он встал у дерева перевести дух. От морозного воздуха болело горло, но он ничего не мог поделать. Стоя, опершись на дерево, он посмотрел назад. Из-за зарослей он не мог видеть дальше пяти метров. Неожиданно он обратил внимание на свои следы. Снег предательски вырисовывал каждый его шаг. – Где же ты мой ангел!? Ты же хочешь повеселиться этой ночью? – Астерий уже шел по следу, выкрикивая короткие фразы, казалось он довольно близко. Рейнольд решил во что бы то ни стало добраться до церкви, там братья послушники и преподобный Венедикт остановят сумасшедшего. Крик отчаяния вырвался из груди Рейнольда, он думал, что Астерий схватил его, но это была всего лишь ветка, зацепившаяся за рукав. Но вот Рейнольд добрался до церкви, там все уже стояли на крыльце, не понимая, что происходит. Он, не веря своим глазам, как в тумане поднимается на крыльцо. Преподобный брат Венедикт протягивает ему теплое одеяло… – Ты не замерз? Иди ко мне, я согрею тебя! Не бойся пламя ада не сожжет твой крылышки! – совсем близко крикнул Астерий. Рейнольд открыл глаза, он лежал на маленькой сломанной елочке, все в том же лесу, он даже не заметил, как уснул. Адреналин хлынул к его голове, немного отогнав сон. Сначала на четвереньках, потом, поднявшись на ноги, Рейнольд побежал в сторону церкви. Вот показалось крыльцо, но на нем было тихо как обычно, ни в одном окне не горел свет, все спали. Думая про себя, что это не может быть сном, Рейнольд, спотыкаясь о ступеньки лестницы, поднимался в спальни. – Вставайте! Брат Игнатий! Брат Максуд! – Рейнольд резко распахнул дверь общей спальни и криками пытался поднять хоть кого-нибудь. – Не бойся ангел мой, нам никто не помешает. Считай, что мы одни в этом храме. Я знал, что для нашего первого раза ты выберешь это чистое, святое место, ха-ха, – Рейнольд тут же выскочил из спален и увидел Астерия стоящего в конце полутемного коридора. – Нет… нет! – теперь Рейнольд окончательно понял зловещий замысел. Астерий был дежурным по кухне, а значит, готовил всю еду в этот день и запросто мог подсыпать снотворное всем, кто был в церкви. Поэтому никто не проснулся, и вероятно, не проснется до утра. Помощи не будет… но Рейнольд не собирался сдаваться, он побежал вниз по лестнице, и Астерий направился за ним. Через несколько минут Рейнольд попал на кухню, он не мог больше бежать, у него кончались силы. – Нет смысла убегать. Я поймал тебя, маленький ангелок, – Астерий, не спеша, зашел на кухню. Около пустой раковины стоял Рейнольд, озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь. – Ты все это давно задумал, у тебя не кончалась вода. Ты сделал все так, чтобы утром никто ничего не заподозрил, возможно, я тоже ничего не буду помнить, – Рейнольд быстро открыл ящик в столе и схватил заостренный нож для разделки мяса. – Ха-ха, нет, ты будешь помнить все. Я же не могу каждый раз разыгрывать этот спектакль. Положи нож, роль плохого мальчика моя, – Астерий медленно подходил. – Заткнись! Ты псих, не подходи, оставь меня! – в глазах Рейнольда начало туманиться, он пару раз махнул ножом перед собой, рассекая лишь воздух. – Ты же любишь играть, придерживайся своей обычной роли, – Астерий молниеносно схватил за запястье руку с ножом и сократил дистанцию. Рейнольд понимал, что скоро потеряет сознание, и из последних сил, закрыв глаза, бросил свое тело вперед. Они шумно упали на пол. Наступила тишина. Рейнольд уже не мог открыть глаза, в его ватном мозгу металась только одна мысль: «не засыпать, только не сейчас». Его ладонь выпустила рукоятку ножа сама собой и заняла безвольное положение между их телами. Что-то теплое коснулось его пальцев. Это стало стекать по внешней стороне кисти, нечто теплое и немного липкое. Тишину нарушил Астерий, говоря полушепотом. – Я лишь хотел любви… немного ласки. Почему все так вышло? Почему ты так холоден со мной… я не виню тебя… я буду любить тебя вечно… – Астерий вынул руку, красную от крови, и положил ее на волосы Рейнольда, слегка поглаживая его. Алая кровь каплями расползалась, по белоснежным волосам. Но вот его рука остановилась, дыхание прекратилось, и сердце перестало стучать. Рейнольд к тому времени уже пребывал в пограничном состоянии парализованного тела. Несколько минут в полнейшей тишине без возможности двигаться толкнули его объятья сновидений. Ему снился замысловатый лабиринт из мостиков белого мрамора. Посередине этого трехмерного лабиринта шел широкий мост неизвестно где начинающийся и упирающийся в огромные скрещенные бивни, между которыми столбом застыла вода, отражая весь лабиринт. Он, не спеша, ходил по этим мостикам, где-то узкими, где-то по шире. Неожиданно воздух содрогнулся. Рейнольд посмотрел на мост в середине. По нему из неизвестности шел огромный черный силуэт, после каждого шага с него сыпался черный пепел. Рейнольд хотел всеми силами остановить его, но он ничего не мог сделать, лишь ощущая свою слабость и беспомощность. Неизвестный подошел к «воротам» в конце моста, на секунду Рейнольду показалось, что это не мост, а плоская сторона лезвия ножа. Фигура вошла в столб воды, и она мгновенно почернела, а следом за ней почернел весь мрамор, небо быстро перегоняло черные тучи. Внезапно его разбудили голоса… – Смотри, спит, как ни в чем не бывало, – Рейнольд открыл глаза. Его окровавленные руки были закованы в наручники. Два человека в форме стражей порядка косились в его сторону. Венедикт, заметив, что заключенный пришел в себя, подошел к нему. – Понимаешь ли ты, что совершил? – он был явно подавлен, а в глазах накопилась горькая слеза. – Преподобный брат Венедикт… где Астерий? – с тревогой и желанием, чтобы вчерашний вечер был просто сном спросил Рейнольд. – Он мертв. Ты убил его… но я понимаю. Это и моя вина. Я думал, что те разговоры о звере в тебе лишь преувеличение, я не предал должного внимания этому… – преподобный Венедикт был очень подавлен. – Но... – Рейнольд попытался найти хоть какое-то возражение во всё еще ватном мозгу, но чувство беспомощности всё еще владело его сердцем. – Прошу, не перебивай меня. Очевидно, церковь не сможет тебе помочь, твой недуг в мозгу, а не в душе, поэтому тебя отправят в психиатрическую лечебницу. Что касается меня, то завтра я сниму с себя полномочия преподобного отца и уйду проповедовать туда, где невежество не дает вырасти вере. – Но это он – зло… – Рейнольд не мог поверить, что всё так вышло, а смятение не давало сформулировать оправдание. – Послушай мой последний совет: если ты хочешь покаяться в содееном, то возьми себе его имя. Оно будет до конца дней твоих удерживать тебя от подобного греха и возможно Великий Учитель простит тебя и выведет на правильный путь, – не смотря на тяжесть на сердце, преподобный Венедикт действительно хотел спасти душу послушника, и Рейнольду стало особенно горько от того, что даже человек, всегда помогавший ему, считает его виновным в произошедшем. – Я согласен взять его имя, – Рейнольд чувствовал беспомощность, как в том сне. Его терзали мысли, что он не был достаточно сильным, чтобы остановить, переубедить или хотя бы обезвредить Астерия, а теперь из-за этой слабости его жизнь никогда не будет прежней, никогда не будет такой, о которой он мечтал и к которой он стремился. – Властью данной мне Великим Учителем нарекаю тебя Астерием – именем убиенного тобой сына Его, – Венедикт говорил громко, чтобы это слышали все, чтобы это осталось навсегда в памяти «сумасшедшего» преступника. Донан. – Я вольный охотник, Под сводом небес. Мой кров и угодья Дичающий лес. Как жизнь свою начал Не знаю, поверь. Закрыта в памяти Прошлого дверь. – Неплохие стихи, я смотрю, вы тут хорошо проводите время, – Доктор слегка улыбнулась, сложила вместе ладони, и положила руки на стол. На левом нагрудном кармане его голубого халата был ламинированный кусок бумаги с магнитной полосой, который гласил: «Иветта Аввакумовна Штейнцель, доктор 4ого уровня допуска». Напротив нее в уютном кресле сидел Донан – человек на вид лет тридцати, его черные длинные по плечи волосы были перетянуты резинкой на затылке. Хоть он и видел ее в первый раз, но тут же определил ее как кошку. Он всегда ассоциировал людей с животными, наверное, потому, что животные ему больше нравились. Проведя значительное время в дикой среде, он повидал много животных, в их числе были одичавшие кошки. Морозы распушили их мех, взгляд стал пристальнее, это не те домашние, ухоженные, зализанные кошачьи, которые сидя на диване, прикидываясь, что спят. Они такие разные, хоть и одной породы, можно сказать, у них разная психология. Для себя Донан отнес своего собеседника именно к домашним кошкам. – Да говно, только что придумал, – при слове «говно» Иветта слегка приподняла одну бровь. Донан не мог не заметить этого, почему-то он всегда подмечал мелочи. – Доктор, вам не понравилось слово «говно»? Понимаю. Для человека живущего в цивилизованном обществе это слово ассоциируется с грязью, некой антисанитарией, в то время как вы стремитесь к чистоте. Скажите, вам когда-нибудь дарили розы? – Да, и мне было приятно. Первый раз их подарил мне мой муж, когда мы с ним только еще встречались, – Иветте было интересно, резкий переход с одной темы на «противоположную». Для себя она отметила, что пациент философского склада ума. – А ведь розы растут лучше всего в навозе. – Да, теперь мне не так приятно, – они легко посмеялись. – Это были лишь первые строки. Они послужат удобрением, для того чтобы развить тему, со временем они обрастут новыми словами, которые лучше отразят смысл стиха. Знаете, это чем-то напоминает ковку… мастер кует металл пока он не достигнет нужной формы и состояния, раз за разом ударяя молотком, накаливая и охлаждая, шлифуя и оттачивая, мастер может сделать оружие или изгородь, – Донан сделал небольшую паузу, глядя в на собеседницу, чтобы дать ей прочувствовать сравнение и определить понимает ли она о чем идет речь. – Вы любите порассуждать, расскажите мне о себе, – Доктор заняла позу поуютнее, откинувшись в кресле. Контакт вроде был установлен, теперь ей нужна была информация. – Что я могу рассказать? Я девять лет жил в, как вы его называете, диком мире, пока не был схвачен при попытке пересечь какую-то границу. – А до этого, где вы родились? В какую школу ходили? Из какой вы семьи? Дайте нам хоть что-нибудь. В базе данных генных кодов вас нет. Может вы родились вне зоны влияния Цивилизации? – Понятия не имею. Примерно девять лет назад, я очнулся в развалинах заросшего травой города, под грудой камней абсолютно голый. На одном большом камне было написано «Донан» и я подумал, что так меня зовут. С тех пор я искал свое прошлое. – Перед тем как продолжить наш разговор, я хочу предложить вам вот эту таблетку, – Иветта вынула из кармана обычную белую таблетку, каких миллионы и протянула ее пациенту. – Это зачем? Я не очень доверяю химии. – Эта таблетка ваш путь обрести память, – Иветта всем видом показывала, что хочет лишь помочь, но Донан все равно колебался некоторое время. – Ладно, я согласен, – Он положил таблетку на язык, а затем проглотил ее. – Действие может наступить не сразу. Она стимулирует работу мозга, а именно построение мозговых цепей памяти, это не значит, что все, что вы вспомните было на самом деле, вы можете даже потерять сознание, все воспоминания настолько реальны, что вы можете потерять ощущение реальности, очнувшись. В этом случае нам придется применить электрошоковую терапию. – Вот спасибо за своевременное предупреждение… – Сарказм здесь не уместен, мы лишь хотим помочь вам. – Ладно, как долго ждать? – что-то подсказывало, что будет «весело». Сколько себя помнил Донан, он всегда мог отличить реальность от галлюцинаций, которые он испытывал от обезвоживания, неизвестных растений и голода в первое время в диком мире. – Вы же никуда не торопитесь? – да торопиться Донану действительно было некуда, – тогда давайте продолжим наше общение, это поможет построению мозговых цепей. Итак, вы производите впечатление начитанного человека. Сколько книг вы прочитали? Может быть, вы помните, на каком носителе они были написаны? – Не знаю. Может раньше я их читал, скорее всего, бумажные. Знаете, в разрушенных городах попадались только затертые листовки, грязные вырванные страницы, но, не смотря на все, они хорошо подходили для розжига костра. Я не нашел там ни одной целой книги, но то, что я знаю как они должны выглядеть говорит о том, что раньше я имел с ними дело. Разве не так? – Да в чем-то вы правы, хоть это ничего не дает нам. Послушайте, а может раньше у вас была какая-нибудь кличка или друзья называли вас сокращенно? Например Дон или Ди? – незаметно головная боль подкралась и волной обрушилась на Донана. От такой неожиданности он зажмурил глаза и опустил голову. – Это ваше лекарство… вы не говорили про головную боль, – Донан начал круговой массаж висков ладонями. – С тобой все в порядке? Черт, я думал он дотронулся до тебя, – прозвучал незнакомый мужской голос. Донан кожей почувствовал, что атмосфера изменилась, исчез больничный запах. Он тут же открыл глаза, боль потихоньку отступала. Перед ним стоял человек с ног до головы в черной обтягивающей одежде. – Вот это глюк… Я и не думал, что это будет так реально, – Донан посмотрел на себя и обнаружил, что он в таком же костюме. Они находились на втором этаже полуразрушенного здания, по внешней стене в окно расползался плющ, в углу из трещины росло дерево, уходя в потолок. В середине комнаты не было потолка, дыра открывала вид на половину комнаты третьего этажа и голубоватое небо. – Похоже, он все так задел тебя, но ты его достал. Тебе повезло что ты упал на плиту, а то сам знаешь как бывает: табуретка перевернутая или штырь какой, и все! – человек помог встать Донану. – Да, живой он! – второй человек в таком же костюме появился на краю проема в потолке, его голова была повернута куда-то назад. Затем он наклонился и посмотрел вниз, – поднимайтесь, мы его взяли. Пока Донан и неизвестный шли по лестнице без перил на третий этаж, Донан отметил, что ощущает запах, прикосновение к шероховатой стене, звуки, не говоря уж о том, что он видел все это. Не ужели все это не реально? Впервые он подумал, что психушка в которой он сидел, была иллюзией, сном, который он видел, находясь без сознания от удара головой. Тем временем они вошли в квартиру. Дверей, как и окон, здесь не было довольно давно. – Дан, он твой, – сказав это, человек сидящий на подоконнике отвернулся в сторону асфальтовой дороги поросшей метровыми сорняками, простирающейся за окном. Двое других человек держали третьего под руки, заведенные за спину. Все присутствующие почему-то были одеты в одно и то же. – Дан – это с древнего языка означает «судья»? – как-то само собой всплыло в памяти Донана. – Он, похоже, еще не в себе… – тот человек, что шел с Донаном встал около заложника. – Пока Дан вменяем, он наш командир, – человек на окне сказал это даже не повернувшись и добавил, – не хочу вас торопить господа, но скоро здесь будет сопротивление, так что пора зачитывать приговор и кончать с номером два. После этих слов Донан посмотрел на заложника, на его левом плече была вышита серая цифра 2. Затем он посмотрел на остальных. Тот, что был у окна, имел на плече цифру 3, тот, который шел с ним по лестнице – 5. Номера 4 и 6 держали заложника слева и справа соответственно. Ради интереса Донан посмотрел на свое плечо, там не было ни какого обозначения. Неожиданно для себя он втянулся в происходящее. Какое-то ощущение, что номер 2 должен был умереть, но почему? Он так и не мог понять. – Номер 5, зачитайте обвинение, – Донан решил действовать по обстоятельствам. Реальность это или нет, но ему были нужны ответы. – Ну, это… за преступление против человечества, предательство Кондоги, попытку убийства главнокомандующего, Дана и всех членов отряда и… чо он там еще делал? – Не важно, этого уже хватит на четыре смертных приговора, – номер 3 по-прежнему торопил собравшихся. Донан встал перед осужденным. – Салага, подготовь преступника, – номер 5 кивнул шестому. – Хватит называть меня салагой, у меня имя есть! – Номер 6 ударил заложника по ногам, поставив его на колени. – Да? И какое же? – номер 5 не ожидал пререканий. Прошла небольшая пауза. – Номер шесть, – услышав такой ответ, пятый еле удержался от смеха. Называть свое настоящее имя было не зачем, теперь оно ничего не значило. Тем временем Донан был готов судить и приводить в исполнение. – Не делай этого, ты совершаешь непоправимую ошибку, – номер 2 смотрел на Донана, его молодой голос казался очень знакомым. – Вердикт – виновен. Смертный приговор исполнится немедленно. Твое последнее слово, – что-то непонятное творилось в голове Донана. Откуда он знал, что должен сказать? – Перед тем как ты коснешься рукой моей головы, я хотел бы сказать, что это последствия твоих действий. Это ты меня учил. Vivere militare est (жить – значит бороться). Я боролся, как учил ты, и я не сдамся! – Ты был моим лучшим учеником и поэтому мне особенно тяжело быть твоим судьей. Но ты должен понять, что иногда нужно проиграть сражение, чтобы выиграть войну. Это мой последний урок тебе, – Донан не мог контролировать себя, все шло как-то само собой. Четвертый снял с осужденного черную маску, покрывающую его лицо. Эти черные торчащие короткие волосы, эти черты лица… В его молящих глазах Донан видел себя. Неужели он собирается убить самого себя? Как такое может быть? Эти мысли вихрями проносились в его голове, создавая разные возможные варианты развития событий. Не смотря на свои смешанные чувства, его рука медленно потянулась к голове преступника. – Vivere militare est! Присоединись ко мне, и мы победим! – Черная рука Донана приближалась. Приговоренный дергался, пытаясь вырваться, но его крепко держали. Его влажные глаза снизу вверх смотрели сквозь маску в глаза Донона, казалось, он хотел найти, что-то в душе своего палача. – Это мой последний урок тебе, отец! – из последних сил крикнул юноша, но было уже поздно. Донан машинально положил руку на лоб приговоренного и почувствовал сильное тепло. Раздался крик отчаяния и боли. Мгновенно судорога сковала все тело юноши, слезы прокатились по щекам из его закрытых глаз. Донан не мог поверить в то, что он делает. Этот жутко похожий не него юноша назвал его отцом. Неужели он убивает своего сына? От ужаса и осознания происходящего его глаза вытаращились, но под маской этого не было видно. В оцепенении он стоял и смотрел, как его сыну дали рухнуть на бок. Мелкие конвульсии подергивали его тело, изо рта тянулась густая белая пена. – Отличная работа Дан. Итак, шестой и пятый тащите его к месту сбора, четвертый сообщи на базу, что мы закончили прогулку, предатель уничтожен, – третий встал с подоконника, быстро раздавая инструкции. – Это… этого не может быть! Я не мог убить своего сына! Это наверно… да, это неправильная ветвь мозговой цепи. Этого никогда не было! И вы все не реальны! – Донан пятился назад, все члены группы смотрели на него. – Дан, я понимаю какой это стресс для тебя, но сейчас не время валять дурака, успокойся, вернемся на базу, там тебя подлечат, – третий медленно стал подходить к Донану, который наткнулся спиной на стену. – Не подходи ко мне! Стой! Все так реально… кто я? – Донан был в растерянности. Он вообще когда-нибудь лежал в психушке, принимал ту белую таблетку? Много вопросов и ни одного ответа. Все, что он чувствовал и помнил, могло быть ложью, иллюзией, игрой его мозга. Тем временем третий стоял уже перед ним. – Ты невменяем, успокойся, и мы заберем тебя, – на это Донан рассмеялся. – Я единственный настоящий объект из всех вас, из всего, что вы видите. Понимаете, это неправильная ветвь событий, этого никогда не было, а это значит, что бы мы сейчас не делали, это не имеет значения! – после эти слов третий понял к чему все идет. Думая, что это дурной сон, Донан мог начать делать то, что в реальности никогда бы не сделал, ни какой морали, угрызений совести и сожалений, ведь это всего лишь сон, и он скоро проснется. Третий предвидел это и решил действовать, тем более что шанс, победить невменяемого Дана, все-таки был, учитывая то, что он не сам зачитывал приговор, это наводило на мысль, что он потерял память и возможно забыл как драться в этом костюме. Правая рука третьего понеслась к голове Донана, в то время как следом за этим ударом левая должна была дотронуться до солнечного сплетения, вызывая сокращение дыхательных мышц и лишая возможности сопротивляться. Дан отдался течению, которое опустошало его разум и давало действовать телу по давно отработанным схемам. Он немного согнул колени и первый удар третьего попал в стену, а второго так и не последовало, потому что Дан, своей правой перехватил за запястье уже отведенную для удара левую руку и, наклоняясь вперед, резко разогнул ноги, проскочив подмышкой третьего. Теперь Донан стоял за спиной третьего, держа его левую руку и прижимаясь к нему торсом, не давая двигаться. Своей свободной левой рукой Дан легко схватил третьего за горло и снова почувствовал тепло. Сцена разыгралась в течение четырех секунд. Дан разжал пальцы, и тело бухнулось на пол. – Твою мать! Он нас убьет, – шестой явно не рассчитывал умирать, и сказал это скорее в надежде, что его кто-нибудь опровергнет, но все молчали и смотрели, что будет дальше. Дан медленно развернулся. Он сам не знал, чем все это кончиться. – Раз уж я застрял здесь, может мне кто-нибудь объяснит, почему мы все так одеты? Что это за костюм? – Дан смотрел на них, а они смотрели на него, – это не риторический вопрос, четвертый отвечай! – Это ПМК, персональный магнитный костюм, – четвертый решил ответить, ведь теперь каждый промах мог стоить