Уланбель

УЛАНБЕЛЬ.

Глава 1. Испытать себя…

Шел 1967 год. Витька как-то разом, вдруг, почувствовал себя взрослым. Совершенно неожиданно для себя осознал, что пришло время, и наступил момент, когда он может самостоятельно изменить сложившийся размеренный ритм жизни. Принять решение о своей дальнейшей судьбе, и может быть, даже круто изменить её. А что? Ему стукнуло уже пятнадцать лет, он окончил восемь классов. В подтверждение этого, лежит дома Свидетельство об образовании. Неплохое Свидетельство, пестреют в котором сплошные четверки и даже – одна пятерка. Правда – по пению. С таким документом, в котором за каждой оценкой по изученной дисциплине лежат твердые уверенные знания, он может спокойно поступить в техникум, приобрести в нем, очень даже может быть, неплохую профессию, а заодно – и полное среднее образование, и начать самостоятельную жизнь. Вот как!

Некоторые ребята из его класса так и собрались поступать, правда – в основном те, – которые не очень хорошо учились. Кто в техникум, а кто и в профтехучилище. Но у Витьки-то, ни одной тройки в Свидетельстве нет. И учеба легко дается. Витька заикнулся, было, дома – а может быть… Отец и слушать не стал.

– Еще чего выдумал! Учись, пока есть такая возможность – при доме. Учись сын!..

Но самое главное даже не в этом. Все профессии, которые для Витьки хорошими являются, и в первую очередь – профессия летчика, профессия военного человека, требуют все-таки как минимум, среднего образования. А это значит, что не надо «гнать лошадей» и на техникумы размениваться. Подсказывает разум, что правильнее всего будет – продолжить учебу в девятом классе, а там – и в десятом.

В своем решении Витька впрочем, совсем не оригинал. Подавляющее число его одноклассников тоже так решили. Все – да не все. Витька прикинул, и чувствует: поредеют ряды. И после каникул из двух бывших полновесных восьмых классов сформирован будет один, общий и для «А-шников» и для «Б-эшников» девятый класс.

Сложным в целом, оказался восьмой класс – впервые экзамены настоящие пришлось сдавать Витьке, – да целых четыре! Он переживал, конечно, но особенно все равно не перетрудился. И, конечно же, ждал с нетерпением – ну скорее бы отмучиться! Скорее закончился бы уже этот учебный год. Ждал, ждал… А он – раз, и все равно внезапно как-то – взял и закончился. И такая свобода навалилась вдруг разом. Гуляй – не хочу.

Витька и погулял. День, два – неделю. А потом, ну не то чтобы заскучал, а неудобство какое-то почувствовал. Назойливое гнетущее неудобство. И понятно в чем дело. Ведь взрослый он – совсем почти взрослый. И отсюда следует, что не может он просто так проболтаться все лето без дела – до сентября.

Домашняя повседневная работа – это уже совсем несерьезно для Витьки. Вот бы ему на настоящую работу устроиться, чтобы самому денег хоть немного заработать. Родителям помочь. Вот только куда устроиться? Для Витьки неважно – в колхоз или в совхоз…

Но совсем непросто с устройством на работу у несовершеннолетних на селе. На всякие разные несерьезные приработки – по типу – подай-поднеси, где квалификации особой не требуется претендентов и без Витьки много. А чтобы на настоящую, серьёзную – так тут и вовсе думать нечего…

И все-таки есть у Витьки задумка. Она почти нереальная, но есть! А Витька если замыслит что по настоящему – очень упрямым и напористым становится.

Один из уличных дружков Витьки – Володька Зеель в прошлом году занимался действительно серьёзной работой. Он ездил летом в Уланбель и заготавливал там грубые корма. Много интересного рассказывал. Уланбель этот находится в песках Муюнкумах, рассекает которые река, под названием – Чу. Вот в долине этой реки и работал Володька. А грубые корма – это молодой камыш, который растет на её берегах.

Очень непростые погодные условия в этом Уланбеле. Под изнуряющей жарой испытывал Володька свою мужественность и силу воли. Многие из тех, которые с ним поехали, – говорил, – не выдержали, даже несколько дней, и сбежали. А Володька весь сезон отработал, вытерпел. Володька убежден, что всякий нормальный пацан должен пройти подобное испытание. И мнение его для Витьки авторитетно.

Витька загорелся. И хотя он моложе Володьки на целых два года, но тоже, уже чувствует себя сильным. Очень хочет испытать себя Витька. Чувствует – наступил момент.

Дело в том, что каждое лето почти уезжает работать в Уланбель Витькин отец. Вот и сейчас, собирается на несколько месяцев. Колхоз именно ему поручил организовать в Уланбеле заготовку грубых кормов. Весь световой день пропадает отец на работе. Вплотную подготовкой экспедиции занимается. Витька уловил момент и прилип к отцу как банный лист – возьми меня с собой и все!

Отец отмахивался сначала, – дома матери помогай, не дорос ты еще до такой работы. Тяжела она очень и для взрослого мужика. Выносливости требует. Это тебе совсем не игрушки, Витя… Вот, может быть, на следующий год…

А Витька, оттого, что его отец как будто бы, слабым считает, – бычится и только упорнее становится. И есть ему, чем возразить отцу.

– Ага-а, тяжелая! А что – в прошлое лето, когда я во время хлебоуборки копнильщиком на комбайне работал, – это не тяжелая работа была? Жара! В ночные смены молотит и молотит комбайн – пока росой пшеница не покроется! Грязь, пыль такая, что даже очки и респиратор не спасали! И дышать нечем… А сколько соломы вилами в этом копнителе руками своими я раскидал? Сколько утрамбовал её! Это что, легко?.. И разве жаловался я кому-нибудь?..

Витька правду говорит, сущую правду. Отцу нечем возразить сыну на эту правду, и он постепенно мягчеет

– Ладно, посмотрим…

Витьке мало этого «посмотрим» и он настырностью своей подпирает все-таки отца «к стенке» окончательно, и тот сдается.

– А что? – пожалуй, работа на сенокосилке для тебя подойдет… Ладно, готовься... Так и быть – возьму в бригаду.

Витька тут же, радостью, с дружком своим Шуркой поделился. Шурка – младший брат Володьки Зееля, ровесник Витьки, и вместе они – не разлей вода. Так вот, – разве может Шурка отстать от Витьки? Он тоже решил испытать себя. Подгадал момент, когда отец дома находился, и с тем же что и Витька пристал к отцу.

– Дядя Вася, – возьмите меня тоже…

Отец хмурился сначала. Но он же знает, что Витька без этого Шурки – никуда! Да и на вид, Шурка покрепче, чем его сын, выглядит… Если Витьке можно на сенокосилке работать, то Шурке и подавно. А Витька сгоряча опять ультиматумы ставит: не поедет он без Шурки и все! Куда деваться, – пообещал отец Витькиному дружку, что тоже возьмет его с собой. Вот только пусть у родителей отпросится.

Тетю Эрну с дядей Володей, вместе, Витьке с Шуркой уломать, – тоже проблема большая, но тут Володя, брат Шуркин подключился.

– Пускай, пускай едут! Посмотрим, как бы, не сбежали на третий день…

Сам Володька – совсем взрослым стал. Он окончил десятый класс с пятерками и всего лишь с одной четверкой в Аттестате, а сейчас готовится к поступлению в институт. К мнению Володи родители прислушались, тем более, что сам Володька уже побывал в Уланбеле. И как-то быстро согласились отпустить Шурку.

Радости друзей предела не было!

Время шло, вот уже и июнь скоро закончится, а отец конкретного срока отъезда все не называл. Витька изнывал от неопределенности и ожидания. А тут еще Шурка теребит

– Когда? Когда…

И вот, наконец, разбудил Витьку отец утром рано и сообщил

– Все, – приготовьтесь! Сегодня выезжаем. Ждите. Заеду за вами…

И ушел…

Весь день Витька с Шуркой были как на иголках. Чего собираться-то? Ну, полотенце, мыло взять с собой. Куртку да фуражку. А так, из одежды – в чем есть, в том и поедем. Все остальное, что для работы нужно, там, на работе и выдадут. Ну, еще, из еды на дорогу что-то взять с собой. Вот и все сборы. На все про все и часа не потребуется.

Отец сказал, что раньше обеда не приедет. Давно уже пролетело время обеда, конец рабочего времени наступил, а отца все нет и нет. Шурка устал ждать, ушел домой разочарованный. А Витька застрял, и никак не может себя заставить уйти с улицы. Сидит на краю арыка, полощет ноги в прохладной воде и все поглядывает в начало улицы – когда же появится машина отца. Когда?.. И точат Витьку изнутри дурные подозрения и обида, и отчаяние. Неужели обманул его отец… Как он мог?!!..

Солнце совсем уже склонилось к закату. Еще часика два и ночь наступит на дворе. И все стремительнее гасит разрастающаяся обида Витькино ожидание. Больно Витьке, очень больно, и хорошо, что хоть Шурка ушел домой. Что вот он сейчас тоже об отце Витькином думает?

Он заставил себя подняться, понуро пошел к дому во двор и тут, издали, от начала улицы услышал вдруг долгожданный нарастающий шум мотора. Рванул назад и увидел: – точно, машина! Машина его отца! Не обманул папка, не обманул!!! Поедут они с Шуркой в Уланбель!

Глава 2. Ночная охота.

Оказывается, основной отряд с людьми и техникой давно уже отправился в путь, и только отец улаживал в колхозе последние дела, и вот теперь, заехал домой по-прощаться и захватить с собой все, что приготовила им с Витькой в дорогу мама. А заодно – и своих горе-работников – Витьку с Шуркой. Отец приехал на грузовой автомашине марки ГАЗ-51. Сам же на ней был и шофером. Он припозднился, завершая последние приготовления. Но сказал, что это к лучшему. Почти совсем угасла июльская летняя жара, а потому, и ехать будет приятнее.

Кузов автомашины был почти полностью загружен. Мешки с продуктами, утварь всякая. А еще, сзади кузова, в углу привязанные к борту лежали покорно три живых барана. Витька догадался, что они предназначены на мясо для супов, которыми бригада будет в Уланбеле питаться. И тут же возникло у Витьки острое чувство жалости к ним, и чтобы погасить эту жалость, он изо всех сил старался в их сторону не смотреть.

А впереди кузова, сразу за кабиной, толстой массой лежала огромная брезентовая палатка. Вот на ней Витька с Шуркой и устроили себе удобное лежбище. Отец сказал, чтобы они не особо высовывались из кузова, а то, придерется еще милиция… В кабине, рядом с отцом, сидел седой лохматый старик. Он оказался поваром, и когда ребята знакомились с ним, назвался странным именем – дед Баран…

На сборы дома ушло совсем немного времени. Наконец, отец сел за руль, и машина тронулась с места. Друзья сначала крутили головами и оглядывались по сторонам, но местность вокруг была им хорошо знакома, и скоро наскучила. Тогда они улеглись на спину, подложили под голову мешки с постельными принадлежностями и стали наблюдать за тускнеющими облаками на небе. И хотя машина ехала довольно быстро, облака пучками висели в воздухе и казались совсем неподвижными. Потом машина стала петлять по серпантину перевала Куюк. Витька с Шуркой оживились – горы всегда притягивали и вызывали к себе особый интерес. Ну а потом, за перевалом, стало быстро темнеть, и они опять устремили свои взоры на небо и стали ловить загорающиеся звезды.

Город Джамбул проезжали в двенадцатом часу ночи. Некоторое время красиво нависали с боков и светились огнями из окон многоэтажные дома. Огней было много и казалось, в городе никто не собирается спать. Празднично, красиво выглядел ночной город, и вдруг, как-то сразу, исчезли многоэтажные дома, и огней стало значительно меньше, тут же начала подступать с боков сплошная темнота. Сразу за городом отец съехал с асфальта на грейдерную дорогу и поехал в северном направлении. Ему надо было добраться до какого-то Акжара, в котором должна была ожидать их ранее отправившаяся в путь бригада. Стало совсем темно вокруг, резко похолодало. Витька с Шуркой набросили на себя одеяло и сразу уснули.

И будто бы снов никаких не успел еще Витька увидеть, как тут же разбудил его монотонный голос отца. Витька высунулся из-под одеяла и огляделся. Машина сто-яла с включенными фарами на окраине какого-то села. По бокам в свете фар тускло отражались несколько домов, а впереди высвечивалась полоса узкой слабо укатанной дороги уходящей в степь, в сплошную темень.

– Это и есть тот самый Акжар – сообразил Витька.

Рядом с машиной фырчал малыми оборотами колесный трактор МТЗ-50 с кабиной. Отец с трактористом стояли в стороне и тихо разговаривали. Витька прислушался к разговору. Оказалось, что сразу за Акжаром начинались сплошные пески и по полевой тропе, но зато самой короткой к Уланбелю, им предстоит продолжить свой путь. Бригада, чтобы не терять зря время, продолжила движение, а тракториста оставила, чтобы он на своем тракторе дождался и сопровождал машину отца. Тропа в песках ненадежная, может быть засыпана песчаными переметами. И возможно, машину из-за её слабой проходимости, придется брать на буксир.

Отец увидел, что Витька высунулся из-за борта кузова и не спит, и вдруг, обратился к нему с неожиданным, удивительным и очень заманчивым предложением, от которого остатки сна у Витьки хоть была уже вокруг самая настоящая ночь, улетучились мгновенно.

– Слушай, Витя, – сейчас на пути всякая живность начнет попадаться. Пострелять из ружья не хочешь?

У Витьки отвисла челюсть от неожиданности, сладкое волнение подкатило к горлу, но он справился с собой и тут же, согласился. Отец покопался в бардачке, протянул Витьке два патрона и предостерег

– Только смотри-и-и… будь осторожен…

Дело в том, что с некоторых пор появилось у них в доме ружье. Отец, когда уезжал в длительные командировки, обычно брал его с собой. Говорил, что там, куда он ездит, можно охотиться на всяких птиц и даже зверей – волков и диких кабанов. Вот только отцовских охотничьих трофеев Витька никогда не видел.

Патроны у отца, несколько заводских пачек, заряженных дробью, хранились дома на встроенной в стену полке под самым потолком. Отец думал, что никто туда не доберется, а Витька – мог. А еще было несколько случаев, когда отец вытаскивал из своей полки-укрытия капсюли, пыжи, дробинки из свинца различных размеров и самостоятельно заряжал бумажные гильзы. Патроны были шестнадцатого калибра, а свинцовый шарик картечи таким большим, что одна картечина только в гильзу и помещалась.

– Это на кабана! – говорил отец важным торжественным голосом.

Все младшие братья Витьки крутились возле отца, когда он занимался этим интересным делом, а Витька ему даже и помогал.

Обычно ружье, огромное, с длинным стволом и практически, совсем новое мирно лежало скрытое из глаз в спальной комнате за сундуком. Наказ отца – не брать его, – строго соблюдался братьями Витьки, и только он один все-таки не утерпел, и пару раз брал ружье украдкой, когда дома никого не было, и стрелял из него в воздух. Теоретически он знал как нужно обращаться с ружьем, сделал все правильно и при выстрелах даже не получил сильной отдачи от приклада в плечо. Отец, конечно же, узнал о Витькином самовольстве, но почему-то сильно его не ругал.

А однажды вся семья наяву убедилась в убойной силе отцовского ружья.

В воскресный день маме понадобилось зарубить к обеду курицу, чтобы приготовить из неё суп с лапшой. Обычно она делала это сама, а тут занята была сильно чем-то и попросила отца принять грех по отъему из тела куриной души на себя. А ведь знала, что отец-«охотник» не выносит на корню вида крови. Он, конечно же, отказался.

Мама видно была «не в духе» и отказ отца помочь по хозяйству, маму сильно взбесил. И понеслась на весь двор рассерженная её брань типа – какой же ты мужик?! Так…тряпка!.. И долго не унималась мама на этот раз.

Двор небольшой, в доме тоже, все слышно. Некуда отцу деваться, а тут – все сыновья обвинения в мужской его несостоятельности слышат… Какой мужик вытерпит такое…

Он и не вытерпел. Схватил ружье, вставил патрон в ствол и с перекошенным от ярости лицом, что-то выкрикивая, выскочил во двор, держа его наперевес. Мама обомлела с перепуга, застыла на месте и начала выть по-бабьи. Витька и все кто был во дворе, тоже замерли там, где находились, от неожиданности.

Отец ни на кого не обращал внимания. Взгляд его лихорадочно рыскал по огороду. И вот, метрах в сорока, на грядках обнаружил отец петуха, красивого петушиной своей статью, с ярко красным гребешком, свесившимся набок с макушки головы. Петух мирно скреб лапой землю, ничего не подозревая. Навскидку отец направил ствол в сторону попавшейся под руку потенциальной птичьей жертвы и, не прицеливаясь, выстрелил. И вот это – да-а-а!!! Ребята чуть не попадали от изумления. Петух, молча, подпрыгнул в высоту на целый метр и свалился мертвым в картофельную ботву!

– Иди – подбирай свою курицу! – торжествующе крикнул в сторону матери отец и вернулся с дымящимся ружьем в дом.

Мама не знала, что и говорить. Плакать или смеяться? Ей было жалко петуха. Петух был самый боевой из подрастающей петушиной молодежи, и в нем настоятельно нуждалось дворовое куриное стадо. Но и злиться на отца тоже она уже не могла. Отец просто шокировал своим совершенно непредсказуемым поступком и вызвал невольное к себе уважение. Он ведь очень рисковал и в случае промаха, что было весьма вероятным, просто выставил бы себя на посмешище. И подумать страшно – мог уронить авторитет в глазах у своих же детей. К счастью, этого не случилось.

А Витька сразу после выстрела бросился к петуху, не веря в душе, что тот действительно мертв, и хотя из его неподвижной тушки даже кровь не текла, – не было видно крови, – убедился воочию, что петух убит был наповал.

Мама бросила все дела, и пока петух был ещё теплым, начала поспешно его ощипывать. А потом, сварила из него суп. И как это всегда получалось у мамы, суп оказался очень наваристым и вкусным. Всей оравой дружно набросились ребята на еду. Вот только кушать убитого отцом петуха было совершенно неудобно. То и дело на зуб попадали мелкие дробинки, которыми мясо было буквально нашпиговано. Мама с досады и вовсе прекратила кушать петушатину, но выражать открыто недовольство не решалась.

А отец был очень доволен. Шутил, смеялся, добродушно подтрунивал над мамой и все повторял

– Ну что? – получила…

Он знал, что такой меткий, просто снайперский выстрел, ни у кого не может вызвать никаких иных чувств, кроме восхищения. И у мамы, хоть и виду она старалась не подавать, – тоже…

А младшим братьям все нипочем. Очень скоро исчез «петух» из большой чашки на столе – только его и видели. И даже соревновались пацаны между собой – кто больше дробинок выплюнет.

И вот, сейчас, разрешил и Витьке отец поохотиться, и может быть, из ружья какого-нибудь зверя убить. Витька достал из отцовского мешка ружьё, зарядил его, осторожно положил сбоку, и когда машина тронулась с места и устремилась в пески, стал всматриваться пристально в освещаемое по ходу движения впереди таинственное пространство, выискивая достойную выстрела цель.

Шурка пристроился рядом и очень уж хотел поохотиться первым. Витька уступил. Один из двух патронов, а значит и выстрел, по праву принадлежал Шурке.

Дорога была довольно ровной, мягко бежала по ней машина. Шурка взял ружье в руки, уперся грудью в кабину автомобиля, удобно расположил на её крыше согнутую в локте руку с зажатым в ладони цевьем, взвел курок, приложился к нему пальцем второй руки и приготовился стрелять во все движущееся впереди автомашины. Во все, что появится в свете её ярко освещающих местность фар, разве что, кроме тушканчиков. Оба они, и Витька, и Шурка, зорко смотрели в четыре глаза на рождающуюся во тьме стремительно набегающую, вздрагивающую и подпрыгивающую дорожку, но пока, – правда, все чаще и чаще, – попадались на ней только тушканчики. Их вырывали вместе с дорогой из темноты фары. Ослепленные светом, они едва успевали отпрыгивать в стороны от шумно накатывающейся на их жизненное исконное пространство, и все под себя подминающей, огромной, завывающей оборотами двигателя, железной громадины.

И вдруг, из темноты, прямо на ярко освещенную колею выскочил крупный заяц и ослепленный, задал стрекача впереди автомашины, как будто соревнуясь с ней в скорости бега. Он стремительно и очень красиво прыгал, никуда не сворачивая, весь отчетливо видный и представлял собой отличную мишень.

– Стреляй!.. Стреляй!!! – закричал Витька. И тут же раздался выстрел. Шурка пальнул как по команде, не раздумывая, просто – в пространство. Заяц резко рванул в сторону, вырвался из световой полосы и исчез в темноте.

– Эх! Промазал! Охотничий азарт Витьки, молниеносно возникший, также молниеносно потерпел полное фиаско. И почему-то казалось ему, что вот если бы он стрелял, то непременно попал бы, не промахнулся. Ведь заяц был так близко, так близко, всего – метрах в десяти…

А Шурке что? Шурка был доволен. Ему вообще триста лет было до этого несчастного зайца. Он впервые в жизни держал в руках заряженное ружье и впервые выстрелил из него. Интерес Шурки был полностью удовлетворен. Он сделал вид, что специально промахнулся.

– А чего стрелять в этого зайца? Жалко ведь! Пусть живет…

Витьке было не жалко. Это – пока! Пока не он, а друг его стрелял…

Он взял у Шурки ружье, перезарядил его своим патроном и приготовился охотиться сам.

На пути следования начали встречаться песчаные переметы. Машина подминала их под себя и врезавшись в вязкий песок резко теряла скорость. Колеса её начинали пробуксовывать, но инерции движения пока хватало, чтобы преодолеть препятствие. Потом, опять – набор скорости, уверенное движение по ровной, накатанной колее и опять, – очередной песчаный занос. Все дальше и дальше пробиралась машина вглубь песков. И все чаще и чаще выхватывали фары встревоженных звуком мотора и ошалевших от слепящего света, степных зайцев.

Они, едва заметные, появлялись сбоку из темноты, обгоняли автомашину, потом, как мотыльки на свет, выскакивали во всей красе на ярко освещенную колею, и резко прибавив скорости, ведомые светом, энергичными рывками уносились вперед. И видно срабатывало что-то в их голове, ибо через какое-то время отпрыгивали резко они в сторону и опять исчезали в темноте. И пока неслись они изо всех сил перед машиной, иногда, довольно долго, вырисовывались в свете, – ну, просто отличной мишенью.

Для опытного охотника – может быть! Но не для Витьки. Он пытался несколько раз взять на мушку испуганное животное, но спустить курок так и не решался. Постоянно отвлекал его внимание второй, а то и – третий заяц, выскочивший на свет и как будто на подмогу присоединявшийся к Витькиной «мишени».

А то ловил себя Витька на мысли, что очень уж красив этот заячий полуполет и тогда захлестывали Витьку одновременно и восторг и жалость. Ну не мог никак заставить он себя – погубить эту красоту.

А потом, сам себе нашел и оправдание собственной нерешительности. Ладно, убьет он, допустим, зайца, но машина ведь сразу не остановится. И останется лежать добыча, там – далеко сзади, в темноте. И разве из-за какого-то зайца остановит отец движение, чтобы рыскать в поисках его в темноте, неизвестно еще, – то ли убитого, то ли – раненого. Ведь чувствуется, – торопится он и все не может никак догнать свою вырвавшуюся вперед бригаду. Нет, лучше побережет Витька патрон для более надежных условий охоты.

Он осторожно спустил курок, извлек из ствола патрон и аккуратно отложил ружье в сторону. Какое-то время еще вместе с Шуркой любовались они заячьим переполохом, а потом их все-таки сморил сон и на этот раз, укутавшись в одеяло, практически мгновенно, разом, заснули друзья и провалились в никуда.

Глава 3. Заячье царство.