жизни. – Да… это многое проясняет… – на самом деле это ничего не прояснило. – Что ты собираешься делать? Сдашь нас повстанцам? – шестой не хотел так закончить, попасть в плен к повстанцам означало «получить билет в один конец», не за этим он пришел в спецотряд. – Пятый, у тебя есть дети? – Донан, казалось, просто не слышал вопросы шестого, он был погружен в себя. Ни одной мысли не лезло в голову, а подумать надо было как никогда. Успокоиться и подумать. – Да. Нет… но у меня есть девушка, – Пятый решил все-таки не врать. – У каждого из вас есть личная жизнь? Родители, знакомые, любимые места, где вы любите отдыхать? Сейчас у нас будет, что-то вроде клуба знакомств, каждый расскажет о себе, начинаем с низших чинов. – Я номер 6, последний в отряде… – Это я и так знаю. Ближе к теме, – что Дан хотел выявить этими разговорами? Да, что угодно, любое противоречие, которое укажет, что это плод его воображения. – Ну… это сложно, вот так сразу все выложить… – А мы никуда не торопимся, давай, расскажи, почему ты здесь. Остальные готовятся, – на самом деле только Дан никуда не торопился, так как в данный момент только его не волновали повстанцы. – Наверно надо начать с… в общем мне срочно нужны были деньги. Имплантаты одного дорогого мне человека начали отторгаться, единственный способ, которым можно достать нужную сумму и сразу – это записаться в армию. Они заблокировали мне доступ к гражданским специализациям и тут же выплатили аванс. Позже оказалось, что у меня хорошая совместимость с нейропередачиками. Так я и попал в этот отряд. – А что стало с тем, для кого ты доставал деньги? – Дан чувствовал, что шестой намерено избежал этой темы. – Я не знаю… – шестой слегка повернул голову вниз и в сторону. Несомненно, ему был не приятен этот разговор. – Ладно, хватит, – довольно убедительная история, верилось, что у этого человека своя жизнь, мысли. Мог ли разум Донана создать этих троих персонажей так детально? Дан не сомневался, что четвертый и пятый тоже расскажут, как они докатились до такой жизни. С другой стороны если это порождение фантазии, то на любой вопрос заданный им, он же и ответит, только устами собеседника. – Идите к точке сбора. Скажете, что мы с третьим убили друг друга после выполнения задания. Наши костюмы не забрали, потому что повстанцы подожгли и взорвали все здание, даже тел не осталось. Забирайте второго и валите отсюда, – Донан понимал, что отпускать их глупо, вряд ли они станут покрывать его. Но эта природа, забытый город напомнили ему о времени скитаний в диком мире, а если он помнил это, значит, его все-таки поместили в психушку. Хотя с той же вероятностью он мог помирать от обезвоживания или отравления, один, посреди этого мира, а все вокруг лишь порождение отмирающих нейронов в мозгу. Комната опустела, осталось лишь тело на полу и Донан. Он подошел к дереву, прораставшему через пол со второго этажа, провел рукой по его коре. – Из-за тебя я не сошел с ума. Не я, не этот труп не существуют, только природа настоящая… черт, а я ведь не спросил, когда действие таблетки закончится, – Дан глубоко выдохнул и снял маску, предвкушая долгие часы, которые ему предстоит провести одному в этой иллюзии. Без маски было довольно прохладно. Он подошел к окну посмотреть, куда побежали оставшиеся члены отряда. Ветерок сквозил через окно, Дан провел рукой по волосам, и с удивлением заметил, что он почти лысый. Облака проплывали по голубому небу, изредка перекрывая яркое солнце. Внезапный ветер пробегал по двух метровой сорной траве на дороге, исчезая так же внезапно, как и появляясь. Если бы не эти ровные отточенные стены домов, виднеющиеся из-под растительности, то можно было подумать, что это обычное редколесье среди холмов. Донан не спеша, бросил маску на подоконник. Созерцание знакомого пейзажа нарушило движение на дороге. Двое, волоча номера два, пробирались через заросли. Двое? Донан пригляделся, их действительно было двое, значит, кто-то остался в здании. Он обернулся и стал ждать, глядя в дверной проем. Через некоторое время появился пятый. – Зачем ты вернулся? – «неужели он хочет убить меня?» думал Дан. – Поговорить, просто поговорить, как в старые добрые времена. – Говори, – Донан все еще не понимал к чему все это. – Я вижу, что ты изменился. Если ты не хочешь возвращаться на базу из-за третьего, то это зря, мы можем подтвердить, что он напал первым. Не стоит из-за этого оставаться в диком мире на верную смерть, – Пятый начал понемногу подходить. – А что тебя я? Почему ты не ушел с остальными? – Донан чувствовал в голосе собеседника дружелюбные нотки, поэтому дал ему подойти и сесть рядом на подоконник. – Ты что проверяешь меня? Четр, ты действительно не понимаешь? – пятый снял маску. Под ней оказалась светловолосая голова со стрижкой практически под ноль, голубые как море глаза смотрели в глаза Дана. На его лице было написано небольшое удивление. – Прости… хочешь правду? Я многого не помню, слишком многого. Мне не кажется, что я на самом деле здесь. Я скорее всего нахожусь в маленькой палате психиатрической лечебницы, привязанный к кровати, под действием каких-нибудь наркотиков, – Дан решил выложить все как есть. Почему-то это рассмешило пятого. – Ну ты даешь. Завернешь, так завернешь. Это из-за того, что второй чуть не дотронулся до твоей головы. Скоро все встанет на свои места, ты вспомнишь. Я помогу тебе, мы же с тобой «ухххх», сила, огонь и воду вместе прошли, – при слове «второй» Донан посмотрел на заросшую дорогу, по которой недавно протащили второго. – Скажи мне, этот юноша… второй, действительно мой сын? – А ты как думаешь? Я-то уж точно не причем, вряд ли он чей-то еще, тем более сходство на лицо, – тут Дан неожиданно понял, что если у него был сын, то у сына должна быть мать, то есть любимая женщина Донана. При мысли о жене Дан почувствовал любовь, но он не мог вспомнить ничего о ней, даже как она выглядит. – Ты говорил, что у тебя есть девушка. – Да, мы встретились в баре, по-моему, это любовь с первого взгляда, – улыбка посетила лицо пятого. – Ты бы мог ее забыть? – Дана интересовало, возможно, ли забыть того, кого так сильно любишь? И была ли эта любовь… Пятого этот вопрос поставил в тупик. Он вытянул руку перед собой и посмотрел на ладонь. – Сердце говорит мне, что нет, но эта перчатка одним касанием может перечеркнуть всю жизнь. – Может оно и к лучшему… – Дан горько улыбнулся. Нужен ли ей был такой ревнивый муж, может без него ей было бы гораздо лучше, и потом эта работа… Говорил ли он ей как сильно любит или относился как к вещи, которую ни с кем не хотел делить? Донан ничего не помнил, только чувства… Какая жестокая насмешка, найти того единственного человека во всей вселенной и потерять его. Нет имени, нет лица, нет объекта любви. – Потеря близкого человека не может быть к лучшему, – фразу прервали шаги по лестнице. Дан и пятый переглянулись, надевать маски уже не было смысла, да они и не успели бы это сделать. Пятый сел на корточки и на пыльном полу начал писать пальцем «Requiescat in pace» (да упокоится с миром). – Это голосовая команда активирует самоуничтожение костюма вместе с владельцем немедленно, но еще нужно соединить большой и средний пальцы на обеих руках, чтобы замкнуть цепь. – Как это будет происходить? – Как самовозгорание быстро и с высокой температурой, даже не успеешь почувствовать, как превратишься в горсть угля, – пятый одним движением ногой стер то, что написал. – Так, давай я зайду со второго этажа, а ты начитай тут, – после этих слов пятый подбежал к дыре в полу и бесшумно прыгнул в нее. Дан вновь остался один на один с трупом. Тревожное чувство не покидало его. Что он будет делать дальше? Его размышления внезапно прервал солдат больше напоминавший бездомного, вбежавший в комнату. В своих руках он крепко сжимал ПАА-2. Дан прочитал в его пожилых глазах испуг, казалось, он был сам не рад своей находке. Солдат резко втянул воздух через слегка приоткрытый рот, и замер. Ствол автомата слегка подрагивал. Донан понял, что сейчас произойдет, но не мог пошевелиться и просто зажмурил глаза. Тепло наполнило его тело. Тут же прокатились выстрелы, долгие, как сама жизнь. Внезапно звук взрывающегося пороха в дуле ствола сменился тихим металлическим постукиванием. Дан открыл глаза. Ни одна пуля не задела его. Солдат застыл как вкопанный, он даже не мог перезарядить обойму. Дан, тоже стоял и не мог понять, как так получилось. Пауза затянулась, и повстанец резко вытянул новую обойму, пока пустая падала на пол, и судорожно стал впихивать ее в автомат. В это время за его спиной из ниоткуда возник пятый. Солдат, не издав ни звука, упал как подкошенный. – Пора уходить пока они не пригнали тяжелую артиллерию, – пятый тревожно посмотрел на Дана и они побежали вниз по лестнице. По дороге им встречались то тут, то там валяющиеся тела солдат без видимых повреждений. Пробежав по комнате первого этажа, они на ходу выпрыгнули из окна, ведущие во внутренний двор. Наступили сумерки. Дан и пятый бежали уже довольно долго, и наконец, достигли открытого места. – Здесь нас подберут, – тяжело дыша, сказал пятый. Оба присели на корточки. Дан не помнил когда в последний раз он так бегал, возможно, когда случайно наткнулся на медведя у реки. Немного переведя дыхание, он начал осматриваться, насколько это было возможно в полумгле. Трава выросшая по колено скрывала щебень и мелкие осколки камня, в некоторых местах стояли немногие уцелевшие части стен. Скорее всего, когда-то это был крупный комплекс, супермаркет или другой стратегический объект, один из тех, что сносят до основания в случае долгой осады. – Скоро? – Дану стало даже интересно увидеть их штаб, начальство, а главное машину, которая их подберет, по виду которой, как и по меху животного, можно было бы определить, где он обычно бывает. – Скоро, – немногословно ответил пятый. Послышалось шуршание травы, причем с нескольких сторон. Пятый слегка привстал. – Враг, – наверное, по привычке вырвалось, и добавил, – не стоит лезть под пули, прямого попадания костюм не выдержит. И тут же пятый понесся через траву. Дан вскочил на ноги, и понесся в другую сторону. Он чувствовал себя птицей, пикирующей на добычу. Последние десять метров до силуэта с автоматом. Дан вспомнил, как охотятся львы, прячась в траве и в нужный момент, выпрыгивая на ничего не подозревающую жертву. Он согнулся, сколько мог, но продолжал бежать. Три метра. Солдат, встревоженный шелестом травы, повернул голову в его сторону. Сейчас или никогда. Дан прыгнул одной рукой хватая ствол автомата, а другой, ударяя ладонью в лоб. Короткая очередь вторила стуку сердца Дана. Его заметили, а где пятый не понятно. Схватив мертвого повстанца за воротник бронежилета, Дан закрылся его телом от яростного огня второго солдата. Десять секунд и пауза. «Сейчас будет стрелять второй» даже не успел подумать Дан, как бросил вперед расстрелянное тело, а сам ушел вбок, и наткнулся на еще одного повстанца. Прыгая из стороны в сторону, он сокращал дистанцию, пули свистели везде, несколько из них чиркнули по костюму. Дан снова почувствовал азарт хищника. Прыжок. На этот раз солдат, отточенным движение встретил, налетающего Дана прикладом и тот упал на спину. Повстанец резко перевернул автомат, но Дан успел ударить по торчащей снизу обойме, и очередь скосила сорняки впереди. Мгновенно Дан подскочил, обняв врага. Секунда и сердце солдата перестало биться, а Донан снова нырнул в траву, на встречу с новой жертвой. Позади раздавались взрывы гранат, беспорядочные очереди. Практически полная луна всходила над полем, освящая все вокруг. Теперь играть в охотника было не так просто. Дан несся на очередного солдата, а тот просто стоял, держа одной рукой автомат. Зловещая улыбка украсила лицо Донана, он понял, что солдат настолько напуган, что не может пошевелиться. Да, он чувствовал это, свое превосходство, он мог судить их на смерть и знал, что они это заслужили, лишь за то, что решили тягаться с карателем от бога в его лице. Прыжок. Улыбку резко сменил открытый от удивления рот. Пока он летел, увидел глаза полные решимости и ненависти, ни какого страха. Солдат, твердо решив не дать врагу уронить себя на землю, разжал вторую руку, и вниз начала падать граната и ее чека. Дан успел выбросить вперед ноги, и коленями ударил солдата в грудь, после чего он оттолкнулся и упал в траву. Взрыв. Донана посыпала земля и щебень. «чертовы самоубийцы» думал Дан отползая в кусты, по дальше от взрыва. – Еще пять минут, всего пять минут, – повторял в шепотом, как молитву повстанец, размахивая автоматом в разные стороны. Это наверно и не позволило ему услышать как Дан подполз на расстояние пряжка. Они вместе повалились в траву. Еще пару секунд Дан лежал в обнимку с мертвым солдатом, переводя дыхание. – Группируемся, все в кучу… отходим, – доносилось из наушника, еще минуту назад живого повстанца. Дан понял, что что-то не так и решил найти пятого, прихватив на всякий случай автомат. Удивительно, но Дан не встретил ни одного солдата на пути, все они бежали. Неожиданно он заметил фигуру на поле, заметно больше чем простые солдаты, которых он видел. Напротив нее в тридцати метрах за маленьким куском стены сидел пятый. Неожиданно он выскочил, перекатился за другой камень, и взрыв снес его прежнее укрытие. «Если пятый его не уничтожил, значит, он не смог к нему подойти» подумал Дан, и решил не ломиться на пролом, а достать врага из автомата. Короткая очередь. Попавшие пули с искрами отлетели от силуэта. Враг тут же повернулся в сторону Дана, и поле озарило пламя шестиствольного пулемета. К счастью Дан к тому времени бежал к пятому, думая, что поразил цель, но звуки подобные свинцовому граду, заставили его обернуться. В свете пламени вырывающегося из недр пулемета, который враг держал правой рукой, Дан смог разглядеть его. Это был какой-то подпольно собранный механизированный доспех. Кое-как скроенные и прибитые огромными клепками металлические листы тускло отражали свет. Дополнительно приваренные рукава, защищали механические перчатки от тяжелого вооружения. Внутри этой двуногой конструкции явно сидел человек. Враг начал расстреливать все подряд, и Дан решил, что лучше бы ему поторопиться с поиском укрытия. Пятый побежал ему на встречу, и они вместе засели за стеной с торчащей металлической балкой. – Этот повстанец крепкий орешек, его крупный калибр слабо отражается. То ли они готовились к встречи с нами, то ли испытывают новое вооружение, – на их головы упал сноп искр, очередь прошлась по балке, и пятый продолжил, – его пулемет не проблема, как и миномет за спиной, но когда я пытался подойти к нему, из-за его правого плеча выдвинулось еще один ствол. Я отскочил назад, не знаю чем он стреляет, но думаю наводится на цель левой рукой. – Тогда я зайду справа и попытаюсь попасть под его защитный рукав, а ты отвлеки его слева, – пятый кивнул, и они разбежались в разные стороны. Пятый под градом пуль пробирался на позицию. В это время Дан полз в воронку, то и дело рядом с ним раздавались взрывы, враг запускал мины наугад. Дан прицелился. Вот зигзагами побежал пятый, пулемет не мог достать его. Враг слегка выдвинул левую руку в сторону движения пятого. Дан понял, что лучшего момента не будет. Очередь прошла чуть выше пулемета точно под рукав, по кисти. Враг резко одернул левую руку, и мина разорвалась далеко от места боя. Донан, меняя позицию, заметил, что пятому осталось пятнадцать метров до цели. Неожиданно из-за правого плеча машины выдвинулся ствол и выстрелил металлической капсулой. Пятый вытянул правую руку, чтобы полем отклонить снаряд, но капсула лопнула, высвободив облако темно-серой пыли. Четыре метра. Пятый задержал дыхание и прыгнул в облако, пулемет прострочил воздух под его ногами, в полете он приготовился нанести смертельное касание в голову. Поле озарила вспышка, и раздался треск. Перемещение магнитного поля, создаваемого костюмом пятого, вызвало движение электронов в облаке пыли, попросту говоря, его ударила молния. Дымящееся тело вылетело из облака, почти рассевшейся пыли. Враг резко ударил левой рукой наотмашь и уже мертвый к этому моменту пятый отлетел обратно, в распаханную пулеметом землю. Дан застыл на месте, прижавшись к земле. Он не знал что делать. Молиться, бежать, атаковать? Только что погиб человек, с которым его многое связывало, хоть он и не помнил, что именно. Пусть это иллюзия, но что будет, если убьют его самого? Он очнется в палате или умрет и в реальности? Кажется, это называется виртуальная смерть, когда мозг верит, что он умирает и отключает все системы организма. Нет, ему никак нельзя умирать. Там в реальности квалифицированные врачи, они найдут способ вернуть его, так что сейчас нужно сосредоточиться на выживании. Оставаться на месте верная смерть. Бежать? Эта машина достанет его где угодно, стоит только остановиться. Остается только одно, и Донану самому не нравилось к чему привели его думы. Нужно было встать и бежать на врага, один на один… Это самоубийство, видя как машина расправилась с пятым, Дан мог сделать только один вывод: повстанцы готовились к встрече с его отрядом, возможно специально сделали оружие, просчитали действия. На другом конце поля стоял аппарат, предназначенный для убийства людей в черных костюмах, как Дан. Использование этого костюма приводило к смерти. С одной стороны то, что Донан не знал как использовать костюм, давало надежду, что он мог подойти к врагу, с другой стороны если костюм включится в не подходящий момент, то его постигнет учесть пятого. – Помирать так с музыкой! – Дан перехватил автомат посередине правой рукой, выпрыгнул из укрытия и побежал. Это был самый долгий бег в его жизни. Пули свистели везде, короткие вспышки мин слепили светом. Вот и решающая дистанция, неожиданно выдвинувшаяся пушка врага готова была стрелять. По теплу во всем теле Дан понял, что костюм работает. Не долго думая он швырнул автомат в пушку. Выстрел. Снаряд, навсегда испортив автомат, отклонился выше и лопнул, когда цель уже выскочила из зоны поражения. Пулемет упорно молотил воздух впереди, Дан начал сокращать расстояние по спирали, заходя справа за спину врага. Неповоротливо переминая битые камни под ногами, машина по-прежнему стреляла, пытаясь не дать себя обойти. Рывок, и Дан резко сократил дистанцию, проскочив под резко полетевшей навстречу левой рукой. Короткая электрическая дуга на конце рукава дала о себе знать потрескиванием, но Дан был слишком увлечен, чтобы заметить это. Поворот торса открыл щель между пластинами на животе машины, и Дан этим тут же воспользовался, запустив свою левую ладонь под доспех. Машина со скрежетом распрямилась, зажав руку. Невольный крик вырвался из груди Дана. Машинально он попытался освободиться, но это причинило еще большую боль. Откуда-то сбоку из-под пластин забила струя белого пара. Сейчас Донан напоминал волка, пойманного в капкан. Неожиданно с другой стороны машины раздался взрыв и Дана ударило пластинами. Удар оказался такой силы, что его сбило с ног, а перед глазами все потемнело. Наконец-то поле наполнилось тишиной и привычным шелестом травы. Дан лежал без сознания под дымящимися доспехами, которые теперь напоминали скорлупу от выеденного яйца. «Странное ощущение…» Дан медленно начал приходить в себя. Что-то держало его за горло. Слегка покачивая головой, он попытался протереть глаза. Раздался лязг цепей, и он обнаружил, что его руки разведены в стороны и прикованы. Донан, щурясь, открыл глаза. Когда он привык с свету, кстати сказать не такому уж яркому, то понял, что его ноги, а так же вероятно шея, привязаны трех миллиметровой слегка поржавевшей металлической цепью к дощатой стене. – Кажись он очнулся. Раймонда просила сказать ей первой, – в помещении оказалось два человека, один из которых тут же вышел. Дан сейчас меньше всего интересовался ими. Этот запах засохшей крови вперемешку с чем-то, может быть лекарствами? Это больница? Он опять в реальности? Эта комната примерно 4 на 6 метров, железная подставка для хирургических инструментов, накрытая белой тряпкой, стоявшая рядом. Похоже на больницу, скорее всего его оперировали, только зачем было привязывать к стене цепями? Как-то не гуманно… сквозь расщелины между досок бил свет. Сейчас день или даже утро. – Мне бы водички попить… – сухим полушепотом, как с похмелья сказал Дан, на что человек в комнате усмехнулся и подошел, теперь его можно было разглядеть. Это был коротко стриженый, гладко выбритый мужчина в камуфляжной рубашке с закатанными по локоть рукавами, штанами такого же цвета и серыми кроссовками, которые вероятно когда-то были белыми. – Водички? – после чего он, не сдержавшись, плюнул в лицо Дана. – Вот поэтому я предпочитаю частные поликлиники, – Дан слегка усмехнулся, за что тут же получил по печени. Что-то совсем не гуманно… похоже он все еще галлюцинирует. – Ублюдок, столько лет держать нас за дураков… а я уж и сам чуть не поверил, что вы ангелы смерти, бессмертные судьи. Оказывается ты обычный человек. Это твой наряд давал тебе силу? Можешь не отпираться, я вас хорошо изучил. Говори, как он работает! – после этих слов Дан еле сдержался от смеха, но все равно получил по печени. Откуда ему было знать, как работает костюм? Он вообще не знал ни одной тайны. Разве только сто один способ как приготовить топинамбур, которым он питался первое время после своего «пробуждения». – Давай расскажи мне то, чего я еще не знаю. Не заставляй вытаскивать из тебя слова клещами, и это не поэтическое сравнение, – человек смотрел в глаза Донану с каким-то хладнокровием, но всё же азарт охотника, поймавшего добычу, порой пробивался наружу. Что мог сказать ему Дан? Чего точно не знал его пытатель, так это то, что он плод больной фантазии. Да, наверное, это шок, узнать, что ты плод чей-то больной фантазии. Такой шок, что в него проще не поверить. Дан задумался. Может он сам плод чьей-то фантазии? Чьей? Может того, кого именуют богом? Сидит себе этот самый бог наверху, а может и не на верху, и придумывает людей, их действия, жизнь, испытания разные, сюжет закручивает. И вот появляешься ты свежепридуманный с коробкой детских фотографий в шкафу, семьей, друзьями, работой и собственным мировоззрением. Через некоторое время, придумав еще миллиарды разных людей, бог забывает о тебе, и ты просто исчезаешь, так же неожиданно, как и появился. Так сказать он тебя придумал, а потом раздумал обратно. И потом, просчитывая, каких людей должен встретить его новый персонаж по дороге на работу, он спросит себя «а где же тот, который должен проходить мимо с газетой на другой стороне дороги? Как там его звали?», заглянет в свой список и, прочитав имя, поморщит лоб «да точно, это он». А имя это высечено на могильной плите… что-то, даже не вериться во все это. «Такими рассуждениями можно и окончательно свихнуться» подумал Дан и решил помолчать, хотя в такое прекрасное утро разве можно молчать? – За что я вас так люблю, так это за вашу правдоподобность, – по лицу дознавателя было видно, что он не понял, как это расценивать, но на всякий случай дал по печени. – Даже не пытайся. Привыкли думать, что там, за стенами ваших уютных домов, в нормальном мире живут одни идиоты. Наверно считаете себя богам, раз у вас есть технологии. Что удивлен? Можете пудрить мозги своему компосту, который покорно не разгибает спины, слепо верящий, глупый компост, делающий всю грязную работу за вас. Ни какой воли, ни какой морали, стоит только пригрозить увольнением и они все сделают, страдая и унижаясь за мягкий диван и реалити шоу про самих себя! – парень явно был идеологическим лидером. – А у вас наверно хлеб на деревьях растет, срывай да ешь, – как-то странно, если Дан все это придумал, то получается, что он спорит сам с собой. – Мы работаем посменно и получаем награду в соответствии с трудом. Тебе не понять простого рабочего, которым когда-то был я. Когда нас официально заклеймили рабами? – Не надо этих громких слов, у всех в этом мире есть выбор. – На электронном носителе судебника! Ты когда-нибудь пытался пробиться вверх с самого дна? Человек второго сорта – вот, что я видел в глазах секретарш, когда они говорили «вакансий нет», то же самое, что и в церковных школах. Почему на человека с книгой в руке смотрят как на позера!? Пытливые умы высмеиваются, кроме развлечений ничего не осталось. Единственное место, где осталась мудрость прошлого, записанная на бумаге, это церковная школа. Но за эти знания нужно заплатить: встать на колени и широко открыть рот, чтобы держащие власть совершили свой извращенный половой акт, после чего невидимый ошейник стягивает горло всякий раз, как приходит слабая и болезненная мысль о том, что может быть, все должно быть по-другому, лучше, – пылкая речь подошла к концу. Нужно было что-нибудь ответить. – Да мне побоку, – ничего лучше в голову не пришло. – Теперь ты понимаешь, ради чего мы боремся, ради чего боролись наши предки. Теперь скажи, как работает твоя одежда? – тонкий призрак надежды показался в голосе, ставшего чуть ближе, человека. – Я ничего не знаю, – собственно, про магнитные поля они и так уже должны бы знать, если изобрели электризующуюся пыль. – Ублюдок Кондоги! – Дан снова получил, но уже в живот. – Твои мозги насквозь изъедены ложью! – еще удар. Дан просто висел, как груша для битья, инстинктивно изгибаясь, пытаясь скрючиться и защититься. – Защищая своих господ, ты разделяешь их гнусность! – Донана продолжали бить. – Где они теперь, когда ты здесь? Просто им плевать, что с тобой будет, они заполнят твою брешь новыми телами! – Мужчина размахнулся для еще одного удара, но тут открылась дверь. – Просила же без меня не начинать. Абрам, почему ты не хочешь сделать мне приятное? – прозвучал знакомый капризный голос женщины. – У меня есть дела поважнее… – безразлично ответил мужчина, ударил последний раз и отошел в сторону. Дан поднял глаза, и они тут же округлились от удивления. Твердой походкой, цокая шести сантиметровыми шпильками, к нему подошла женщина. На ее левом нагрудном кармане, накинутого на плечи голубого почти непрозрачного халата, не хватало только ламинированного куска бумаги с магнитной полосой, и падписью: «Иветта Аввакумовна Штейнцель, доктор 4ого уровня допуска». Но отнюдь не это округлило глаза Дана, казалось, что он уже привык к таким поворотам. Из-под халата торчали третьего размера груди, наполовину закрытые темно-синем кожаным корсетом, который плавно сужался в районе ниже живота, анатомически обтягивая ее стройное тренированное тело. Гладкие, бархатистые ноги обтягивала крупная черная сетка, начинаясь там, где заканчивался корсет, и уходя в такие же темно-синие кожаные сапоги по колено. Ее прическа была совсем другой, такие делали в основном подростки мужского пола. Коротко стриженые бока, косо срезанная прядь черных волос, свисая, полностью закрывала ее правый глаз. Если бы не это лицо и халат Дан ни за что не узнал бы в ней своего психиатра. Кажется, обозначив ее как кошку, он погорячился. Это не могло не пошатнуть высокое душевное равновесие, которое он приобрел за девять лет одиночества, разговаривая лишь с животными и растениями. – Надеюсь, он тебя не сильно обидел? – еще больше приблизившись и скользнув рукой по щеке Дана, Раймонда почти прошептала это своими тонко подкрашенными красноватыми губами, похожими на спелую клубнику, которая так и манит дотронуться. Донан сглотнул невесть откуда набежавшую слюну. Вся его кровь отхлынула от мозга и ушла куда-то вниз. Женщина кокетливо улыбнулась и отодвинулась назад. Неимоверным усилием воли Дан заставил свои мозги думать. В принципе повстанцы могли выкрасть его из психушки. Одним психом больше, одним меньше, кто их считает? Наверно, они надеялись, что таблетка заставит вспомнить все, и тут как раз его и начнут пытать. Следовательно, этот мир реален и Донану сейчас придется не сладко, возможно, он останется калекой на всю жизнь, если вообще выживет. Но так же это может быть продолжением его иллюзии. Его могли вытащить из-под обломков той машины. И если это так, то после этих пыток он мог остаться калекой умственно. Куда не глянь везде плохо, а главное происходящее ни сколько не зависит от него. Дан решил проверить есть ли на нем костюм, и повернул голову в сторону. Его рука была голой. Неужели он весь голый?! Дан попытался посмотреть вниз, но цепь на шее не давала этого сделать. Главное сейчас не терять присутствие духа. Донан подумал «хорошо бы это смотрелось со стороны», и невольно ухмыльнулся. – Может ему отрезать чего-нибудь, чтобы он стал посерьезнее? – Абрам не шутил, почему-то в присутствии этой дамы его голос стал менее эмоциональным. – Ну, зачем же так радикально? Я думаю, такому интересному мужчине будет, о чем поговорить со мной, разве не так? – опять этот взгляд, она профессионалка своего дела. – На чувства давите? Знаю я этот трюк, «плохой и хороший», ксо, это старо как мир! – Дан рассмеялся им в лицо. Они собирались сделать из него покорного раба на почве похоти. Пусть он привязан к стене и обездвижен, но это еще надо посмотреть, кто чьим рабом станет. Раймонда картинно щелкнула пальцами, на что стоявший рядом Абрам бросил на нее многозначительный взгляд, мол «могла бы и попросить», и, обойдя ее сзади, придвинул подставку, накрытую тряпкой, поближе. – Какие-то у вас странные отношения. Если бы ты сбросил свою холодность, то она наверняка осуществила бы все твои ночные желания, – Дан пытался зацепить их чем-нибудь. Может они отвлекутся от него. – Заткнись ублюдок Кондоги! – по взгляду Абрама, Дан понял, что попал в точку, а удар по ребрам подтвердил это и заставил задуматься Раймонду. С заговорческой улыбкой она скинула назад тряпку на столике. Разнообразные ножи, иглы, зажимы, скальпели и прочие инструменты засверкали своей чистотой в солнечном свете. Краем глаза Дан увидел одиноко лежащий штопор. Зачем он здесь? Что за извращенная фантазия могла превратить его в орудие пытки? Раймонда взяла что-то со столика и в предвкушении подошла к пленнику. – Ты такой неприступный, но все равно притягиваешь к себе, рельефом мышц, жаром своего тела, этим ароматом… – она провела нежной рукой по его бицепсу и остановилась в районе сердца, затем прильнула к нему щечкой и от удовольствия закрыла глаза. Абрам отошел к противоположной стене и сел на неизвестно откуда взявшийся стул. Облокотившись на стену и закинув ногу на ногу, он с плохо скрываемым интересом наблюдал за происходящим. Да, наверно, сзади было на что посмотреть. – Как работает твоя одежда? – так же нежно прошептала она. Любая появляющаяся мысль в голове Дана, тут же разбивалась о стену желания. – Понятия не имею, – еле выдохнул он. Нужно было держаться. Раймонда резко вернулась на исходную дистанцию, чиркнув при этом скальпелем по груди Донана, от чего тот слегка вскрикнул. Рана начала болеть и пощипывать. – А я то думаю, откуда берется всякое извращенное видео… – «это еще не смертельно, главное сохранять дух» думал пленник. Раймонда снова приблизилась, но на этот раз к уху. – Только пара слов и твои мучения закончатся, – шептала она ему на ухо, прикасаясь грудями так, что Дан чувствовал биение ее сердца. Жаль, что он не мог посмотреть вниз. Но зато он видел, как беспокойно дышал Абрам. Дан снова искривил рот в улыбке. – Я рад, потому что мучения того парня на стуле в самом разгаре. Почему бы тебе не помочь своему товарищу? Абрам, ты, что не видишь, что она специально заводит тебя? Возьми инициативу! – Раймонда снова чиркнула скальпелем, но уже по ребрам, и бросила хищный взгляд назад. Дан стиснул зубы. Похоже, его скоро порежут на лоскуты. – Продолжайте, мне все равно, что вы там делаете. Я здесь только потому, что должен присутствовать при допросе, – Абрам скрестил руки на груди, всем видом пытаясь показать, что он сказал то, что думал. – Не бойся, твои порезы не глубокие, я лишь хочу сделать тебя моим, – как бы игнорируя то, что сказал Абрам, Раймонда еще раз полоснула Дана. – Подумай еще раз, мы здесь одни и я так думаю, что никто не придет в ближайшие два часа, такое бывает раз в жизни, – перебарывая боль, Донан пытался спровоцировать безучастного наблюдателя, за что получил еще один порез. Абрам молча встал и пошел вперед. Раймонда отодвинулась от Дана, на ее халате местами были полоски крови. Держа скальпель перед собой двумя пальцами, она похотливо посмотрела на Абрама. Вопреки всем ожиданиям тот, схватив со стола иглу, с размаха засадил ее в руку Дана, чуть не пригвоздив ею к стене. От такой неожиданности пленник запоздал с реакцией на секунду, но все же боль исказила его лицо. Он зажмурился и с рывками выдохнул. – Может нужно более интенсивно калечить его? – как-то эмоционально сказал Абрам. – Ты, что ревнуешь? – ее свободная левая рука опустилась куда-то вниз. Дан, на фоне ноющих ран, почувствовал нечто приятное. «Так можно и мазохистом стать» подумалось ему. Мысль о присутствии духа давно отошла на задний план. – Нет, мне все равно. – Ты так часто это повторяешь… – И что? Посмотри на меня и на себя, нам нельзя появляться вместе при людях. Я должен сохранять свой авторитет среди подчиненных! – Тогда стой и смотри. Я исполню твои желания с ним, – Раймонда расплылась в улыбке. Все таки Дан спровоцировал их, вот только его по-прежнему истязали. Боль и удовольствие то бросали разум пленника в бездну, то с силой вырывали из нее. В этом состоянии Дан потерял счет времени. Сколько он здесь пять минут или пятьдесят? Перед его изможденными глазами стояло неподвижное напряженное лицо Абрама. Дан обессилено кричал, безысходность взяла верх. Его ничего не спрашивали, он потерял свой последний козырь, теперь он игрушка для удовлетворения желаний палачей. Боль и удовольствие полностью сломали волю пленника. – Я больше не выдержу! – закричал он в надежде… в надежде на что? Но раньше его сорвался Абрам. Он схватил со столика нож, и его рука понеслась к груди Дана. В ужасе пленник зажмурился. Волна боли накрыла его мозг. Не в силах сдержаться он орал, или думал, что орал. Боль потихоньку стала отходить, и он открыл глаза. На сером потолке висела круглая лампа. Здоровенный мужик в голубом халате вынул у Дана изо рта деревянную ложку, затем снял с его головы два электрода. Донан посмотрел налево. Там стояла Раймонда в застегнутом халате. Дан начал бешено ерзать, пытаясь убежать, уползти, отодвинуться как можно дальше от нее, но он был надежно привязан к кровати. – По-моему он пришел в себя, – глядя в глаза Дана сказал мужчина. – Отведите его в палату, через пару часов я поговорю с ним, – Раймонда, которая, по всей видимости, не собиралась пытать Дана, вышла из комнаты. Обессиленный и измученный Донан лежал в кровати, по-прежнему не понимая, где он и что с ним будет, но тот факт, что боль проходила, успокаивал его. – Не переживай, скоро ты поправишься, давай я отвезу в палату, – заботливо приговаривал санитар, отвязывая Дана и сажая его в кресло-каталку. Прошло около трех часов. Донан по-прежнему сидел в каталке в одиночной палате. Из его левой руки тянулась тонкая трубка в прозрачную литровую банку, которая покоилась на высокой железной подставке в виде вешалки. Его взгляд неподвижно лежал на чем-то за окном и решеткой, на чем-то в маленьком дворике, где гуляли пациенты. «Стоит ли рассуждать о том, что со мной будет? Где реальность и иллюзия? Может, если совершить самоубийство я опять проснусь под грудой камней, без памяти, а главное вырвусь из этой череды кошмаров?», Дан лениво повернул коляску и перевел взгляд на дверь. Что появиться в этой двери? Люди в черных костюмах, здоровенная машина смерти, санитар с успокоительным или Иветта, которая одновременно Раймонда, со скальпелем в руках? Неожиданно дверь начала открываться. Дан быстро пробежался глазами по комнате. В качестве оружия можно было использовать только капельницу. Времени на то, чтобы отвинтить металлическую ножку от кровати не было. Дан развернул коляску к входу и прикинулся полусонным. На пороге появилась Иветта с бумагами в руке, вероятно, это история болезни Донана. Было бы весьма не учтиво нападать на нее с капельницей, так и не узнав, зачем она пришла. – Вы, наверное, еще не пришли в себя, – садясь на кровать, предположила Иветта, взглянув на Дана. – Нет, я в порядке, – внутри Дан был начеку, но внешне не открылся. – Хорошо… хотя эти короткие фразы, не свойственные вам, можно расценить как некую настороженность. Ничего, со временем вы адаптируетесь. Я здесь, чтобы продолжить ваше лечение, если оно потребуется. Итак, вы находились две недели в аутичном состоянии. Не хотите рассказать, что происходило в вашем мире? – прервав мысли о том, что под ее застегнутым халатом, Дана посетило удивление. Казалось, что он был вне психушки пару дней. Но теперь некоторые детали были словно в тумане, как будто это был сон. – Что там происходило? У меня чуть крыша не поехала, – тут Дан внезапно понял, что все лучше не рассказывать, а еще лучше придумать что-нибудь, чтобы его поскорее отпустили. – Ну… я видел, как прощался со своим… братом. Потом я поехал в дикий мир… чтобы найти какой-нибудь старинный артефакт и… потом пол обвалился… я лежал под камнями и не мог пошевелиться. Потом дикари меня обокрали и похоронили, а затем я уже очнулся здесь, – что если они захотят связаться с этим самым братом? Или как-то еще попытаются проверить его слова? Времени не было, поэтому Дан придумал, что смог. – О, это очень хорошо, что вы вспомнили брата, он как раз ждет вас в приемной, но сказать по правде, вы не очень то похожи, – слегка улыбаясь, говорила Иветта. Ей нравилось выписывать пациентов, ведь это значило, что еще один человек вернулся к нормальной жизни, естественно не без ее помощи. – Мы сводные браться, – неизвестная персона в приемной давала волю воображению. Дан не мог поверить в такое совпадение, но эта встреча единственный выход отсюда, так как с капельницей на перевес явно не убежишь далеко, хотя это было бы весело. – Забавно, он сказал тоже самое. Ладно, я думаю сейчас вам нужно отдохнуть. – Да я практически здоров. Зачем откладывать? Я так соскучился по брату, – Дан вытащил иглу из вены и поднялся. – Ну, вообще то… хорошо, я провожу раз вы так настаиваете, – по своему опыту Иветта подозревала, что подобные мужчины никогда не покажут на сколько сильно они хотят увидеть другого человека, не зависимо от пола и родственных связей. Несколько минут ходьбы по коридорам, которые больше напоминали лабиринт. Дан шел слегка покачиваясь, его ноги немного покалывало, неужели за две недели он разучился ходить или это просто от долгого сидения перед окном? Иветта воодушевленно шла чуть впереди, показывая дорогу. Еле слышно, шаркая тапками, за ней шел Донан. Очередная дверь открылась. – Надеюсь, мы не заставили вас долго ждать? Извините, но ваш брат только что перенес курс лечения шоковой терапией, так что нам пришлось задержаться, – Иветта приветливо начала извиняться. Наверное, врожденную тягу к сериалам и мыльным операм, за неимением других возможностей, она удовлетворяла, глядя на вот такие моменты воссоединения. Она не могла скрыть свою улыбку за докторской этикой и маркой серьезного заведения. Вслед за ней уверенно, собрав все силы, вошел Донан. Два «брата» стояли и смотрели друг на друга. Между ними не было вообще ничего общего, только разве что цвет кожи. Одежда Дана была на редкость проста: белая широкая футболка и белые широкие штаны, из-под которых едва виднелись уже серые носы тапок. Человек стоявший напротив него был одет в дорогой темно-красный, почти черный пиджак, такие же штаны и чуть светлее шелковая рубашка, перетянутая на шее совсем черным галстуком. На туфли смотреть не было смысла, Дан никогда не разбирался в таких вещах и мог констатировать только то, что они были начищены. Сам же человек был на вскидку лет двадцати с торчащими мелированными волосами, которые отдавали синеватым оттенком. – Здравствуй брат, – с некоторой ухмылкой сказал юнец, подходя ближе. – И тебе здоровья… брат, – протянув руку для приветственного рукопожатия, с некоторым сарказмом сказал Дан, видимо оценив пожелание здоровья, для человека в одежде душевно больного. – можно мы побудем наедине? – неожиданно обняв Дана, так, чтобы его лица не видела Иветта, и добавил шепотом на ухо «брата», – только без выкрутасов. – О, уже ухожу, простите, такие моменты никогда не оставляют меня равнодушной, – Иветта вышла и закрыла дверь. Юноша разжал свои объятия и, одернув пиджак, отошел на почтительную дистанцию. – Кто ты такой? – не замедлил с вопросом Дан. – Вопрос не в том «кто я?», а в том «кто ты?», от ответа на который зависит твоя дальнейшая судьба, – юноша вел себя немного надменно, как полноправный хозяин положения. – Я понятия не имею, кто я, но одно знаю точно: сгнить в этой лечебнице не для меня. – Что ж, это вполне устраивает моего босса. Будешь с нами работать? – прозвучало скорее как утверждение. – Конечно, – как-то обреченно ответил Дан, на что его собеседник слегка качнул головой в сторону. – Ладно, твои вещи мы забрали, бумаги оформлены, все по закону, не переживай. Сейчас мы выходим и садимся в серый фургон, а остальное объяснит тот, на кого я работаю, – словно заученную фразу проговорил юнец и они оба направились к выходу. – А одежда? – Дан не хотел щеголять по городу как пациент, а тем более встречаться с каким-то боссом. – Я же уже говорил… а, вы видимо про штаны и футболку. У вас будет время переодеться, а эту форму мы отошлем обратно. Спустя некоторое время они вышли из здания. У входа действительно ждал серый неприметный фургон. Донан поднял голову к небу. После полуденные облака неспешно плыли на синем фоне. Чем бы он сейчас обедал, не будь пойман? Чью бы шкуру гладил, отдыхая на траве? Раздался щелчок, открывающейся двери автомобиля. – Залезай, – услужливо показал рукой молодой человек, и Дан последовал его указаниям. Разместившись на сидении, он увидел, что не один в такой одежде. На противоположных сидениях слева от него находился довольно крепкий мужик. Его короткая стрижка плавно переходила в четырех дневную щетину, под разрезом рубашки на груди виднелись мелкие шрамы, как будто его накрыла шрапнель. Он, о чем-то задумавшись, смотрел в окно. Справа сидел молодой пациент. Его белые одежды были как раз под такие же белые волосы. «Наверно, не мало девушек он сразил своей улыбкой» подумал Дан. – Здравствуйте, меня зовут Астерий, а этого молчаливого человека рядом зовут Ник, – вежливо представился тот, что помоложе. – Мое имя Донан, но вы можете называть меня Дан. Я думаю, нам предстоит какое-то сотрудничество, – поддерживая обычную беседу, сказал Дан, после чего Ник посмотрел на него, словно на мгновения выйдя из забытья. – Ты, наверное, хотел сказать рабство… – усталым голосом, чуть ли не прошептал он себе под нос и снова отвернулся. «Наверное, он накачен транквилизаторами» подумал Дан и хотел продолжить беседу, но его прервал хлопок дверью. Сев на переднее сидение рядом с водителем, тот, кто их собрал, скомандовал «поехали» и машина рванула куда-то по улицам… Объединяй и направляй. Фургон со скоростью примерно 60 км/ч, ехал по уложенной дороге все дальше от центра города. Пейзаж за тонированным окном изменился. Хотя рядом с психиатрической лечебницей были не такие уж и высокие дома, теперь они не превышали двух-трех этажей. На