Проснулся Витька от тишины. Было светло и солнце поднялось уже довольно высоко. Стараясь не разбудить Шурку, он выполз из-под одеяла и огляделся. Отцовская машина стояла на ровной площадке, а вокруг сплошь возвышались холмы из песка. Они волнами, как будто накатывались один на другой и уходили в бесконечное пространство. Какое-то подобие редкой, серой, похожей на колючки растительности покрывало те, которые находились поблизости. А еще, странные корявые, без листьев, как будто бы засохшие, торчали прямо из песка небольшие деревья. Саксаулы – догадался Витька.

Так вот откуда отец изредка привозил этот саксаул домой! Мало, совсем мало – две-три твердых как камень, сморщенных неимоверно изогнутых суковатых палки. Оказывается, саксаул запрещено было рубить. И в Джамбуле, если бы милиция обнаружила этот саксаул в кузове – то могла создать отцу серьезные неприятности. Мама знала об этом, но все равно, каждый раз, провожая отца в командировку, просила

– Хоть бы саксаула привез, что ли…

Очень уж много жара выделял саксаул в печке. Всего два-три маленьких поленочка и угля почти не надо. Но чаще всего служил саксаул для мамы чудесной растопкой. И если приезжал отец без саксаула – мама обижалась…

Рядом на площадке стояли два гусеничных трактора. К одному, совсем новому, раскрашенному в ярко-желтый и синий цвет, прицеплена была четырехколесная тракторная тележка. Ко второму – аж два прицепа. Витька хорошо разбирался в тракторах. Первый был – ДТ-75, а второй – ДТ-54. Чуть поодаль синели краской два колесных «белоруса» – МТЗ-80 и МТЗ-82. За вторым тоже прицеплена была тележка.

Первый же – МТЗ-80 был налегке. Это он сопровождал машину, чтобы не застряла она, во время езды минувшей ночью. Все четыре прицепа были под завязку загружены. Витька разглядел колеса полу разобранных сенокосилок, пресс-подборщик, несколько двухсотлитровых железных бочек, деревянные доски и разные другие железяки. Догнал все-таки отец свою бригаду – решил Витька.

За одним из прицепов стояли кружком люди и о чем-то разговаривали. Витька и прислушаться не успел, как услышал откуда-то сбоку голос отца

– Что, проснулись? Ну, давайте-ка быстро сюда. Завтракать!

Витька оглянулся на голос и увидел на противоположной стороне площадки две казахские юрты. Отец стоял у входа в одну из них и призывно махал рукой.

– Вставай, засоня! Витька сдернул с Шурки одеяло и спрыгнул с кузова машины на песок. Невдалеке увидел прямо на полу стоящее, узкое, с высокими бортами и очень длинное деревянное корыто заполненное водой. У изголовья корыта из песка торчала обыкновенная водозаборная колонка. Из неё и качали воду хозяева в корыто, которое вероятно было водопоем для скота. Витька понял, что место, где они сейчас находятся, и есть та самая стоянка чабанов, о которой упоминал в разговоре за Акжаром, отец.

Подтянулся Шурка. Они с удовольствием умылись тепловатой и очень чистой водой, и побежали к юртам.

Настоящую юрту Витька тоже видел впервые. Основу её составлял решетчатый деревянный каркас, на который сплошным полотном уложен был войлок-кошма, зацепленный для надежности вокруг каркаса веревками. Юрта внутри была просторной. Ближе к середине стоял низенький деревянный столик с очень короткими ножками. На противоположной стороне от входа в юрту бросался в глаза большой, украшенный железными полосами, сундук, на котором двумя горками уложены были подушки разных размеров. Витька удивился, что подушек много и даже пересчитал их. Насчитал целых пятнадцать штук! Пол юрты тоже полностью был покрыт кошмой и в стороне на полу Витька увидел еще несколько подушек. Казалось, именно подушки составляют главное богатство для чабанов.

– Ага! Казахи сидят на полу, когда кушают, и наверное, эти подушки подкладывают под себя, или сбоку, вместо табуреток, чтобы удобнее было – так решил Витька. А им с Шуркой никаких подушек и не надо совсем. Они уселись возле столика прямо на кошму, подтянули под себя босые ноги и с удовольствием запивали баурсаки чаем, который молча, подавала им молодая казашка. Чай был терпким, ароматным, густо разбавленный жирным молоком. Чуть в стороне, там, где лежали подушки, сидел старик с тюрбаном на голове. Он с одобрением глядел на уплетающих, за обе щеки, баурсаки Витьку с Шуркой, и что-то бормотал по-казахски.

Кошма от нижнего полога юрты была задрана вверх, и гулял по юрте ветерок, но все равно, внутри было очень жарко. А казашка, которая подавала им чай, была почему-то в платке.

Кроме баурсаков, на столике была большая пиала с очень желтым, золотистого цвета, сливочным маслом. От жары масло почти расплавилось, и брать его почему-то не хотелось.

Вошел отец. Казашка налила ему из кожаного бурдюка прохладного кумыса, и он с удовольствием его выпил. Потом сказал, что через часик все они тронутся в путь, что за два дня им непременно надо добраться до места назначения. Сказал, что дорога будет трудная. Сплошные пески и барханы на пути. И проехать по этим пескам им надо почти двести километров.

Целый час – это же так много! Шурка побежал к технике знакомиться с трактористами, а Витька решил, пока все стоят, с ружьем походить вокруг стойбища, по холмам. Надо же ему было истратить на кого-нибудь свой единственный патрон.

Как настоящий охотник, закинул он ружье за плечо дулом вниз, зажал ремень в кулаке, обошел юрту и по низине между холмами зашагал в усыпанное саксаульными деревьями пространство.

Не прошел и ста шагов и уже попался ему на пути первый заяц. Витька осторожно стянул с плеча ружье, взвел курок и взял его наизготовку. Пригнувшись, осторожно стал к зайцу подкрадываться. А заяц нагло не обращал на Витьку никакого внимания.

Сидел и хрумкал какую-то растительность, выбивающуюся из песка. Только огромные острые уши его напряженно вздрагивали, чутко улавливая все изменения происходившие вокруг. Витька очень осторожно, и очень медленно, подкрадывался и подкрадывался. Весь в напряжении, все ближе и ближе он к зайцу!

Метра на четыре подпустил его крупный красивый зверек. А потом, стремительно отпрыгнул в сторону, скакнул еще несколько раз, все медленнее и медленнее, и остановился. Опять – весь на виду. Косил в Витькину сторону взгляд и прядал ушами. Всем своим видом показывал, что не боится он совершенно такого нерешительного охотника.

Витька пригнулся, полуприсел и опять собрался подкрадываться к наглецу, но тут боковым зрением увидел второго, – гораздо ближе, чем первый, и снова, – зайца! Этот второй заяц, правда, помельче первого, сидел к Витьке спиной, и казалось, его не видел. Естественно, Витька изменил направление охоты и стал подбираться к новой, ну очень соблазнительной цели. И этот заяц, как будто сговорившись с первым, тоже подпустил его к себе метра на четыре. А потом, лениво, и по виду, совсем не обращая внимания на Витьку, также как и первый, отскочил от него в сторону.

Витька выпрямился, огляделся и засвистел от удивления. Казалось, он попал в какое-то заячье царство. Зайцы были всюду. Вот и опять один из них был метрах в пяти от него. Занимался своим заячьим делом и не обращал на Витьку никакого внимания. Он был совершенно беззащитен, доверчив и совсем не имел представления о той смертельной опасности, которая реально угрожала ему из дула Витькиного ружья. Был бы на месте Витьки кто другой – жестче и решительнее…

А Витька уже раскусил себя, и понял, что так и не сможет пересилить жалость, и не совершит тот последний шажок, чтобы всего лишь шевельнуть пальцем и выстрелить в эти добрейшие, безобидные существа. Не сможет и все тут!

Ему вдруг показалось, что если хорошо постараться, то может быть, удастся поймать зайца руками. Он осторожно спустил курок, положил ружье на землю. И потихонечку стал приближаться к тому, который был ближе всех. Отмечал момент, когда заяц точно в его сторону не смотрел, делал медленный шаг вперед и замирал в неподвижности. До следующего момента, когда заяц опять – точно не будет смотреть в его сторону. Может же он принять Витьку просто за обыкновенное дерево.

Началась война выдержки и нервов. Зайчишка был мелкий, видно молодой еще, и Витьке удалось приблизиться к нему метра на два с половиной. Он стоял столбом буквально над зайцем и уже не шаг, делая, а лишь на ступню передвигая ногу, собрался упасть и схватить его руками, а заяц, не будь дурачком, совершенно спокойно взял и отпрыгнул от Витьки. То ли «дерево» ему не понравилось, а то ли свежий заманчивый клочок травы заприметил. Витьке от огорчения и разочарования только и оставалось, что сплюнуть с досады.

А время летело. И все-таки Витька решил использовать свой патрон. Он приметил саксаульное дерево, корявый ствол которого толщиной был с человеческую руку, отмерил от него пятнадцать шагов, тщательно прицелился и нажал на курок. Резкий хлопок выстрела взорвал тишину. И тут же холмы зашевелились. Десятка три заячьих душ с сердцами, запавшими в пятки, стремительно разлетались от Витьки в разные стороны. Зрелище было потрясающим и у Витьки от эмоций радостью и приятным теплом захлестнуло душу. Да, действительно, местность, в которой находился сейчас Витька, была для степного, серого заячьего племени настоящим заповедником. И как все-таки хорошо, что не стал он окроплять эту землю кровью.

Он подошел к дереву и тщательно стал разглядывать ту часть его ствола, в которую целился. Да разве мог он рассмотреть что-нибудь на этом твердом как броня саксауловом дереве?!.. Нет, конечно! И все-таки показалось ему, что как минимум, две дробинки из его ружья цель все-таки поразили…

Время охоты кончилось. С чувством исполненного долга, он закинул за спину пустое ружье и бегом поспешил на чабанскую стоянку к тракторам.

Глава 4. Сашка Грасмик.

Техника вся стояла на своих местах. Площадка была пустой. Витька влез в кузов машины, вернул ружье в отцовский мешок и стал озираться по сторонам. И не успел еще ничего разглядеть, а его тут же заметил Шурка. Он крутился возле тракторов и позвал Витьку к себе. Шурка был полон впечатлений и когда Витька приблизился, – сразу же начал ими делиться. Ему очень понравился гусеничный трактор ДТ-75.

Витька согласился. Этот трактор действительно был самым красивым из всех стоявших на площадке. Окрашен он был в оригинальные цвета и весь сверкал новой, свежезаводской краской. А Шурка хвастал уже, что успел познакомиться с трактористом. Сообщил, что зовут его – Федя и что он не с Бурно-Октябрьки, а с соседнего села – Косталевки. Этот Федя стоял сейчас на гусенице и из ведра заливал воду в радиатор. Закончив дело, оглянулся и заметив Витьку, весело подмигнул ему. Был он по возрасту – лет тридцати, и сразу понравился Витьке.

А Шурка уже тащил Витьку в кабину, чтобы тот лично убедился, как здорово эта кабина обустроена. Кабина как кабина, – ничего удивительного в ней Витька не увидел. Сиденье, конечно удобное…, новенькое…, кожаное… Спинка мягкая, и есть даже подлокотники! Медицинская аптечка с широким красным крестом, закреплена на задней стенке кабины. А в углу, на подставке – пристегнутый ленточным ремнём затяжным, из железа, на алюминий похожего – термос, объемом – литра на три.

Из всего, что Витька увидел в кабине – термос ему больше всего и понравился. Понятно Витьке Шуркино восхищение. У него отец, – дядя Володя, очень хороший слесарь. Но он не ездит на тракторах. А Витькин отец – ездит, и на разных! И Витьку, бывало, отец брал с собой. Катал на тракторе. И даже как-то раз – порулить дал! Витька больше знаком с тракторами, а Шурка – нет! Вот и восхищается сейчас.

Шурка сказал еще, что с Федей – трактористом уже договорился, и дальше он поедет с ним на тракторе. Может быть Федя позволит ему немного и порулить… И вообще, в открытом кузове машины будет жарко, а трактор – он с кабиной все-таки. Витьке тоже тут же захотелось дальше ехать на тракторе, но Шурка сказал, что втроем в кабине будет тесно. И Витька с ним согласился.

А на втором гусеничном тракторе, оказывается, работает Сашка Грасмик! Это ему тоже Шурка сообщил. И посоветовал

– Иди к нему. Он тебя с собой точно возьмет.

Витька с досадой подумал, что зря таскался с ружьем по холмам. Перещеголял его за это время Шурка.

Сашка Грасмик, действительно, вряд ли откажет Витьке. Конечно, если не занято место уже кем-нибудь рядом с ним, в кабине. Но ведь трактор у него старенький и всего лишь – ДТ-54. Вот он – рядом стоит! И почему-то работает у трактора мотор. У всех нет, а у Сашкиного трактора – работает…

И точно – Сашка это! Наверху во второй, прицепленной к трактору тележке, согнулся в три погибели, и видно ищет что-то там нужное. За три версты узнаваем Сашка Грасмик. Вообще-то, он их, общий с Шуркой, сосед.

Все друзья Витьки с Кировской улицы живут по соседству. Володя и Шурка Зеели – вниз, через дом; Вовка и Шурка Луговые – вверх, и тоже – через дом. Вовка Луговой старше Витьки на год, Володя Зеель – на два года. А Шурка Луговой – аж на целых три года. Однако возраст не мешает им дружить. Всех объединяют общие заботы, общие игры и конечно же, тесное проживание рядом.

Витька в этой дружбе между братьями Луговыми и Зеелями как бы скрепляющим звеном является. И от того, что дом его в середине находится, а главным образом, еще и от того – что привлекает дом Витькиных друзей техникой, которая то и дело, появляется периодически здесь, в его дворе. И часто именно у Витькиного двора – общее место встречи для его друзей с разных концов улицы.

Отец Витьки с давних пор работает в колхозе механизатором. И на чём он только не приезжает домой из своего колхоза. И гусеничный ДТ-54, и колесный миниатюрный ДТ-20, любовно называемый «Топ-топ». А еще – трактор Т-40 с воздушным охлаждением, МТЗ-5Л «Беларусь» – без кабины, а потом, и МТЗ-50, но уже с кабиной. Бывало, и комбайн самоходный подъезжал… Вся эта техника, не считая различных тележек, в разное время побывала в Витькином дворе.

А кто из пацанов технику не любит? Очень уж манит к себе любая техника. Полазать на ней, пощупать, особенности разглядеть, распознать, и отметить… А там, в разговорах всяких и обсуждениях, и на другие дела интересные задумки общие возникают, и дружба крепнет.

Ну а лучшим другом для Витьки, конечно же, Шурик Зеель является. Он – Витькин ровесник. В одном классе учатся. И все интересы их, – общие интересы. И практически – все время, находятся они рядом. Тянет их друг к другу и все.

А дом, в котором живет Сашка Грасмик, находится между Витькиным домом и домом братьев Зеелей. Сашка тоже – старше Витьки на три года. Но он не был никогда другом, ни Витьке, ни его уличным друзьям. Высокий очень, худой и весь нескладный какой-то по характеру он не очень адекватный и весь какой-то нервный и издерганный. Плохо очень учился и несколько раз по два года сидел в одном классе. Сказывалось, что его мать – тетя Мария, была замужем за дядей Лёней Рассказовым, а он не был для Сашки родным отцом.

Не ладил дядя Лёня со своим приемным сыном. Сашка даже из дома несколько раз убегал, но всегда, через несколько дней, – находился. И связался он с ребятами хулиганистыми с Натальевской улицы, предводительствовал среди которых нахальный и наглый ровесник Сашки – Колька Сапега.

Натальевские и Кировские враждовали между собой. И так получилось, что Сашка Грасмик был для ребят с Кировской улицы как бы – предатель.

Случилось это два года назад, когда вернулся Витька из своего путешествия в Москву. Возвращались они с Шуркой с речки, накупавшись вдоволь. Подошли к развилке дороги, откуда – налево свернешь, – на Натальевку попадешь. Ну, а если – направо, то – на улицу Кирова. А прямо после развилки, с обеих сторон дороги, пустырь расположился, весь изрытый большими ямами, местами соединявшимися в один огромный котлован. Когда-то копали их, используя землю для изготовления самана, сосланные во время войны сюда советские немцы, в качестве основного материала, из которого собственно и были построены все дома на улице, впоследствии названной улицей имени Кирова, и не только на ней. Ямы были довольно глубокими, и зимой и летом под завязку заполненными водой. Летом было в них раздолье для уток, и еще – самозабвенно плескалась в ямах малышня, не доросшая еще до речки. Ну а зимой, покрывались ямы льдом и превращались в прекрасное хоккейное поле, или – просто в каток.

Заметили друзья, что на дороге, между ямами стояли Натальевские пацаны. Было их человек пять, и торчал каланчой и выделялся среди них ростом своим и фигурой, всем видом, нескладный – Сашка Грасмик. Заметив Витьку с Шуркой, Натальевские оживились и двинулись в их сторону.

И были бы Витька с Шуркой изрядно поколочены, но до момента взаимного обнаружения, оказались они значительно ближе к развилке, чем их враги, а оттого, не раздумывая, рванули вперед и успели свернуть на свою улицу.

Натальевские погнались было за ними, но было поздно. Из двора своего дома Витьку с Шуркой тут же позвал к себе Вовка Луговой. Просто так разойтись врагам было неинтересно, и возникла между ними словесная перепалка.

Натальевские остановились метрах в двадцати возле ям и с досады, начали кидаться гравийными камнями, которых в достаточном количестве валялось вдоль свеже насыпанных дорог. Витька с Шуркой и тут же присоединившийся Вовка, ответили тоже пару разочков, но слишком уж густо летели в их сторону опасные снаряды со стороны превосходящих по численности сил противника, и решили тогда они от греха ретироваться во двор Луговых, и укрылись за стеной летней пристройки. Град камней прекратился.

Спустя несколько минут Витька решился на вылазку, высунулся осторожно из-за угла пристройки и стал с опаской осматривать место, где только что находился противник. Никого не было, и Витька осмелел.

А потом, совсем недалеко возник вдруг перед Витькой Сашка Грасмик. Он притаился, оказывается, за стволом толстой вербы, а сейчас выступил из-за ствола и почти в упор целился в Витьку из мощной, из каучуковой резины изготовленной, рогатки.

И Витька ничего не успел. Лицо его как будто наткнулось на что-то тупое и острое. Искры брызнули из глаз, он и боли сразу не почувствовал, лишь взметнулись защитной реакцией инстинктивно руки и утопили запоздало в ладонях лицо. И тут же жгучая боль пронзила то место, где был правый глаз. В горячке, ничего не соображая, оторвал Витька ладони от лица – увидел, правая вся была в крови, и почувствовал как по лицу, от глаза тоже течет кровь и капает с подбородка на рубашку. Лихорадочно прикрыл левый, здоровый глаз рукой, и с ужасом обнаружил, что правым – ничего не видит. Утопил опять в ладонях лицо, свалился на колени и заорал диким отчаянным голосом

– гла-аз-з… глаз…

Шестым чувством понял он, что Сашка попал в него из рогатки. Специально, или нечаянно, но попал прямо в глаз. И что делать будет теперь он без глаза?.. И заплакал Витька от безысходности.

Боль разрасталась, жгла все сильней и сильней. К нему подскочили, перепуганные насмерть, Вовка с Шуркой. Подняли на ноги. Шурка силой, с трудом, оторвал Витькину руку от лица, взглянул на рану, ахнул от неожиданности и растерялся на миг. Потом подхватили друзья Витьку под руку и потащили бегом домой. А Витька, плотно зажимая правую часть лица ладонью, безвольно волочил ноги, и казалось ему от ужаса, что и вторым глазом он тоже почему-то ничего не видит.

Мама, услышав крики, выбежала навстречу. Взглянув на окровавленное Витькино лицо, запричитала горько, и только срывалось с её губ

– Ну, и что же вы поганцы наделали?!.. Что же вы, проклятые, наделали…

И не было измерения горю её.

Витька уже пришел немного в себя, но по инерции продолжал все еще тихонько всхлипывать. А мама, не мешкая сорвала с головы легкий, белый, летний платок, свернула его широкой полосой, наложила на поврежденную часть лица и перетянула узлом на затылке. И все, втроем не медля, потащили они Витьку в больницу, которая находилась от Витькиного дома метрах в пятистах.

Хорошая больница была в Бурно-Октябрьке. Славилась на весь район. И врачи в больнице были хорошие.

Хирург с Витькой не церемонился. Он безжалостно обработал рану, избавился от запекшейся и размазанной по лицу крови, а потом осторожно раздвинул заплывшие Витькины веки. Витька по-прежнему чувствовал в глазу тупую, жгучую боль, но ему ничего не оставалось, как молча её терпеть. И тут, всколыхнулась надежда и радость в груди. Он так отчаялся и смирился со случившимся, что сначала, отказался сам себе поверить – глазом, выбитым из рогатки, он … – видел!!!..

А врач, хмыкнул удовлетворенно и с явным облегчением, произнес

– Ну-у, парень! Видно в рубашке ты родился! Пол сантиметра бы в сторону – и ходил бы всю жизнь, как Кутузов, с черной повязкой на лице. Да-а, – повезло тебе…

Оказывается, камень, выпущенный из рогатки, попал Витьке в черепную кость буквально на несколько миллиметров ниже глазницы, и собственно глаз, не задел. Глаз заплыл весь от удара, сплошным опухшим синяком, но к счастью, оказался цел. А кровь не так уж и обильно текла из кожи, достаточно сильно рассеченной под глазом, как казалось Витьке со страху.

Врач наложил какие-то мази на рану, перевязал половину Витькиной головы свежим бинтом, пахнущим больницей и сказал, что на недельку придется Витьке с повязкой смириться. А Витька и целый месяц готов был так ходить, только бы глаз его, видел как прежде. Он сразу как-то вновь почувствовал себя счастливым, а рядом стояла мама, прижав руки к груди, и все благодарила и благодарила врача…

Сашка Грасмик, поняв, что натворил что-то страшное, тоже очень сильно перепугался. Исчез и несколько дней никто вообще не знал, где он находится. Но страсти улеглись. После очередной перевязки врач сказал, что рана поджила, опухоль сходит. Надобности, перевязывать глаз, больше нет.

Витька почувствовал, что глаз его потихонечку начинает приоткрываться и пусть не так отчетливо, как левый, но – все видит! И оттого, что все благополучно заканчивается, гнев его родителей «на этого бандита Сашку, место которого – в тюрьме» постепенно сошел на «нет».

Сильно изменилась жизнь Сашки Грасмика за два года, после случившегося. Под прессингом родителей он взялся, наконец, за ум. Поступил в ремесленное училище, которое находилось где-то за районным центром Бурное, по направлению к Чимкенту в селе Чокпак. Выучился на тракториста и сразу же стал работать в колхозе. Витька за эти два года практически его и не видел.

И вот, стоит Сашка на тележке, совершенно не изменившийся, и Витька даже рад его видеть. И нет у него к Сашке никакой ненависти и злости. Испарилось все. Исчезло! Понимает же Витька – в драке мало ли что случится может… Да и глаз его давно в норму вошел, лишь маленький, едва заметный шрамик чуть ниже, на лице остался. Так, … на память.

Глава 5. Зной нестерпимый.

Сашка к Витьке тоже отнесся вполне приветливо и даже с радостью согласился, чтобы Витька составил ему компанию в дороге. Все веселее, чем одному рычаги дергать. И место у него оказалось свободным в кабине, никем не занятым.

А выезжать Сашке надо было не мешкая. Еще бы минут пять и не застал бы его Витька на площадке. Оказалось, что Сашка, так как скорость у его трактора самая низкая, – первый, и раньше всех, трогается в путь.