дороге прибавилось грязи, и следы шин тянулись шлейфом за фургоном. Погода стала какая-то пасмурная. Каждый думал о своей дальнейшей судьбе и смотрел в окно. Озвучивать свои мысли не хотелось никому, да и слоило ли? Меньше всего заводить случайные знакомства хотелось Нику. Он отлично знал, что набранных из одного города кадетов, разбрасывали по разным регионам, где после обучения состав их взвода еще раз перетасовывали, и снова распределяли кого куда. Лучший друг мог оказаться за тысячи километров, а враг всегда был близко. Астерий потерял всякое настроение разговаривать. Гул мотора итак заполнял ужи. Неторопливо одна мысль в его голове сменяла другую. Судьба… он совершил преступление, преступление против общества, против своего наставника, против себя… Наказание. Этот неизвестный поворот событий наказание или прощение. Может быть это возможность? Получить прощение или низвергнуться в самую бездну. Это момент, когда человек, стоя на лезвии ножа, одной мыслью решает стоять ему или упасть. Зачем ему открыли эту дверь? Зачем позволили выбирать? Вкус к жизни постепенно возвращался к Донану, точнее ощущение происходящего, обыденны думы и воспоминания о природе… Ему было интересно получше узнать Ника и Астерия. Впрочем, на вскидку первого он определил как собаку. Обычному жителю Цивилизации сравнение с собакой могло показаться обидным, но Дана невозможно было оскорбить, назвав животным. Почему собака? Может из-за щетины или глубокого взгляда. Дан много раз видел стаи диких собак в разрушенных городах. Ему было интересно, чем же они питаются? На очередном привале стаи, когда Дан наблюдал за ними с дерева, он и увидел ту светло-коричневую собаку, которая точь-в-точь выглядела как Ник. Поодаль от нее игрались щенки, лежали другие четвероногие, а она сидела на задних лапах, возвышаясь над травой, и всматривалась вдаль, изредка приподнимая вытянутую морду, чтобы слегка втянуть запахи мимолетного ветра. Вечный страж, он никогда бы не бросил своего хозяина. Интересно, а у Ника есть «хозяин», то, что он защищает, или тот, кто чувствует себя в безопасности за его спиной? Судя по этим глазам – нет. Собаку, потерявшую дорогого человека видно по глазам. Другая дорога не привела бы его в места заблудших душ и потерянных смыслов, в психиатрическую лечебницу… О Астерии Донан думал меньше. То, что он говорил больше чем Ник, не означало, что он был более ясен, хоть и старался быть открытым. Какое животное подойдет ему? Пожалуй, на земле нет таких светлых зверей. Грязь и жажда жить наполняла желчью даже тех, кто держал свою судьбу в руках. На земле таких нет… а в небе? Белый голубь. Это бы подошло, но Дан не знавал так много белых голубей, чтобы рассуждать об их стиле жизни. Кстати, своего «брата» Дан тоже отнес к разряду птиц. Вот только он не мог определить, какая именно это птица. Молодой, в шикарной одежде, наверняка его используют не только для демонстрации и переговоров. С виду простая птаха, пестрый воробей или снегирь какой-нибудь, но может ли он клюнуть как ястреб? А стоило ли узнавать это? Водитель переключил коробку передач на холостой ход, скорость постепенно снижалась, но не подсоединенный к системе двигатель по-прежнему работал. Астерий напряг память. Кажется, такие двигатели работали на коллекторе слабых сил, попросту говоря, любое изменение веса машины заряжало двигатель и проблема стояла не в том откуда взять энергию, а в том куда ее деть. Противники использования этой технологии в качестве аргумента приводили смутные доводы, что на самом деле коллектор поглощает энергию планеты или даже космоса и это приведет к непоправимым последствиям. Предания о дожде из серной кислоты, который наслал на людей Великий Учитель за наглую трату его запасов углеводорода, жило в сердцах летописцев и по сей день. Но не смотря на все протесты нашлись пара людей, которые купили право на производство и использование таких машин, а право это они не отдали бы ни за что, тем более, что вселенная и так не стабильна, а до того как начнется процесс ее «консервации» еще надо дожить. И все же, как работал этот коллектор? Об этом было написано в синей технарской голосфере. Астерий помнил, что вставлял ее в проектор, но что там было написано, он, увы, забыл. Может стойло больше внимания уделять знаниям, чем очищению души? Эти две вещи были настолько несоизмеримыми, скорее даже несоразмерными, что вопрос пойти ли в библиотеку или в келью никогда не стоял для Астерия, хотя рвение он проявлял в обоих случаях. Фургон совсем остановился и, не дожидаясь приглашения, практически все вышли. Внутри остался только водитель. Расположившись поудобнее на своем месте, он уже начал ждать пока они вернуться. Юноша, собравших этих троих, вышел практически первым, вероятно, чтобы открыть дверь пассажирам и дать инструкции, но не успел. Затем он повернулся обратно, достал черный кейс и уже собирался идти, но повременил. Бросив взгляд вниз на свои запачканные грязью туфли, он машинально нахмурился, и только Донан заметил промелькнувшее напряжение на его скуле, после чего юноша поправил галстук и решил все-таки сказать пару слов. – Следуйте за мной, – все трое, хлюпая грязью под ногами, пошли за своим провожатым. Впереди стоял то ли недостроенный, то ли заброшенный двух этажный дом. Без труда, войдя в дверь, они спустились в подвал. Дан не очень любил подвалы. В дикой среде там обычно лежали «подарки» для мародеров, неразорвавшиеся мины или твари, которые предпочитают тьму и крепкие стены с одним входом. Молодой человек щелкнул выключателем на кирпичной стене. Одиноко висящая на черном двужильном проводе ксеноновая лампочка моргнула пару раз и зажглась. В помещении было довольно сухо, не смотря на погоду на улице. Посередине комнаты стоял металлический стол, точно над лампочкой, и, судя по ржавчине на ножках, стоял он тут довольно давно. Все трое выстроились около стены, рядом с выходом. Юноша подошел к столу, встав напротив своих гостей, поставил на него кейс и начал открывать кодовый замок. Эта процедура заняла пару минут. Он открыл крышку на 90 градусов и подвигал руками внутри. – Мы готовы, – коротко отрапортовал он и развернул кейс к гостям, а сам встал слева от стола. Ударопрочное стекло плоского монитора на открытой крышке показывало неподвижную картинку: на черном фоне синий гербовый щит, по бокам которого, словно крылья, растущие из пустоты, располагались языки пламени. Изображение моргнуло, и началась трансляция. – Добрый день господа, – свет расположенный сзади говорившего, позволял передавать камере только силуэт. Ничего нельзя было сказать и о помещении, в котором он находился. Голос так же был изменен, наложением нескольких голосов разной тональности, создавая ощущение, что одновременно говорит целый хор. Единственное, что можно было подчеркнуть, так это то, что собеседник был полноват. – Все господа на Плеяде остались, – недовольно ответил Ник, уж очень не любил он тех, кто отращивает свою жопу, когда остальные сидят в окопах, да трущобах. Несмотря на то, что он никогда и не был на Плеяде, где по слухам находили свое пристанище крупнейшие воротилы мира сего, он искренне ненавидел их, хотя и отчасти смерился с таким положением вещей. – Хм, вы чем-то недовольны Гильберт? Предпочитаете, чтобы вас называли по имени? – Ник слегка скривился. Слишком давно он не слышал этого имени. Теперь оно казалось чуждым. Дан и Астерий повернули головы в его сторону. – Нет. Зовите меня Ник, – повисла небольшая пауза. Вероятно, человек на экране пытался найти связь между Гильбертом с его прошлым и Ником. Почему Ник? Каким образом к нему приклеилось это имя? – Что ж… чтобы разъяснить все неясности, давайте для начала представимся. – Ник, солдат 32 полка в отставке, специалист по тяжелому оружию, направлен в психиатрическую лечебницу для лечения поствоенного синдрома, – как на плацу громко и четко ответил ветеран, по привычке вытянувшись. Следующий стоял Астерий, и он не знал что сказать, поэтому решил ответить так же как и Ник, но поменяв слова. – Астерий, служитель церкви в… изгнании, направлен в психиатрическую лечебницу для искупления и очищения, – ему пришлось задуматься в том месте, где должно было говориться про специальность. В отличие от первого докладчика, адреналин гулял по его венам. Что если он скажет что-то не так? Обратно его вряд ли повезут… – Донан или Дан, как вам угодно, э, странник, специалист по выживанию в дикой среде, направлен в психиатрическую лечебницу для восстановления памяти. – Очень хорошо, как вы, наверное, догадались, я буду вами руководить. Ах да, мое имя… было бы глупым называть его после всей этой конспирации. Зовите меня кукловод, шеф, босс, голова, как вам угодно. Наши личные встречи, подобные этой, будут происходить только в случае крайней необходимости. Все рядовые цели, задания и поручения я буду передавать через поверенного. Кстати, его зовут Иезекиль, – юноша, стоящий рядом с кейсом, приложил к животу согнутую левую руку, и слегка поклонился, – он обеспечит вас всем необходимым. Итак, вы, наверное, гадаете, зачем я собрал вас и почему именно вас. Дело в том, что вы больше никому не нужны. Неужели вы думали, что с вашими диагнозами вы когда-нибудь вышли бы на свободу? – Проще говоря, если мы не справимся, то нас убьют, – Ник необычно много говорил. После слова «убьют» Астерий словно свалился в грязь. Разве мог он подумать, сидя в келье, что все так обернется? – Вернее было бы сказать «если вас раскроют». Хотя, я не хотел бы прибегать к этому. – Не будем отвлекаться на мелочи, зачем вам это? – Дан уже знал ответ на свой вопрос. Устранение конкурентов, деньги, власть для чего еще нужны люди за чертой закона? Но ответ слегка озадачил его. – Справедливость, – даже через измененный голос чувствовалось, что за этим словом стояла какая-то история, оттенки ненависти и решимости мелькнули между слогов. – Мне потребуется «броненосец-Г», нож черный 12 сантиметров лезвие с двухсторонней заточкой, 10 килограмм пластида, сух-паек на 7 дней, походная аптечка и шахматы, – кажется, Ник перечислил все, стандартный набор за исключением ракетницы и пистолета. – Мы что будем убивать людей? – неожиданно дошло до Астерия. – Нет. Убивать вы никого не будете и взрывать что-либо тоже. От лишения человека жизни нет никакого толка. Сколько не топчи тень, она не исчезнет. Ваша основная задача нести свет тем, кто утратил его, никаких убийств и непоправимых увечий, – Астерий не поверил своим глазам, неужели он видел мимолетное разочарование на лице Ника? – Итак, вы хотите, чтобы мы трое со справками из психбольницы ходили по городам и вели проповеди? – сама эта мысль казалась Донану смешной. – И вы снова ошиблись. Я понимаю, что безгрешных нет, но есть люди, занимающие значимые места в обществе и при этом весьма не чисты. Это и будут наши клиенты. Готовы ли вы стать пророками, творцами нового светлого будущего? – все эти бредни пролетели мимо ушей Ника, как будто у них был выбор, и все же он кивнул в знак согласия. Астерий же увидел во всем этом знак, дорогу, которая приведет его к Великому Учителю. Его церковные братья не могли и мечтать о таком. Поэтому он кивнул. Донан понимал, что его спецотряд во сне, все эти загадки, которыми была наполнена его жизнь можно разгадать, если правильно использовать новые возможности. Как бы то ни было, похоже, он уже работал на Цивилизацию когда-то и теперь у него будет больше возможностей узнать об этом. Возможно, он уже привлек чье-то внимание, назвав себя «Дан». Стоило рискнуть, и Дан кивнул. – Что ж, как я вижу, все согласны. Тогда осталось только оставить метку на договоре, – после этих слов шефа, Иезекиль достал из внутреннего кармана пиджака три одинаковых листа и положил их на стол. На листе было написано «я есть грешник, осуждающий грешников» и в левом нижнем углу квадрат для метки. Ник пробежал глазами по буквам, даже не задаваясь вопросом «что это за контракт такой?», оторвал, прикрепленный к низу пакетик с иглой. Распаковав иглу, он с совершенно каменным лицом, ткнул ей в большой палец на левой руке. Немного погодя появилась капелька крови. Ник оставил свой кровавый отпечаток в обозначенном месте, как того и требовали судьбоносные документы, типа контракта на военную службу, и отошел от стола. Астерий некоторое время колебался. Зачем этот кровавый ритуал? Потом собрал волю и ткнул в палец иглой. Больно было, но вот рана была недостаточно глубока для кровотечения. Он выдохнул и ткнул сильнее. Этого оказалось достаточно. Донан просто порезал иглой кожу над заусенцем и, стекшей вниз каплей поставил метку. – Теперь мы можем продолжить, Иезекиль даст вам первую цель, не затягивайте с выполнением задания, у нас много работы, – после этого экран почернел, и проявилась прежняя эмблема: щит и два крыла. – Начнем по порядку. Задание вы получите позже, а сейчас мы отправимся на квартиру, где вы будете жить. Итак, вкратце ваша легенда: три разнорабочих из провинции сняли комнату, чтобы платить вскладчину, распространяться на тему вашего прошлого не советую. В данное время безработные, живете за счет разовых заказов. – Эта, шабашка что ль? – термин «одноразовые заказы» был плохо знаком Нику. – Да именно так… прошу проследовать к транспорту, – Иезекиль начал закрывать кейс, а все остальные вышли наружу. Рядом с фургоном на котором они приехали стоял потрепанного вида грузовик, под грязью и пылью на брезенте, которого красными буквами было написано «мясо». – Водитель отвезет вас на место жительства, в кабине вы естественно не поедете, – вся компания обошла грузовик и встала сзади. – Здесь три чемодана, в них необходимые вещи, а главное одежда. Переоденьтесь сейчас, я подожду, – произнес Иезекиль после того как троица залезла в кузов. – Что, прямо здесь? – Астерий как-то смущался оголяться перед незнакомыми людьми. – Насколько мне известно, среди вас нет любителей однополого… взаимодействия, – Иезекиль пытался подобрать нужное слово. «Любовь» язык не поворачивался сказать, «секс» ¬¬– человеку его статуса не пристало произносить такие резкие слова. Все трое отвернулись к брезентовым стенкам и начали переодеваться. Тяжелее всего было Нику, с его ростом он едва мог разогнуться, но приученный в армии не отступать, справился с проблемой. Дан же, считал, что тело – дар природы, а того, что от природы не нужно стесняться. В каждом чемодане из одежды лежали потертые джинсы, блеклая рубашка, вязаный темный свитер, две пары черных носков и разношенные темно-коричнивые туфли. – Какое-то предвзятое мнение у нашего костюмера на счет людей из провинции, – сказал Дан, осмотрев свои «обновки». – Больничную одежду сложите сюда, – Иезекиль бросил им большой, аккуратно сложенный пакет, который он достал из внутреннего кармана. Последовав его совету, они затолкали одежду в пакет и передали его обратно. – Это все. Можете пока обустраиваться на новом месте. За одно и привыкните друг к другу, вам еще долго предстоит жить вместе… да, ключи от квартиры у консьержа, – после этих слов их новый связной стукнул кулаком два коротких раза по кузову, и водитель, кивнув в зеркало заднего вида, завел мотор и начал потихоньку отъезжать. Выхлопная труба дымила белым паром. Простые люди ездили здесь на относительно простых и не дорогих двигателях. В частности, эта машина получала энергию, сжигая водород. Надпись «мясо» на внешней стороне брезента, как нельзя точно отражала состояние Ника. Донан вспомнил старую поговорку: «не о чем поговорить, разговаривай о погоде». Как бы там ни было за сорок минут езды, они узнали друг друга получше. – А далеко до центра? – спросил водителя Донан, выгрузившись вместе с остальными из кузова. Ему было просто интересно. – Это смотря на чем добираться. На метро не знаю, не ездил давно, а на машине минут полчаса, – водителю хотелось поговорить, ведь он весь день сидел в кабине, но его ждал следующий заказ. – А на своих двух? – Дан смутно представлял, сколько это «полчаса на машине» – Пешком? Наверно, около трех часов, может, больше. – Ладно, здоровья тебе. – Сам не болей, – водитель захлопнул дверь, немного придавил педаль газа и выехал из переулка. – Кто-нибудь знает, что это за город? – Астерий огляделся по сторонам. Незнакомая архитектура, небольшие клумбы перед домом не знали ухода много лет, а потому на них чего только не росло, скрывая бутылки и окурки. – У прохожих лучше не спрашивать, не поймут. В номере разберемся, – как всегда конструктивно мыслил Ник. Они вошли в дом. В парадной стояла маленькая будка, за стеклом которой сидел седоватый усатый мужчина, который расслаблено, смотрел куда-то под стол, вероятно на телевизор. Наверное, он был уже на пенсии, и подрабатывал. Темно-синяя рубашка скрывала его бледноватое тело, а светло-коричневая жилетка на меху, грела его холодными ночами. – Здоровья тебе, – по своему обыкновению начал Дан. По его мнению, пожелание здоровья – лучшее начало для беседы, так как показывает доброжелательные намеренья. Человек в кабинке перевел взгляд на троих, стоящих перед ним, нахмурился, показывая, что он тут все охраняет и не ждет неизвестных гостей. – Чего хотели? – «судя по их виду, они пришли чего-нибудь просить» подумал про себя консьерж. – У нас здесь квартира, а ключи от нее у вас. – Нет у меня никаких ключей, – отмахнулся пожилой мужчина. Дан удивленно посмотрел на своих спутников. Неужели водитель привез их не туда? Если так, то как они найдут нужное место или даже просто снимут комнату без денег? Ник отодвинул рукой Донана от окошка. – Ты наверно че-то не понял. Ключ должен лежать у тебя. Посмотри, пожалуйста, – «интересно, а стекло пуленепробиваемое» почему-то подумалось Астерию. Дед открыл ящик стола, пошарил в нем рукой и достал нужный ключ. – А-а-а этот, ну вы так бы сразу и сказали, а то разводите тут разговоры. Я уж думал опять просить пришли, а то тут, знаете, ходят всякие. Все просят и просят, нет, чтобы на работу устроится, все с нас хотят получить, – объясняя свою негативность, дед положил ключ на стол рядом с окошком. Донан решил задержаться и завязать разговор, за одно и разузнать, какие дела делаются в городе и вообще. – Ладно, дело прошлое. Как жизнь-то у вас в этой дыре? – для человека жившего на просторах первозданной природы слово «дыра» полностью характеризовало это старое, давящее своими стенами место. – В жопе у тебя дыра… – дед уже долго работал здесь, и многое обустраивал лично, своими руками, поэтому не внимательность к его труду задела за живое. – Не обижайся, просто я не местный. Я ж не знаю, как у вас тут принято. – Дом этот получше, чем большинство в этом городишке, что б ты знал, так что жить здесь почти удовольствие, – тут дед вспомнил про отопление, которое нужно было менять, косметические ремонты в некоторых местах, наверное, по этому и сказал «почти». – Мы тут в любом случае надолго, по крайней мере, съезжать не планируем. – Раз надолго, тогда будем знакомы, меня Хаким звать, – «надо бы дружеские отношения заводить, итак с этой дурой из двадцать первой каждое утро собачимся» подумал дед. – Меня Донан называют, для друзей Дан, того здорового Ник, а другого Астерий. – Так откуда вы приехали, говоришь? – Из села одного… – Да, это дело такое… я ведь тоже из села сюда приехал. Помню молодой был, думал щас приеду денег заработаю, заживу… а кому я тут нужен был? Да никому. Тут таких как я телега и маленький воз, вон полные подворотни шарится. Уборщиком с утра до утра горбатился, а щас вот сижу, смотрю за домом. – Мы вот в разнорабочие подались, а там глядишь, и выше поднимемся. – Думаешь тут денег много? Сколько дадут столько и заберут, да и сверху возьмут за то, что держал их. Хотя дело ваше, у меня вот не сложилось… а коли повезет не забудешь старика? – Хаким усмехнулся и подмигнул. – Не забудешь, ты сам-то доживешь до этого? – Раз такое дело доживу. – Ну, давай, не скучай, а я пойду, вещи еще разбирать, – Донан уже собрался уходить. – Постой… так может мы это… за знакомство? – заговорчески прищурившись, сказал дед. – Нет, не поймут меня, если пьяным приду, да и вообще без этого дела проживешь дольше. – А вот тут я не согласен… – Ладно, уговорил, обсудим это в другой раз, – Дан махнул рукой на прощанье и начал подниматься по лестнице на второй этаж, так как на ключе, который взял Ник было написано «23», а это означало второй этаж, третья квартира. Поднявшись на обозначенный этаж и войдя в коридор, он сразу увидел Астерия, который разговаривал с какой-то девчонкой. По ней было видно, что она рада новому знакомству. Донану не слишком нравилась молодежная мода, но что-то для них в этом было. Ее средней длинны волосы блондинки, с левой стороны украшала тонкая розовая косичка по подбородок. Короткая пухлая белая куртка с серым пушистым воротником была расстегнута. Тонкий вязаный темно-розовый свитер закрывал ее горло, второй размер груди и уходил под блестящий от разнообразных железных фигурок темный пояс с большой пряжкой. Собственно, сами черные штаны, могли обойтись и без ремня. Это была скорее дань моде, как и пара маленьких цепочек, свисающих от заднего кармана к первой петле для ремня. Из-под расширяющихся к низу штанин с стиле «юбочка» выглядывали тупые носы черных ботинок на трех сантиметровой подошве. Подальше от них стоял, согнувшись к замочной скважине Ник. Видимо, дверь не поддавалась, и хотя ему было проще снести ее с петель, Ник пробовал различные комбинации поворота ключа. Донан пошел помочь своему сожителю. – Лия, ты, что еще не ушла? Давай иди, а то магазин закроют, – из-за двери с номером «21» раздался охрипший женский голос. – Сейчас, мам, – «а то я сама не знаю» подумала дочь, крикнув в приоткрытую дверь. – Ну ладно, мне тоже пора, приятно было познакомиться, – добродушно попрощался Астерий, не часто ему доводилось беседовать с противоположным полом, точнее после школы все его контакты с женщинами ограничивались словом «доследующего свидания». Конечно, в школе он имел успех у девчонок, знал подход, но никакой романтики не было, хотя… – Может, как-нибудь встретимся, я тебе город покажу, – «мне уже 13, через год школу закончу, а там времени на себя совсем не будет» – Не думаю, что это будет скоро, переезд… пока обустроимся, пока что, – Астерий уже представил, как будет мыть полы, вытирать пыль. Почему-то он хотел показать себя с лучшей стороны. – Понятно… – слегка грустно опустив глаза на свои ботинки, произнесла Лия. Как-то все неудачно выглядит: она активно пытается получить внимания. Еще чуть напора и ему покажется, что она назойливая муха. – Ты заходи если что, – не мог же Астерий оставить ее так, тем более после первого знакомства. «Зачем я это ляпнул?» он подумал через секунду. Неизвестно, что будет твориться у них в квартире. Чертежи зданий, фотографии, может даже какие-то инструменты, веревка или оружие для угроз, а тут прейдет она… – Ладно, зайду, – слегка повеселев, Лия обняла Астерия на прощанье, от чего тот впал в ступор, и чуть ли не в припрыжку вышла на лестничную клетку. – Ты еще здесь? Закроют же магазин, – открывая дверь, сказала женщина, вероятно мать Лии. Но обнаружила только Астерия, который уже собирался подойти к своей не открывающейся двери. – Добрый вечер, – Астерий повернулся обратно. – Здраствуй, – женщина среднего телосложения в домашних тапках и с обернутым вокруг шеи шарфом, в силу болезни имела скверное настроение и не намеривалась продолжать разговор. – На себя надо потянуть, – показала она жестом, повернувшемуся в ее сторону Нику, потом, покашливая в кулак, закрыла дверь. – Опять понаехали всякие, – услышал Астерий из-за двери, повернувшись обратно. Раздался долгожданный щелчок. – Мать! Это какой-то трех мерный замок. Тут не только вправо и лево крутить можно, – слегка приободрившись, сказал Ник, входя в квартиру. Дан тоже собирался войти в дверь, но тут почувствовал, как легкий теплый ветерок дотрагивается до его рук, принося еле слышный звон колокольчиков. «Не может быть, сзади коридорная стена» подумал он и обернулся. Перед глазами стояла бесконечная снежная равнина, которую можно увидеть только с большой горы, солнце нежно светило весенними лучами. «Ё-мое, опять началось…» не желание опять переживать всякие приключения заглушалось спокойствием, которое навеивал задумчивый свист ветра и колокольчики… Дан повернулся обратно. Дверного проема не оказалось, как он и ожидал. Одинокий деревянный домик – вот и все, что на вершине. Рядом с дверью висели, как гроздь винограда, колокольчики разных размеров. Донан подошел к жилищу. Ветер прокатился у порога, заставив зазвучать всю гирлянду. «Что я здесь делаю? Что это за место?» он отошел обратно. На другой вершине горы стояло сухое дерево, похожее на дуб. Некоторые его ветви были повязаны лоскутками ткани, причем разного цвета. «Может мне остаться здесь навсегда?» – Что ты здесь ищешь? – Дан обернулся на голос. На пороге домика стоял низенький старичок. Его глаза превратились в две щелочки из-за яркого белого снега, а кожа имела коричневатый оттенок, наверное, от яркого солнца. Совершенно лысый, обернутый в кусок белой ткани, он держал двумя руками глиняный стакан с травяным чаем и приветливо улыбался. – То до чего нельзя дотронуться, но можно унести с собой, – почему-то Дан подумал, что этот старичок поделится своей мудростью, какой бы она ни была. – Многое хочешь ты. Видишь дерево на другой горе? Многие привязали свою судьбу лентами к ветвям древа жизни, желая получить… но получив, теряли, то, что ищешь ты. Хочешь ли ты потерять смысл вещей не найдя их? Нужна ли тебе вещь без ее духа или же дух вещи? – Ты говоришь загадками… почему же ты не привязал свою ленточку к тому дереву? – Как знать, может и привязал, – с некоторой смешинкой сказал старичок. Донан повернул голову в сторону дерева. Наверное, ленточка этого отшельника должна быть особенной, хотя более вероятно, что он оторвал ее от своей одежды и она белая. А может это все его ленточки? – Чего стоишь? Проходи, – странным двухголосым эхом долетело до ушей Дана. Он обернулся. Старичок исчез в глубине своего домика. «Почему бы и нет?» подумал Донан и проследовал внутрь. Стоя на пороге, он немного удивился: с виду маленькая коморка, но внутри было довольно просторно. Посередине пола в небольшой ямке горело полено и несколько веток. Одна комната служила и спальней, и кухней, и кто знает, чем еще. Небольшие окошки слабо отдавали белый свет, всю комнату освещал очаг, причудливо танцуя языками света на стенах. Старичок жестом пригласил гостя сесть рядом, а после протянул ему глиняную кружку с прозрачно зеленой, дымящейся от жара жидкостью. – А откуда ты берешь дрова? – не отрывая глаз от огня, Дан принял стакан, одной рукой придерживая дно, а второй обхватив стенки, в точности как это делал хозяин дома, мало ли какие обычаи. На вопрос не последовало ответа. Донан перевел взгляд на собеседника, тот, закрыв глаза, внюхивался в пары своего чая, медленно наполняя грудь воздухом. Дан тоже решил понюхать чай. Ни какого запаха… то есть вообще никакого. «Не может быть, запах костра я за километр учую» он снова втянул в себя воздух, но ничего не изменилось. Привычного давления в груди, наполненной воздухом, не было, даже не было слышно дыхания. Донан начал терять ощущение, что он дышит, а руки потихоньку стали затекать. Приоткрыв рот, он несколько раз часто и глубоко вдыхал и выдыхал. Решив сконцентрироваться, он закрыл глаза, но продолжал. До него начало доноситься его собственное дыхание. Он попытался сильнее сжать стакан, чтобы разогнать кровь в кистях рук, но пальцы провалились в пустоту и вместо этого его нижняя ладонь сжала кулак верхней. Донан открыл глаза, кругом темно. Он пошарил руками по себе и понял, что лежит в кровати. «Где я?» не успел подумать Дан тут же вскочив, резко откинув одеяло. Выйдя из спальни, он увидел свет в дверном проеме в коридор паре метров перед собой. – Не спится? Мне тоже что-то не особо… – Ник бросил взгляд, на зашедшего на кухню Дана, но потом продолжил свою партию в шахматы на кухонном столе. Похоже, сейчас была глубокая ночь. Сегодня Нику приснился сон, после которого он уже не мог больше спать. Через некоторое время после его увольнения в запас, когда повседневная рутина начала давать некоторое подобие стабильности и покоя, эти странные сны порой приходили по ночам. Места во сне были разные, но одно неизменно – гнетущая атмосфера мертвых. Он снова стоял посреди болота в редколесье. Это ощущение… еще не страх, и даже не тревога, невидимой огромной волной нависло над Ником, он не обрушивалась, просто висела. Всей кожей он чувствовал, что здесь произошло что-то ужасное. Убийство? Скорее тысячи смертей, каких-то мучительных, агонизирующих убийств. Ему хотелось уйти отсюда, но повернувшись, он увидел синюю грязную руку торчащую из высоких сухих камышей. Кругом болото. Ник уже собирался прыгать по кочкам, но тут рука в камышах шелохнулась. Машинально достав плазменный пистолет, он пальнул в сторону кустов, но никакого следа в виде прожженной дыры не осталось. Только сейчас он осознал, что на нем его обычная армейская тренировочная форма: темно синяя футболка, темно зеленые камуфляжные штаны и потертые берцы. Из кустов начал выползать человек. Порванная запачканная одежда открывала его синюю плоть, засаленные черные волосы растрепанно свисали с головы, стеклянные мутные глаза смотрели перед собой. Человек что-то хрипло шептал, почти не двигая повисшей челюстью, приближаясь к живому. Ник краем глаза увидел, как сквозь заросли и из болот выходят и выползают такие же мертвецы, тихо и вразнобой взывая к чему-то, скорее даже требуя. Ник не переставая нажимал на спусковой крючок, но пучки плазмы достигая цели просто исчезали. Он обернулся. Сзади стояла половина прогнившего дерева, а за ней… по всем направлениям шли мертвецы. Он повернулся обратно. Покойник уже тянул руку, чтобы схватить свою цель. От такой неожиданности Ник подался назад, но запнулся об выпирающий из земли корень и рухнул на спину. В попытке смягчить падение он выставил левую руку назад и раздавил ей кучку небольших шарообразных грибов, которые выпустили облако коричневой пыли – спор. Мертвец, горбатой фигурой навис над живым. Вот теперь страх и безнадежность обрушились на Ника. Он разучился бояться смерти, но тут было другое. Скорее его подкашивала мысль о том, что эти мертвецы съедят его жизнь, единственный свет в этой серой трясине, съедят и не насытятся, ведь их было неимоверно много, а он один. Но еще страшнее то, что он сам стал бы одним из этой неживой толпы. Еле переставляя ноги, мертвец споткнулся об тот же корень и упал вперед. Не поддаваясь отчаянью, правым берцом Ник ударил тело в голову и пихнул его назад. Перепачкавшись в холодной скользкой грязи, Ник поднялся на ноги и огляделся в поисках хоть чего-то, что помогло бы ему выбраться, но видел только как мертвецы медленно, но неустанно двигались в сторону этого маленького островка. Не найдя никакого выхода, Ник примял пожухлые камыши на краю островка, оттолкнулся и прыгнул на ближайшую кочку в полутора метрах от него. Этот комок травы и грязи оказался слишком не надежным и попросту проглотил правую ногу почти по колено. Машинально Ник уперся левой ногой в кочку, и попытался выдернуть провалившуюся ногу, но она словно зацепилась за что-то. Еще раз, бросив взгляд вокруг, Ник только удостоверился, что мертвецы близко и, казалось, они чуяли свою добычу и шли за ней как одурманенные, не взирая ни на топь, ни на коричневую массу травы, которая окутывала их конечности и мешала идти. Ник слегка изогнулся, чтобы с силой вырвать ногу из кочки, но в последний момент из этого месива взметнулась рука и холодными пальцами крепко вцепилась в поясной ремень живого. Левой рукой Ник пытался отцепить кисть с ремня, но она мертвой хваткой тянула живого вниз. Неожиданно вторая рука покойника броском уцепилась за правый край футболки и потянула вниз. Тут же прямо перед Ником, из грязной кочки начала подниматься голова. Ник не выдел его лица, потому что голова была опущена вниз. Почувствовав как по его правой ноге что-то движется вверх, Ник понял, что эта кочка не что иное, как труп, на котором начала расти трава, и, прыгнув, он пробил ногой этот труп насквозь. Не желая сдаваться Ник бил покойника по голове сжатой в правой руке рукояткой плазмопистолета, но труп только брызгал сгнившим содержимым черепа и продолжал ползти вверх. Когда покойник был уже на уровне груди Ника, он внезапно вскинул голову, открывая свое ужасное лицо живому. Страх сжал сердце Ника ледяной хваткой: в посиневшем и слегка искаженном разложением лице он увидел повстанца, того самого пилота, которого он прожег пучком плазмы сквозь кабину его машины. Покойник вытаращил глаза, пытаясь кричать, но вместо этого из его разинутого рта с дырой в нижней челюсти доносилось лишь нарастающее хрипение. Ник открыл глаза, перед ним был темный потолок комнаты, постель была влажной и холодной от пота. Это был всего лишь сон, но Ник уже не мог заснуть, хоть и чувствовал, что его тело совсем не отдохнуло. – А сам-то чего не спишь? – присаживаясь на табуретку спросил Дан. – Так… в шахматы будешь играть? – Ник решил, что лучше не рассказывать об этих снах, пользы мало, один вред, а, играя можно понять, что за человек перед тобой сидит. – Давай… Утренние лучи полностью освещали двухкомнатную квартиру. Астерий надвинул на себя одеяло. Он был в приятном расположении духа и медленно открыл глаза. «Уже встало солнце… УЖЕ ВСТАЛО?!» быстро вскочив с пастели, подумал Астерий. Еще ни разу он не начинал утренней молитвы позже восхода солнца. «Это наверно из-за смены часового пояса, или я переутомился, или… нет, как я мог пропустить молитву. Один шаг в сторону – начало неверного пути» так и не найдя себе оправдания, он натянул джинсы, выправил серую футболку в которой спал и принялся заправлять постель. Вторая кровать была со смятой простыней и распахнутым одеялом, а до дивана в зале, на котором должен был спать Ник, как будто вовсе не дотрагивались. Войдя на кухню, Астерий обнаружил своих сожителей. Ник, скрестив руки и вытянутые ноги, оперся плечом об угол оконного проема и, опустив голову, неподвижно дремал. В целом он сидел слегка полубоком к шахматной доске, где, судя по нагромождению фигур, наступил переломный момент в битве. По другую сторону стола, подперев голову обоими руками, спал Донан. Астерий не хотел их будить, но есть тоже надо и раз он проснулся первым, то решил приготовить на всех, за одно и ознакомиться с содержимым холодильника. Ходить тихо получалось у него как-то само, наверное, эта привычка осталась еще со времени его пребывания в монастыре: уж очень скрипучие половицы там были в некоторых местах. Подойдя к «хранилищу еды» он потянул за вертикальную ручку, но дверца не открылась. «Наверно примерзла» подумал Астерий и потянул сильнее. С громким чпоком и разлетающимися по полу ледышками дверца открылась. Ник тут же подскочил по привычке, хлопнув себя по тазу, в надежде схватить плазмопистолет, но открыв оба глаза понял, что опасности нет, как впрочем, и плазмопистолета, тесного окопа, военной формы и еще многих вещей, которые окружали его пол жизни. – Мой ход что ли? – слегка соскользнув с правой руки, поинтересовался Донан, почувствовав оживление в комнате. – Простите, я не хотел вас будить… – слегка виновато улыбнулся Астерий. Выдохнув почти весь воздух из легких, Ник бухнулся на табуретку и неподвижно застыл, глядя на шахматы. – Кажись твой. Если б мой был, я б у тебя весь левый фланг разбил, – проанализировав положение своих сил на поле, выдал Ник. – Так если мой, тогда я коня беру просто так, – это высказывание Дана поставило в тупик рассуждения Ника. Чей ход стало вообще не понятно, и они бросили партию «до выяснения». Тем временем Астерий достал семь куриных яиц и принялся жарить завтрак. – А скока щас времени? – так, для общего развития поинтересовался Ник. Ответа так никто и не дал и, не дождавшись завтрака, он вышел с кухни. – Щас приду, – донесся его голос из коридора, после чего хлопнула входная дверь. Как человек старой закалки Ник знал, что пока есть время нужно поддерживать в себя в форме, а длительный бег как раз этому способствует, тем более это возможность осмотреть местность. Примерно через пол часа, слегка взмокший от пота, он вернулся. – Звонил Иезекиль, сказал, что придет и даст задание, – накладывая треть теплой яичницы в тарелку, Астерий понимал, что домашняя работа будет на нем, так как непосредственной помощи в задании он вряд ли окажет, какое бы оно ни было. «начальство… надо подготовиться» подумал Ник и пошел в душ. Астерий уже успел накрыть стол, отрезал ржаного хлеба. И чего он так суетиться? Может потому, что в монастыре он был не лучшим поваром? Как-то раз преподобный брат Венедикт сказал ему: «источник твоей печали имеет и другую интерпретацию, думай об этом как о спасании от чревоугодия». Хотя особого умения пожарить яйца не надо, но все же, что еще он может делать? Примерно с такими мыслями вышел в коридор Астерий и чуть не столкнулся с Ником. Тот шел в комнату одеться. Кроме белого махрового полотенца, скрывающего его нижнюю часть тела по колени, на нем ничего не было. Верхняя часть живота и грудная клетка были обтянуты сеткой разнообразных шрамов. «Как он выжил с такими ранениями? Его же фактически разорвали пополам…» Астерий смотрел на него удивленными глазами. Ник решил не комментировать свои шрамы. А чего тут скажешь? Бронекостюм надежно защищал от пуль, иногда… но эти отметины он получил не под огнем врага, а уже на хирургическом столе. Несколько часов врач «колдовал» над его телом, извлекая разбитые «в щепки» кости. После чего на их место были вшиты костные заменители. Позже когда Ник поинтересовался «что за материал?», врач произнес длинное слово, очевидно состоящее из нескольких корней. В общем, через пару минут он уже сидел и уплетал завтрак. Не то что бы уж очень вкусно было… скорее по-другому. В армии Ник, как и все ел сухпаек – нечто однородной серой массы, герметично запечатанное в блестящей упаковке. В комплект входили разноцветные тюбики с разными «вкусами». Выжимаешь его содержимое на «еду» и она приобретает определенный вкус. Полная свобода: хочешь сладкий серый прямоугольник, хочешь соленый, острый или с мятой. Были и те, кто перемешивал пасты в своей особой дозировке. Необходимые питательные вещества, вкус, легкость и долгий срок хранения – что еще нужно солдату? Но то, что ел сейчас Ник было другим… само ощущение еды во рту. Может другая плотность? Может тонкие оттенки масла, неуловимые запахи, цвет, еле заметное звучание вкусовых ноток? Это просто другая еда. Ближе к обеду раздался стук в дверь, причем интервалы между ударами длились, чуть ли не две секунды. На пороге стоял в своем обычном виде Иезекиль с чемоданчиком. – Приветствую вас, – проходя в комнату, не снимая туфель, отчеканил он каждый слог, на что каждый поздоровался в своей манере. – Итак, вот ваша первая цель, – открывая позолоченные замки на черном кожаном чемоданчике, сказал Иезекиль, перед собравшейся троицей. – Это заместитель министра культуры, Тарас… – поверенный осекся на экран монитора в чемоданчике с целью вспомнить его фамилию, но там шли фотографии «клиента», его места отдыха, работы и все в таком ключе. – Он замечен в беспорядочных половых связях, в большинстве своем с молодыми девушками только что окончившими школу, – на мониторе застыла фотография человека лет тридцати в белом пиджаке с черной бабочкой. Он сидел за столиком, держа в руке фарфоровую чашку и, вероятно, беседовал с кем-то по другую сторону стола. Короткие черные волосы, торчащие в разные стороны, «рассекала» полоса желтых волос, идущая от правого глаза, наверно к самому затылку. В целом его овальное лицо было гладко выбрито. – Простите, на сколько мне известно совершеннолетие по закону наступает после исполнения четырнадцати лет, – как-то не решительно прервал повествование Астерий. Может здесь другие законы? – Вы правы, НО мы действуем вне закона, и сейчас я объясню почему. Во-первых, своих жертв он заманивает невинными, сладкими речами и расточительством. Во-вторых, все жертвы после… кхм, акта… пропагандируют так называемое «единство», отдаваясь всем подряд. – Это где такие ходят? – не удержался Донан. – Оставьте ваши шутки. То что мы катимся к уровню не разумных зверей не вызывает смех. Продолжим… В этом кейсе вы найдете всю нужную информацию, так же здесь есть некоторая сумма денег, остальное по успешному завершению задания. – А в чем суть? – Ник так и не понял, что конкретно надо делать. – Вы должны переубедить его – это значит доказать, что его суждения не верны или можете запугать смертью. В любом случае не делайте больших ошибок, остальное мы за вами приберем. Поясняю, если завтра в новостях покажут «клиента» без руки или с прочими бросающимися в глаза увечьями, то за это мы спросим с вас. На всю операцию три дня. Надеюсь, вы поможете нам построить новый безупречный мир… и еще, код от чемоданчика… – после этих слов кто-то весело постучался в дверь. Астерий покинул комнату, чтобы открыть. – Привет, пошли, погуляем? – это была Лия. – Привет. Я сейчас немного занят… – Астерий никак не ожидал ее появления. – А потом, как освободишься? – все так же жизнерадостно допытывалась гостья. – Дело в том, что я не знаю когда освобожусь. Переезд и все такое… – Тогда давай помогу, быстрее закончим, – тут Астерий задумался «как же ее спровадить?», но услышал сзади шаги. Иезекиль направился к выходу, изложив всю необходимую информацию. – А ты наверно друг Астерия? Я – Лия, – решила познакомиться она, когда увидела приближающегося Иезекиля, но тот ничего не ответил. Тогда она задержала его, дотронувшись до руки. – Руку убери. И впредь попрошу свести наше взаимодействие к минимуму, – Иезекиль ответил в весьма грубой форме и окатил ее ледяным взглядом, чем поверг в небольшой шок Астерия, после чего скрылся в коридоре. – А… это наш начальник стройки, – единственное, что пришло в голову сказать Астерию, чтобы развеять повисшую немую сцену. – Тогда все понятно, – слегка улыбнулась Лия. – Ты лучше заходи через пару дней, – добродушно подарил ей надежду Астерий. – Ладно, досвиданья. – Пока, – Астерий закрыл дверь. «Досвиданья… До свидания? До какого такого свидания?» вдруг подумал он. После знакомства с Донаном слова приобрели глубинный смысл. Спрос на культуру. Весь следующий день Ник осматривал места, которые посещала цель, Донан изучал информацию из чемоданчика, заново обучаясь работе с компьютером, а Астерий готовил еду, наводил порядок, в общем, делал все остальное. Вечером они собрались в зале, чтобы придумать план. Донан сидел на стуле рядом с компьютером, тут же за столом, на принесенных с кухни табуретках сидели Ник и Астерий. Донан нажал пару кнопок и начал. – Полагаю, весь завтрашний день мы будем готовиться, так что само действие будет происходить послезавтра. С утра наш Тарас в разъездах, очень плотный график, открытие памятника киношникам фантастам, потом деловые встречи-гулянки, короче с утра не получиться. Предлагаю провернуть дело вечером, в конце рабочего дня его никто не спохватиться, а если он не придет на какую-либо встречу – начнут искать. Так… вечером он посещает выставку картин, потом ночной клуб и как обычно