Времени на сборы Витьке не надо, и он не раздумывая, тут же взобрался в кабину. Сашка отпустил тормоз. Трактор взревел мотором, резко дернулся, уверенно вырулил на обозначившуюся впереди колею и, набирая ход, легко устремился вперед, – в пески. Совсем скоро площадка с юртой, людьми и техникой исчезла за холмами. И уже в движении вспомнил Витька, что надо было сказать отцу о принятом им решении, но тут же и уважительная причина нашлась для оправдания: – времени, же не было! Поэтому он не расстроился и сам себя успокоил

– Ничего, – Шурка сообщит…

Сначала было интересно. Витька присматривался, как Сашка рычажком «газа» управляет оборотами двигателя. Совсем скоро на пути стали встречаться песчаные перемёты и трактору приходилось, местами – увеличить, а местами – и уменьшить скорость движения. Колея хоть и не сильно, постоянно изгибалась между холмами, но Сашка, то и дело, выжимая сцепление и орудуя фрикционами, уверенно вел трактор по временами, едва просматриваемой, тропе.

Между делом успели они обговорить интересующие вопросы. А потом, когда обсуждать было уже нечего, Витька прилип как банный лист и стал упрашивать Сашку, чтобы тот дал ему порулить. Сашка уступил, и поменялись они местами.

Оборотами мотора по-прежнему управлял Сашка, а Витька тыкал ногами в педали сцепления и лихорадочно тянул на себя фрикционы. То левый, то – правый. И вроде бы делал все точно также как Сашка, но поведение трактора под его управлением заметно изменилось в худшую сторону. И сразу – замедлился темп движения. Сашка потерпел некоторое время и решительно сместил Витьку. Взял управление на себя. Слишком много километров им предстояло преодолеть, и явно на этом пути было не до игрушек.

И тогда Витька стал смотреть по сторонам. А интересного вокруг ничего и не было. Растительности на холмах становилось все меньше и меньше, а вскоре местность и вовсе превратилась в сплошные волнистые барханы, и кроме сплошного песка ничего на ней больше и не было. Когда рыхлый не залежавшийся слой песка попадал под гусеницы, трактор утробно рычал, а местами, даже так надрывался от напряжения, что казалось, вот-вот заглохнет. А те зайцы, которых в избытке видел Витька у стойбища чабанов, от этого рева, вероятно, так пугались и искусно прятались, что на пути следования совсем даже и не попадались на глаза.

Как-то медленно стало тянуться время. Витька нашел солнце на небе и определил, что день уже к обеду приближается. И тут из моторного рокота выделился какой-то шум сзади, из-за тележек. Оказалось, что догнала их машина отца. Гудками он требовал, чтобы сошел трактор с колеи и пропустил машину вперед. Сашка сразу же подчинился и резко увел трактор в сторону. И тут же колеса прицепов стали вязнуть в песке и замедлился ход.

Отец пошел на обгон, и озабоченно на ходу отыскал Витьку глазами. Встретившись с ним взглядом, укоризненно помотал головой, и жестом указал на кузов – давай, мол, переходи…

Но Витька, тоже жестами, решительно отказался, и вскоре отцовский ГАЗ-51 вырвавшись вперед, исчез из видимости. А еще некоторое время спустя, чередуя интервалы, вся колесная техника напирала сзади, требовала освободить себе путь, обходила Сашкин ДТ-54 и быстро уходила вперед.

Позже всех, их обогнал гусеничный ДТ-75, на котором ехал Шурка. Он не сигналил, не требовал ничего для себя, а сам вывернул с колеи и уверенно пластаясь гусеницами по песку, как будто не чувствовал, легко тащил зарывающийся колесами свой тяжело груженый прицеп. Он появился внезапно, как фантом, и почти поравнялся уже с их трактором. Тут Сашка с Витькой рядом с собой, сбоку его и заметили. Сашка рванул рычажок на максимум и лихорадочно поддал газу своему ДТ-54, но тщетно. Новенький ДТ-75 тракториста Феди уверенно вырывался вперед.

Шурка высунулся из кабины, соединил вытянутые растопыренные ладони большим пальцем и мизинцем в одну линию, приставил их к лицу и, шевеля остальными, – изображал Витьке большой длинный нос. Он торжествовал! Еще бы! Трактор, на котором он ехал, наглядно демонстрировал превосходство свое, и мощью, и скоростью. И радовался Шурка так, как будто в этом была его заслуга.

Азарт Сашки Грасмика испарился быстро. Он понял, что тягаться с ДТ-75 его «старичку» бесполезно, сбавил газ и восстановил сложившийся за прошедшие часы ритм движения. А Витька, пока трактора соревновались между собой, ни на что даже и не надеялся. Он заранее знал, что обгонит его Шурка на своем новеньком тракторе. Более мощный, он и скорость развивал – под двадцать километров в час. А Сашкин ДТ-54 в лучшем случае – километров двенадцать. Да и к тому же, тащил – целых две тележки.

Чуть помедленнее, но вслед за колесными, исчез впереди из виду и Шуркин трактор. Больше обгонять Витьку с Сашкой было некому. Так в хвосте обреченно и плелись они, за бригадой, – отставая все больше и больше.

Внезапно как-то почувствовал Витька жару. Солнце было в самом зените и нещадно палило в пески жгучими лучами. И не было в синеве неба ни единого облачка, которое хоть местами, тенью, прикрывало бы землю.

В кабину трактора напрямую лучи не проникали. Но что толку. Они так накалили железо, из которого собственно весь трактор и состоял, что прикоснувшись к нему ненароком, немудрено было и обжечься.

Дверцы были открыты полностью. Воздух сквозил по кабине от движения, но совсем не освежал, и тоже нес в себе жару. И даже то, что Витька был насквозь вспотевший – не приносило облегчения.

Захотелось пить. Витька вспомнил про красивый термос в Шуркином тракторе и поинтересовался у Сашки – где у него вода находится? Не глядя, из-под сиденья, Сашка достал солдатскую фляжку, и вдруг вспомнил, что забыл набрать в неё воды. Встряхнул – что-то в ней плеснулось. Откупорил, сделал глоток и протянул Витьке

– На, – есть еще немного… на донышке…

И той воды, что сохранилась на донышке, Витьке хватило только на один единственный глоток. И лучше бы Витька не делал этого глотка! Вода оказалась теплой и совсем не принесла облегчения. Наоборот, еще больше спровоцировала желание – пить.

– Сашка, ну как же так…без воды…– нам же еще до наступления темноты полдня ехать…

Он подумал было, что Сашка решил подшутить над ним и врет, что у них нет воды. Взглянул на Сашку недоверчиво и тут же понял – не врет! Сашка под его взглядом встрепенулся весь и, злясь на самого себя, произнес с досадой

– Ну, закрутился я! Забыл совсем про воду. Забыл!.. – и добавил неуверенно – ничего… перетерпим, как-нибудь…

Витька промолчал. Что толку было – говорить. Терпеть он начал сразу после того, как сделал тот злополучный глоток. Попытался отвлечься. Скукожился на сиденье, прикрыл глаза и хотел задремать. Ничего не получилось. Мысль о воде перебивала все. И даже с закрытыми глазами видел он отчетливо Шуркин термос, и все больше и больше мучила изнутри жгучая потребность – пить, пи-и-ть!

Потом он уперся глазами в гусеницу со своей стороны и стал наблюдать за её непрерывным бегом. Она бодро вращалась, повизгивала траками и безжалостно подминала под себя колею. Барханы наплывали один за одним, смещались назад. А впереди, и всюду накладывались они плавно друг на друга и сливались с горизонтом. И не было им конца. Солнце палило все сильнее и сильнее и как будто бы застыло в одной точке. Барханы медленно, но двигались навстречу и уплывали назад, а время – совсем остановилось.

Молчал и Сашка. Он хмуро сверлил взглядом горизонт. Сгорбил тело в вопросительный знак, резкими движениями перебирал рычаги и так напрягся весь, что Витьке казалось, будто его человеческая сила складывается с силой трактора, и оттого он движется чуть-чуть быстрее, чем обычно. На деле же, Сашка просто перестал трактор жалеть и выжимал из него все, что можно было.

От знойного горячего воздуха некуда было деться, и Витька почувствовал, как стали пересыхать его губы, а потом все суше и суше стало становиться во рту. Какое-то время языком с зубов, десен и потаенных уголков рта ему удавалось вылизывать остатки влаги и смачивать сухоту, но это длилось недолго. Везде, куда мог он проникнуть кончиком языка, вскоре стало тоже сухо. И сам язык стал каким-то шершавым, неповоротливым, и показалось, что стал распухать он во рту, и даже мешать дыханию. Со стороны стал Витька похож на рыбу, которую вытащили из воды. Полураскрытым ртом хватал воздух, и казалось, что так терпеть мучительную сухоту было легче.

Солнце зависло на небе и не двигалось по-прежнему, но появилась постепенно тень у трактора с правого бока, и заметил Витька с некоторым облегчением, что постепенно она все-таки растет. И от этого укрепилась надежда, что дотерпят они как-нибудь до спасительной ночи, что похолодает воздух и хоть немного, но уменьшит изнуряющее давление жары.

Но от жажды-то ночь все равно не избавит. Избавит только вода. А вода – она там, в бригаде, которая бросила их на произвол судьбы, и еще неизвестно будет ли ночью делать привал. И только остановка бригады на привал может избавить их с Сашкой от мучений. А если она, все-таки не останавливаясь, пойдет дальше в ночь…

Он гнал эту мысль изо всех сил, но на смену ей приходила другая и тоже – совсем не радостная. Раскаленный ветер дул все сильнее и стали впереди попадаться участки, когда колея полностью исчезала под нанесенными на неё переметами. И тогда казалось Витьке, что они заблудились, сбились с пути. И противный страх подступал к окончательно пересохшему горлу.

А Сашка, по-прежнему весь напрягшийся, сверлил тяжелым взглядом горизонт, замкнулся в себе, не произносил ни слова, и все рулил, рулил…

Солнце, наконец, сдвинулось с мертвой точки, стало клониться к горизонту и принесло слабую надежду, что еще ну час – два, – скроется оно, и оттого станет пусть на чуточку, и ему, и основательно измотанному Сашке – легче.

А потом, Витька просто устал думать. Иссушающая жажда сжала его со всех сторон, а он как-то приспособился к ней, можно сказать – свыкся, и просто её терпел. Терпел и все! Ночь, она ведь приближалась.

Он надеялся только на ночь, он тупо смотрел перед собой и жаждал ночи. И тут повернул к нему осунувшееся лицо Сашка, толкнул в плечо и каким-то шелестящим голосом вдруг заговорил

– Ну, вот… а ты боялся, …радуйся! Едут тебя спасать…

Не зря он все-таки сверлил взглядом горизонт! Витька вскинулся, впился в пространство и обнаружил там, где барханы сливались с горизонтом, едва заметную, темную, движущуюся им навстречу точку. И что-то похожее на клубившуюся пыль…

Точка приближалась довольно быстро и оказалась машиной. Отцовской машиной! Это казалось настоящим чудом! Это было невероятно! Витька мгновенно взбодрился. И вся тяжесть сразу отлегла от сердца. Сашка тоже, преобразился на глазах, ожил весь и как-то глуповато похохатывал.

Оказалось, что подобрал отец более-менее удачное место для привала из расчета, чтобы спокойно, засветло успела подтянуться и собраться там вся бригада. И чтобы всем вместе поужинать, не шарахаясь в ночи.

Продолжать путь дальше, по темноте он не решился. Рискованно слишком, и как дважды два, заблудиться можно. Шурка на своем ДТ-75 подтянулся уже часа как полтора назад, а Сашкиного трактора все не было и не было. Отец забеспокоился – не случилось ли чего, и выехал им навстречу.

И оказалось – вовремя, потому что солнце уже скрылось наполовину за горизонтом и до наступления темноты совсем мало оставалось времени. Успокоился отец, убедившись, что не сломался их трактор и уверенно идет своим ходом. Витька же первым делом спросил о воде, и пока отец соображал, напрягся весь, боясь, что её в машине не окажется. А отец не сразу и понял, почему Витька с Сашкой так измученно выглядят, а когда дошло до него Сашкино разгильдяйство – развел руками обескуражено и громко выругался. Правда – без матерков. И тут же полез в кузов. Там у него стояла фляга с водой и он суетясь вытащил её из укрытия и торопливо раскрыл.

Нашлась и кружка. Витька припал к ней воспаленными губами и сделал несколько судорожных глотков. Сознанием уловил, что вода очень теплая и не дает того сладостного наслаждения, которым грезил он последние часы, представляя в мыслях как будет эту воду пить. Холодную, леденящую…

Но и эта вода из накалившейся теплом фляги с каждым глотком приносила сладостное облегчение, ибо важнее всего было то, что она – мокрая!!! Растекалась по телу и растворяла противную мучительную сухоту. Особенно – во рту!

А отец, стоял в кузове, глядел на него сверху и приговаривал

– Не пей много сразу, не надо… Просто набери в рот и полощи…

Легко сказать! Витька, конечно, слышал его пожелания, но действовал инстинктивно и опустошил кружку, как ему показалось, мгновенно – за один присест.

А вторую, – жадно, большими громкими хлюпающими глотками вливал себя Сашка, и со стороны казалось Витьке, что он вот-вот захлебнется в спешке, и подавится. Обошлось. Выпил всю, да еще и на дно заглянул недоверчиво – а вдруг, есть еще немного…

Воды у отца было – половина фляги. Её нужно было экономить, но отец, сочувствуя, заставил их умыться, вылил по кружке воды на головы, а потом еще по одной, тонкой струей и на спину, по очереди, чтобы ополоснули тело.

И от этих нехитрых процедур полегчало им окончательно. Да к тому же, и солнце, наконец, совсем исчезло за горизонтом и унесло с собой остатки разящих лучей. И по-чти обессилел совсем без солнечной подпитки надсадный, давящий, всепроникающий зной под напором надвигающейся темноты. Обессилел, ослабил напор, но не исчез совсем.

До места ночевки надо было проехать еще километров пятнадцать, но Витька категорически отказался возвращаться с отцом на его машине. Бросить Сашку в трак-торе одного после всего пережитого, представлялось Витьке настоящим предательством. Ну не мог поступить он так и все! И отец его понял. Заправил Сашкину фляжку солдатскую водой до отказа и передал Витьке – пользуйтесь, мол. И уехал, оставляя за собой отчетливый след на расползающемся песке.

Целых полтора часа еще, полностью пришедшие в себя и повеселевшие, гнали в темноту свой трактор с двумя тележками Сашка и Витька. То и дело, по ходу, прикладывались по очереди к фляжке, делали по глотку и дружно высматривали на горизонте среди, все отчетливее и отчетливее прорисовывающихся звезд, вожделенные огоньки бригадного ночлега. А когда, наконец, обнаружили костер и добрались, – фляжка их была опустошена полностью. До последней капельки. Пристроили сбоку у застывших машин свой трактор, заглушили мотор и оба направились к костру, отмахиваясь от комаров, вдруг тучей на них навалившихся.

Глава 6. Ночевка в песках.

Витька опять никого не застал из отцовской бригады, даже Шурку. Все разбрелись кто куда, и наверное уже спали. Только отец дожидался их у костра. Кушать не хотелось. И все-таки отец заставил Витьку съесть хлеба, и пару ломтиков копченого сала полурасплывшегося от дневной жары. А вот горячий, дымком пахнущий чай вприкуску с сахаром-рафинадом выпил Витька, и даже – целую кружку, с удовольствием.

Проявилась как-то разом вся накопившаяся за день усталость, и захотелось Витьке спать. Отец приготовил постель в кузове своей машины, и пока Витька раздевался, в полной мере, почувствовал и осознал он, как густо пространство вокруг заселено комарами. А ведь ехали когда с Сашкой в тракторе, не замечалось их как-то. Комары были все крупные какие-то и очень кусачие. Бить их на себе, – не перебить. Бесполезно! Спасаясь от укусов, нырнул Витька быстренько под одеяло, укрылся с головой, лишь лицо открытым оставил, чтобы дышать. Захотел сразу отключиться, но не тут-то было.

Оказывается, совсем не закончились его мучения. Жажду утолил, – так теперь комары одолевали нещадно. Они не доставали Витьку лишь тогда, когда только кончик носа его высовывался из-под одеяла наружу. Это почти непрерывное, ни с чем несравнимое, пикирующее комариное жужжание раздражало, держало в напряжении и никак не позволяло телу расслабиться. И совсем не просматривалось конца этой непрерывной комариной атаки. А воздух, казалось, вобрал в себя всю дневную жару и совсем не торопился остывать. Находиться под одеялом, полностью укрытым было совершенно невыносимо. Но стоило только высунуть голову, оголить шею, или руку – тут, же неумолимо следовала порция безжалостных укусов, и не было никакой возможности от них защититься, кроме как снова нырнуть под одеяло.

Рядом, точно также как и Витька ворочался отец. Наконец, он не выдержал. Разбудил спящего в кабине деда Барана, чтобы тот освободил место. Сел за руль, завел машину, и осторожно, нащупывая путь, чтобы не увязнуть в песке, стал взбираться на вершину бархана. С трудом, но это ему удалось.

Оказалось, что здесь, на вершине ощущалось слабое дуновение ветра. Комары также противно пищали над ухом, но стало всё, же их значительно меньше, чем в низине, и Витька, притерпевшийся, уставший от них отбиваться и вконец измотанный, помучился еще немного и все-таки умудрился уснуть дерганым полукошмарным сном.

Разбудило Витьку урчание мотора. Был он в кузове один. Оказалось, что машина движется, и медленно, также как и ночью, спускается с бархана. Рассветало, и солнце уже выглядывало из-за горизонта. За ночь пески успели остыть, и приятно веяло прохладой. И все было бы хорошо, если бы не эти проклятые комары, хотя легкий ветерок делал свое дело: так как вчера, они все-таки не досаждали.

До места основной стоянки, по расчетам отца, предстояло пройти еще километров восемьдесят. При благоприятном стечении обстоятельств, вся техника добраться туда должна была часикам к четырем во второй половине дня. А если на машине ехать – то и к обеду. Пока обговаривали режим движения и делали последние приготовления, разыскал Витьку Шурка и нырнул к нему под одеяло.

Обилие комаров тоже было для него неожиданным, но пострадал он от их укусов гораздо меньше чем Витька. Оказывается, у его нового товарища – Феди-тракториста был предусмотрительно прихвачен с собой накомарник, и спрятавшись под ним вместе с Шуркой на прицепе, они спокойно проспали всю ночь. Но медленно тащиться на гусеничном тракторе Шурке тоже надоело, вот и прискакал он к машине. Ведь как ни крути, а к месту нового их проживания сроком на целых два месяца, она прибудет раньше всех. Не терпелось, увидеть скорее это место.

Они хотели поспать еще какое-то время, но не удалось. Не проехали и километра, как машину стало кидать из стороны в сторону. Она начала буксовать, визжала беспомощно мотором и от этого лишь сильнее зарывалась в песок. Пришлось трактору сопровождения взять её на буксир. Колея впереди была основательно засыпана все учащающимися переметами и едва просматривалась. Шансов у машины самостоятельно, с ветерком, преодолеть это растянувшееся на километры зыбкое препятствие практически не было.

Так, телепаясь на буксире, и продолжили Витька с Шуркой свое путешествие. И все-таки, под открытым небом, в кузове, пока, – было легче переносить опять, неумолимо нарастающую жару. Воздух постепенно прогревался, но все равно от движения, хоть и на буксире, чувствовался ветерок и все еще холодил тело. А комары – стоило солнцу оторваться от горизонта, – тут же исчезли.

Трактор уверенно тащил машину, но временами, на сгустках песка задыхался от натуги, и тоже начинали зарываться огромные его колеса. Тогда тракторист останавливался, сдавал назад, маневрировал. Отец заводил мотор машины, включал скорость, и так, на пониженной передаче, двумя моторами, постепенно преодолевали они тяжелый участок, а потом, отец опять глушил мотор и Витька с Шуркой плыли в странной тишине сквозь барханы, ну прямо как на ковре-самолете. И только шелестел песок под колесами машины.

Пусто было вокруг и кроме трактора, мелькающего впереди колесами, не на что было даже смотреть. Пустыня, она и есть пустыня. Так в скуке и тянулось время. А жара делала свое дело и подстегивала нарастающее нетерпение – ну скорее уже добраться бы до места окончательно. По времени – пора бы уже...

Но вот сплошные песчаные переметы стали мельчать, дробиться, и все реже и реже пересекали колею. Машина вполне могла продвигаться теперь самостоятельно. Отец посигналил трактористу, чтобы тот остановился. Трос отцепили, и рванула машина вперед.

Вот теперь Витьку с Шуркой стал ветерок обдувать основательно. И не важно, что он был теплым, все равно, от того что бил он в лицо упруго, и от резко возросшей скорости движения стало легче и веселее на душе.

Оживившиеся от новых ощущений они не сразу заметили, что и ландшафт стал меняться. Гребни барханов сгладились и теперь это были просто песчаные холмы. На поверхности их стала заметна серая чахлая растительность. Такая же, как на холмах у стойбища чабанов, среди которых охотился Витька на зайцев. Такая же, но без саксаула.

А потом дорога пошла под уклон, расширился горизонт, и внезапно в низине появилась перед глазами полоса с настоящей зеленой растительностью. Она быстро приближалась и оказалась порослью молодого камыша. Машина съезжала вниз. Пески резко закончились. Машина пересекла черту стыка и сразу оказалась на зеленой поляне. Дорога врезалась в зеленое пространство, четко разделила его по сторонам и узкой серой лентой уходила вглубь. Зеленая масса тянулась влево и вправо, куда доставал глаз. Впереди камыш густел на глазах, становился все более высоким и внезапно как-то превратился в сплошной непроходимый лес. И по тесному проезду нырнула машина в камышовые заросли. Просека была очень узкой, а камыш достиг неимоверной высоты – метра под четыре. Сплошной стеной, без единого просвета, мельтешил вдоль бортов, и заслоняли свет по бокам слитые воедино остроконечные стебли, богато разбавленные коричневыми плотными колотушками.

Запахло болотом.

А потом узкий тоннель закончился. Камышовая стена резко оборвалась, и опять выкатились они на огромную поляну, сплошь заросшую густым разнотравьем. И там, впереди, примерно в километре, вновь стеной во весь рост стоял сплошной камышовый лес.

А дорога пересекла поляну и исчезла совершенно неожиданно в реке, возникшей ниоткуда. Как чудо! И догадались Витька с Шуркой мгновенно, что там, на берегу реки и дожидалась их заветная стоянка, что здесь они и будут жить. Едва машина остановилась, спрыгнули тут же на землю и, выбираясь на ходу из штанов, в одних трусах, перегоняя друг друга, без разведки, плюхнулись друзья в водную гладь. С неописуемым наслаждением плавали, ныряли, плескались, фыркали. Только брызги и разлетались на всю округу. И все не отпускала их вода...

Добрались они до места! Неизвестность исчезла, испарилась! И это изнурительное, изматывающее путешествие по пескам, наконец, благополучно завершилось.

Глава 7. Лагерь у речки.

Пока друзья плескались в воде, ничего не замечая вокруг, – на берегу, дед Баран сразу же приступил к своим поварским обязанностям. Выбрал подходящее место и отец помог ему разгрузить поварские принадлежности. Они сняли с кузова трех баранов, освободили их от пут и пустили пастись в траве. Один из барашков доживал последние часы. К вечеру дед Баран намеревался приготовить из него для всей бригады горячий ужин. Он возился с котлом, пристраивая его для варки ужина, а отец не устоял перед притяжением реки, разделся и тоже плюхнулся в воду. Витька глядел, как он саженками уверенно рассекает водную гладь и отметил про себя с гордостью – а ведь он отлично плавает!