завершает свой день в отеле. Предлагаю там его и взять. – В отель так просто не пройти, по любому попадешь на камеру. Кто-то из нас переоденется, проникнет в номер и откроет дверь остальным. Потом переодеваемся еще раз и уходим, – большая часть наблюдений Ника оказалась не востребованной: снайперские точки, удобные для обороны позиции и так далее. – А, всё-таки как нам его переубеждать? – скорее риторически произнес Астерий. – Да, эта часть меня тоже немного напрягает. Как я понимаю, никто из нас книг по психологии не писал и даже не читал… – закрывая кейс, предположил Донан. – Приоритет – захватить цель, дальше действуем по обстоятельствам, – Ник как всегда был краток, и его суждения сложно было оспорить. «Почему над нами не поставили командира или какого-нибудь мозгокрута? Денег у них вроде хватает. Скорее всего, они проверяют что-то» Ник надеялся только на то, что поймет планы начальства раньше, чем придется принимать серьезные решения. – Тогда, напишем список необходимых вещей, – все, что мог предложить Астерий. Всё утро следующего дня Донан с Ником закупали нужное снаряжение, а ближе к обеду они вновь собрались в большой комнате, чтобы обсудить детали. – Итак, уточним план. Переодетый Астерий встречает Тараса на выставке, я и Ник – телохранители. Затем вы с ним идете на дискотеку, после чего он приглашает тебя в отель, дальше мы его «переубеждаем», спускаемся на второй этаж, заходим в номер 218, переодеваемся и уходим через окно, ведущее в переулок. – Камеры слежения находятся только в холле, так что мы уйдем не заметно, – добавил Ник. – А с чего бы это Тарасу приглашать меня в клуб? – недоумевал Астерий. – Потому что ты будешь девушкой, – Донан вынул из спортивной сумки латексные белые корсет и юбку, потом белые чулки с кружевами в верхней части, белые трусики с вышиной розочкой и, наконец, белые сапожки. – Вы чего обалдели, что обо мне люди подумают?! – То же, что и о нас, когда мы это покупали, – Донану пришлось несколько раз объяснять, что это подарок для его сестры, и вовсе они с Ником не извращенцы, хотя веревка в спортивной сумке наводила совсем на противоположные мысли. – Не одену я его! – ходить в женском белье – последнее, что стал бы делать Астерий. – Да ладно тебе. Кто еще может переодеться в девушку? Ник что ли? – Астерий представил как Ник во всем этом бежит по пляжу, легко хихикая. Ник просто посмотрел своим железобетонным взглядом из-под бровей на Астерия внушая мысль «даже не думай». – В конце концов, это только на один вечер, для общего дела, – продолжил Донан, и аргументов у Астерия не осталось. – Ладно… – не веря самому себе, сказал он. – Тогда порепетируем, – вручая дамские одежды Астерию, предложил Донан, и Ник поддержал его кивком. После сорока минут кряхтения в ванной Астерий вышел в зал. Ник и Донан, разглядывали что-то в мониторе, но тут же повернулись. Повисла тишина. – Я же говорил, что ничего не выйдет… – Астерий ужасно стеснялся, как в прямом, так и в переносном смысле. В корсете было трудновато дышать, и он не закрывал нижнюю часть живота. Юбка тоже стягивала и была выше колен сантиметров на пять, а в сапожках, которые полностью закрывали голень, но не доходили до колен, совсем не привычно было ходить. – Нормально, так щас модно, – улыбка Ника больше напоминала оскал. – Небольшие штрихи, – Донан начал вытаскивать из сумки белые тени, красную губную помаду, прозрачный лак для ногтей с оттенком розового, туш, духи и еще какие-то принадлежности. И вот через пару минут Астерий стоял накрашенный и напомаженный, не хватало только сережек. – В чем проблема? Проколем ему уши иголкой, – Ник как всегда мыслил конструктивно. – Ну, это уже слишком, – «а что дальше? Отрежем ему чего-нибудь?» думал Астерий. – Давайте так, выковыриваем самый большой камень из сережек и приклеиваем их к мочкам, – Донана поддержали и сделали, как он говорит. – Астерий, а ты красавица, – полный удовлетворения от проделанной работы, подколол Донан. – Теперь походи, привыкни одежде и к каблукам, – Ник сел обратно на стул, чтобы наблюдать. Астерий начал ходить по комнате взад назад. – Женственнее… нет, это пошло. Знаешь, есть такие гусеницы, которые точь-в-точь как сухая веточка. Стань такой гусеницей, почувствуй остальные веточки, подумай, что они могут, а чего нет, – в общем, Астерий, кажется, понял смысл наставлений Дана. Через некоторое время он освоился с движениями. – Так, теперь посмотрим, как ты танцуешь. – Это еще зачем? – не понял Астерий. – После выставки он наверняка пригласит тебя в ночной клуб, а там то танцевать придется, – пояснил Донан и включил на компьютере, скаченную с сети, медленную песню. – Ну, под быстрые ты как-нибудь подергаешься, а вот в медленных нужно за партнера держаться, так что давай Ник, – Дан хлопнул по плечу сидящего рядом Ника. – Давай-ка ты сам, а я посмотрю. Годы мои не те, чтобы с переодетыми мужиками пируэтить, – помимо нежелания, ветеран просто не умел танцевать. Причин отказываться у Дана не было, и он с Астерием начал «медляк». – Руку на плечо… ты с девушками танцевал когда-нибудь? – создавалось впечатление, что Астерий не имел никакого представления, как танцует противоположный пол. – Я… – и так ясно, что ответ «нет», но он все же попытался что-то доказать. «вот извращение» сидел и думал Ник. Какая-то деталь не давала ему покоя. Точно! У девушек нет кадыка. Вот это был серьезный просчет. – Завтра надо будет сходить купить, ту хренотень с камнями, на горло, – собственно, так Ник описал латексный ошейник, инкрустированный по всей длине синтетическими алмазами диаметром один сантиметр, который они видели в ювелирной лавке, когда покупали серьги. Их тренировку прервал стук в дверь. Астерий по своему обыкновению пошел открывать. Дан уже набрал воздуха в грудь, чтобы напомнить ему про внешний вид, но Ник остановил его. – Погодь, – Нику хотелось провести так называемые «полевые испытания». Астерий с легкостью открыл дверь и обнаружил на пороге Лию. – Привет, – с добродушной улыбкой сказал он. – Привет… я, наверно опять не вовремя… – с округлившимися глазами ответила она. Понимание происходящего медленно подкралось к Астерию. Он, живущий с двумя мужиками, переодевается в женщину, да еще из квартиры доносится музыка. – Это не то, что ты думаешь! – нужно было срочно что-то придумать, не мог же он сказать ей «я переоделся в девушку, чтобы попасть в номер к заместителю министра культуры» – Понятно… ладно… увидимся… на днях, – Лия махнула ему рукой на прощенье, «выдавила» из себя улыбку и широкими шагами направилась к себе в квартиру. «Блин, теперь она будет думать, что все приятные молодые люди – гомики. Прости меня Учитель. Какой кошмар» не в силах сказать ей в след что-либо, подумал Астерий и закрыл дверь. – Кто это был? – поинтересовался Донан, когда корящий себя во всех смертных грехах Астерий вошел в комнату. – Лия… – Да, не переживай ты так. Зато теперь она не будет к нам бегать через каждые пять минут. Кроме того, ее поколение наверняка уже не удивишь трансвеститом, – сдерживаясь от смеха, говорил Донан, представляя выражение лица Лии. – Ладно, продолжим, – конечно, Нику тоже было весело, но дело есть дело. Ночь прошла спокойно. Все спали… или делали вид, что спали. Такое же обычное утро, за исключением того, что Ник не отправился бегать, а сидел в спальне и что-то шил. Дан ушел по магазинам, так сказать доукомплектовываться. В отличие от остальных Астерий слегка нервничал. Вчера эта затея с переодеванием казалась забавой, но теперь, осознав детали своей роли, мог ли он провести все как надо? Ник никогда не показывал, что эмоции мешают ему. Вряд ли есть что-то, что заставило бы его нервничать. Донан, казалось, просто плыл по течению, изредка подгребая в нужном направлении. «Нужно просто отвлечься» садясь на табуретку на кухне, подумал Астерий и включил маленький телевизор. Трехмерное изображение слегка отдавало синевой, поэтому остальные краски казались слегка смазанными. – Семидесяти двух летняя женщина попала под асфальтоукладчик. Кто виноват: водитель или врач, не вылечивший остеохондроз? Смотрите уникальные кадры с места происшествия, – трансляция началась посередине обзора новостей. С утра пораньше Астерию ну никак не хотелось видеть вот это, и он переключил. Конечно, небольшой интерес проблеснул «как такое могло произойти? Асфальта укладчик едет со скоростью 3 километра в час» но его смыла волна негатива, который он испытал, думая, что вот это каждое утро предлагают людям. На другом канале шла реклама. Пляж. Девушка с длинными черными распущенными волосами лежит на желтом песке. Ее купальный костюм, в простонародье называемый «две нитки», по понятным причинам плохо скрывает округлости ее тела. Тем не менее, реклама была вовсе не девушки, а мороженого. Астерий начал краснеть, как помидор. «Если сейчас войдет Ник? Я ведь не делаю ничего преступного…» он сглотнул ком в горле и приготовился, если что переключить канал. Собственно, сама девушка «употребляла» мороженое так, как будто это совсем не мороженое, а нечто другое. Тут в кадре появился атлетичный мужчина, и лежа с ней рядом, медленно взял это самое мороженное в виде цилиндра на палочке. Как только он начал выводить название продукта на ее животе этим холодным предметом, она откинула назад голову, блаженно улыбаясь. Астерий как-то сам собой нажал красную кнопку на пульте и телевизор выключился. Затем он вскочил со стула и несколько раз быстро прошелся от табуретки до телевизора, пытаясь успокоиться. Вернувшись на исходное место, он склонил колено, опустил голову и, сжав правый кулак левой рукой, начал молиться. «Прошу даруй мне стойкость, дабы не поддаться искушению, прошу тебя… Для чего она хочет выставить себя такой распутной? Как она будет смотреть после этого в глаза своим родителям? Как она будет смотреть в глаза твои?» возбуждение сменилось грустью, Астерий видел только один ответ: по своей воле на это никто бы не согласился. На кухню зашел Ник и слегка остановился. – Чо, телик не работает? – и тут же ловко сопоставил молящего человека и телевизор напротив него. – Нет, я просто… – Астерий немедленно встал с колен. Продолжать фразу не было смысла. Отсутствующий взгляд Ника показывал, что сейчас он занят: что-то обдумывает и просчитывает, но это не мешало ему активно рыться в ящике со столовыми приборами. Наконец он достал нож с одиннадцати сантиметровым лезвием, заточенным на конце. Этим ножом было удобно чистить картошку, в особенности вырезать места поеденные червяком. Две плоские клепки надежно держали деревянную рукоятку, заточка лазером, но все же Ник был не совсем доволен. Лезвие было начищено и блестело. «Хорошо, что хоть не фосфоресцирует» подумал Ник и утащил нож с собой в спальню. Теперь Астерия мучили другие мысли. Он должен будет работать с этими мало знакомыми людьми. Особенно его настораживал Ник. Военный из психушки только, что взял нож. Зачем? Но ему ли рассуждать о назначении ножа… все-таки Астерий решил продолжить молитву. Солнце давно скрылось за горизонтом. Донан гладил брюки, Ник что-то проверял и перепроверял. Астерию все больше и больше не нравилась эта затея. Что если его разоблачат? Было нечто большее, чем позорное падение в грязь, когда его выкинут из общественного заведения. Скорее за ним следовал страх перед таинственным работодателем. Что он сделает, узнав, что первое же задание провалено с треском, не говоря уже о том, что они потратили кучу денег? Конечно, Ник и Донан поработали на славу, все проанализировали, составили план, а вот Астерия точно пустят в расход. Слишком большая ответственность. В монастыре нужно было следовать правилам, находится строго в рамках. Это своеобразные стены. Кто-то считает, что стены – это препятствие, и рушат их лишь за тем, чтобы наткнуться на новые. Астерий же был из тех людей, кто расценивал «стены», как защиту, точнее он стал таким человеком. Для соблюдения «границ» монастыря достаточно было просто не делать того или иного. Здесь же все наоборот… нужно было ломать границы и устанавливать свои стены, да так, чтобы окружающие согласились в них жить. Засевшее в нем привыкание к тихой и спокойной жизни вступало в противоречие с внешним миром, требовавшим бури. «Это всего на один вечер, а у меня будет еще тысячи вечеров. Подумаешь, какие-то 3-4 часа. Надо продержаться хотя бы 10 минут… что такое 10 минут по сравнению с тремя часами?» но Астерий знал, что после этих десяти минут, он подумает то же самое, а потом еще раз и так пока не пройдут эти три часа, просто он не хотел об этом думать. Ник собрал всех в зале. – В нашем деле главное – держать связь, поэтому я приделал радиоприемники. После дела вернете обратно, они нам еще пригодятся. Рассказываю, как они работают… – Ник взял пиджак Дана. Из левого рукава свисали хромированные часы, – радиостанция замаскирована под часы. Микрофон прикрепишь под воротник, чтобы к горлу прилегал плотно… вот, видишь эта хреновина для завода часов оттопырена? Нажмешь на нее – можешь говорить… внутри длинный провод с наушником, пропустишь его под рубашкой, наушник сам знаешь куда вставить. Так… – А если время спросят? – поинтересовался Дан. Немного приостановившись, Ник пару секунд думал, стоит ли отвечать, но затем решил не отвлекаться от дальнейших пояснений. Он взял ошейник и браслет, представляющий из себя цепочку с напылением белого золота, от которой свисали не большие прозрачные искусственные алмазы. – Твоя радиостанция и микрофон в ошейнике. Для разговора нажмешь вот этот мутный ромбовидный камень, – Ник указал на один из камешков на браслете, – наушник посадим на клей в ухо, смотри не потеряй его… дальность радиостанции семьдесят метров. Это всё. – Круто, все по-серьезному, как у элитных охранников, – Донан и не думал о таких приспособлениях. – Остальные охранники не услышат наших переговоров, я поставил кодировку своего полка, – всё, что добавил Ник, посчитав, что прочая информация о помехах и технической стороне дела излишняя. Он выбрал кодировку своего полка, так как практически все из 32-ого полка были мертвы. Собственно сам шифр представлял собой формулу, в соответствии с которой каждые пол секунды менялась частота передачи и искаженных обманных сигналов. Итак, они осваивали последние новшества. Скоро начало операции. – Время, – Ник встал со стула. Это слово значило, что пора выдвигаться. К сожалению это знал только Ник… – Восемь двадцать три, – посмотрев на часы в компьютере, ответил Донан. Они вдвоем вышли в коридор. Черные пиджаки и брюки, дорогие туфли, белые рубашки и тонкий черный галстук. Так одевается охрана или гробовщики. Ник специально для этого случая сбрил порядком отросшую бороду и волосы на голове. Донан тоже был гладко выбрит, а волосы он собрал в хвост на затылке. Вскоре к ним вышел Астерий. Ему понадобилось чуть больше времени, чем остальным. – Неплохо, – Дан уловил тонкий сладкий аромат духов. Все трое вышли в коридор. Первым пошел Донан, чтобы отвлечь консьержа. – Не мандражуй, – глядя на Астерия, сказал Ник и подумал «Он нас всех под монастырь подведет», затем, вспомнив, что Астерий был послушником, слегка усмехнулся своему удачному выражению. Бывший послушник поднял голову и посмотрел на Ника. «Хоть у него всегда лицо кирпичом, как будто ему безразличны люди вокруг, но сейчас он пытается подбодрить меня. Конечно, на добродушную улыбку это не тянет, но он попробовал, а это значит, что он хочет исправиться…» – Слушай, посмотри на себя внимательно. Теперь ты не Астерий, забудь все, что было до этого. Ты – сексуальная женщина и мужикам нужно от тебя одно, и это твой главный козырь… так веди себя так, как ты выглядишь. Через пару часов ты снова оденешься в свой привычные шмотки и будешь тем, кем был. А сейчас ты женщина и даже не пытайся быть кем-то еще, – для Ника все было просто: ввел программу и все заработало по-другому. Он вообще не понимал, почему большинство людей не могут или не хотят контролировать свои эмоции. Для него «контролировать» значило не только подавлять, но и создавать нужные… а что ему еще оставалось? Сидеть в окопах имея только воспоминания… каждый день одинаковей другого. – Спасибо, я ценю твою поддержку… – Давай тока без этих трансвеститских штучек. – Я серьезно. – Соберись, твоя цель Тарас, – Астерий хотел ответить, но в наушнике раздался короткий щелчок. Пора выходить. – Туфли сними, – Ник кивнул на ноги, хотя это были вообще не туфли. – Зачем? – Чтоб не шуметь, потом оденешь, – вряд ли можно пройти незаметно, цокая как на ипподроме. Они вдвоем спустились по лестнице. Хаким как обычно сидел в стеклянной будке. Донан встал, прислонившись к единственной непрозрачной стенке, заставив таким образом Хакима повернуться спиной к проходу. Оба держали по одноразовому стакану с зеленоватой жидкостью. – Давай за то, что б с пропиской была, – Хаким махнул в воздухе стаканом и опрокинул его содержимое в рот, затем поморщился. Донан поднёс стакан к губам и сделал вид, что выпил. Оба сидели в хорошем настроении. Ник взял Астерия за локоть и быстро направился к выходу. Слегка скрипнула металлическая пружина, о которой все давно забыли, но она исправно возвращала дверь в закрытое положение. Бросив короткий взгляд через коридор, Донан убедился, что и ему пора выходить. – Ладно, пора мне. Это женщинам можно опаздывать, а я должен уже сидеть и ждать, как бы верный пес, – Дан поставил стакан и поправил галстук. – Вот… чтоб впечатление не испортить, первое то оно, говорят, самое правильное, – из кармана штанов Хаким достал продолговатую ополовиненную пачку жвачек со стершейся оберткой. Дан протянул ладонь, где-то в глубине души осознавая, что лучше бы «это» в рот не класть. Заправским движением большого пальца Хаким отстегнул одну круглую белую жвачку диаметром 1,5 сантиметра. Донану совсем расхотелось пробовать «это», тем более что печальный опыт употребления белых круглых фармацевтических изделии из чужих карманов у него уже имелся. Решив для себя выплюнуть ее на улице, Дан резко хлопнул ладонью по открытому рту и направился к выходу. – Я это, на ночь то запираю дверь, так что могу и не услышать. Ты уж до семи как-нибудь там… женщина опять же, – Хаким о чем-то подумал, и это вызвало улыбку на его лице. – Ладно, давай до завтра, – сказав это, Донан достаточно сильно сплющил жвачку и из нее начала вытекать жидкая начинка. Вкусовой коллапс настиг Дана когда он подошел к двери. «Если лучшее средство для сжигания жира – напалм, то это изделие лучшее средство для устранения запаха изо рта, и вообще всей пищеварительной системы. Интересно, долго я проживу, если сглотну слюну?» Донан со слегка выпученными глазами распахнул дверь и вышел вон. Не взирая на косящихся Ника и Астерия он тут же опорожнил все содержимое рта одним большим плевком. – Эффектное появление… – заметил Ник. – Мальчики, ведите себя подобающе, а ни то уволю, – Астерий уже вжился в роль. – Без комментариев, залазьте в такси, – Дан открыл дверцу черной обтекаемой машины с затемненными стеклами и светло-зеленой надписью «такси» по бокам. Все трое погрузились в транспорт. Дан сел впереди, Астерий сел сзади, как полагается высокопоставленным пассажирам. Ник предпочел заднее сидение скорее по привычке. Как показывала практика первые цели для снайпера – водитель и его сменщик, т.е. первые места в кабине. За рулем сидел средних лет мужчина в поношенной темно-коричневой кожаной куртке. Обычная короткая прическа, черные волосы. – Трогай, – Дан кивнул на дорогу. «Сам себя трогай» подумал водитель, решив на всякий случай не грубить пассажирам. – Городская галерея, голубчик, – Астерий решил, что все-таки нужно сказать водителю куда ехать. – Далековато… сорок минут минимум, пятьсот, – водила посмотрел в зеркало заднего вида. Астерий слегка кивнул в знак согласия. Водитель газанул, машина вылетела из переулка и понеслась по главному шоссе мимо темных улиц, освещенных лишь желтыми конусами фонарных ламп. Ник решил с пользой провести время, тем более что однообразно мелькающий пейзаж за окном навеивал сон. Обычно в состоянии ожидания он просто сидел, максимально расслабившись, готовый в любой момент среагировать на шум или движение. Но, наверное, свою роль сыграли множественные недосыпания, а может и сладкий запах духов Астерия, а может и все вместе. Не осознавая того, что реальность перетекла в сон, Ник шел по раскаленной пустыне, как будто, так и должно быть. Потоки нагретого воздуха вздымались вверх от красного песка, делая невозможным увидеть линию горизонта или какой-нибудь объект дальше двадцати метров. Но, несомненно, постоянно искажающееся изображение валунов и черных обугленных коряг доходило до Ника и казалось, что они танцуют. Наконец, однородный пейзаж пробил короткий блеск белого света, где-то впереди. Подойдя ближе, он обнаружил нечто похожее на стол или постамент, растущее из красного песка. На его гладкой поверхности находились песчаные фигурки, различные по размерам, но разглядеть их детально Ник не мог. Неужели это шахматы? Он протянул руку, чтобы на ощупь определить, где какие фигуры, но как только рука приблизилась к полю, началась песчаная буря. Ник попытался взять одну из фигур, но она обратилась в песок и просочись сквозь пальцы, высыпалась в прежнюю форму на шахматном поле. Тогда он решил попробовать взять другую фигуру, но едва дотронувшись, эта фигура и еще несколько вспыхнули белым пламенем, который был отчетливо виден и немного поднимался вверх, не смотря на ветер и песок. Судя по расположению сил на поле это было далеко не начало партии. Почему-то Ник решил, что горящие фигуры – его, но на поле стояли и другие фигуры, а если есть другая сторона, то должен быть и её игрок. Он медленно поднял глаза с шахматного поля перед собой. Буря выдавала лишь силуэт, широкий и сильный. Создавалось ощущение, что само пламя этого места концентрировалось в одном месте, создавая плоть этого существа. Глазные яблоки, точнее желтый огонь вместо глаз, дико и яростно взирал на Ника, но он не чувствовал страха. Он смотрел в ответ, но лишь затем, чтобы понять кто его противник, кто по ту сторону шахматного поля. Внезапно сон прервал тычок локтем в руку. – Приехали, – тихо сказал Астерий и вышел через открытую Донаном дверцу машины. Следом за ними выгрузился Ник, водитель уже торопился на следующий вызов, так как с ним расплатился Дан и его больше ничего не держало. Такси, шурша колесами, отъехало. Как-то само собой все трое выстроились «клином» во главе с Астерием. Двухметровые почти прозрачные двери раздвинулись в стороны, открывая вход в светлое помещение. Они прошли внутрь. Ник снял свои черные очки, так как они значительно мешали рассмотреть обстановку. Слева располагалась гардеробная, которая им совершенно не нужна, справа кресла, у дальней стены лифт. В целом, светлое помещение, вытянутые деревца в ухоженных горшках, наверное, дизайн создавал иллюзию уюта. Два лысых охранника, сидевшие в креслах практически ни чем не отличались от сопровождения Астерия. Они неохотно заняли свое место около дверей лифта. Один из них держал в руке черный предмет похожий на дубинку. Ник сразу смекнул, что этот предмет предназначен для обыска гостей. – Я останусь здесь, – вообщем-то у Ника было много причин не подниматься на верх. В последнее время он стал замечать, что повышение адреналина вызывает странные мысли в его голове, преимущественно про разбирание людей на части… перед его глазами на секунду предстал этаж залитый кровью. «Интересно было бы видеть их выражение лица, когда война не за позолоченными стенами, а на расстоянии удара ножом… стоп, что это хренотень?» его пульс участился, на всякий случай он надел очки обратно. – Ладно, думаю, там хватит и меня, – Донан мог вообще не идти дальше. Чего ему там делать? Но пускать одного Астерия, как-то не по-людски, надо было поддержать его, хотя бы морально. «Хотя, это же выставка, как-никак искусство – отображение эпохи, это уже интересно…» о чем бы ни думал Дан, Астерий двинулся в сторону лифта и телохранителю ничего не оставалось, как последовать за ним. Ник проводил их взглядом и устроился на одном из кресел. Астерия проверили довольно быстро, скорее для протокола, а вот после того как Дан сказал, что он безоружен, охранники проверили его раза три, но ничего кроме горсти мелочи не изъяли. Лифт приехал на третий этаж так быстро, что Дан не успел сообразить какую-нибудь вдохновляющую и направляющую речь, Астерий же не произнес ни слова. «Может и хорошо, что я ничего не сказал. Он наверно уже настроился, ладно, мое дело просто быть неподалеку. А если мы провалимся? Да… в ключевой момент моя роль мизерна. Надо отдать должное Ник предложил отличный план, но он удастся, только если каждый сыграет свою роль максимально хорошо. Нужно расслабиться и экономить силу как физическую, так и мыслительную, у меня еще вся ночь впереди. Мое дело не завалить задание на этапе морального перевоспитания. Нужно действовать по обстоятельствам, но только через час или полтора. Если бы я знал, что Тарас будет говорить в ответ… ох уж эта неизвестность. Интересно, каково сейчас Нику? Он же продумывает несколько ходов вперед не только в шахматах. Мучается ли он ожиданием или разбирает даже самый маловероятный поворот событий? В итоге все роли распределены, нужно отвлечься… это же выставка» Через несколько минут, они уже влились в неспешный стиль жизни верхушки этого города. Мужчины в строгих костюмах, женщины в обтягивающих платьях с разными меховыми вставками, прозрачные бокалы с не менее прозрачным шампанским… – Маскарад… – тихо сказал Астерий, глядя на их лица, на их жесты. «Что ж сегодня я гость на этом празднике и потому обязан носить маску» – Вон там, – немного склонившись над ухом Астерия, произнес Дан. – Наблюдай, – бросил ему в ответ Астерий, пытаясь казаться уверенным в себе, и направился к цели. Тарас стоял у одной из картин в своем обычном официальном костюме: белый пиджак и брюки, черная шелковая рубашка с тонким черным галстуком. Он непринужденно вел беседу с каким-то пожилым, жилистым магнатом, рядом как декорация стояла молоденькая девушка, в общем, обычное время препровождение. Донан снял темные очки и пошел к картинам, не забывая следить за протеканием задания. Астерий, не спеша, подошел к Тарасу, через несколько секунд пожилой человек и взявшая его под руку девушка направились в другую часть зала. Кажется, Астерий нашел подход, они беседовали о чем-то, вот Тарас слегка улыбнулся. «Теперь можно расслабиться» Дан облегченно выдохнул и посмотрел наконец-то по сторонам. На стенах в довольно простых рамках висели холсты. Назвать рисунком их было сложно. Беспорядочные линии разных цветов. Донан пригляделся внимательнее. Напротив него в рамке были красные отрывистые линии. Что это могло значить? Глубокий нажим кисти, резкий мазок, наверно, автора обуревали сильные эмоции, когда он писал картину. Красные краски… красный – символ страсти? Следующая картина – синие плавные линии. Это искусство? – Вижу, вас заинтересовали мои шедевры? Специально, как гостю отдам за половину цены, всего два миллиарда, – эти слова звучали как «отдам всего за полбуханки хлеба» Донан, не обращая внимания на подошедшего человека, более внимательно посмотрел на картину. За два миллиарда он сам нарисует такую же. – Я еще не определился с выбором, – Дан хотел пошутить, но сказал это как будто действительно выбирает. – Так вы пришли недавно, жаль… такой антураж… Не отрывая взгляда от картины, Донан слегка повернул голову в сторону собеседника, показывая, что он заинтересован в пояснениях. – Буквально полчаса назад пришлось отпустить актеров, жаль, что вы их не застали. Прекрасные девушки в неестественных позах, обмотанные тонкими лоскутами изображающие деревья. Вы, наверное, заметили, что картины сгруппированы по временам года, – это заставило Донана обратить внимание на собеседника. Рядом с ним стоял молодой человек, его галстук был слегка развязан, а верхняя пуговица расстегнута. Слегка закрытые глаза и характерные потемнения под ними выдавали в нем человека одержимого искусством, которое в его понимании тесно соприкасалось с девушками и выпивкой. Короткие черные волосы находились в том же положении, что и с утра при поднятии головы с подушки. – Если не секрет, картины какого времени года быстрее расходятся? – «он вообще хоть одну картину продал?» – Только не говорите конкурентам, зима, – наверное, люди такого статуса хотят, чтобы их не отвлекали яркие, кричащие цвета лета или весны, или не навеивала грусть осень. Монотонная, мягкая обстановка – это то, чего они хотели, для своих строгих кабинетов. Эта аудитория выберет только то, что подходит им, а им подходят вот эти вот каракули. Наверняка нормальные картины, пейзажи, которые хотел бы увидеть Донан, были вытеснены с постаментов спросом. Это наследие, которое останется их детям, на этом они вырастут и это войдет в их фундамент мировоззрений. Неужели они сознательно идут на деградацию? Впрочем, в возвращении человека к естественным истокам Донан не видел ничего ужасного, другое дело, что представление об этих истоках были ужасно искажены еще предыдущим поколением. Почему-то возвращение к первобытной природе, ассоциируется у этих людей в первую очередь со страстью, дикостью, какими-то необузданными желаниями, а во вторую очередь… а дальше уже не важно, что во вторую очередь. Откуда они это взяли Дан мог только гадать. Наверно, из получасового посещения зоопарка. То, что звери ведут себя так, как им чувствуется, не скрывая эмоций – это понятно, но эти эмоции вызываются вполне человеческими обстоятельствами. Если к человеку в форточку внезапно залезет блохастая обезьяна, то он непременно начнет кричать на нее и всячески выгонять обратно. Животные отличаются лишь тем, что их знаки предупреждения давно забылись людьми, а потому крайние меры, такие как нападения, кажутся внезапными и не предсказуемыми… – …Людям не нужны слова, им нужны сразу чувства, это своеобразный концентрат, – художник все это время говорил, но Донан слушал его частично, если вообще слушал. «Разве назначение искусства не привнести часть, мгновение красоты и идеала природы в дом? Воплотить тонкие ощущения и настроения в красках на холсте?» продолжал свои рассуждения Дан, но раздался короткий щелчок в его наушнике. От такой неожиданности Донан слегка дернулся. Он повернул голову в сторону собеседника, далеко за его плечом виднелся Астерий вместе с Тарасом, направляющиеся к выходу. – Как-нибудь еще поболтаем, – Дан надел черные очки и пошел к лифту. – …Сжатые сроки, максимум сил здесь и сейчас, если отдых то по полной, до отключки, если работа то тоже до отключки, – художник не обратил внимания, что остался один и продолжал излагать свои мысли. Его самого вставляло от того, что он говорил и думал, а если так, то нужен ли ему собеседник? Донан твердой походкой приближался к дверцам лифта, из-за которых на него тревожно смотрел Астерий. Он не хотел оставаться наедине с Тарасом. Дверцы лифта начали закрываться, Донан значительно ускорил шаг, Астерий резко повернул голову к Тарасу, чтобы попросить его задержать лифт, но дверцы закрылись и через мгновение открылись на первом этаже. Дан немного отстал, так как ждал, пока лифт вернется. Ник уже стоял около открытой дверцы такси. Он вызвал его по служебному телефону в гардеробной, как только услышал сигнальный щелчок. – Астерий отъехал, быстрее в машину, – передал Ник по наушнику. «ксо, он остался с ним, если мы сейчас его упустим, нам конец» думал Донан, собираясь перейти на бег. – Стоять! – гаркнул один из охранников, Дан развернулся к нему, приготовившись. Драться – означало привлечь внимание, и косвенным путем могло привести ко всей «троице». – На, – охранник протянул прозрачный, запечатанный пакет с мелочью. – Оставь себе, – с некоторым облегчением бросил Дан и устремился в такси на улице. После того, как он практически впрыгнул в машину, сидевший у левого окна Ник, постучал правой ладонью по плечу водителя и указал на удаляющуюся антикварную машину Тараса. – За ними, и не потеряй их, – предельно ясно сказал Ник так, что водителю сразу стало понятно, что отставать не следует. Приняв нормальное положение для пассажира, Донан признал в человеке за рулем их недавнего таксиста. Наверное, число такси по городу сокращают ночью. Все трое ехали молча, напряжение чувствовалось в воздухе. Водитель был явно не в восторге от таких пассажиров, но сказануть что-нибудь типа «бросила вас та красотка? Правильно, я бы на ее месте тоже слинял» он не имел желания. Сложно хамить сильному и напряженному человеку, сидящему за спиной. Расспрашивать он тоже не стал, это не его дело, а лезть в чужие дела чревато, тем более что примерно через час кончиться его смена и клал он на весь этого город и в отдельности на каждого человека в нем, и их проблемы тоже… Астерий как мог держался, меж тем Тарас легким движением руки достал из внутреннего кармана пиджака пластиковый ключ-карту и вставил ее сверху в металлический замок. Раздался небольшой звон, и зеленая лампочка известила о том, что дверь открыта. – Прошу, – Тарас вежливо предложил пройти девушке вперед. Чувствуя «ее» нерешительность, он про себя усмехнулся. – Благодарю, – Астерий прошел внутрь, подбирая слово, которым можно было бы охарактеризовать Ника и Донана. Слово должно было относиться к нормативной лексике и в то же время отражать мысли и чувства Астерия, ведь вопреки ожиданиям после выставки они поехали прямо в отель. Зачем он тренировался танцевать? Самое главное, где эти двое «охранников»? – Тебе нравится? – Тарас окинул взглядом номер и посмотрел на Астерия. Мягкое освещение, тихая спокойная музыка неизвестно откуда растекалась по комнате. Темный матовый пол с подогревом, по углам полуметровые широколистные цветы, непонятные картины на стене. Слева располагалась небольшая барная стойка буквой «Г», за которой на зеркальных полочках, висящих на стене, располагались бутылки с дорогой выпивкой. Вход за стойку был со стороны окна. К слову сказать, окно было во всю стену, и через него открывался шикарный вид на ночной город с его огнями фонарей и улочками. Конечно, с седьмого этажа ночью невозможно было разглядеть пыльные дороги, здания, требующие ремонта, и прочую неприглядность этого места, которое люди именовали своим домом. Справа находилась дверь в спальню… – Да, красивый… дизайн, – делая вид, что осматривает помещение, ответил Астерий, на самом деле краем глаза он заметил как на металлическом замке внутри комнаты тускло загорелась красная лампочка, следовательно, дверь закрыта. Ключ находился во внутреннем кармане пиджака, а если он не достанет ключ Ник и Дан не попадут в номер, хотя, зная Ника можно предположить, что он и так пройдет… – Присаживайся, я сделаю тебе свой фирменный коктейль, – неспешно проходя за барную стойку, предложил Тарас. – О, ты просто мастер на все руки, – заходя вслед за ним, ответил Астерий. Он вспомнил небольшой звон при открытии двери, такие звонки ставят на магнитные замки, чтобы оповещать, когда цепь разомкнута. Это значит, что сама дверь и стена имеет внутри металлическую прослойку. Вот тут небольшой призрак паники появился на горизонте, такую дверь не всяким оружием прострелить, а Нику через нее и подавно не пройти. – Всё лучшее я берегу напоследок, – ухмыльнувшись от пришедших воспоминаний, Тарас смешал содержимое пары бутылок по двум стаканам и достал из верхнего ящичка-холодильника в барной стойке горсть кубиков льда. «что делать? Я должен сообщить, в каком номере нахожусь, дождаться остальных и открыть дверь. Что-то слишком много для первоначального плана, когда это говорил Ник, все выглядело так, как будто я просто пройдусь по городу в женском наряде… а, не важно. Нужно что-то предпринять… если сказать что я мужчина, то в принципе можно выйти из номера, хотя кто его знает как он отреагирует… Значит, значит… ничего это не значит. Так, нужно чтобы он думал, что я уже созрел, тогда если та дверь ведет в спальню, я сумею спровадить его туда, под каким-нибудь предлогом вернусь, открою дверь и сообщу номер комнаты. Ключ он должен оставить здесь… Великий Учитель одари меня своим светом…» пару секунд на размышления, пока Астерий приближался к Тарасу. – Знаешь, моя подруга столько рассказывала о тебе… – Астерий прикоснулся к его левой части груди, провел рукой под пиджак к правой стороне, затем опуская ее вниз, придвинулся к Тарасу и начал расстегивать пуговицы на его пиджаке, добавив полушепотом, – мне так хочется, чтобы ее разговоры были правдой… – В этом номере есть еще одна комната, – с улыбкой намекая, произнес Тарас. Ему нравилась эта игра, хоть и не он в ней вел. Он так же чувствовал небольшую напряженность в своем партнере, но подумал, что это естественно для ее первого раза, и эти мысли ему понравились еще больше. Они стояли друг напротив друга. Астерий, проводя ладонями от живота к плечам по бархатной рубашке Тараса, заставил его таким образом снять пиджак, который тут же был отброшен на барную стойку. – Покажешь мне эту комнату? – Астерий остановился. – Пойдем, – они оба знали к чему все идет, но правила игры требуют ответа на вопрос… Зайдя в спальню, Астерий увидел весьма не густой интерьер: большая кровать с алым постельным бельем, шелковыми наволочками и простынями. – О… располагайся, я сейчас, возьму что-нибудь выпить и присоединюсь, – Астерий одарил, на сколько мог, пошлым взглядом Тараса и оставил его одного в комнате. Он подошел к барной стойке, оглянулся, чтобы убедиться, что за ним не смотрит Тарас. В его венах, казалось, похолодела кровь, разум слегка затуманился, а внутри всё переворачивалось наизнанку. В таких ситуациях легче всего сказать «это не со мной», но, не смотря на свое состояние, он запустил руку во внутренний карман, лежащего пиджака. Вытащить ключ одной рукой, оказалось не так просто: пиджак постоянно елозил и когда он начал сползать на пол, Астерий подхватил его второй рукой и вытянул ключ. – Комната 703, где вы? – нажав мутный ромбовидный камень на браслете, тихо сказал Астерий. Он направлялся к двери номера. – Уже поднимаемся, 6 30, задержи его, – четко произнес Ник по наушнику, имея ввиду, что он с Донаном прибудет примерно через 6 минут. Астерий только вставил ключ в замок, как из комнаты вышел Тарас. – Тебе помочь? – Астерий тут же обернулся. Тарас стоял в расстегнутой и выпущенной рубашке, брюки он не стал снимать. Между двумя сторонами его шелковой, белой рубашки была отчетливо видна часть накаченного торса и небольшие кубики на животе. – Я… хотела заказать еще выпить, – состряпав милую мордашку, тут же выкрутился Астерий. Ключ в замке, а значит, ему нужно подыгрывать пока не прибудут Дан и Ник. – Не беспокойся об этом, пойдем, – подойдя ближе, Тарас положил руку на плечо Астерия, как бы приобнимая его, и они вместе направились в спальню. Перед дверным проемом Тарас естественно пропустил девушку вперед, но сам бросил взгляд через комнату на дверной замок. Увидев, что красная тусклая лампочка по-прежнему горела, он ухмыльнулся. Конечно же, он подумал, что Астерий хочет сбежать, что богатенькая девчонка просто испугалась. «Еще бы она ведь всю жизнь жила под опекой своего папочки. Сегодня она наконец решила расправить свои крылышки, убежала от охраны, добровольно пошла в отель с мужчиной… но она все еще боится… боится, что эта ночь о которой она фантазировала не оправдает ее ожиданий. Что ж сегодня у меня отличный улов» Тарас во всю фантазировал, делая сладкие выводы из ложных посылов. Астерий, конечно, навешал ему лапши на уши, но он не мог предугадать последствия так далеко. Они встали напротив кровати, причем Астерий спиной к ней. – Астра… ты прекрасный цветок, украшающий этот мир… я как шмель, опьяненный твоим ароматом, – Тарас подался вперед, чтобы начать серию поцелуев с плеча, но Астерий инстинктивно отпрянул назад. Чтобы не потерять равновесие, он отвел левую ногу назад, но та уперлась в кровать, и Астерий упал на шелковые одеяла. Тарас незамедлительно занял позицию сверху, но находился на небольшой дистанции. Они смотрели друг другу в глаза. Астерий не мог скрывать своих эмоций, он испытывал страх, страх человека стоящего на краю крыши высотного дома, когда стоишь и знаешь, что не собираешься прыгать, но смотришь вниз и думаешь «что если я упаду?», уже представляя, как будешь падать. Это холодный страх, та волна, что маячила на горизонте, теперь висела прямо над головой. Тарас видел это. – Чего ты боишься? Мы оба знаем чего ты хочешь… я могу тебе это дать, просто доверься мне, – как змея завораживающая кролика, Тарас полушепотом окутывал словами свою жертву. Астерий чувствовал его уверенность, тепло его тела, его руку на своей левой груди… Даже через слой латекса Тарас, ощущал биение сердца Астры, которое металось словно птичка в клетке. Астерий вдыхал сладкие ароматы воздуха так часто как мог, корсет значительно уменьшал объем его легких. В его помутненном сознании мысли ходили, как пассажиры в общественном транспорте. «…если бы я мог все изменить… это второй шанс? Я не хочу опять… всё зашло слишком далеко… пора бежать…» его опьяненный разум заставил его руку коснуться руки Тараса и попытаться убрать ее. – Мы же все такие одинаковые, не снаружи, внутри… почему мы хотим казаться разными? Почему мы объединяемся только против кого-то? Все же хотят любить… почему ты просто не можешь любить? «Почему… я не могу любить? Я же не прячусь за своей верой, ведь так? Просто отдать себя любви, найти девушку и… неужели я выбрал неправильный путь? Укажи мне дорогу Великий Учитель» Астерий придавил к кровати рукой ромбовидный камень браслета. – Спаси меня, – выдыхая последний воздух из легких, прошептал он, закрывая глаза не в силах смотреть в глаза Тараса. Ник бросил взгляд на Донана и незамедлительно шибанул дверь номера ногой, но дверь не поддалась. – Сдается мне, дверь не деревянная, – Дан уже думал, как можно по другому попытаться вскрыть дверь, потому как сумка на плече мешала быстро двигаться, но Ник неумолимо с возрастающим энтузиазмом пытался снести преграду или, по крайней мере, привлечь внимание Тараса. Жаль, он не знал, что спальня была звуконепроницаемая… – Попробуй выбить замок, – посоветовал Дан, и после первого же удара ключ-карта с другой стороны замка слегка вздрогнула. Так как на левой руке Тарас лежал, он убрал правую руку с груди Астерия и нежно прикоснулся к его коленке. Рука начала медленно подниматься, ощущая тонкий теплый материал чулок, затем их кружевные переплетения и вот, наконец, край латексной юбки. Тарас медленно поднимал вверх юбку, не отрывая руку от тела «гостьи»… Не издав ни звука, словно обессиленный, он рухнул на Астерия. За его спиной возвышалась грозная фигура Ника. – Твою ж мать! Ты его чуть не убил, – Донан был полон раздосадованности, так как планировал эффектно выйти из тени, давая понять, что он не последний человек в этом трио. – Ты как? – взявшись за ворот, Ник скинул тело Тараса на пол, открывая морально разбитого и коматозного Астерия. – Расстегните мне корсет, – слегка приподнявшись, Астерий перевернулся на спину. – Да… и чего нам теперь делать? – стараясь не смотреть в сторону Астерия, Дан присел около тела и двумя пальцами раскрыл веки левого глаза Тараса. Зрачок не двигался. Ник до половины расстегнул молнию