Постепенно подтягивалась бригада на своей разно скоростной технике и первым делом бросались все в речку окунуться, освежиться, и именно наличие речки вызывало у всех радостные улыбки на лицах и даже, неподдельный восторг. Один только дед Баран вел себя странно. Казалось, речка его совершенно не волнует. Он возился сосредоточенно у своего котла и, несмотря на жару, был надет на нем пиджак и сапоги на ногах. И еще – широкополая летняя шляпа на голове. Нижняя часть лица покрыта у деда Барана пышной, окладистой седой бородой и с учетом всего, что надето на нем – поразительно похож дед Баран на гнома из сказки. Колдует у котла своего и колдует, и не обращает внимания на добродушные насмешки…

Здесь, на берегу реки Чу предстояло бригаде разбить полевой стан, чем, собственно, после того, как вдоволь накупались, бригада и занялась. А Уланбель? – это оказывается, село так называется и отсюда до него аж целых пятнадцать километров. Отец отдал распоряжения, заспешил, собрался и уехал в Уланбель на своей машине. Чтобы найти там и успеть купить накомарники. В Уланбеле они только и водились.

Деревянный навес возводился довольно быстро. Все его составные части были заготовлены заранее и привезены с собой. И совсем хорошо пошло дело после того, как добрался, наконец, до пристанища Сашка Грасмик на своем тихоходном тракторе, – ведь большая часть требуемых материалов на тех тележках, которые он притащил за собой, и находилась.

Всего в нескольких метрах от воды, прямо на берегу, на глазах, вырисовывался прочный деревянный каркас из толстых пиленых досок, надежно скрепленный железными скобами. Тут же набрасывается поверх его и тоже укрепляется рейками огромный брезентовый полог. И вот, – на тебе, – готово надежное укрытие! И от дождя, если он, конечно, бывает в этих краях вообще, и от ветра, и, конечно же – от жгучего, палящего солнца. А внутри, под пологом, завершающим штрихом к работе, устанавливается на всю его длину сбитый из досок, огромный продолговатый стол. И длинные скамейки с двух сторон притуляются вдоль него. Все оказывается, точно рассчитано у отца. В полном составе бригада, примерилась и разом за этим столом разместилась. Как раз к ужину дружно успели завершить дело, который к назначенному времени приготовил дед Баран. Видно хороший суп у него получился. Вкусно пахнет. Пора и на стол подавать. Хорошо-то как! Жить можно!

Солнце окончательно склонилось к закату. С облегчением отметил Витька как ощутимо спала жара. Повеяло прохладой, но как оказалось, не принесла она собой радости. Принесла комаров, которые, как кровопийцы голодные тут же начали свою подлую работу. И новая неизведанная напасть навалилась вдруг. Тучами, из ниоткуда, заполнила все пространство воздушное мошкара. Отдельная мошка – сама по себе, мелкая и почти незаметная, но из неисчислимого множества этих «незаметностей» образовалась в совокупности напористая неодолимая сила, которая все сильнее и сильнее все агрессивнее и агрессивнее без перерыва атаковала оголенные части тела собравшихся под навесом людей и жалила, жалила, нещадно кусала их. Подло, неумолимо и нестерпимо больно…

Все познается в сравнении. И понял Витька, что комариное зло, пережитое прошлой ночью, не самое тяжелое в этой только еще начинающейся Уланбельской жизни. Комары тоже, густо атакуют, но они на виду. От них можно отмахиваться как-то и даже упреждающе убивать, пока еще не успели хоботком кожу проколоть. Убивать, защищаясь! А мошкара… Вот она, звенит надсадно, мельтешит облаком, куда ни кинь взгляд, висит вокруг Витьки и разом, сплошным «единым целым» впивается во все чувствительные и неприкрытые одеждой места. Раздражает тело мелкой, колющей, сплошной зудящей болью. В рот набивается, в нос, в уши, в глаза… С ума можно сойти от досадного и бессильного отчаяния! И какая тут, к лешему, радость от горячего аппетитного, разлитого по металлическим мискам на столе, ужина. Зачерпнутая ложкой порция, пока поднесешь её ко рту, тут же на глазах мошкарой обрастает – так, сырую её в придачу к супу глотать и приходится.

Спряталось совсем солнце, и чем темнее вокруг становится, – множится плотность объединенного мошко-комариного войска, и все бессмысленней отбиваться от его напора. И какой уж тут, к черту ужин… И какое тут настроение? Вся бригада дружно страдает. Выскакивают из-под навеса, и каждый защищаться пытается, как может. Пиджаки поодевали, рукава и вороты рубашек позастегивали, кепки натянули на головы и полотенца вокруг тела понакручивали, лица в них спрятать пытаются. Курильщики папиросами дымят, да мало толку от этого. И вот уже всех из-под навеса повыгоняла злобная, беспощадная мошкара. Кто в кабины тракторов попрятался, а кто – к костру поспешно разожженному прибился. Витька с Шуркой тоже жмутся к огню, да вот только не очень спасает их костер от укусов. Страдают жестоко. И на Шурке и на Витьке лишь рубашки легкие с короткими рукавами. Вся остальная их одежда с отцом на машине в Уланбель уехала. Разве еще пару часов назад мог подумать кто об этой почти невидимой злобной силе, о появлении этой проклятой мошкары. И несмотря на жар костра достает и достает непрерывно она их, ненасытная. Шурка – шустрый, нашел для себя выход! Он опять к Феде-трактористу под накомарник напросился, а Витьке только и осталось – отца дожидаться. И все сильнее и нестерпимее зудит и чешется у него сжавшееся в единый нервный комок беззащитное раздраженное тело. И нет отца, и непонятно, куда он вообще запропастился.

И все-таки всему приходит конец. Возвратился отец из Уланбеля, довольный оттого, что раздобыл и привез с собой все необходимое на первый случай. Накомарников хватило всем. Их разобрали нарасхват бригадные люди, разбрелись и начали устраиваться на ночлег по разным местам. И разом поднялось у всех настроение, что в придачу к накомарникам нашел и купил отец специальную мазь против комаров. Он раздавал каждому по стеклянному пузырьку и убеждал, что мазь эта чудодейственная, не только комаров, но и мошкару отпугивает на некоторое время. Часа на два – не меньше!

Витьке тоже вручил он таившееся в пузырьке неожиданное спасение, и тут же Витька не преминул им воспользоваться. Он отвернул крышку, запустил палец вовнутрь, зацепил часть густой коричневой, на солидол похожей, остро пахнущей массы, и накладывая её понемножку на руки, шею, лицо стал растирать ладонями. И было у него чувство, как будто грязь он по себе размазывает. Но действительно, чудодейственной оказалась мазь. Как по волшебству, отпугнутая запахом, отступила и ретировалась на безопасное расстояние и мошкара и рать комариная. И несмотря на то, что от воздействия мази, нестерпимо стали щипать у Витьки основательно покусанные места – повеселела его душа, на какое-то время. И зуд постепенно стал слабеть.

А отец расстелил в кузове матрац, покрыл его простыней и вместе закрепили они такой же, как и матрац по размеру, накомарник. И представлял из себя этот накомарник обыкновенный, сшитый из марли, прямоугольный, дном кверху, перевернутый «ящик» в углы которого были вшиты веревки. Этими веревками растянули и привязали они накомарник к бортам кузова прямо над постелью. По-том, забрались они под накомарник вовнутрь, и защитились от всякого доступа снаружи, подоткнув марлевые стенки под матрац по всему периметру. Некоторое время еще охотились Витька с отцом за успевшими все-таки влететь под накомарник комарами, и поубивав их всех, наконец, заснули оба под едва проглядываемым из под нависшей над ними густой марлевой завесы, горевшим отдельными, четко обозначенными звездами, летним июльским небом. Провалились в спокойный сон и так проспали до утра. А проснувшись, когда солнце уже вовсю светило, огляделся Витька вокруг и увидел в углах накомарника темные, отчетливо бросающиеся в глаза точки. Приподнялся, разглядел и удивился. Как же это он ночью ничего не почувствовал? С десяток комаров, не меньше, – сытых, довольных, до отказа напившихся их, с отцом, кровью, неимоверно раздувшихся и красных от поглощенной безнаказанно крови, блаженствовало безмятежно на белоснежной марле.

Витька с омерзением даванул пальцем одного, второго… И тут же расплылись, превратились беспомощные комары в жирные кровавые пятна противно испачкавшие собой свежесть накомарника. Вот незадача! Нет, лучше распахнуть и поднять наверх стенки материи. Пусть сами выбираются из плена и улетают на свободу невредимыми. Пусть улетают...

Солнце утвердило своим восходом очередной Уланбельский день. Разогнало светом своим до вечера и комаров и мошку. Некого опасаться. На весь день, пока не начнет солнце снова прятаться за горизонт, отпала необходимость и в мази, и в накомарниках. Отпала… Хорошо у Витьки на душе. Он справился с собой и безропотно перенес вчерашние трудности. И любопытно Витьке – что принесет нового и неожиданного очередной такой, по ощущениям, доброжелательный и приветливый, свежий денечек.

Глава 8. Косильщики.

Витька отыскал пологий бережок реки, присел на корточки, чтобы умыться, зубы почистить, и через мгновение едва не грохнулся в холодную воду. Кто-то сзади схватил его руками за плечи и резко толкнул вперед. Толкнул, и все-таки, удержал от падения. Кто-кто? – Шурка, конечно! Витька резко вывернулся вбок, обернулся и, увидев лицо друга, сначала обомлел от неожиданности, а потом – рассмеялся. Очень уж забавно выглядел Шурка. Лицо красное, вспухшее и особо выделяется наполовину заплывший левый глаз. Дрался с кем – что ли?

А Шурка не обиделся. Тут же ткнул пальцем ему навстречу и весело парировал

– Ха! Ты на себя погляди, герой комариной битвы, у самого не лицо, а маска Квазиморды… И продолжил, - Да ладно, это что… А вот я вчера ночью пошел до ветру, и пока сливал, чувствую, щекочет меня мошкара и даже приятно было в интересном месте от этого. А утром, глянул на свой «шпац», – так он весь распух, зараза… И задница чешется вся… Это что? – всегда теперь так после туалета страдать придется?

И от таких размышлений еще смешнее стало лицо у Шурки, и Витька развеселился совсем, на полную катушку. Так, сквозь смех и выдавил из себя очевидный совет

– Когда-когда?.. – Солнце, когда светит на небе! Подстройся уж как-нибудь!

Хорошо начинался день! Еще и работа их не обозначилась в Уланбеле, а уже успели преодолеть они несколько испытаний. И не испугались их совсем! Выдерживают! И все, что впереди будет – тоже выдержат! Витька чувствует это, и Шурка – тоже такого же мнения! И оттого – прекрасное настроение у них обоих.

Потом, умылись они и присоединились к бригаде, которая под навесом вся уже сидела за столом и дружно завтракала. Ждала друзей на столе их порция хлеба, вареных яиц, и горячего сладкого компота из сухофруктов. Вполне достаточно всего этого для завтрака. Лафа!..

Потом, начались серьезные дела. Отец распланировал работу на день. И всем нашлось – чем заняться. Первым делом необходимо было разгрузить привезенную на прицепах технику.

Все необходимое для полного цикла заготовительных сенокосных работ в разобранном виде, надежно закрепленное виднелось за бортами. И грабли прицепные, чтобы сгребать скошенное в валки, и пресс-подборщик «Киргизстан», красивый, ярко-красный весь, с виду – что-бы превращать это сено в тугие, стандартные тюки, надежно увязанные проволокой. И, конечно же, стояли на одной из тележек аж целых четыре новенькие сенокосилки. Те самые, на которых Витьке и Шурке предстояло работать. И то дело, ради выполнения которого бригада сюда, в долину реки Чу приехала, начаться должно было именно с покосочных работ. Поэтому скопом, дружненько в первую очередь, по специально прислоненным к бортам тележки доскам – аккуратно, с предосторожностями спущены были сенокосилки на землю. Теперь их предстояло собрать. Тут же назначено было и окончательно сформировалось звено сенокосильщиков.

Таскать за собой сцепку из четырех сенокосилок должен был гусеничный трактор ДТ-75. Тот самый, на котором Шурка «на всех парах» преодолевал Муюнкумы. И старшим над косильщиками стал его новый друган – тракторист Федя. И еще в косильщики кроме Витьки с Шуркой попал Карпо – старый их знакомый с соседней улицы. Вообще-то настоящее его имя – Каспар. Он был старше их на год, но какой-то непутевый. Совершенно не хотел учиться и бросил школу. Где-то болтался, попал в неприятную историю, что-то натворил и целый год за это отбыл в колонии для несовершеннолетних. И вот, взял его на работу отец. Пожалел…

В селе Бурно-Октябрьском все друг друга знают, жизнь каждого – у всех на виду. И Карпо этого Витька знает как облупленного. Не везет почему-то ему, а вообще – нормальный этот Карпо пацан. Покладистый и безобидный…

Ну а четвертый косильщик оказался из Фединой Косталевки. Назвался Вовкой. По виду – тоже нормальный. Работа покажет…

Как собирать и готовить косилки Федя знает назубок. Так, под его руководством вместе, дружно, впятером и закипела у них работа. Дышла присоединить и закрепить. Косы в полотна направляющие вставить. Нагнетатель солидолом наполнить и все тавотницы на трущихся и вращающихся частях туго, под завязку, этим солидолом насытить. Витьке, да и Шурке интересно все это. И вроде аккуратно стараются работать, - а вывозились, измазались в солидоле как черти. Руки жирные, черны от грязи и липкие. Лица – чумазые. Ну – настоящие трактористы!

Совсем незаметно летит время. И все хорошо, но вот уже несколько часов работают они под открытым небом. Солнце взобралось на верхушку неба, достигло высшей точки и снова жарит нещадно. Пот льет ручьем, с новоявленных косильщиков, застилает глаза. В воздухе царит знойная, звенящая особыми полевыми тонами, тишина. И ни дуновения, ни ветерка не ощущают ребята. Разгоряченные, накалившиеся до невозможности. Кажется, вот-вот загорится на них кожа. Но терпит.

Она уже давно закалилась еще на Бурно-Октябрьском солнце, коричневая вся и уже не облазит и не шелушится даже. А речка, вот она, – совсем рядом, в пятидесяти шагах, – манит голубизной. Но никто из ребят не отваживается, глядя на сосредоточенного и целеустремленного Федю, предложить перекур. Чтобы – отвлечься на пяток минут и окунуться в воду хотя бы разок. И остудить, растворить в прохладе накопившийся в теле жар. Перевести дух. А то ведь, почувствовалось разом как-то – невмоготу стало совсем терпеть эту адскую раскаленность! Но все молчат, боятся проявить слабость. Чем они хуже Феди, ведь он, также как и они работает и – терпит. И видно же, – совсем немного остается, чтобы завершить сборку и выполнить намеченное. А что дальше? Дальше – передохнем и можно начинать косить.

Как раз к обеду все и закончили. Дед Баран из-под навеса выглядывает, руками машет, всех созывает.

– Шабаш! – произнес Федя и вся его команда мгновенно сорвалась с места и бросилась наперегонки к реке! А потом, мокрые, даже не вытершись толком, голые, в мокрых трусах так и притулились гурьбой у стола под навесом. И вроде остудились в воде, но хватило этого ненадолго. Под пологом, под навесом хоть и тень сплошная, но все равно – жарко. Да и суп в мисках – тоже горячий. И не хочется совсем кушать, а ведь надо! И опять выступает пот на лице, как будто и не купался Витька в речке всего лишь несколько минут назад.

А пик жары еще не наступил. И как под жарой такой работать в открытом поле – непонятно совсем. Но у отца продуман, оказывается, режим дня наперед. И он объявляет, что отныне – подъем в семь часов утра. Затем, быстрый завтрак и полноценная работа – до тринадцати часов, до обеда. Обеденный перерыв продолжительный, а вместе с ним и свободное время, – до шестнадцати часов.

Пережидаем пик жары, и как только намечается она на спад – снова беремся за работу и там уж – до двадцати часов вечера, а может быть и дотемна – без перерыва. Так надо! И все соглашаются с отцом. Ему виднее. Не первый сезон здесь проводит.

Ну, значит, до начала работы еще далеко, и люди расходятся. Те, кто постарше, отыскивают местечки под тенью, чтобы подремать после сытного обеда. А Витька с пацанвой – в воду, – опять купаться! Интересная эта речка, – Чу! Чистющая! Сквозь воду прозрачную все дно просматривается. Даже с берега видно отчетливо, что покрывает его поросль всякая. И такая же зеленая, как на земле.

Там, где купаются ребята, – глубоко. Чтобы дна достать ногами – с ручками под воду уходишь. А внизу, касаются ноги шевелящейся растительности подводной и страшновато на душе от этого. Вдруг – запутаешься в этих водорослях и вынырнуть наверх не сможешь… И отдергиваются резко ноги, стараются ускользнуть от этих противных таинственных соприкосновений. А когда вынырнешь наверх и увидишь берег, – вот он, – рядом! – тут же мигом улетучиваются все страхи.

А еще, – Шурка посоветовал открыть под водой глаза. Вода ведь – чистая! И Витька нырнул и открыл их. И ничего с глазами не стало. И также как в воздухе, просматривается сквозь воду удивительная речная, невидимая до этого, жизнь. Рыба, довольно крупная обитает, оказывается, в речке и не боится совсем разудалой сутолоки купающейся ребятни. Шевелит чинно плавниками и как будто не замечает ничего, выпученными глазищами. Но чует видно опасность и не дает к себе приблизиться. Держится на расстоянии. А еще, среди водорослей подводных заметил Витька совершенно неподвижную, похожую на толстый карандаш палочку. И так близко она находится – протяни руку, и схватить можно. Но не тут-то было. Только-только потянулась рука – встрепенулась «палочка». Как стрела, выпущенная из лука, мгновенно сорвалась с места и скрылась из вида. Догадался Витька, что это щучка маленькая так, подстроившись под неподвижное бревнышко, сторожит добычу.

Для Витьки плаванье под водой с открытыми глазами – целое событие! Вот так, запросто, собственными глазами, взять и увидеть живой подводный мир! Как это все-таки здорово!

Но и наверху, на земле – тоже ждет неизведанное. И бог с ними – с комарами, мошкой. Как все-таки здорово, что попали они с Шуркой в Уланбель. А то, что солнце жарит напропалую – так пусть жарит. Не боятся они солнца и даже – по большому счету – любят жару.

Наконец, все накупались вдоволь и разбрелись кто куда. Попрятались в тени.

Глава 9. Фазаны.

Отдыхают все, а Витьке неймется. Вокруг того места, где собирали они сенокосилки, раскинулось от речки во все стороны огромное поле. Живописный луг, покрытый разноцветными густыми травами, в рост – по пояс. Он находится на взгорке и разделен на две части тропой – полевой дорогой, по которой они приехали. И там где заканчивается, или же – начинается взгорок, разбавляется трава камышовым молодняком. И чем ниже к реке местность, там постепенно, всю растительность перебивает камыш, густеет и становится все выше и выше. И в самой низине, превращается в камышовый лес, достигающий немыслимой высоты.

Здесь, совсем рядом с их стоянкой, по обе стороны от упершейся в воду дороги вдоль реки, по всей её длине стоит широкой полосой этот камышовый лес, достигший в своем росте предела. И кажется, что не тревожила его веками человеческая цивилизация. В нутре его от земли, по грудь Витькину – высотой, желтеют сплошным непроходимым настилом отжившие свой срок и полегшие давным-давно сотни, тысячи гигантских толстых камышинок. Из года в год, из сезона в сезон, накладываются они переплетенным ковром друг на друга, гниют снизу и пересыхают, не успевают перегнить за один сезон сверху. Образуют своеобразную подушку и сплошной поваленной камышовой массой толстеют во времени. Но для зарождения новой жизни этот настил – не преграда совсем. Плотным лесом пророс сквозь него очередной камышовый урожай, вошел в силу и пышет своим сезонным здоровьем, купается в обилии влаги у реки. Впечатляет богатырским ростом. И таит в чреве своем, тайны, которых не разгадать, и опасности – которых остерегаться следует.

Со всех сторон, по периметру окружен раскинувшийся на километры в глубину и вширь, взгорок, надежно защищенный непроходимой стеной из этого древнего векового камыша. И имеются со стороны песков-барханов только одни единственные узкие ворота, через которые их бригада на него и проникла внутрь.

Так вот, – пока собирали косилки, Витька не терял времени зря и успевал глядеть по сторонам. И заметил, как взлетают над лугом, опускаются и вновь пропадают в траве, совсем неподалеку, странные птицы. Большие, неуклюжие – на куриц нерасторопных похожие. Взлетают и также как курицы, далеко лететь не могут. Он полюбопытствовал у Феди, и тот сказал Витьке, что это фазаны.

– Много их тут – бросил благодушно, мол, подумаешь – невидаль...

А Витька загорелся. Это же птица с очень красивыми перьями! Вот бы достать, в руках подержать…

И вот сейчас, вдоволь накупавшись, и совсем не страшась жары, подхватил он отцовское ружье, натянул новенькие штаны из комплекта выданной утром каждому работнику спецодежды. Обулся в, тоже новенькие, кирзовые сапоги – мало ли какая тварь в траве этой, притаиться может, – сунул в карман пару патронов и голый по пояс, чтобы не так жарко было, отправился за своими фазанами. В очередной раз ловить охотничью удачу!

Витька шагнул в травяное поле и проталкивая сквозь его густоту ноги стал медленно продираться вглубь. Он не видел земли, наступал прямо в рыхлую растительность, но там под ней все-таки была твердь. Он отталкивался от неё и чувствовал, что идет на подъем. И вправду, хоть внешне, в целом, поле выглядело ровным, – трава перед ним теряла густоту и как бы опускалась все ниже и ниже. И вот она уже не по пояс Витьке, а чуть выше колен. Он действительно взбирался на невидимый бугорок и оттого, что проредилась трава, идти стало легче. Вот только одна досадная беда обнаружилась.

Обманчивым оказалось сонное и застывшее с виду поле. Пока он еще не вошел в траву, оно было совершенно безжизненным. Солнечная жара всех, и животных, и птиц, и насекомых заставила спрятаться, прикрыться листочка-ми, травинками и затаиться у земли. И так, замерев, переждать, переспать солнечную атаку. А Витька шагами своими нарушил, разбередил застывший, сонно разомлевший покой поля. И тут же начало атаковать нещадно его голое по пояс тело, ожившее растревоженное травяное население. Звенели пискливыми голосами комары. Да ладно бы – только они! Налетели бзыки – огромные, стремительные и очень агрессивные мухи. Ну прямо мухи це-це, как обозвал их Шурка. Оказывается, синяк под глазом возник у него оттого, что проворонил вчера Шурка укус такой мухи. И вот сейчас гудели они гулко и вместе с комарами жалили жестоко Витьку. И не знал Витька – что же делать? – или ружье в руках держать, или от них отбиваться. А может быть, – а ну её к черту эту охоту, пока не искусан еще весь – назад вернуться? Он успел сто раз пожалеть, что не накинул на себя рубашку, или хотя бы – майку.

И вдруг, резкий шум возник в ногах, прямо перед ним. И тут же, едва не зацепив его ружье, взмыло в небо какое-то чучело, и беспорядочно заполошно махая крыльями, медленно полетело в сторону на высоте – чуть выше головы. И было это так неожиданно и внезапно, что инстинктивный ледяной страх парализовал Витьку. Так и стоял он окаменевший, разинув рот, и взглядом испуганным и изумленным сопровождал замедленный, как в кино, полет этого «чуда в перьях». А оно отлетело метров на двадцать и как бы обессиленное спланировало в траву. Исчезло из виду – как будто и не было его вовсе.

– Фазан это! Фазан!!! Как только вернулось сознание – тут же отошла от страха и возликовала Витькина душа. Нет, не зря потянуло его в поле, совсем не зря! Ну, теперь-то понятны ему повадки фазаньи. Теперь он наготове будет, теперь его не проведешь! Витька полностью пришел в себя и в нем разгорелся настоящий охотничий азарт. Стараясь не упустить из виду то место, где приземлился фазан, Витька взвел курок, взял ружье наизготовку и медленно стал к нему приближаться. Главное, не испугаться снова от неожиданности. А уж когда увидит взлетевшего фазана – спокойно можно прицелиться в него и выстрелить. Он ведь летит, оказывается, совсем медленно.

Руки заняты у Витьки ружьем, он нацелил его в заветную точку и шагает, шагает, медленно переставляя ноги. Уже половину пути преодолел, а там – даже трава не шелохнется.

И опять, прямо из под ног, сбоку, – откуда и не ожидалось ничего, – вертолетом, оглушительно хлопая крыльями, взлетел, может быть Витькин, а может быть, и совершенно другой фазан. И опять разум Витьки не успел включиться. Инстинктивно сработала реакция на опасность, и автоматом шарахнулся он в сторону, чудом удержав в руках ружье. И смех, и грех, ну какая же это охота?!.. И он выматерился сам на себя – громко и некрасиво…

А фазан, как ни в чем не бывало, медленно, совершенно не торопясь, – и полетом-то это назвать сложно, – протрепыхался в воздухе метров двадцать, спланировал в траву и испарился. Вот и ищи-свищи его! То ли на месте приземления затаился, а может быть – отбежал в сторону. В какую вот только?.. И как далеко…

Голое тело горит от укусов нестерпимо. Витька лихорадочно опустил ружье на землю. И стал ожесточенно хлопать по комарам и бзыкам пившим из него кровь. Ну, какая тут к лешему, охота…

Азарт стал улетучиваться на глазах. Но Витька упорный. Он решил испытать удачу еще раз и опять медленно стал подкрадываться к месту приземления вторично напугавшей его птицы. На этот раз она не стала подпускать его близко и также с шумом, вертикально как вертолет взлетела от него впереди – метрах в пяти. И опять он вздрогнул от неожиданности, только удержался на этот раз и даже ружье не опустил. Но все равно, времени для прицеливания не хватило. И тогда Витька просто выстрелил наудачу. А фазан? – он уже опустился в траву.

– А вдруг попал?.. Прибежал Витька к месту приземления, шарахнулся в одну сторону, в другую… – озирался вокруг… Не было нигде фазана. Ни живого, ни мертвого.

…Очередной фазан взлетел шагах в пятнадцати от него и также грузно, неторопливо протрепыхался в воздухе и снова скрылся в траве. На этот раз Витька даже не вздрогнул. И в фазана стрелять не стал.

Стал охотиться сам на себе. Пораздавливал еще одну порцию комаров, а заодно – и пару бзыков убил. Вот и вся его добыча! Как-то разом расхотелось ему искать неподатливую строптивую полевую дичь, и он повернул назад. И только удивлялся про себя и сокрушался: ну надо же, – трех фазанов увидел и все – курицы. Серо-коричневые окраской и некрасивые совсем.

А в перьях необычных и удивительных – фазаньи самцы щеголяют. Но не попались на этот раз они Витьке… И кажется, совсем неудачливый охотник из него получается. Обидно…

Глава 10. Зверь такой – сенокосилка…

Продолжительный перерыв помог относительно легко пережить пик жары. И с осознанием того, что солнечная сила вот-вот пойдет на убыль, вместе с Федей вновь назначенные косари двинулись к своим агрегатам. Каждый из них уже облюбовал свою косилку. А что? – не трактор, конечно, но все равно – техника! Железные, удобные сиденья на упругой металлической пластине, рулевое колесо, чтобы управлять положением сенокосилки в сцепке, ручка для перевода косы в транспортное положение и в два рабочих состояния, – для покоса травы горизонтально, прямо у земли, или – для более высокого её среза, градусов на тридцать приподнятым полотном от основания. А ещё – ножная педаль – для изменения скорости движения режущих сегментов косы. Кажется, все просто, но всем этим ещё предстоит научиться управлять и правильно пользоваться.

Разгорелся интерес у ребят, и не терпелось им начать работу, а Федя не спешил. Объяснял все по третьему разу и предупреждал о необходимости соблюдать особую осторожность. И все талдычил, что – совсем не баловство, их новая работа. Так ребята – не маленькие же дети. И без него всё понимают!

Наконец, соединили косилки дышлами друг за друга и образовали сцепку. Как и хотели. Шурка зацепил свою косилку – третьей, а Витька – четвёртой, – последней. И такой обзор всего, что впереди происходить будет, перед ним образовался! Не то, что у Карпо, которому на первой сенокосилке, только спину трактора и видно. Первая косилка, она ведь след в след по гусеницам трактора сзади идет.

А трактор тронулся медленно и вытащил косилки на исходную позицию. Опустили полотна, включили режущие механизмы! И пошла работа…

Первая коса из-за гусеницы выпирает и широкую полосу всего, что попадает на её пути, режет на корню и валит нещадно. И так, выступом, по скошенной траве катится вторая, а затем и третья косилка и валит каждая свою полосу сена. А Витька на своей последней косилке сбоку от трактора метрах в пятнадцати на отдалении находится и как бы сам по себе в тишине едет. Стрекочут лишь только между направляющими пальцами полотна острые треугольные ножи-сегменты.

А когда только начинали работу, на сиденье невозможно было просто сесть. Оно раскалилось под солнцем как сковорода на плите. И рулевое колесо – железное… Плюнь на него – закипит слюна! Хорошо хоть, что спецовка из плотной материи. Ерзали ребята, ерзали… – кое-как приспособились. А сейчас, хоть по прежнему жарит над головой солнце – кажется, что от движения – повеяло ветерком и от этого чуточку легче переносить жару.

Прямо перед Витькой валится трава, скошенная Шуркиной косой, и ложится ровно широкой густой полосой. И подминает её под себя, похожая на древнюю колесницу, Витькина косилка. И сама тоже, срезает сбоку и оставляет за собой такую же ровную полосу скошенной зелёной массы.

Прямо, никуда не отклоняясь, тянет Федя на своем тракторе все сметающий на своем пути лязгающий острыми ножами широкий железный клин. Все глубже и глубже проникает в зеленое поле и будто бы утопает в нем.

Возбуждение, волнение бившее Витьку перед началом работы, прошло незаметно, и успокаивается он постепенно. Оказывается, ничего сложного в управлении косилкой нет. Включил косу на нужную скорость и делает она свое дело. Сиди, регулируй рулем, чтобы захватывала полосу на всю ширину режущего полотна и наблюдай…

Но вот, кончается поле и впереди вырастает сплошной стеной, той самой – вековой! – камыш, за которым, скорее всего – река.

Надо разворачиваться. Федя и стал совершать маневр. Вроде бы медленно и плавно уходит трактор в сторону от камышовой стены. Изгибается, послушно следует за ним косилочный клин. Но Витька… – ведь он в самом хвосте сцепки находится. И нарастает стремительно скорость движения и тянет его косилку на отрыв неудержимая центробежная сила. Вцепился Витька в руль, держится изо всех сил. А коса по-прежнему, безразлично подрезает и валит все, что на пути попадается.

Не рассчитал Федя дистанции, и если в радиусе разворота Шурка на своей третьей косилке вписался в пространство как раз перед стеной камышовой, то Витьку неудержимо несет на скорости, прямо на неё. И полотном режущим, и прямо – косилкой всей.

– Стой!.. Стой!!! – заорал Витька изо всех сил. И Шурка тоже подхватил его крик и замахал руками. Куда там… Полотно вовсю уже вгрызается в желто-белый слой исподволь накопившегося камышового валежника. Витька яростно дергает за рычаг, успевает вырвать его, приподнять над пластом, и продолжает резать коса теперь уже без напряжения толстенные камышовые стволы, сбитые в единый жесткий вертикальный слой, как сигареты в пачке.

А косилку вздыбило – катится уже колесами по валежнику, и не попавший под срез камыш ломается дышлом, основанием косилки, и валится через руль прямо на Витьку, хлещет колотушками, острыми листьями и закрывает собой, загораживает, всю видимость перед ним.

В панике Витька бросает руль и тут же камышовый напор вырывает его из седла и сбрасывает назад, прямо на развороченный днищем полугнилой валежник. Пыль, паутина и гадкий запах окутывает его и чувствует Витька, как будто в болото попал он. И точно – хлюпает вода там, куда провалились его ноги. Хорошо, что в сапогах они!

Витька дергается, резко вскакивает и взбрыкивая высоко ногами выбирается поспешно на выкошенное Шуркиной сенокосилкой сухое пространство. Оборачивается и видит, как тащит и бросает сила нещадно его косилку поверху по валежнику и как мнет и ломает массой своей она еще несколько мгновений камышовую преграду, пока не вытаскивает её, наконец, сцепка в поле, на луговой простор.

Уже не только Шурка, а и Карпо, и Вовка дружно орут во весь голос. И вот, кажется, перекричали они вместе шум тракторного мотора. Останавливает все-таки свой трактор зазевавшийся Федя.

А Витька?.. – кажется ему, что покрыт он весь паутиной и обляпан какой-то противной пылью. Рыскает взглядом по себе, отряхивается и боится, – а вдруг, паук какой-нибудь ядовитый свалился на него. Отец говорил, что здесь ужас как много этих пауков.

И вот, подбегают к нему пацаны и помогают отряхнуться. И хохочут все – видишь ли – очень уж забавно летел Витька с косилки и выбирался потом из валежника, отбиваясь непонятно от чего ногами. А Витьке не до смеха. Он замечает, наконец, встревоженного Федю и бросает ему возмущенно

– Ну как же так…

Тот с обескураживающей улыбкой разводит руки в стороны

– Ну, бывает... не рассчитал...

Оказывается, трактор тоже неожиданно совсем вклинился в болото и стал месить гусеницами грязь. Вот он и отвлекся. И вся эта история произошла всего-то за пару минут, а кажется Витьке, что вечность целая пролетела.

Шурка, видно по нему, – тоже переживал за Витьку. Но теперь, когда все закончилось, еще и ехидничает в его адрес

– Зато у тебя с хвоста обзор хороший… – наслаждайся!

Больше в этот день приключений не было. Покос шел до вечера. Солнце скрылось, и уже вовсю господствовали в воздухе комары и мошкара. Заканчивался срок действия мази, очередная порция которой щедро была нанесена на кожу, и хотелось есть. Все место вокруг стоянки успели они выкосить сегодня. А значит, и кровопийц ненасытных этих там, где они устраиваются жить – будет поменьше. И действительно, когда ужинали они под навесом, казалось Витьке, что так и есть. А может быть, все-таки, мазью успело напитаться его тело…

Ночью, хоть и под накомарником, а спал Витька беспокойно. Сначала зудели и чесались искусанные во время охоты на фазанов места, а потом, – дергали, кошмарили и холодили замирающую в страхе душу, ползающие вокруг огромные волосатые пауки...

Глава 11. Разведка по воде.

Начало второго дня встретили Витька с Шуркой без волнения, – как обыденность. Сообразительные и хваткие они быстро приспособились к условиям еще вчера – казавшейся такой необычной и сложной, своей новой работы. Оказалось – все просто! Катайся себе на косилке, следи за косой и рассматривай, что там обнажается на голой, под лысину остриженной, земной поверхности. Очень быстро приноровились они, временами подкручивая рулевое колесо, так держать свою косилку в общем клине, чтобы во всю ширь полотна захватывала она зеленую массу, и чтобы сзади, на общей ширине выкашиваемой клином, не оставалось пропущенных травяных островков.

Трактор уверенно тащил сцепку по длинной меже, выдерживал прямую линию, и лишь на краях поля во время разворотов приходилось друзьям держать ухо востро. Отключать косу, чтобы не молотила попусту на уже выкошенных участках, приподнимать полотно, чтобы не цепляло оно и не сгребало в кучу скошенный слой, выправить косилку так, чтобы не волочилась она юзом инерцией разворота.

Особенно актуально было это для четвертой Витькиной косилки. Впрочем, он очень быстро уловил нюансы управления, и в целом, все у него получалось.

До обеда бригада работала без перерыва и выкосила огромное поле. Поле это было обычным, луговым с травой – не выше пояса. То, где охотился Витька на фазанов. Красивое, живописное – это да! А так – ничего примечательного. И даже скучно стало Витьке от наступившего однообразия. И оттого все настойчивее стал напоминать о себе и печь в голову усиливающийся солнечный жар. Давил, становился все нестерпимее, и оборвался, наконец, временем ровно в полдень, когда Федя остановил трактор и сообщил, что пора бы и пообедать.

А у Витьки перед глазами не обед совсем стоит, а речка. Вожделенная речка. Так и манит в воображении синевой и прохладой. Нетерпение одолевает, пока отцепили они косилки, набились гурьбой в кабину и добираются на тракторе до табора.

И также как и вчера до обеда, а потом – и после, вот уже выписывает с упоением Витька кренделя на воде. А потом, на спинке, долго поддерживая вялыми движениями ног и рук, тело на плаву, нежится в блаженной прохладе, глядит в безоблачное небо, такое же цветом, как и река, и кажется Витьке, что растворился он весь в райском океане. И окутывает его тишина, и нет ничего вокруг, и его самого нет, и мыслей никаких.

Резкий оглушительный хлопок возле уха и брызги по лицу возвращают его в реальность. Он вскидывается от неожиданности и ошалело шарит вокруг глазами. Это Шурка подплыл потихоньку и с силой хлопнул ладошкой по воде. Раз, а потом – еще… Скучно, видишь ли, ему без напарника. Накупался вволю и тянет за собой из воды. Пришло время спрятаться в тенёчке под навесом и может быть, даже подремать.

Витька отнекивается. У него возник интерес и хочется ему детальнее ознакомиться с речкой. Они купаются пока в самой широкой её части. Там, где уперлась в неё колея, по которой они сюда приехали. А на противоположном берегу эта же колея выходит из реки и сквозь огромный луг, такой же, как только что они выкосили на их берегу, уходит в возвышающиеся горками до самого горизонта барханы. И куда уходит эта тропа-колея – неведомо Витьке. Может к озеру Балхаш, а может быть – в город Джезказган…

Только в одном месте, там, где купаются они – без поросли высокой камышовой, с обеих сторон лысый берег. А так – прячется, утопает вся река в густой его массе. И захотелось Витьке заглянуть между камышами, вверх по течению реки, туда – откуда плавно скользит водная гладь. Что там, в середине, между камышовыми стенами, и что таит в себе изнутри скрытое за поворотом таинственное пространство?

И поплыл Витька решительно, красиво и быстро навстречу медленному течению. Держится посредине и такое чувство у него, что становится река всё уже и уже. И проплыл-то совсем немного, и вот, камышовые берега по бокам как будто душат реку, сдавливают её водяное горло. И уже совсем рядом – на расстоянии не более трех метров с обеих сторон от него, не дальше, нависают свысока, и кажется, вот-вот сомкнутся и заслонят собой небо. И уже не в реке он плывёт, и даже не в речке, а всего лишь – в арыке широком. Это так неожиданно и Витька сбивает ритм движения, оглядывается назад, а там – тоже нет реки, – сплошной камыш заслонил все собой за её легким изгибом. И нет, оказывается, глубины у этого арыка. Ноги его внезапно и совершенно неожиданно упираются в скользкое глинистое дно. И чего уж плавать тут – воды ему чуть выше пояса. Затхлый запах болота окутывает Витьку. А вместе с ним и тревога. А вдруг – там, где уперся он ногами в дно – тоже болото? А вдруг – засасывать начнет? И вообще – что таят в себе эти прямо из воды, растущие камышовые берега? От них так и веет опасностью…

Усилием воли Витька преодолевает тревогу и медленно, тщательно прощупывая твердость дна, все-таки продолжает двигаться вперед. Речка опять изгибом уходит в сторону и Витьке все еще любопытно – что же там, дальше? Он осторожно выглядывает за поворот и совершенно неожиданно впереди от себя обнаруживает стайку диких уток безмятежно плавающих по воде. И так близко они от него, что, кажется – если постараться хорошо, то и руками до них дотянуться можно. А утки, или не пуганые совсем, или не замечают его. Плавают себе и плавают. И совершенно не собираются улетать. Витька мгновенно забывает о страхах своих. Замирает в стойке охотничьей собаки и осторожно, стараясь не спугнуть выводок, и не обнаружить себя отступает назад за изгиб. И пятится, пятится, бесшумно, без единого всплеска. И это ему удается.

Пора возвращаться. Он углубился в реку вверх по течению, метров на пятьдесят, не больше от места их обычного купания. Совсем неприятно ему идти, ступая по дну. Оно по-прежнему илистое, вязкое, да еще и водоросли цепляют за икры. И никак не достигнет Витька места, где углубится река и можно будет, наконец, оттолкнуться от дна и поплыть. Еще немного, и вот уже по грудь ему вода и можно уже…

И тут, зашевелились и стали дыбом волосы у Витьки от настоящего страха. Боковым зрением увидел он подозрительное дребезжание воды, и неподалеку совсем, прямо из камыша, над водной гладью показалась голова змеи, и вот уже вся она, извиваясь, плывёт поперёк реки прямо перед ним. Огромная – с метр, точно! А сначала показалось – прямо на него! Витька застыл как изваяние, так и не начав свое плавание, совершенно беззащитный, и чудом каким-то сумел не поддаться панике и не утерял способности мыслить.

Он когда-то вычитал, вспомнил мгновенно, и сработала в сознании уверенность, что не могут змеи нападать и кусаться в воде. Так оцепеневший от страха и омерзения, от одного только вида змеи, и поддерживаемый отчаянным убеждением в её водном бессилии – провожал торчавшую из воды треугольную голову, к счастью, уже удалявшуюся. Змея, совершенно не обращая на Витьку внимания, плыла себе и плыла. Так, метрах в двух проскользнула мимо и исчезла на другом берегу. Неимоверную выдержку проявил в себе Витька, чтобы застыть столбом и не шевельнуться. И не успел еще в камыши втиснуться её хвост, как Витька рванулся вперед. И не помнил он – то ли плыл, то ли бежал по воде, но на берегу оказался в одно мгновение. И только тут – перевел дух. И не трясся совсем, и что странно – даже смельчаком себя почувствовал. Но самое главное – не перебила неожиданная и опасная встреча с рептилией азарт его охотничий, который опять разбудила в нем стайка диких уток, ну совершенно, как представилось ему, легкой добычей расположившаяся на воде.

Глава 12. Последняя охота.

Нельзя сказать, что он просто жаждал охоты. Так – скучно же! На берегу никого не было. Все облюбовали себе местечки под тенью и пережидали жару. И Витька тоже притулился бы где-нибудь. Но что-то не хотелось. И к тому же – у него было ружье, которым отец разрешил пользоваться, и были нерастраченные патроны. А эти утки… они же совсем недалеко, и такое чувство у Витьки, что совершенно не боятся они людей и могут стать легкой добычей. Ну как тут не попытаться еще разочек добыть счастья охотничьего. И всего-то дел – подобраться потихоньку и прямо с берега пальнуть...

Витька торопливо облачился в робу, нырнул босыми ногами в сапоги и по выкошенному полю побежал вдоль камышовой стены, прячущей за собой реку.

И вот, по расчету у места он, где ждет его добыча. Он попытался как-то раздвинуть камыши, но куда там, – втиснуться в них было совершенно невозможно. И к тому же, через щель тут же обнаружился в гуще его такой толстый слой валежника, что ступи на него и провалится, утонет полностью нога. И что там изнутри проникнуть в голенище сапога может – одному Богу известно. Нет, не пробиться Витьке через этот сплошной заслон, прочный будто бы это и не камыш вовсе образует его, а толстый бамбук. Ну и ну! Берег, он же, чувствуется, – рядом совсем. Но видно такова удача Витькина охотничья – близок локоток, да не укусишь!

И тут вспомнил, что когда косили траву в этом месте, – заметил он тогда просвет среди камыша. Где-то здесь, близко! Поискать надо! Витька прошел дальше еще с десяток шагов и точно – обнаружил ход, узкой щелью разрезающий камышовый забор. Осторожно сунул голову, заглянул вовнутрь и понял, что это – самая настоящая тропа, пробитая каким-то крупным животным прямо к воде, к речке. И он тут же догадался, что это за животное. Конечно же – дикий кабан!

И снова Витьке стало боязно, хоть и был он вооружен, и снова пришлось ему преодолевать себя. А может быть ну его к лешему, эту охоту? Однако, любопытство пересилило. Витька опять включил разум и убедил себя, что не может сейчас, кабан, в самый разгар жары, находиться у воды – совсем не время для водопоя. Двигаться же совсем не хочется. Тогда, а вдруг, у него лежбище здесь – тут же возникла новая мысль. Но слишком уж близко от скошенного голого пространства было к реке, и он тоже отбросил мысль о лежбище, как маловероятную. Собрал всю волю в кулак и шагнул вперед.

Эта узкая траншея, только не в земле, а как бы в камыше вырытая, совершенно не просматривалась. Но идти по ней можно было, и как ни старался Витька, не задевать ничего, все равно осыпались по бокам из её стен остатки полусгнившего наста. Очень неприятно было от этого, но Витька терпел. Долго пробираться не пришлось. Шагов пятнадцать, не больше стиснутый со всех сторон камышовым лабиринтом сделал Витька. Проход внезапно закончился, и в полосе света возникла перед его глазами речка. Еще пару шагов и вот он, берег. Стараясь не шуметь, остановился Витька на самом краю, а камыш – он продолжал расти и в русле, прямо из воды, но был уже не таким высоким и плотным как на берегу. Небольшой участок речки стал виден, и хорошо просматривался. Уток своих на воде Витька сразу обнаружил. Да и к тому же, – совсем рядом! И было их не меньше десятка. Тесно сбившись в кучу, сидели утки на воде и просто отдыхали в тени камыша, прикрытые от солнца. Несколько птиц бодрствовали. Остальные, спрятав головы под крыло, элементарно спали. И те, которые охраняли стаю, Витьку точно, не видели. И он обрадовался очень. Вот она – удача! Вот, нашлась, наконец, идеальная мишень! Это совсем не заяц, как сумасшедший, драпающий от страха в свете фар. Это и не фазан, в ступор бросающий Витьку от неожиданности, своим шумным взлетом. А эти – подставились сами, не шевелятся даже, видят свои утиные сны и не подозревают ни о чем!

Стоял Витька несколько мгновений, стараясь не шевелиться даже. Смотрел на уток, и опять предательски, вопреки охотничьему азарту, стала зарождаться в нем жалость. Но ружье – оно жгло ему руки, и Витька твердо решил: – на этот раз не дрогнет, выберет цель и точно, – выстрелит.

Потом он долго и очень тщательно целился, выбрал уточку прямо в середине, затаил дыхание и плавно нажал на спуск. Щелчок раздался громкий, а выстрела не получилось. Ружье дало осечку и Витьку аж перекрутило всего от досады. Удача опять ускользнула из-под самого носа...

Но на воде тоже было тихо. Витька глядел и не верил своим глазам. Выводок по-прежнему оставался на месте и не проявил никаких признаков беспокойства. Похоже, бдительные сторожа утиные не услышали щелчка спускового крючка. Похоже, не таким громким он оказался на самом деле, как показалось Витьке. А может быть – просто легкий ветерок помог. Взял и отнес шум осечки в Витькину сторону. Все это промелькнуло в голове и исчезло. Сохранилось главное – удача подарила ему еще один шанс проявить себя как состоявшегося охотника.

Второй раз Витька совсем не волновался. И выстрел получился, что надо! Грохот ударил в уши, повторился раскатистым эхом, и сквозь пороховой дым увидел Витька как темным мельтешащим облаком взмыли вверх перепуганные насмерть птицы, и провожая взглядом их подумал с досадой, что наверняка, опять промазал. В один миг исчезли утки за камышами, и он, так для острастки, все-таки глянул на воду – туда, где только что манила и разыгрывала воображение вожделенная добыча. И вновь не поверил глазам своим. Одна из уточек как будто бы и не проснулась, так и осталась на воде, как ни в чем не бывало.