корсета и повернулся к телу на полу. – Хорошо-то как… – наполняя легкие кислородом и приятными ароматами, прошептал Астерий, переворачиваясь обратно на спину. – Тебе здесь больше нечего делать. Комнату помнишь? – Донан подошел к Астерию, который кивнул в ответ, и Дан помог ему встать, протянув руку. Астерий последний раз обернулся на выходе из номера 703. Ник вытащил тело в зал, Дан вынул веревку из спортивной сумки, которая стояла на барной стоике. Как будто ведомый некоей силой Астерий достиг номера 218. Одна комната, двуспальная кровать, маленький телевизор, рядом с кроватью лежали две сумки с одеждой. Немного покопавшись, он нашел свои джинсы, кроссовки, серую кофту с капюшоном и темно-коричневую куртку. Только когда Астерий разделся, он понял, что трусов в комплекте не было, но, несмотря на это он все же переоделся, сложил женскую одежду в сумку, и подошел к окну. Номер был явно не для богатых, за окном в шести метрах находилась стена другого здания. Астерий посмотрел вниз. Пара больших закрытых мусорных баков, гора картонных коробок, в этот переулок выходил запасной ход из отеля, через который выкидывали мусор. Как бы там ни было, по плану Астерий должен был сигануть вниз, но высота внушала… однако, Астерию было уже не важно. После всего пережитого, он не долго колебался с принятием решения, скинул сумку, а затем и сам полетел вниз, придерживаясь за подоконник в первые секунды полета. Помяв своим падением половину коробок, он встал и оглянулся по сторонам. Свет проспекта прокрадывался и освещал переулок. Ни единой души поблизости. Но, несмотря на все это, нельзя было сказать, что тишина властвует здесь до звона в ушах. Город как будто поглощал тишину, наполняя воздух, отголосками не спящих и неугомонных жителей, еле слышным гудением проводов и фонарей… Из-под коробок послышалось шуршание. Внезапно, бросив коробки в разные стороны, что-то пулей скрылось во мраке переулка. Астерий даже не успел понять, что это было. По переулку можно было попасть на другую улицу или в другой переулок, это хороший способ перемещаться по городу или скрываться от преследования, но так же можно было нарваться на плохую компанию. Взглянув во мрак, Астерий накинул капюшон, затем он повернулся и вышел на проспект. Ночью было значительнее прохладнее, чем днем из-за поднявшегося небольшого ветра. Это заставило Астерия спрятать руки в карманы куртки и слегка ссутулиться. Казалось, мир вокруг не заметил вечернего происшествия, ничего не изменилось, так же светили звезды, люди занимались своими делами или спали… хотя это не казалось, так оно и было. Изменился внутренний мир Астерия, слова Тараса пересекли его философию. Они должны были перевоспитать, опровергнуть идеалы этого человека, но как Астерий мог поступить, если сам понял и проникся смыслом этой банальной победы любви над корнем всех бед… Все что сейчас он мог и хотел делать – это искать ответ, идти по пустой дороге и искать выход из лабиринта своей души. «Тьма ослепляет, так же как и свет. Преподобный брат Венедикт вложил много знаний в мою голову, но не объяснил, как ими пользоваться. Где я должен искать ответы? Враг и растлитель морали был на расстоянии руки от меня, но его цель не кажется мне ужасной, его вина лишь в том, что каждый его собеседник трактовал его слова в угоду своим идеалам. Почему Великий Учитель привел меня к нему? Почему он не указывает мне путь, а подсовывает все новые и новые испытания? Мне говорили, что тот человек был не прав, мне всегда говорили, что есть правое, а что нет. Странно… я даже не задумывался, что они сами могут лгать. Нет, что я такое придумываю?! Учитель, где ты? Ты нужен мне, я теряю веру… я теряю… теряю, то что получил за годы молитв и тренировок. А, что я получил? Веру? Это окрыляющее чувство, огромный багаж веры, ей можно свернуть горы, стоять одному против тысячи, но она тает, как дым одинокими вечерами. Стоит лечь в холодную постель и пограничное состояние тоски и глупых ошибок в прошлом, которые можно было легко не допускать, не дает уснуть, проникая в душу холодным светом луны. В итоге я лишь стараюсь похоронить прошлое, но, делая это, я хороню вместе с тем и настоящее… это замкнутый круг. Я ослеплен… мои действия это размахивание руками в надежде схватить хоть кого-нибудь, кто вывел бы меня» фонари тянулись бесконечной вереницей, одноликие дома смотрели своими пустыми окнами, это безразличие и одиночество хотело вырвать, что-то из груди Астерия, но он не знал и не видел в своем сердце ответа. Устав от проспекта и всего, что он нес, Астерий спустился в подземку. Такие места вели куда угодно, но редко соединялись между собой, по сути, являясь дополнением к верхней части города. Здесь были в основном подземные гаражи, но так же молодежные клубы и прочие заведения, которым только и нужно было отсутствие неба и часов, чтобы посетители, увлеченные азартом, теряли ощущение времени. Лампы разного цвета, то зеленые, то синие, то красные проецировали рекламу на непонятные надписи и рисунки на бетонных стенах, которые плавно переходили в слой песка на месте плинтусов. Астерий все так же бесцельно брел, но уже по широким каменно-металлическим коридорам. «но я один… в чем моя судьба?» в подземке было теплее, потому что холодный ветер не поддувал под куртку, и Астерий распрямился, капюшон не давал свету коснуться его лица. Это создавало ощущение, что он мистический наблюдатель, смотрящий из темноты, а его тело лишь часть этих декораций. «Что я должен делать этими руками?» он вынул левую руку из кармана и внимательно посмотрел в ладонь. На стену проецировалась картина солдата Цивилизации в тяжелой броне, который одной рукой вел сквозь расступающиеся красные языки пламени маленькую девочку, а другой держал ПАА-12 готовый к стрельбе. Лозунг под картиной гласил «Ты способен защитить её». Из-за красного освещения рука тоже казалась частью этой подземки. «Грех и наказание… мой руки будут вечно испачканы…» размышления прервало неспешное шарканье, Астерий перевел взгляд вперед. Слегка опираясь о стену правой рукой, запинаясь, шла девушка. Ее легкая улыбка и полузакрытые глаза говорили о том, что она повеселилась этой ночью, а может и не одну ночь, опрокидывая в себя коктейль за коктейлем и танцуя до упаду. Синяя лампа не позволяла сказать, каким цветом на самом деле были ее волосы, но то, что темные, это Астерий понял сразу. Ее волосы сходились в пучок на затылке, из которого торчали две металлические палочки, которые, собственно, и не давали пучку развалиться, прическа была слегка потрепана. Темная короткая куртка с пушистым воротником расстегнута, под ней находился серый топик, на ногах какие-то темные штаны. Увидев, что рядом кто-то есть, девушка остановилась, и по-прежнему слегка опираясь о стену, инстинктивно провела рукой, чтобы уложить пару свисающих прядей волос за ухо. «эта девушка… я видел ее прежде…» Астерий подошел к ней. – Извините, вам помочь? – наверно, помочь кому-нибудь было важнее для самого Астерия чем, для человека, которому оказывалась эта помощь. Она подняла глаза, так как Астерий был на пол головы выше ее, и посмотрела во тьму капюшона. Астерий стоял слегка очарованный ее красотой, у него было ощущение, что он знал ее очень давно, и тут, словно искра промелькнула в его голове «это же одна и прихожанок, что каждые выходные посещала проповеди». Может, это было и так, а может Астерий просто хотел принимать желаемое за действительное… «так вот какие они, в храме кроткие, а вне его – грешные! Что это за двуликость?! Как можно так жить?» всё более распаляясь, Астерий не различал природу огня, что брал свое начало в его сердце и с каждым стуком всё дальше растекался по его венам. Девушка протянула руку к его лицу, коснулась ей челки Астерия, повела ей дальше, сняв капюшон. Не долго посмотрев на красивое лицо, сбитого с толку Астерия, она неожиданно сладко поцеловала его в губы. Только через пару секунд Астерий отшатнулся назад, это был скорее рефлекс, чем его добровольное желание. «Что это происходит? Я чувствую окрыляющее пламя, которое сжигает и в то же время освобождает мою душу, вера никогда бы не подняла меня так высоко…» он не мог противиться своему желанию снова прикоснуться к этой девушке в этом месте, таком не реальном, похожем на сон. Если не можешь быть свободным в своих снах, то тогда где еще можно стать самим собой, реализовать свое желание, а что было бы если…? Внезапно, как будто кто-то одернул Астерия и он отступил на шаг назад. «Еще одно испытание!» словно опуская ногу в капкан, делая обычный шаг, он заметил ловушку в последний момент и неумело избежал металлических зубцов. «Преодоление страстей нагрянувших – есть искупление прошедших. Кажется, так говорил преподобный брат Венедикт. Если это дорога к искуплению я пройду по ней, и чем сильнее желание, тем больше удовлетворения от того, что я не поддался ему» Астерий накинул капюшон обратно и, в свете зеленой рекламы загородных мотелей, быстро направился вглубь подземки. Тем временем в номере 703, Ник, сидевший за барной стойкой, и Донан, стоявший позади связанного, ждали пока клиент очнется. Тараса привязали к высокому стулу с металлической спинкой, который перетащили в центр комнаты от барной стойки, именно перетащили, так как стул весил килограмм сорок. – Он вообще жив? – коротко взглянув на тоненькую полоску буро-красной крови из-под волос Тараса до пятна на белом воротнике рубашки, Донан подошел к барной стойке и сел. Он знал, что Тарас жив, так как видел, что тот дышит, и чувствовал, что его сердце билось, когда они привязывали его к стулу, просто Донан хотел как-то начать разговор. – А если нет, что будем делать? – Ник просто хотел знать, как отреагирует Дан, рано или поздно им придется искать выход из своего положения. – Тебе не кажется, что мы рано завели этот разговор, лишние телодвижения сейчас ни к чему, – Дан не хотел говорить об этом в присутствии третьих лиц, мало ли чего. Ник молча кивнул и снова повисла тишина. Через некоторое время, не спеша, он подошел к Тарасу «что если он не проснется до утра?». Донан тут же встал рядом с пленником, чтобы избежать неожиданностей, мало ли чего… Правую руку Ник положил Тарасу на лоб и немного запрокинул его голову, затем большим пальцем все той же руки приоткрыл веко левого глаза и посмотрел в зрачок. – Если прикидываешься, останешься без глаза, – спокойным тоном произнес Ник. – Погоди, ты чего? Совсем контроль потерял? Это не твои военные будни, это мирный город, а это живой человек. Ты хотя бы нас не подставляй, – Дан все больше склонялся к тому, что Нику действительно нужно было лечение в заведении закрытого типа. – Он уже мертв, просто он еще об этом не знает, – Ник показал свой оскал, но на самом деле подумал «ну спасибо тебе, неужели он думал, что я действительно лишу человека глаза, тем более в самом начале разговора? Если он прикидывается, то тут же отреагирует, так как не знает, что нам нельзя его калечить, это хороший козырь. Самая выгодная тактика сейчас для клиента – это тянуть время пока его не спасут. Мы должны показать, что времени ему не хватит. Что-то он не реагирует никак, значит еще рано…» Дан убрал руку Ника, и голова связанного вновь заняла поникшее положение. Донан уже собирался напомнить о гуманности, но Ник ему подмигнул, чтобы Дан перестал страдать дурью и подыграл. – (щелчок) Лука… ты лунатик, хорош спать, фаза три, лажанёшся я тебе этот плеер в зад засуну (щелчок), – в наушнике раздался чей-то голос, на фоне легкого шуршания, видимо из-за ветра. Ник встретился глазами с не менее удивленным взглядом Дана. Через дорогу от парадного входа отеля, на крыше пяти этажного дома стоял человек среднего роста, одетый в темный обтягивающий камуфляжный костюм для города, бронежилет и берцы. Из-за смуглого цвета кожи, не сразу можно было различить матовую поверхность металлической пластины на глазах, которая почти не отражала свет. Эта пластина представляла собой подобие очков и закрывала половину его лба, глаза и еще уходила на полтора сантиметра вниз по щекам, а вширь обхватывала его голову, закрывая уши. Его черные волосы стояли дыбом и торчали острыми пиками вверх. Он сделал пару шагов назад лунной походкой, развернулся на 360 градусов, вскинул правую руку, изображая ей пистолет. – Бах, – тихо, для себя, сказал юноша, и оконное стекло в зале номера 703 лопнуло в мелкую крошку. Ник тут же правой рукой выхватил из левого рукава нож и отвел правую ногу назад, заняв позицию для резкой атаки. Донан перемахнул за барную стойку, прихватив на всякий случай пустую сумку. В комнату, через окно упала маленькая черная сфера. Единственное что успел Ник, так это зажмуриться, но вспышка была такой силы, что все равно ослепила его. Через несколько секунд, скрипнув стеклом под ногами, на пол приземлился мужчина, чуть ниже ростом, чем Ник. На нем было то же снаряжение, что и у юноши на крыше, за исключением нескольких деталей: на голове кроме черной маски ничего не было, а к левой руке пристегнут странный наруч. Ник мгновенно бросил нож на звук приземления, метясь средне статистическому воображаемому противнику в лицо. Так как реальный противник был выше, нож чиркнул по воротнику бронежилета и улетел в окно, пара сантиметров правее и Ник попал бы точно в зазор в броне, предназначенный для того, чтобы боец мог опускать голову вниз. Сделав несколько шагов вперед, Ник наугад махнул левым кулаком вперед, в надежде, что завяжется рукопашный бой и у него будет шанс определить, где противник, по приходящим ударам. Это все же лучше, чем быть пристреленным в боевой стойке. Как он и ожидал, он получил удар, но в горло, затем резко потерял ориентацию в пространстве, сбил что-то спиной и понял, что теперь он лежит на полу, лицом вниз. Боль и неистовое желание ощутить липкую кровь на своих руках не давали возможности понять, в какой части комнаты он находится, вспомнить детально обстановку, или вообще хоть как-то разумно проанализировать свое положение. Следующий его план заключался в том, чтобы просто лежать и резко атаковать, когда враг подойдет чтобы добить. Стиснув зубы, Ник рывками втягивал воздух через больное горло и ждал… – (щелчок) Ликвидируй цель и уходи (щелчок), – в наушнике прохрипел сильный мужской голос. Донан слегка приподнял голову, чтобы в зеркалах полочек определить, что происходит. Боец подошел к сбитому стулу с привязанным Тарасом, который потихоньку моргал глазом, приходя в себя и ощущая головную боль и боль от удара об пол. Он только начал ощущать, что его щека начала набухать, а из разбитой губы вытекло немного крови. Направив в затылок пленника свой наруч, боец, согнув указательный палец, нажал на кнопку вшитую в перчатку, и в мгновение из наруча вылетел металлический шар на тросе. Донан не видел, что происходило ниже метра от пола, но услышал звук похожий на звук арбуза упавшего со стола мякотью вниз. В следующую секунду, боец согнул большой палец и нажал кнопку на фаланге, шар быстро задвинулся обратно в наруч, оставляя тонкий мимолетный след капель крови в воздухе. Тем временем Дан, подыскал на полке в барной стойке, бутылку в 1.5 литра полную прозрачной коричневой жидкости, с толстыми стеклянными стенками и красочной наклейкой с пятью золотыми звездами. На его стороне был эффект неожиданности… Боец уже собирался покончить с Ником, как заметил странные телодвижения справа. Инстинктивно он успел махнуть левой рукой, так как на ней был металлический наруч, преграждая путь, летящей ему в голову бутылки. Удар прошел почти вскользь, и осколки стекла и алкоголя окропили правую сторону врага, который, убрав руку, тут же получил с прыжка ногой в грудь и отлетел к стене. Донан отметил для себя, что бронежилет был соткан из обычных ниток, но со странным металлическим отблеском. Конечно, он не мог знать про нано напыления на нить. Враг думал не долго и, согнув в локте руку, направил на Дана наруч. Донан быстро, переступая с ноги на ногу в кручении, ушел с линии атаки, шар на тросе пробил дерево барной стойки. Донан зашел с правой стороны, в последний момент опустился, чуть ли не на уровень колен врага с тем, чтобы потом распрямиться и нанести сокрушительный удар в челюсть снизу. Однако враг тоже владел навыками рукопашного боя и инстинктивно отвел голову назад, выгибая грудь, так что удар Дана прошел вскользь. Пихнув Донана назад, противник одновременно вернул наруч в исходное состояние и начал двигаться боком в сторону окна, так как там было больше места для маневра. – (щелчок) Чего застрял? Фаза четыре (щелчок), – боец окинул взглядом комнату, его миссия была выполнена. Решив оставить после себя небольшой подарок, он опустил правую руку, чтобы снять с пояса сферу. Дан не мог не воспользоваться такой возможностью, и сделав обманное движение как будто хочет ударить его правой ногой, с небольшого разворота ударил левой ногой, вскрыв блок противника. Это движение заставило развернуться Донана боком к противнику, но в то же время помогло увидеть, что Ник не только поднялся, но и несся на них, вероятно, всё что он мог видеть это невнятные силуэты. Дан решил не испытывать судьбу и отпрыгнул к барной стойке. Ник даже не заметил этого, толи потому что ослепляющая граната сделала свое дело, толи потому что его разум снова чувствовал хаос войны и ярость. Машинально уронив сферу себе под ноги, противник немного сжался, выставив блок руками, но это не спасло его от прямого удара ногой нацеленного в грудь. Этот удар отбросил его назад и, скользнув по осколкам, враг вылетел в окно спиной вперед. В полете он выстрелил наручем, продырявив гарпуном букву «е» в вертикальной вывеске «отель», что находилась слева от входа, на уровне шестого этажа. Пролетев по дуге под действием силы тяжести, выходя на нужный уровень, он деактивировал гарпун и с перекатом приземлился на край крыши соседнего пяти этажного дома. Ник нанес удар в пустоту, пытаясь понять, куда делся враг, и только Дан хотел оттащить его от окна, как взорвалась шумовая сфера, полностью дезориентируя обоих. – (щелчок) Пятая фаза… чуть не мимо… с меня ящик пива (щелчок), – «этим двум не понятным людям будет, о чем поговорить утром со стражами порядка, вроде всё как надо» анализируя произошедшее боец скрылся с крыши. Юноша, поддерживающий его, тоже исчез. Через минут двадцать поднялся на ноги Донан, держась за голову. – Ник, ты живой? – сжимая левой рукой висок, Дан шел к барной стойке, в его голове был небольшой гул. – Где враг? – спросил побаливающим горлом Ник, очнувшись лежа на спине, на полу. И хотя серьезных ранений почти не было, он был слишком близко к взрыву и фактически потерял сознание. – Ушел, как и пришел. – Чья это кровь? – пока Ник лежал, до его руки доползло содержимое вен Тараса. И теперь он лишь хотел удостовериться, что они в полной жопе. – Нужно уходить, – забрав сумку, Дан подошел к Нику и обнаружил его растерянный взгляд. – Я почти ничего не вижу, веди меня, – без мольбы или страха произнес ослепленный, его голос теперь еще больше выдавал присутствие силы духа. Удивленный таким положением вещей, Дан перекинул сумку через плечо и положил на нее руку Ника. Кое-как добравшись до номера 218, они переоделись в спортивную форму и сложили костюмы в сумки. Донан выглянул в окно. – А тут довольно высоко, ты уверен, что будешь прыгать? Может, поищем другой путь? – Придерживаемся плана, за меня не беспокойся, прыгай первым. – Ну, как знаешь… – Донан скинул сумку вниз, затем сам приземлился на мятые коробки и перекатился в бок. – Давай, – встав и отряхнувшись, тихо крикнул Донан и поймал сумку Ника, который сам приземлился менее удачно, повредив стопы. Повесив свою сумку на плечо, они пошли по проспекту. Так как руки они прятали в карманы, Ник шел, задевая Донана локтем, чтобы не сбиться с пути. Они не рассчитывали, что уйдут еще до рассвета, по этому в спортивных костюмах им обоим было холодно. С другой стороны, они же изображали спортсменов, по легенде, решивших с утреца побегать, а значит, тяжелая одежда им не нужна. Солнце уже начало подниматься над горизонтом, Ник и, переодевшийся обратно, Донан ждали у своего дома, когда подойдет Астерий, чтобы опять отвлечь консьержа и пройти обратно в свою квартиру. Вскоре подобрёл Астерий, в слегка отрешенном расположении духа. Донан пару раз постучал в дверь, через несколько минут, ворча что-то себе под нос, открыл Хаким. Пока Донан рассказывал о том, как он зажигал этой ночью с девушкой, остальные ждали. Через некоторое время он прервался на середине рассказа, сославшись на головную боль. – Организм уже не тот, эх старички-пенсионеры… – Хаким скрылся за дверью на первом этаже, где вероятно держал аптечку. Все по тому же условному сигналу Астерий и Ник, поднялись к себе в квартиру. Сделав вид, что принял таблетку от головы, Донан поблагодарил Хакима, распрощался, сказав, что очень устал и тоже поднялся в квартиру. – Кто-нибудь объяснит, что случилось? – Астерий начинал нервничать. Еще бы, как только они вошли в квартиру, остатки адреналина отпустили Ника и, стиснув зубы от гула в голове, он пошел в ванну, чтобы смыть кровь с руки. Донан же, войдя, первым делом развязал галстук, провел рукой по голове и устало выдохнул. – Ну, если вкратце, наша цель мертва, задание провалено, Ник попал под все гранаты какие мог, меня еще чуть не пришиб кстати, мы оставили там кучу следов и примерно к обеду придет посыльный нашего шефа и выпишет нам за это билет на тот свет, прокомпостировав его на наших головах из своего многозарядного компостера. А у тебя как прошел вечер? – небрежно раздеваясь, ответил Донан. После столь емкого объяснения Астерий слегка впал в ступор…