Попал! Попал!!! – озарило Витьку. Он мигом стянул с себя сапоги, штаны и робу, не раздумывая, соскользнул с берега и по грудь, в воде рассекая её руками, и отталкиваясь ногами от илистого дна, в несколько шагов добрался до утки. Схватил её обеими руками и убедился сразу, что она действительно мертва. Не выпуская добычи из рук, поторопился назад, положил её аккуратно на берег и оглядев его понял, что выбраться из воды очень проблематично. Берег был обрывистый, рыхлый, мокрый и очень скользкий. Долго мучился Витька и с большим трудом вскарабкался, наконец, на него. Вымазался при этом как черт.

Зачерпнуть с берега, с этого скользкого черного глиняного месива воду, чтобы умыться было совершенно невозможно. Ноги Витьки тоже были сплошь в глине, и в таком виде втискивать их в сапоги не годилось. А босиком по проходу, по камышовой трухе выбираться в поле боязно и просто – опасно. Вцепившись руками в камыши, извернувшись кренделем, и чудом удерживаясь на берегу, все-таки ухитрился Витька дотянуться поочередно, сначала одной ногой до воды, побултыхал её, балансируя на весу, – и мокрой, но относительно чистой сумел обуть в сапог. А потом и другую. А вот, чтобы штаны натянуть и не вывозиться в грязи снова – не могло быть и речи.

Накинул робу на плечи, подхватил утку, ружье и штаны, и так, в одних трусах с голыми ногами, но в сапогах, стал очень осторожно, стараясь не задеть затхлые стены траншейного прохода выбираться назад. Казалось – вечность пролетела. И лишь в поле вздохнул облегченно и стал рассматривать добытую дичь. Она была мертва, убита наповал, а раны и крови почему-то не было. Не со страху же умерла… Витька теребил тушку, и ничего не обнаруживал. А потом, когда нашел все-таки ранку – очень удивился. Одна единственная дробинка попала в голову, прямо в глаз утке и убила мгновенно. И когда он обнаружил это, захотелось подумать о себе, что он просто – отличный стрелок. Но тут же напомнил сам себе Витька, что утка спала на воде, упрятав голову под крыло, а значит, снайперское попадание ей в глаз – просто нелепая случайность.

Глава 13. Добыча.

И все-таки, как ни крути, – вот оно, в руках, доказательство его меткой стрельбы. Шурка точно удивится и восхитится. Витька представил лицо друга, и приятно стало на душе. А потом, дошло до него, что добыча его, – так себе, – пшик! Молоденькой оказалась уточка, маленькой и совсем не упитанной. Ну, покажет он её пацанам, ну похвастается удачным метким выстрелом, а потом – что с ней делать?

Азарт Витькин, его инстинкт охотничий испарился как дым. Он держал утку за лапки, и в такт шагам болталась безжизненно вялая её головка. И уже вовсю сожалел Витька, что лишил её жизни. Грубо, жестоко, безжалостно и бессмысленно.

Такое уже случилось с ним однажды. Он ведь и раньше любил охотиться, только без ружья, прямо во дворе своего дома. Ставил небольшое металлическое корыто вверх дном, приподнимал один край и подпирал его коротенькой рейкой. А легкую веревку, привязанную к ней, протягивал через окошко в коридор. И зерно рассыпал под корытом в качестве приманки. Куры большие и нахальные под корыто подобраться не могли, а вот птички разные – воробьи, синицы и горлинки – это запросто!

Высматривал терпеливо Витька жертву и когда она, поклевывая зернышки, надежно исчезала под корытом – дергал за веревочку. Не всегда, но часто бывало, что птичка не успевала упорхнуть, и тогда шарил Витька осторожно под корытом рукой, нащупывал птаху и вытаскивал её наружу. Сжавшуюся в комочек, напуганную, пытавшуюся вырваться, но совершенно беспомощную в его руках. Держал осторожненько, стараясь не причинить вреда, разглядывал, гладил пальцем ласково по головке. Любовался и испытывал необъяснимую нежность.

А она – будь это воробей, будь это горлинка, – замирала обреченно и закрывала от ужаса глаза. Но Витька совсем не жаждал крови. Ему было просто интересно и приятно прикоснуться к птичьей жизни и просто подержать, почувствовать её тепленькую в руках. И как сильно билось у этой крохотулечки сердце, как отчаянно трепетала птичья душа! И значит, думала она о чем-то и также переживала страх, как человек. Витька пропускал через себя её беду, понимал, что нельзя злоупотреблять своей безграничной властью над ней, нельзя долго мучить её ужасным пленом и разжимал ладони.

И все пленники Витьки вели себя одинаково. Какое-то время сидели неподвижно на раскрытой ладони, как бы не веря в свалившуюся вдруг свободу, и чирикнув, а то и молча, вскидывали крылья, взмывали вверх и улетали без оглядки. Витька провожал их взглядом и тоже вместе с птицей переживал радость освобождения. И светлые теплые чувства бередили душу.

А душа у него действительно была доброй. Как-то в детстве, ранней весной, когда только-только освободились ото льда арыки и потекли по ним первые ручьи – обнаружили они с Шуркой, проснувшуюся после зимней спячки муху. Витька обрадовался, а Шурка не стал миндальничать и тут же её прихлопнул.

– Ты что сделал? – кричал возмущенный Витька, – она же тоже жить хочет…

А Шурка оправдывался

– Так она же вред приносит…

В общем, подрался Витька с Шуркой тогда. Очень жаль ему, было этой первой весенней мухи. Жалко и все тут! Правда тут же и помирились они. А Шурка все недоумевал – и с чего это он вдруг сбрендил? Из-за мухи какой-то…

А еще был случай, совершенно нелепый. Но почему-то прочно запомнился он в Витькиной памяти. Он работал во дворе, удобно расположился на земле и сбивал гвоздями скамейку. Неподалеку приземлилась стайка воробьев. Они прыгали по двору бесцеремонно, выискивали и клевали зернышки. А один, особенно нахальный, скакал, скакал и приблизился к Витьке почти к самым ногам. Черт попутал Витьку. Он взял и совершенно без какого-либо умысла легонько кинул в сторону нахала молоток. Кинул просто так, непроизвольно, чтобы просто спугнуть воробья. А воробей, и это совсем было невероятно, – замешкался. Дальше все происходило как в замедленном кино. Витька сто раз пожалел о своем поступке. Молоток падал прямо на голову воробью, а душа Витьки разрывалась и кричала – ну! – улетай же, улетай!!!

Тщетно все было. Молоток сбил воробья и оставил лежать бездыханным. Витька онемел от такой несправедливости. Схватил тельце на руки, встряхивал его, теребил в надежде, что может быть очнется, что может быть, просто оглушило его… Куда там! Разве можно крохотную пичугу оглушить огромным тяжелым молотком? Уж если задел, то точно – насмерть. Так сжалась тогда у Витьки душа, так защемила, и так больно ей было! Он заплакал даже от беспомощности, что не может вернуть все назад. Ну как же так, вот оно скакало только что весело это божье создание, скакало и не мешало никому. И вот – бах! – и нет его! Нет, и все! И как это оказывается, просто все получается…

Витька шагал по свеже выкошенному полю, а случай тот всплыл из памяти и прокручивался в голове. И понимал он, что сейчас практически все повторилось, только на этот раз вместо воробья подвернулась ему эта несчастная утка. Ну кому она нужна, за что убита и какая от этого польза? Шагал Витька и не находил ответа на вопросы своей слишком уж сердобольной совести. И просто раздирали его в разные стороны, на две части, жалость и разум. Вот же парадокс! Удачная охота – это же всегда хорошо. Вот и у Витьки – сегодня удачная, а на душе, почему-то паршиво…

И чтобы побыстрее забыть об этой утке, он даже хотел её бросить в поле, но удержался все-таки и притащил в лагерь. Бравировал, изображал радость и попытался даже хвастаться перед Шуркой своей меткостью. А тот, почему-то особо и не удивился Витькиному «мастерству» и радости особой не проявил…

Один только дед Баран с любопытством ощупал Витькин трофей, уважительно глянул в его сторону и сказал, что мясо дичи – очень вкусная вещь! Предложил даже сварить отдельно для Витьки. Мало ведь одной утки на всех. Но Витька рад был, что наконец-то сбыл птицу с рук. И пусть уж этот дед Баран, коли он так эту дичь обожает, – сам её и ест.

Отнес ружье на место, сунул в мешок и понял, что больше ни за что его в руки не возьмет. Был в Витьке охотник, да весь вышел. И что это за радость такая, после которой жалость терзает и мучает душу? Нет, не для Витьки такая радость, не для Витьки…

Потом он долго плескался в воде, избавляясь от прилипшей как смола, и успевшей засохнуть по всему телу грязи…

Глава 14. Трудовые будни.

Поздним вечером, возвращаясь на тракторе с покоса, заметили ребята, что срезанная ими трава собрана в аккуратные валки, которые длинными рядами лент, как волны в поле, только – неподвижные, вздыбили и густо заполонили их первое выкошенное поле. А на следующий день, к обеду, валки исчезли и вместо них тянулись теперь рядками плотно спрессованные тюки.

Эти тюки из разнотравья, молодого зеленого камыша и всего остального, что попадалось под ножи косилок и срезалось под корень, и представляли собой те самые грубые корма, заготавливать которые приехала бригада. Оставалось еще, потом эти тюки собрать, свезти в одно место и уложить в скирды. Все вместе, эти операции от покоса до скирдования, и составляли собственно законченный цикл их работы.

Позже, зимой, специально организованными транспортными колоннами будут заготовленные корма вывозиться на зимние стойбища, и там скормлены скоту, баранам и овцам до наступления новой весны. В голодное зимнее время и камыш – пища. И чем больше будет сейчас заготовлено этих кормов, тем лучше. И срок на это отведен в полтора месяца.

Нужно выкосить в долине реки, в её низинах, все угодья, что территориально закреплены за их колхозом. А значит, – напряженно придется трудиться. И тот ритм, который в первые же дни был задан Витькиным отцом, опытным в организации такого рода работ специалистом, был наиболее оптимален – и на практике должен был поддерживаться неукоснительно.

Первые тюки были использованы для удобства быта. Из них сложили жилища. Все – из тюков. И стены, и крыша и «кровати». Они неплохо укрывали от солнца в полуденный перерыв и в какой-то мере удерживали в себе остатки ночной прохлады. И тем, кто ночевал в этих хижинах – не нужно уже было отдельного накомарника. Повесили его марлевой ширмой на входной проем и – достаточно.

Все неукоснительно соблюдали противопожарное условие – вблизи от этих хижин, и думать, не сметь – чтобы закурить!

В целом, все шло хорошо – и быт наладился, и работа – двигалась. Дни потекли – похожие один на другой.

Кругозора Витьке хотелось, обзорности хорошей, – чтобы все видеть, за всем наблюдать, что вокруг происходит. Потому и прицепил свою косилку последней, самой удаленной от трактора. Обзор был, но только тогда, когда косили низкорослую траву. Только ведь далеко не везде росла она. Все-таки выкашивались низовья реки. И чем ближе подступала трава, ниже опускалась к низинам, заполняла которые извилистая река собой во время половодья – тем в большей степени перемешивалась она, а затем и полностью вытеснялась камышом.

Приближаясь к воде, камыш как будто напитывался ею, становился все гуще и выше. И там, где постоянно стояла вода в болотных местах, куда и ступить было опасно, и там, где просто земля была влажной от её близкого присутствия – камыш достигал неимоверной высоты. Добраться до него, и не увязнуть при этом в грязи, было просто невозможно. А потому и стоял он в этих местах нетронутым годами, отживал положенный срок, превращался в валежник со временем, и заменялся новой порослью.

Чем больше будет заготовлено грубых кормов – тем лучше. Поэтому надо было выкашивать камыш вплотную до самых гиблых мест, дальше, в которые подступиться уже было просто невозможно. Но Витька-то работал на четвертой – самой дальней косилке. И оттого его косилка большей частью и тащилась на границе этих гиблых мест. Тот камыш, который косила Шуркина косилка, когда подступали они к таким местам, был и густым и высоким, а у Витьки, крайнего в сцепке – еще выше. И если Шуркина косилка оставляла колесами след по мокрой земле, то Витькина, бывало, и лужи водяные обнажала, и даже – попадала в них. И ничего за этим камышовым лесом кроме самой его сплошной стены, забором окружавшей Витьку и с фронта и с фланга правого, перед ним не просматривалось. И какой уж тут обзор?!

Когда попадались такие участки, приходилось Витьке рулить и рулить. Как только чувствовал он, что колеса косилки начинают раздавливать землю и проваливаться в болотистую жижу, оставляя все более углубляющийся след, крутил изо всех сил железный руль. Старался сместить косилку в Шуркину сторону, чтобы выкарабкалась она на твердое место.

А бывало, и Шуркина косилка, на «ступеньку» вперед выступающая слева перед Витькиной, начинала проваливаться неожиданно в вязкий грунт. И тогда уже Шурка яростно крутил свое колесо, стараясь вырулить влево и пристроиться сзади за второй косилкой. И Витька тут же автоматически попадающий в самые худшие условия, тоже крутил. И орали при этом друзья трактористу в два голоса, во всю мощь

– Стой! Стой!!! Куда прёшь!? Ослеп что ли …

Куда там! Тащил трактор всю сцепку целиком как ни в чем не бывало, и совсем не чувствовал их общего, а чаще всего – только Витькиного возмущения. Потом, некоторое время, выкрутив руль до конца и свернув свою «ступеньку» тащился Витька след в след за передней, Шуркиной косилкой, и слушал, как клацало и стрекотало громче обычного, на повышенных тонах полотно, режущими сегментами косы, недовольное тем, что хватает зубцами один лишь воздух.

Витька чутко ловил момент, и когда мокрота начинала исчезать, крутил свое рулевое колесо теперь уже вправо, восстанавливал «ступеньку», выдвигался выступом, вступал в косьбу и все полнее и полнее захватывал камышовую полосу режущим полотном.

А Федя потом, в перерыве, когда выговаривал Витька ему, чтобы был он повнимательнее, а то ведь, ненароком, вместе с косилкой прямо в реке Витька очутиться может, – даже и оправдываться не пытался. И то ли в шутку, то ли всерьез говорил, что все может быть. И добавлял

– А вы все для того и сидите на косилках, чтобы не ворон ловить, а вовремя и умело маневрировать. Не могу я уследить за всей шириной покоса! Кричите громче, все вместе, если что…

Косильщики переглядывались между собой, и спорить не пытались. Тракторист – он старший, он опытный, ему виднее. Что тут скажешь…

Ну а когда все шло гладко и без осложнений, наблюдал Витька часами как падает монотонно срезаемый косою камыш, стелется широкой лентой и исчезает за спиной. Впрочем, наблюдать за тем, а что же, собственно, там скашивается, – было это занятие тоже Витькиной работой.

Стрекотала коса, падали грубые корма и обнажалась остриженная земля. Казалось – сплошное однообразие! Но не было у Витьки такого ощущения. Земля обнажалась, и веяло от неё необъяснимой таинственностью. В любой момент могло появиться на ней что-нибудь интересное. Витька всматривался ищущим взглядом, ощупывал, в общем-то, действительно однообразный ландшафт и нагоняя и поддерживая в себе тревожное чувство, обнаруживал иногда аномалию, от которой вздрагивало сердце и жутко становилось на душе.

Там, на остриженном косой пространстве обнаруживал временами Витька камышовую жизнь. Чаще всего представителями этой жизни были пауки. Огромные, мохнатые, темно-серые, а то и черные – одним видом своим вызывающие оторопь и бросающие в дрожь. Иногда казалось Витьке, что скользит синусоидой и исчезает в не скошенной гуще мерзкий змеиный хвост.

Все это замечал Витька сбоку, за полотном его косы. Но ведь сама косилка Витькина, сиденье, на котором он сидел, корпус, в который ноги его упирались, – все это катилось по полосе срезаемой полотном Шуркиной косилки, пропускалось под Витькой снизу. Там, внизу, наверное, тоже могли оставаться живые пауки и змеи. Этот низ земляной был так близко от Витьки, просто – рядом был. И вполне могло так случиться, что могли эти твари и на самой косилке оказаться, и до Витьки добраться. Витькино воображение работало на опережение и не знало предела. Заставляло осторожничать. И совсем уж тут не до кругозора безграничного и обзора окрестностей. Вокруг и внизу за косилочным пространством бы уследить.

Шурка тоже озирался и тоже побаивался. Делились впечатлениями на досуге друзья, нагоняли страхи друг на друга. Особенно сначала. Но дни шли и ничего ни с кем не случалось. Никто из паучьей братии не собирался на людей нападать. Так, постепенно и привыкли Витька с Шуркой к соседству экзотичных камышовых жильцов. Как привыкли к окружению и нескончаемым атакам комаров и мошки. Приспособились к их присутствию и даже научились эффективно защищаться.

Особенно когда привез отец новое средство защиты. Оно называлось «Тайга» и представляло собой жидкость похожую на одеколон. Растереть на себе эту жидкость было даже приятно. Не то, что ту – первую мазь, эффективную тоже, но противную и жирную как солидол.

И все равно. Витька, конечно, не показывал вида, но внутренне напрягало его очень близкое присутствие высоких камышовых зарослей. Так и веяло от них тайной, коварной непредсказуемостью. Сам вид этой стены подстриженной под основание его косилкой вызывал опасливую осторожность. И избавиться от этого инстинктивного чувства полностью было просто невозможно.

Но был в близости камышовой стены и положительный момент. Ближе к вечеру, когда клонилось солнце к закату, отбрасывала стена тень. Эта тень накрывала Витьку и Шурку и раньше обычного времени позволяла в какой-то мере передохнуть от испепеляющей жары. Вот и думай – что же предпочтительнее – обзорность среди низкорослой травы или все-таки эта, тревогу вызывающая, зато все заслоняющая собою, стена?..

А на сухих участках, где трава не давала разгуляться камышу, господствовала вовсю и сама, выше, чем по пояс Витьке, не вырастала, обзорность у него была потрясающей. И расслабиться можно было на всю катушку. Катилась вся сцепка по сухому полю ничего непредвиденного не сулящему. Благодать сплошная! И лишь одно плохо, «самая малость»: – если такое поле выпадало на весь день – прожаривало, испепеляло солнце ребят насквозь. Некуда было скрыться от него. А вдали виднелись камыши и манили. Видны были – как на ладони. И жаждала, жаждала душа – пусть там сыро, пусть болотом пахнет, пусть – пауки! Вот бы – приблизиться, добраться до них поскорее!..

А пока – палило солнце и палило, некуда было спрятаться от него ни на секунду. Приходилось просто терпеть. Закалять мужской характер…

Глава 15. Кабаны.

В один из дней прикатили они рано утром на тракторе к косилкам, оставленным на месте завершения вчерашнего покоса. Ребята возились у трактора, зацепляя за серьгу сцепку. Витька от нечего делать оглядывался по сторонам.

Огромная зеленая поляна, которую вчера они начали выкашивать, простиралась у его ног. Зеленая, свежевыкошенная, узкая и бесконечно длинная. Солнце только-только начинало подниматься над горизонтом. Лучи его, довольно еще слабые, отыскивали капли росы на остриженных корешках, на скошенном камыше сплошным ковром устилавшем поляну, отражались и причудливыми блестками сверкали в воздухе. Всё вместе – и солнце, и лучики, и сплошное ярко-зеленое пространство, и воздух свежий, по-утреннему бодрящий, и туманная дымка над поляной – рождали внутри Витьки какую-то необъяснимую радость и превращали его самого в источник неиссякаемой энергии. Дышалось так легко! Полной грудью! Во всю мощь, так, что распирало всю её изнутри!

Очередной день летний рождался во всей его красе, создавал и дарил Витьке прекрасное настроение. Вот бы, через весь день сохранить и пронести его! Сквозь мучительную жару, которая совсем скоро наступит, сквозь рутину монотонности от непрерывного стрекота косы, сквозь накапливающуюся и к вечеру все захлестывающую усталость...

Витька стоял, дышал полной грудью, и просто наслаждался моментом единения с природой, пока не подал еще сигнал Федя из кабины и работа еще не началась. Вообще-то, весь день сегодня предстояло им колесить сцепкой своей по большому продолговатому кругу, по внешней стороне вдоль одной половины которого, тянется стена молодого, сочного, рослого камыша, а вдоль второй – на глазах мельчающая, рост теряющая трава, упершаяся в границы песчаных барханов и не имевшая жизненных сил, чтобы переступить их. Блуждал рассеяно Витькин взгляд в зеленом, блестками серебристыми щедро разбавленном пространстве.

И вдруг, заметил, как в сотне метров от него на поляну из камышей выкатилось несколько круглых темных пятен. Выкатились и замерли, остановились, осматриваясь. Это было так неожиданно! Витька встрепенулся весь и закричал:

– Кабаны!.. Кабаны!!!

– Где? Где!.. – пацаны бросили работу свою, подбежали, сгрудились рядом, а впрочем, – и сами уже увидели грозных животных. Наяву, совсем близко, тех самых, о которых успели наслушаться столько пугающих небылиц… Красной нитью, сквозила в них мысль о том, что нет более опасного зверя дикого, как секач-кабан разъяренный. Ловкий, быстрый, вооруженный клыками острючими!..

Взять того же Федю. Все трактористы ружья с собой в кабинах возят, картечью заряженные на случай, – а вдруг наткнутся на кабана. А Федя – не возит. Отец как-то добродушно подсмеялся над ним. Все слышали. Оказывается в прошлый сезон пошел Федя с двумя, такими же, как он «охотниками» на кабана. Нашли тропу кабанью, углубились довольно далеко в заросли камышовые. И в таком напряжении держала их опасность, что когда действительно, наткнулись они на какое-то животное и вероятно вспугнули его, и это животное стало двигаться то ли в их сторону, а может быть – и от них, выдало себя шумом и треском раздвигаемого камыша; не сговариваясь пальнули компаньоны на шум, бросили ружья и выпучив глаза от страха рванули назад. Драпали, что было мочи, стараясь, перегнать друг друга. Мчались почти до самого табора, и все казалось им, что вот-вот догонит их кабан. А Федя потом ружья своего так и не нашел. Потерял. Вот и ездит теперь невооруженным! Смешно, конечно, слушать, и представлять картину всю эту, было. Но сейчас…

Правда, похоже, не кабан-секач это, а кабаниха. А рядом с ней – три довольно подросших уже кабаненка. Так это еще и опаснее! Вот заметит сейчас их и бросится в атаку! Что делать?... Замерли ребята. Поразевали рты…

А кабаниха умной оказалась. Постояла, огляделась… Видно не понравилось ей голое выкошенное пространство. Обернулась и исчезла обратно в камышах. И поросята – тоже. Исчезла, как будто и не было её вот толь-ко что, перед глазами, вместе со своим выводком. Как привидение.

Все перевели дух и побрели, каждый к своей косилке – пора было начинать работу. Шло время, круг за кругом увеличивалась в размерах выкошенная площадь, но в периоды, когда строчила коса по камышу в том районе, где исчезли кабаны, мучила Витьку опасливая настороженность, – а вдруг, вновь выскочит разъяренная кабаниха из камышей, бросится на гостей непрошенных, за то, что растревожили её покой и уничтожают среду обитания. И тогда Витьке – мало не покажется.

Сто раз пожалел он, что выбрал для себя последнюю косилку в сцепке. Карпо Гайту – что? Он, на первой, в самом лучшем положении находится. В случае чего, – перебежит по дышлу на тракторную гидравлику и мгновенно по ней на крышу кабины взберется. Вовка со второй косилки, пожалуй, тоже успеет. А вот Шурке с Витькой, точно, от кабана не ускользнуть! Достанется крепко! Особенно – Витьке! Вот выскочит прямо из камыша на него, подденет сзади острой мордой с клыками, прямо на косилке, сбросит и … прощай мама! Нет, не успеет добраться Витька до трактора в случае чего, не успеет…

Мысли бежали, трактор тащил и тащил сцепку, падал срезаемый камыш – шло время. Пугал сам себя Витька и благополучно переживал виртуальную опасность. И не знал, что она подстерегла совсем в другом месте, где никто и не ждал её вовсе.

На противоположной стороне круга, в траве высокой свалилась внезапно Шуркина косилка разом, обеими колесами, в глубокий узкий ров, неизвестно как на совершенно ровном месте появившийся. А Шурка расслабился. Сидел в это время полуобернувшись, и перебрасывался с Витькой словами. Косилка резко провалилась вниз, полотно массой всей взметнулось вверх, – выключилось автоматически и застряло в транспортном положении. Трактор даже не почувствовал внезапной нагрузки, тут же выдернул, вырвал косилку из ямы и как ни в чем не бывало, потащил дальше. Витька инстинктивно сжался весь, вцепился в руль изо всех сил, но косилка его рядом со рвом проскользнула и ничего с ним не случилось. Зато Шурку как из катапульты подбросило в воздух и сорвало со своего сиденья. Взлетел Шурка как пушинка и тут же плашмя шмякнулся о землю. И пока озирался Шурка по сторонам, соображая, что к чему, Витька у которого на глазах это все произошло – поддал страху:

– Кабаны!!! Кабаны!..

Шурка вскочил ошалело и, не разбирая дороги, так и рванул к трактору. Уткнулся в яму, подскочил, с ходу перепрыгнул через неё и, огибая передние косилки, не оглядываясь, припустил, во всю прыть. Он испугался по-настоящему, и Витька почувствовал это. Мгновенно, мигом исчезло, растворилось в нем желание – повеселиться над другом. Мало того: он сам, подсознательно, поверил своему возгласу о кабанах. А вдруг, и вправду появился вновь из камышей зверь опасный. Встрепенулся Витька, зыркнул взглядом по сторонам и к счастью – не увидел ни-кого. Но смеяться и веселиться над Шуркиным падением расхотелось ему напрочь. Перед глазами всплыло, всего лишь несколько мгновений назад, стремительной отмашкой взметнувшееся вверх прямо перед Шуркой полотно его косилки. И что было бы с его другом – если выбросило бы его не назад, а по ходу движения – прямо на полотно?.. Страшно и подумать об этом. Муторно как-то на душе стало у Витьки.

Федя тоже заметил неладное, остановил трактор и выбрался из кабины на землю навстречу Шурке. Тот тоже – остановился, понял, наконец – что нет для него никакой опасности, и с облегчением перевел дух.

Потом все они, все вместе, осматривали с любопытством злополучную яму в добрых полметра глубиной по-среди абсолютно ровного поля и гадали – откуда она могла появиться здесь… Может быть трактор буксовал когда-то… А может быть кабан клыками острыми своими коренья сладкие для себя выкапывал… Дно ямы покрыто было слежавшимся камышом как подстилкой, – и то, что сейчас логово кабанье в ней находится – сомнений ни у кого не было. И то, что кабан совсем рядом быть может – тоже было вполне вероятно. А значит, и проявлять осторожность – совсем не лишним все-таки было. Одна лишь надежда – что шум тракторного мотора отпугивает зверя, тешила ребят. И все-таки… Поскорее бы убраться подальше от этого места! Но траву кому-то все равно надо выкашивать. И ничего с этим не поделаешь – борьба с собственными воображаемыми страхами, это тоже возможность, – закалять характер и преодолевать себя дальше…

Глава 16. Мелкие неприятности.

В один из дней отдалились косари от реки, от камыша высокого, и на весь день застряли на огромном, соседствующем с барханами, лугу. Глаз куда достает – всюду раскинулась густая трава, местами – по пояс ростом. А там, ближе к барханам – на «нет» сходящая. И только на некоторых высотках голые проплешины попадаются. Белые, как бы солью покрытые. Настоящие солончаки. Вот только зарождается у этих проплешин, отползает и далее – с разнотравьем смешивается какая-то особая растительность. На водоросли похожая. Кудрявая какая-то, вьющаяся. Цветом ярко выраженным, светло-зеленым, с синью размешанным, отличавшаяся, от остальной, обычной травы,. Плотно стелется между проплешинами, как бы снегом покрытыми, расползается во все стороны…

А косилки что? Все стригут, все, что под ножи полотна попадает! Но вот, наткнулась, наехала Витькина косилка на проплешину, местами, поросшую этой самой травой. Чиркнула под самое основание ножами. Валит странную, с виду, совсем безобидную поросль. Но на глазах, тормозит трава обычный ход косы, связывает движение, останавливает, глушит стрекотание… Уму непостижимо! И вот застряла, заклинила намертво коса в направляющих пазах полотна. В обратном направлении от неё, через механизмы, передалась её заторможенность колесам косилки. И теперь уже вся косилка юзом, с заклинившей окончательно косой, с парализованными колесами, идет наперекос, выворачивается вся, бороздит неподвижными ободами землю, рыхлит её. На бок заваливается косилка, норовит опрокинуться. А трактор тащит вперед сцепку и тащит, как ни в чем не бывало.

Витька ошарашен. Он даже сообразить не успел, что к чему. На ровном, буквально голом месте, споткнулась его косилка, взбрыкивает как конь необъезженный. Ну, не дожидаться же пока она выбросит его из сиденья. Спрыгнул Витька сам на землю, от греха подальше, бежит за косилкой, руками размахивает и орет во весь голос, пытаясь докричаться до тракториста, чтобы остановил тот сцепку. Тут же пацаны подключаются, помогают докричаться. Остановился трактор.

А Федя тракторист, подошел, глянул и все понял сразу. Смеётся, – что? Трава особая попалась? И обозвал её матерным словом!

Шурка морщится, Витька – тоже, хоть оба они умеют ругаться, среди пацанов находясь, как заправские матерщинники. Режет слетевшее с Фединого языка слово им слух. Сальной, грязной какой-то скабрезностью…

Но трава? Трава действительно, особая какая-то. Плотно забила все пазы полотна, заклинила многочисленные режущие сегменты косы намертво. Силой немыслимой.

Всей командой, в пять человек, вооружившись жесткой проволокой, долго, целых полчаса выковыривали косари спрессовавшуюся как бетон массу травяную из пазов полотна, даже цветом особым отличавшуюся. Подшучивали над названием её необычным, матерились по взрослому, высвобождали косу и все удивлялись: – такая по внешнему виду привлекательная, и такая коварная… Вот дела!

Наконец, зашевелилась коса, можно продолжить косьбу. Хоть какое-то облегчение от жары в движении будет. А то, намаялись совсем под безжалостным солнцем на одном месте в неподвижности. Жар давит и давит сверху, насквозь пронизывает. И ни ветерка, ни дуновения… Разбредаются по местам пацаны, а Федя строго-настрого предупреждает: – как увидите снова заразу эту светло-синюю, не вздумайте косить, поднимайте полотно. Не создавайте сами себе проблем!

Дальше пошла работа. И опять местами попадается перед полотном эта странная трава. И вопреки предупреждению тракториста, там, где не так много, все равно – косят её ребята. Тормозит, как будто давится коса неудобоваримой пищей, но окончательно не дают задохнуться, забиться ей косари. Приподнимают полотно в критический момент рычагом, вырывают зубья на воздух, чтобы проклацали без нагрузки, освободились от парализующих травяных объятий, и опять опускают в косьбу. Соревнуются, кто кого одолеет. Они траву, или трава – их! Все-таки какое-никакое, а развлечение…

Во второй половине дня сместился покос в восточную часть луга, в низину. Трава, густая, по-прежнему, – выше пояса, опять вперемежку с молодым камышом вокруг расстилается, – одно удовольствие, такую её косить! Аромат от неё – не надышишься! Вот только зной солнечный всё перебивает. Солнце только-только отклонилось от вершины неба на убыль. И наверное, от того, что барханы – вот они, – рядом совсем, жарит солнце по особенному, мощно. Тела у косарей пропеченные насквозь, загоревшие дочерна, иссохшие, приспособились и как бы не чувствуют лучей обжигающих, и уже – не выделяют пота. Вот только во рту пересыхает и нестерпимо хочется пить. Но фляга с водой в кабине трактора и не набегаешься к ней. Работа, есть работа и надо терпеть до перерыва, когда все пить захотят и всем будет невмоготу.

А тут еще – поле со странностями. Неровное какое-то. Вроде бы и сухое, но видно, – в прошлом сезоне затоплено водой основательно было. А неровности оттого, что буксовали многократно тракторы здесь. То там, то тут – колея глубокая, от пробуксовок оставшаяся, на пути сцепки попадается. Конечно, по сравнению с той ямой, в которую Шуркина косилка недавно попала, они мельче гораздо. Но попадаются внезапно, в последний момент из-под полотна передней в сцепке косилки, и подбрасывает агрегат, угодивший в такую колею основательно. Особого внимания требует безобидная и совсем ровная с виду местность. Надо смотреть вперед в оба глаза, и совсем Витьке не до ощущений во рту и чувств собственных. Удержаться бы на косилке, вовремя среагировать на препятствие, не сплоховать…

А еще, прессованные тюки почему-то не вывезенные с поля в прошлом году стали на пути попадаться. Из-редка, но все-таки… Полностью скрыты они выросшей вокруг травой, как будто замаскированы специально и оттого, совсем незаметны. Попался пару кругов назад под Шуркино полотно такой тюк. Шурка заметил его буквально в полуметре от косы, но успел среагировать. С силой даванул на рычаг, приподнял полотно. Но все равно, вгрызлась коса в тюк, в самую вершину его, зацепила, перевернула и удачно пропустила под собой. Затем, прямо под днище между колес Витькиной косилки угодил этот тюк. Массой всей, подмяла под себя его косилка, дернулась, подпрыгнула, проворачивая и волоча под собой. Елозила при этом как ненормальная. Витька изо всех сил вцепился в руль и едва удержался в седле. Мало приятного от такого препятствия на пути. Надо держать ухо востро. Ведь тюк этот на поле сегодняшнем, явно, – далеко не последний…

Очередной, забытый тюк совершенно неожиданно и на этот раз, возник перед полотном Витькиной косилки. Ближе к колесу правому, перед которым начало косы расположено. Этот тюк концом своего полотна первой зацепила Шуркина косилка и на излете, отбросила к Витьке под начало его косы. Шурка заметил тюк раньше Витьки, оценил обстановку и понял, что не сможет увернуться от встречи с ним Витька. Нет такой возможности – косу, у самого её начала, рычагом от земли поднять. Заорал во все горло Шурка, чтобы трактор остановился. Он орал и махал руками, а Витька в это время пытался что-то сделать. Нажал на рычаг, стал поднимать полотно. Только толку от этого никакого не получилось. Тюк попал на край днища, прямо на пути колеса, и тут же отбросило его к началу косилочного полотна. Той высоты, на которую успел Витька приподнять косу, не хватило, чтобы пропустить тюк снизу. Направляющие вилки полотна впились в него и стали тупо толкать перед собой. И подмять под себя не может косилка тюк, и разворошить не может. Уперлась в него и толкает перед собой, толкает… Такая сложилась ситуация...

Глава 17. Несчастный случай.

Вовремя забил тревогу Шурка. Федя на этот раз был настороже и трактор быстро остановил. Обернулся, глядит в окошко заднее кабины, ждет, пока пацаны разберутся с тюком. Пока Витька соображал, как преодолеть препятствие, – то ли косилку вывернуть в сторону, то ли просто полотно в транспортное положение перевести?.. – Шурка все решил по-своему. Соскочил со своей косилки, перепрыгнул через дышло Витькиной, подбежал к тюку, ухватился за него и предложил Витьке: – «Давай, оттащим его в сторону, и все дела»! Витька с ходу уловил его намерение, не раздумывая, переступил через полотно, подцепил тюк за проволоку, и вдвоем, подняли они его.

И тут, донесся до Витьки стрекот косы, полотно сзади дернулось и толкнуло его под коленку, и ничего не понимая, стал Витька падать вперед, всем телом вниз, прямо на тюк. Успел лишь увидеть округлившиеся от ужаса глаза Шурки, перекошенный в немом крике его рот…

Инстинктивно рванулся Шурка назад, к счастью, тюка не выпустил из рук. И откуда только силища взялась? – вырвал его из-под Витьки, отпрыгнул назад и буквально утащил за собой.

А Витька почувствовал лишь, как режущим холодом, одновременно с толчком полоснуло его ногу, и кулем упал он на место, где только что валялся тюк. И то, что выдернул этот тюк Шурка, спасло Витьке жизнь. Он успел осознать, что трактор почему-то тронулся с места, и что с ним произошло что-то ужасное, и все что дальше с ним произойдет – совсем от него уже не зависит. Сзади, прямо над ним, характерным стрекотом косы завис шум, окутал его всего, оглушил, – казалось, вечность наступила. И вдруг, прервался, затих прямо над затылком. Витька лежал плашмя на земле, боялся пошевелиться, ничего не чувствовал кроме боли в ноге и с отчаянной обреченностью тут же решил, что ногу ему косилкой точно, – отрезало, и оттого завыл волком от безысходности.

А ребята уже вытаскивали его за одежду из-под зависшего над головой косилочного полотна, ощупывали всего и обнаружили на ноге, под коленкой, огромную резаную рану. Витька лежал на животе и не мог повернуться, чтобы разглядеть, что же с ним произошло. А Шурка весь взъерошенный и сильно перепуганный сообщил, наконец, что ногу ему не отрезало, но все-таки сильно поранило, что сейчас Федя притащит аптечку, и они перевяжут рану, и попытаются остановить кровь. Он даже попытался успокоить Витьку – ты не бойся, крови совсем мало…

Так что же случилось все-таки в эти несколько мгновений, несколько секунд, для Витьки едва не обернувшихся вечностью? Федя остановил трактор, но скорость не выключил, а просто отжал сцепление. Извернулся на сиденье и в заднее окошко наблюдал, как Витька с Шуркой оттаскивают тюк. А нога-то у него взяла да и соскользнула с педали. Трактор взбрыкнул, взвыл мотором, рванулся с места и заглох. Но пару метров вперед все-таки прокатился. Витька тоже – дал маху. Он не выключил косу, но к счастью, поднял её в положение высокого покоса, и зафиксировалось полотно в таком состоянии.

Нетерпеливый был Витька, стал смело перед косой, чтобы побыстрее препятствие устранить. Ну, разве могла у него возникнуть мысль, что опытнейший тракторист Федя не справится с управлением трактора именно в этой, казалось бы, рядовой ситуации. Нет, конечно!!! И быть бы Витьке из-за собственной бесшабашности изрезанным нещадно и истерзанным косой, но уберегла Судьба, уберег Бог…

Шурка выдернул тюк и этим спас Витьку. Коса зафиксировалась в положении высокого покоса, и не достала до упавшего под неё тела, и это тоже спасло Витьку. Трезубцы полотна, впереди перед косой выступающие, в пазах которых двигалась коса и безжалостно резала все ей под зубы попадавшееся, не позволили полностью добраться до ног Витьки. И оттого коса дотянулась и черканула по икре ближайшей ноги, – сколько достала. Трезубцы толкнули и опрокинули Витьку – и это спасло ему ноги. А иначе, … что было бы с Витькой – и подумать страшно…

Все это потом будет осознанно и осмысленно, а пока…

Рана оказалась огромной и страшной на вид, крови было много, но она не хлестала, и рану удалось перевязать. Не было и речи, чтобы Витька мог на ногу наступать, и его срочно надо было везти в лагерь. Там – отец и его автомобиль! Может быть, он еще не уехал по делам, а значит – сможет отвезти Витьку в больницу. Есть же, наверное, она в Уланбеле?!..

Все вокруг Витьки, да и сам он тоже, были перепуганы и растеряны. И больше всех – Федя. Он остро чувствовал свою вину, побледнел весь, покрылся испариной, держал в трясущихся руках аптечку перед Шуркой и все лепетал потерянно

– Нога соскочила, нога…

Вовка и Карпо вздыхали и охали в унисон ему, и лишь Шурка один не потерял самообладания: напрягся весь как струна, резкими решительными движениями закончил перевязку, прикрикнул на Федю, чтобы заводил он трактор и заставил ребят отцепить сцепку.

Прошло несколько долгих минут, а Федя все не мог совладать с собой, дергал раз за разом рычаги пускача, но видно не так что-то делал. Мотор упорно не хотел запускаться.

Шурка не выдержал. Понял, что ждать бесполезно и решил, что надо тащить Витьку в лагерь на себе. Втроем – по очереди. До лагеря – не больше двух километров, и так – быстрее будет. А Федя? – пусть он заводит свой трактор и догоняет…

Первым «на горбу» тащил Витьку Карпо. Но тяжелым на вес раненый оказался, сил Карпо надолго не хватило. И вновь осенило Шурку! Он стал с Вовкой лицом к лицу, сцепил крест-накрест его и свои руки. Витька сел на них, обхватил ребят за плечи и так, полубоком, побежали они вперед. Сидел Витька на их руках скрещенных как на стуле, и так тащить его оказалось легче. Потом уставшего Вовку заменил Карпо. Так, чередуясь, быстро довольно, практически не останавливаясь, и дотащили они Витьку почти до самого лагеря.

Отец возился у машины, заметил их в поле и сразу понял, что произошло несчастье. Завел машину, поспешил навстречу. И только остановился – Шурка тут же, едва дух, переводя от усталости, прокричал ему навстречу

– Дядя Вася! – Витька под сенокосилку попал…

На отца страшно было смотреть. Он бросился к Витьке, стал ощупывать его ногу и восклицал при этом потерянно – как же так?.. как же так?.. – ни к кому конкретно не обращаясь. Убедившись, что нога на месте, тут же скомандовал ребятам, чтобы разворошили они два тюка сена и расстелили его по кузову. Потом набросили пацаны брезентовый полог поверху и осторожно на всю эту постель плашмя, животом вниз положили Витьку.

Отец быстро пришел в себя, еще некоторое время посуетился над Витькой, убедился, что удобно ему лежать на мягкой лежанке в пустом кузове, успокоил Витьку, как мог, никого не взял с собой, сел за руль и помчался в Уланбель. Витьку трясло временами на ухабах, но он не особенно обращал на это внимание, терпел и неотступно думал лишь об одном: – отрежут ему ногу или нет?.. А она – почти перестала болеть, и казалось Витьке, что он не может ею пошевелить и почти её не чувствует.

Глава 18. В больнице.

Врач на месте оказался. Сам лично, вместе с отцом, затащил Витьку на стол, тут же разрезал бинты и, не особенно церемонясь, осмотрел рану. Коса резанула икру ниже колена, в самой объемной её части, но не рассекла полностью, а достала лишь до половины. И до кости – не добралась! Так что отпала сама собой надобность Витьке ногу отрезать. Правда, придется потерпеть ему, потому что рану нужно зашить. Как прореху на штанах – тут же представил этот процесс Витька. И еще, пообещал доктор, что через пару недель его нога будет как новая. Отец, услышав докторский приговор, совсем приободрился, на глазах повеселел, и это передалось Витьке.

Потом, доктор орудовал специальной иглой, ковырял ею, казалось, внутри самой раны. Было больно очень! Витька лежал, уткнувшись лицом в сцепленные руки, не имел никакой возможности увидеть, что там творит доктор своей иглой и терпел изо всех сил боль. Даже стонов не издавал. И лишь когда закончил доктор операцию и отвлекся, чтобы взять бинт для перевязки, ухитрился Витька извернуться, приподнял ногу и увидел на ране, поперек разреза три обычных узла из обычной толстой суровой нитки.

Присмотр за раной требовался и оставил отец Витьку в больнице. Витька поверил врачу, что выздоровеет его нога через десять дней и попросил отца не отправлять его домой, и ничего не сообщать о случившемся маме. Ему вдруг представилось, что не простит она отца за то, что не уследил он за Витькой. И еще вдруг подумал, – это хорошо, что он, Витька – сын его, попал под косилку. А если бы – Шурка, или кто другой... – что сказал бы тогда отец их родителям… Ведь именно отец его – старший в бригаде, и именно он отвечает за их безопасность. Выходит, что повезло на этот раз отцу…

В больнице кроме Витьки никого не было. В маленькой отдельной комнатке стояла его кровать. Лежал Витька, старался побыстрее выздоравливать и жестоко страдал от скуки и одиночества. Через пару дней доктор принес ему костыль и разрешил потихоньку передвигаться. Потом Витька умудрился, прыгая на одной ноге и опираясь на костыль, выбираться на улицу. Присесть во дворе было не на что, а долго стоять на одной ноге было очень тяжело. Да и не было во дворе ничего интересного. И людей не было видно. Всюду господствовало безраздельно солнце. Все выжгло жаром своим. Белый песок, белая земля, белая пыль и белое марево в воздухе. Духота неимоверная и воздух, раскаленный так, что дышать трудно. И само солнце над головой – тоже белое. Долго Витька не выдерживал, тем более – в неподвижности стоять, запрыгивал обратно в комнату, ложился на кровать и просто, насильно – старался спать.

Отец раздобыл где-то и привез книгу, казалось бы – очень интересную. «Путешествие к центру земли» писателя Жюль Верна. Витька любил читать о путешествиях. «Дети капитана Гранта», Двадцать тысяч лье под водой»… – это его, Жюльверновские романы! В свое время прочел их Витька с удовольствием, на одном дыхании, захлебываясь от впечатлений. А тут – вроде писатель тот же, но не трогает «за живое» написанное им «Путешествие…». Не трогает и все! «…к центру земли»… – бред да и только! Витька вымучивал страницу за страницей, но надолго не хватало ему терпения. Засыпал – автоматически. Просыпался – осиливал пару страниц и опять засыпал. Удивлялся: каким прекрасным снотворным, оказывается, может быть книга, – даже, – о путешествиях. Заснуть за чтением?!! – раньше не случалось такого с Витькой.

А еще грыз Витька печенье «Привет». Несколько пачек его – сухого, пересушенного нашел отец в Уланбелевском магазине и оставил на тумбочке в качестве гостинца. Лучшего не нашел ничего. Откусывал Витька маленькие кусочки, выжидал пока слюной пропитаются во рту и глотал, глотал… Так и летело время.

Прошло еще несколько дней. Витька решился, наконец, – робко ступил на вторую ногу и не почувствовал боли. Потом – все уверенней и уверенней! Заживала, затягивалась рана на его ноге как на кошке или собаке. Жизнь налаживалась! Страх и пережитое потрясение покинули Витьку окончательно.

А через десять дней, как и обещал, – доктор снял швы. Минутное дело! Просто разрезал узлы и осторожно вытянул веревочки из тела. К удивлению Витьки – боли не было! Было щекотно…

Вез отец Витьку обратно в «табор», и о том, чтобы его отправить домой – не могло быть и речи. Витька был полностью уверен в себе, обещал быть предельно осторожным, жаждал работать.

Вернуться домой раньше срока?... Не выдержать испытания?... Отстать от Шурки?... Позорище-то какое!!!...

Шурка очень обрадовался появлению друга, обрадовался, что вот он, – наяву стоит перед ним, жив – здоров, на обеих ногах, стоит и скалит в улыбке зубы. Все обрадовались. И как-то не верилось им, что все хорошо обошлось для Витьки. Пришлось ему даже бинтовую повязку развязать и продемонстрировать зажившую рану. Широкий, с палец толщиной, свежезатянувшийся рубец пересекал во всю ширину Витькину икру. Ломаный шрам в виде двух острых углов. Было еще одно последствие. Вся икра от изгиба коленки до самой пятки онемела и потеряла чувствительность. Витька недавно обнаружил это, щипал для пробы кожу и совсем не ощущал боли. Как будто ватной была икра. А доктор успокоил, сказал, что не страшно это и пройдет со временем. Вот только сам шрам нежной тонкой кожицей своей все чувствовал. Даже прикосновение его к штанине вызывало неприятную боль. Поэтому и нужно было, какое-то время, пока не огрубеет – перевязывать его и держать под бинтом.

Убедились своими глазами в Витькином выздоровлении косари, вспомнили, как перепугал он их всех, и всё убеждали Витьку, что повезло ему очень. Витька соглашался. Хотя, – это с какой стороны посмотреть… Какое уж тут везение – ведь под косилку попал. А с другой стороны – жив остался, и даже не покалечился!!!

Глава 19. Другой берег.

Работа все дни без Витьки шла полным ходом. Все поля, с правой по течению стороны реки были выкошены подчистую. И только вчера Федя перегнал трактор окружным путем через Уланбель на другую сторону реки. А теперь, прямо через реку, в том месте, где купались они все время, предстояло переправить на другую сторону и косилки.

Вовремя прибыл Витька, а то – так и осталась бы его косилка одиноко стоять рядом с камышовыми хижинами без надобности. А так, вся сцепка, в единый строй выстроенная, зацепленная за трактор длинным тросом, протянутым через реку, стала постепенно, плавно, одна за другой, погружаться в воду. На середине реки только кончик полотна, зафиксированного в транспортном положении, остался над водой.

Витька с Шуркой успели перебраться на плоту на другую сторону реки, и с любопытством наблюдали, как появляется из воды и выползает на берег их техника. Витькина, четвертая косилка, еще была на суше и только подтянулась к воде, а та, что была первой в сцепке, дышлом уже выглянула наружу и начала бороздить песок на противоположном берегу.

Выползали медленно косилки из воды, и казалось Витьке, что очень похожа наблюдаемая ими картина на то, как выходят из пучины морской Дядька Черномор и его славные витязи, воспетые поэтом в известной сказке. Полотна косы – это копья; шлемы на головах – это рулевые колеса; плечи широкие – это рама косилки. Вращались, выкатывались на берег колеса, потоками стекала с железа на землю вода, плавно скользил вслед за трактором трос, и было во всем этом зрелище для Витьки с Шуркой что-то завораживающее. Когда еще такое увидишь!..

Прямо на берегу, не мешкая, прицепили сцепку к трактору и отсюда, даже не разведав местности, начали косьбу. Лугов с этой стороны реки было не много. Дня на три работы, как рассчитал отец. Тянулись эти луга узкой полоской вдоль реки. Берег с этой стороны был более высоким и оттого – менее камышовым. Упиралось зеленое пространство на дальнем исходе от реки в барханы, всюду раскинувшиеся ввысь, куда глаз доставал, в небо за горизонтом уходящие.

Со стороны от лагеря, через реку если глядеть, видны были отчетливо эти барханы. Сразу по прибытию в лагерь, была протянута поперек реки толстая проволока и зацеплена концами с обеих сторон за колья, вбитые в землю. На воду спустили плот – большой туго накачанный резиновый баллон, покрытый сверху деревянной площадкой. Перебирались на другой берег, когда было необходимо, на этом плоту, держась за проволоку и перебирая её в руках. А необходимо это было до настоящего времени только отцу. Более короткая дорога с той стороны была в Уланбель и к некоторым другим бригадам соседних колхозов, куда приходилось ему мотаться по делам, – за запчастями, за горючим, за другими всякими мелочами.

Витька на том берегу побывал один только раз. Как-то в часы отдыха, прямо на границе травы с барханами за-метил он многочисленную стаю больших птиц, там по земле разгуливающих. Это были дикие гуси. Белые, красивые, резко выделялись они на фоне песка и зелени. Очень захотелось подобраться и поглядеть на них вблизи Витьке. Как был – в сандалиях, в легком трико, вскарабкался на плот, перебрался через реку и бегом, по колее полу заросшей, устремился к птицам. Пробежал метров пятьдесят от реки. И вдруг, остановился как вкопанный, замер – совершенно одинокий среди огромного поля, диким страхом внезапно охваченный. Развернулся мгновенно и не оглядываясь, задал стрекача во всю прыть, назад к реке. Каким-то шестым чувством, и удивительно вовремя, он заметил опасность. В нескольких метрах перед ним, прямо на колее, в клубок свернувшись, и подняв высоко голову, сидела и глядела в его сторону огромная змея. Витьке показалось даже, что это кобра.

Ну не могла обычная змея так высоко задрать над землей голову! Сердце заколотилось у Витьки как сумасшедшее! Разум подсказывал, что не будет змея гнаться за ним, вряд ли он ей нужен, но успокоился и окончательно пришел в себя Витька, только спрыгнув с плота на своем, родном берегу. Там где обжито все, обследовано и вряд ли где таится опасность. А гуси долго паслись себе и паслись. Еще бы, – под такой охраной! Вообще – очень вольготно жилось различной живности в долинах реки, пересекающей пески Муюнкумы. Вольготно и безопасно! И было здесь этой живности различной – тьма тьмущая. Одно слово – дикие края!..

И вот теперь, на то поле, где поджидала и так напугала его змея, пришел Витька, полностью экипированный в сапоги кирзовые, в плотную спецодежду, да еще и косилкой вооружившись. Может, и встретит ещё эту змею…

Прямо от берега, не дождавшись даже пока обсохнут косилки, зацепили сцепку за трактор, развернули строй веером в ступенчатую шеренгу косари и принялись на новом месте за привычную работу. Витька как будто бы и не расставался со своим рабочим местом. И нога не беспокоила его. Правда, голенище сапога верхом своим даже через повязку поначалу шоркало болезненно по рубцу на зажившей ране. И чтобы избавиться от этой неприятности, Витька вывернул голенище наружу и превратил сапог в ботфорт как на картинках у пиратов. Так и ходил. На одной ноге «ботфорт», а на другой – сапог настоящий! Зато – удобно!

Змеи Витьке пока не попадались под косилку. По крайней мере – не замечал он их. Но вот, когда время шло уже к перерыву обеденному, прямо впереди, из-под Шуркиной косы выкатился маленький белоснежный комочек, развернулся и как в кино замедленном едва успел ускользнуть в сторону от накатывающегося колеса. И тут же, уже из-под Витькиной косы появились три таких же комочка, расправились и по остриженному полю, тоже начали разбегаться по сторонам. В маленьких зайчат превратились комочки, и было их внезапное появление, – живых, да еще из-под кос острых появившихся, как настоящее чудо! Они были совсем маленькими и даже бегать по-настоящему, еще не научились. Скакали медленными неуверенными прыжками, и почему-то все – не к близкой траве, как будто боялись её, – а по направлению к барханам.

Охотничий азарт мгновенно проснулся у всех косарей. Как по команде соскочили с косилок. Очень уж легкую добычу представляли собой зайчата. Неуклюже, медленно и неуверенно двигались они по внезапно открывшемуся вокруг голому пространству. И выглядели совершенно беззащитно.

Поймать! Подержать в руках! – как это здорово будет, – промелькнуло в голове у Витьки! И также как и все, бросился он в погоню за своим зайчонком. А тот петлял, прыгал изо всех сил, но ускользнуть от нависающей опасности не хватало ему прыти. Витька поравнялся с ним, прицелился руками на зайчонка, рухнул с разбега животом на землю, охватил, закрыл ладонями белый комочек. Вскипело, забилось в нем торжество – поймал! Поймал ведь!!!..

И тут зайчонок, этот крохотный комочек, полностью под ладонями исчезнувший, вырвал из себя громкий душераздирающий, протяжный и пронзительный писк. Прямо у головы Витьки, прямо в уши…

Одновременно ужас и сострадание перечеркнули радость, подкинули Витьку как ошпаренного вверх, заставили отшатнуться от крика, инстинктивно броситься в сторону. И пока приходил он в себя, осознавал пока – неужели боль такую невыносимую причинил он невинному и совершенно беззащитному существу?.. – тот, освободившись от рук Витькиных, скачками, все более уверенными, удалился уже метров на десять, но все равно, по-прежнему, медленно двигался он к барханам.

Мельком заметил Витька, что пацаны не стоят на месте, а продолжают охоту. Обида захлестнула его, – как же так?! Обвел его зайчишка, напугал криком заполошным, на крик ребеночка поразительно похожим! А ведь Витька не желал ему зла, не причинил ему боли, бережно брал его в ладони, с осторожностью… Нет, не должен зайчишка взять верх над Витькой, не должен!!! – и опять, бросился он за ним. И догнал! И опять поймал, и теперь уже, не обращая внимания на писк, не упустил его! Прижал к груди и когда тот обреченно затих в его руках, – сунул осторожно за пазуху. Попался зайчишка, не убежит теперь!

Еще трёх зайчат удалось поймать пацанам. Каждому – по одному. Удачной оказалась охота. А те, несколько, на которых не хватило догоняющих, спокойно достигли бархана и растворились в красках его, исчезли из вида.

Довольны были ребята. Вдоволь налюбовались, но не пожелали отпустить зайчишек на волю. Клетку решили соорудить им, откармливать – а там, видно будет… Витька – тоже, хоть и разрывала его нежность и жалость одновременно, к живой душе, в руках трепетавшей, пересилил себя и как все – тоже проявил твердость. Выразил солидарность с пацанами.

Дед Баран нашел несколько деревянных ящиков, из которых получилась просторная клетка. Туда и поместили зайчат. Так появилась в лагере своя живность. Зайчата привлекали внимание всей бригады. Ими любовались, о них заботились…

Глава 20. Испытание.

Через три дня, как и планировал отец, закончились поля пригодные для выкоса и косьба завершилась. Отпала надобность в косильщиках у бригады. Надо было переключаться на другую работу.

Выбора особого не было. Требовалась свежая рабочая сила лишь на одном участке продолжающегося процесса заготовки кормов – на погрузочно-разгрузочных работах. Вся бригада кроме косарей продолжала еще заниматься своими делами – сгребала сено в валки, прессовала его в тюки, и тоже, по мере завершения, должна была переключаться на вывозку и скирдование сена. Но это – механизированные работы. А погрузка и разгрузка – тут все, вручную. И чтобы выполнить её – должны были вот-вот приехать еще дополнительно работники – крепкие, сильные и выносливые.

А Витька с Шуркой – что? Они ведь приехали в Уланбель, чтобы испытать себя, закалить в трудностях. Ну и денег, конечно, заработать – сколько получится. И уж что-что, а крепкими и выносливыми себя они точно – чувствовали. О том, чтобы домой возвращаться, в мыслях своих даже допустить не могли. Так и решили – останемся работать грузчиками. И хоть деньги – не главное, но имели в виду, что работы погрузочные дороже всего оцениваются.

Решили и решили – их право! На следующий день после завершившегося покоса отец и устроил Витьке с Шуркой, а заодно – всем косарям, испытание на пригодность к новой профессии. А день тот был только до половины рабочим – до обеда. Во второй половине дня все полным составом собирались выехать в Уланбель. Чтобы там, в магазины заглянуть, прикупить кое-что по мелочам, кому что необходимо, дружно, всем вместе, в кино сходить – немного отдохнуть, отвлечься от дел повседневных.

А пока – с утра, вооружились, теперь уже бывшие косари, вилами. Сашка Грасмик на своем тракторе с пустой тележкой подкатил услужливо и тут же, от лагеря недалеко, начали они погрузку. Казалось, – подумаешь работа! Бери больше, кидай дальше, то есть на тележку, и все дела. Но не все так просто. В любом деле своя сноровка требуется. Отец тоже взял вилы и пошел вместе с ними, – лично показать, что к чему. А вилы в руках у ребят особые, древко выше роста, аж в целых два с половиной метра длиной.

Тюк, если его руками за проволоку приподнять, не очень тяжелый. Витька по геройски воткнул в него вилы, приподнял, попытался на весу на телегу закинуть, пыжился, пыжился – не получается.

Отец подошел, показал способ. Оказывается, взять надо вилы, воткнуть в тюк, ухватить их руками поближе к навильнику железному, оторвать тюк от земли и перевесить вилы так, чтобы конец древка их в землю уперся. Потом, удерживая этот упор, отступать назад, перебирая руки от навильника ближе к середине древка и одновременно, поднимая тюк, перевести вилы в вертикальное положение. Так, чтобы на самом верху тюк оказался над грузчиком, как зонтик над головой распахнутый. Только не легкий шелк это, а кирпич из сена: с метр – длиной, с полметра – шириной, и в сорок сантиметров – толщиной. И весом – не менее двадцати килограммов. А конец ручки от этого «зонтика», по-прежнему, в землю упирается. Ну и напоследок, оторвать древко от земли следует и, удерживая как «зонтик», груз над собой поднести его к тележке и опрокинуть в кузов.

А там, наверх Вовка уже забрался, подхватывает груз – будет тюки по телеге раскладывать.

Показал отец на практике как это делать, все проще простого оказалось. И покатил Сашка Грасмик свою телегу медленно вдоль стройного ряда тюков к горизонту уходящего. Витька поднял свой тюк, подтащил его к тележке и бросил. А впереди Шурка свой тюк поднял тоже и тащит его к телеге. А еще дальше – Карпо поднимает свой тюк, а еще дальше – отец. Подняли, удерживают «зонтики» над собой, ждут, пока подъедет, поравняется с ними тележка. Витька освободился от груза и с пустыми вилами наперевес бежит мимо них к очередному тюку, втыкает в самую середину; его догоняет Шурка – бежит к следующему. А потом – Карпо, потом – отец. И так – снова и снова. Конвейер образовался, пошла погрузка.

Спешки не было. Там наверху, в телеге Вовке еще предстояло научиться тюки выкладывать в особый порядок. Так, чтобы максимально возможное количество их уместилось разом в кузове. Чтобы плотно лежали тюки, чтобы прочно сцеплены между собой были, чтобы не развалилась тюковая скирда в дороге. Тем, кто снизу – проще. Знай себе, поднимай тюк, тащи и бросай его на телегу. А Вовке наверху приходилось думать на первых порах, соображать, что к чему. Останавливал Сашка трактор, отец разъяснял, показывал.

Первые тюки легли плотно друг к другу и заполнили телегу до краев, вровень с верхней кромкой бортов. Второй слой – расширялся. Количество тюков в нем увеличивалось на треть за счет того, что на половину длины своей выдвигались они наружу от бортов слева и справа, и в результате увеличивалась общая площадь расклада. Третий слой ложился таким образом, чтобы тюки своей серединой накладывались на стыки тюков нижнего ряда. Соответствующим образом укладывался и четвертый слой и пятый. Точно так, как укладываются кирпичи при возведении стены жилого дома. Перехлестывают друг друга, связывают, в прочно сцепленный монолит превращают. Вроде и немудреная система, и все-таки, – понять её надо, твердо уяснить, усвоить.

Вовка и уяснял. А заодно, и ребята снизу мотали на ус. Понимали, сегодня Вовка наверху работает, а завтра, может быть, и им придется. Так, не торопясь и загрузили первую телегу. Целых пять полных слоев над бортами. А потом, пирамидкой сужающийся, как крыша дома – шестой слой. И под завязку – как конек крыши, еще из одного ряда – завершающий, седьмой слой. Вовке наверху страшно – свалится ненароком с головокружительной высоты – костей не соберет!

Ребята до настоящего времени не видели еще такого сооружения, да еще и собственноручно воздвигнутого. Вот тут и понятно стало Витьке, почему рукоятки у вил длиной – в целых два с половиной метра. С добавлением слоев на телеге, высота, на которую поднять надо было тюк, все увеличивалась. Все больше и больше сил требовалось, чтобы толкать «тюковый зонт» в небо, поддерживать его на вилах в равновесии и так, подтаскивать к телеге, удерживая за самый конец древка, за тот – который только что в землю упирался. Держать его на весу, выжидать пока там, наверху, Вовка подхватит, подтянет к себе груз, и лишь потом, выдернуть из тюка, опустить освободившиеся вилы, чтобы зацепить очередной, и точно также тащить, поднимать его наверх. И так – один тюк, два… двадцать… Такое чувство, что телега – безразмерная. Добрая сотня их на ней разместилась. И если разделить это количество на четырех грузчиков… Многовато, если таскать их непрерывно… Выдохлись ребята основательно.

Отец укладкой оказался доволен. Но все-таки, на всякий случай, для подстраховки, перевязали сконструированное сооружение веревкой, чтобы не развалилось в дороге, пока тащить телегу будет Сашка к месту хранения. Отец велел оставаться в поле, пообещал прислать для загрузки еще одну телегу, сел в трактор и уехали они с Сашкой к скирдам.

В открытом поле, на тюках сидели ребята, отдыхали и приходили в себя. Бодрились. А Шурка изображал даже, что доволен очень. Сжимал руки в локтях, пробовал на твердость мышцы и восклицал

– Э-эх-хх! Накачаемся! Фигуристыми, как атлеты, станем…

Трактор с пустой телегой прикатил минут через тридцать. Витька успел отдохнуть, вот только с тревогой вдруг начал думать о ноге. Показалось ему, что стала она ныть и даже немного побаливать.

Вовка опять влез на телегу и приготовился принимать и укладывать тюки. И если первую телегу грузили они вчетвером, – помогал отец, то теперь такую же работу надо было выполнить втроем. Приступили – отдохнувшими, закончили – изрядно уставшими.

До обеда оставалось не так уж много времени, и Витьке уже достаточно было на этот день физической нагрузки, и он страстно желал, чтобы не пришла под погрузку сегодня третья тележка. Но Сашка Грасмик на своем ДТ-54 решил, что успеет сделать еще один рейс и притащился все-таки. Даже отдохнуть не дал толком и все поторапливал, беспокоясь, что не успеет разгрузиться и опоздает к отъезду группы в Уланбель.

И все-таки очень медленно загружалась третья тележка. Наверное, с непривычки, но все действительно устали очень. А у Витьки ко всему нога разболелась по-настоящему. Она оказалась опорной и нагрузка на неё, когда отрывал Витька тюк от земли, была большей, чем на здоровую ногу. Витька стал заметно прихрамывать, и казалось ему даже, что вот-вот разойдется на ноге едва успевший срастись шов. Но было ребят всего трое, и чтобы никто не сомневался, что смогут они работать грузчиками – нагрузить её как положено нужно было во чтобы то ни стало. Как это так – не выдержать испытания?! Поэтому терпел Витька и доказывал сам себе, что не слабее напарников.

Сашка Грасмик был «свой парень», заметил, что выбиваются ребята из последних сил, угомонил свою торопливость, и уже когда совсем невмоготу было, останавливал свой трактор и дважды им устраивал коротенький перерыв.

Витька собрал всю свою волю в кулак, решил – будь что будет и старался не отставать от своих напарников. И все-таки последние тюки, поднимать которые надо было на самый верх сложенной на телеге скирды, вымотали его окончательно. Руки одеревенели, и шатало всего Витьку, когда подтаскивал он очередной груз к телеге.

Это стало заметно со стороны. И когда он, полностью силы растративший, притулил тюк к боку скирды, отчаянно переступал ногами, стараясь от движущейся тележки не отстать, толкал вверх вилы и уже ничего у него не получалось, и казалось, что вот-вот вывалятся вилы из рук – подскочил Шурка. Упер свои вилы в Витькин груз и вдвоем, подтолкнули они его до высоты, на которой смог Вовка дотянуться, подхватить и принять его. А Витька, чтобы не заподозрил его друг в слабости, нашелся и как бы оправдываясь, заметил, что очень уж потяжелели последние тюки. Наверное, трава еще не успела высохнуть. Шурка согласился и недостающие до полной загрузки тюки поднимали они вдвоем. Втыкали свои вилы в один тюк и, согласовав движение, поднимали. А Карпо? – на год старше их был Карпо. И последние свои тюки в этот день осилил самостоятельно.

Закончилась погрузка – надо было еще пешком добрести до лагеря. Витька едва волочил свою ногу…

Глава 21. Заячий побег.

Все с удовольствием обедали, а Витьке еда не шла в горло. Подташнивало. Он обессилел окончательно, едва мог двигаться, и казалось ему даже, что надорвался он. Отошел в сторону, уединился и первым делом размотал повязку на ноге, ощупал икру и осмотрел шов. Нога ныла, икра была по-прежнему бесчувственной, а шов – на удивление, в полном порядке! И оттого на душе у Витьки полегчало немного. Тут же невыносимо захотелось ему спать, и решил он, что не поедет со всеми в Уланбель.

Шурка поуговаривал немного, но понял, что Витька не совсем в себе и отстал. Сам-то он восстановился полностью. Был, как ни в чем не бывало, бодр и весел. Все-таки Шурка был покрепче, чем Витька, выше его почти на пол головы, и на целых три месяца старше. Наверное, это имело значение.

Кое-как дождался Витька отъезда бригады. Уехали все, и даже дед Баран. Очень кстати для него оказался Витькин каприз. Дед обрадовался очень, а иначе, – по должности, оставаться бы ему за сторожа. Хоть на многие километры в округе нет посторонних людей – нельзя оставлять «хозяйство» без охраны, порядок есть порядок, и требуется его соблюдать.

Исчезла машина из глаз и чтобы как-то встряхнуться, собрал Витька последние силы, забрался в реку, расслабился «на спинке», ощутил телом всем блаженную прохладу воды и отрешился от всего. Долго витал его взгляд в бесконечном небе, пока не почувствовал Витька, что тело насытилось, остыло до крайности, и вот-вот начнет его бить озноб от холода. Встряхнулся, выбрался на берег, мгновенно обсох и отогрелся на раскаленном солнышке, перебрался в тенечек под навес, прилег, даже не успел, как следует глаза прикрыть, и уснул тут же. Спал долго, без сновидений и проснулся оттого, что к вечеру оживились комары и очень уж больно начали жалить тело. Сон пошел на пользу и чувствовал себя Витька теперь гораздо лучше, отдохнувшим, наконец.

Отходил Витька от сна, потягивался сладко, и совершенно случайно упал его взгляд на клетку с зайцами. Она стояла прямо, напротив, у камышовой кромки на берегу реки. Не поверил сам себе Витька, зажмурился и снова взглянул. Рядом с клеткой сидел зайчишка! Точно такой же, каких недавно они поймали, и в эту самую клетку посадили. Удивился Витька очень, – он что? – в гости к своим плененным собратьям пришел?.. Осторожно ступая, попытался приблизиться к наглецу, а тот, заметив опасность, сиганул в камыши и исчез.

И совершенно неожиданно для Витьки, клетка оказалась пустой. Дверца заперта, а зайчата исчезли. А когда внимательнее осматривал Витька клетку, обнаружил в задней стенке дыру. Узкая щель между двумя дощечками была аккуратно разработана заячьими зубами, расширена до внушительного круглого отверстия, через которое они спокойно выбрались наружу. И произошло это совсем недавно.

Зайчишка, который попался Витьке на глаза, исчез в камышах, клином из реки выступающих. Вокруг этого куста пустошь – поле выкошенное. И нет никого на этом поле. Значит, в кусту камышовом зайчата отсиживаются, – некуда больше им деться.

Решил Витька выкурить их оттуда, и может быть, если удастся, поймать снова – хотя бы одного. Вооружился вилами, тыкал ими в заросли, бил по камышу, шумел устрашающе. Надеялся выгнать их в поле. А другого ничего и не придумаешь. Плотной стеной стоит камышовый остров, и сам внутрь его не протиснешься. Да и толстый слой многолетнего валежника – высотой по пояс, отпугивает. А зайцам в самый раз, в этой гуще спрятаться. Не высовываются наружу и все! Никакой шум на них не действует. Понял Витька, что напрасны его усилия и решил просто притаиться, подождать. Авось, успокоятся зайчата и сами выглянут. Не могут же они в камышах сидеть бесконечно.

Времени много у Витьки – спешить некуда. Но долго ждать не пришлось. Прошло лишь несколько минут и вдруг донеслись до слуха его странные звуки – фыр-р-р, фыр-р-р… Шли они с той стороны камыша, который в реку уходит. Соскочил Витька, кинулся к плоту, откуда река просматривается, и тут же увидел своих зайцев. Всех – четырёх. Плыли они клином, и первый зайчишка уже достиг середины реки.

Витька видел дома несколько раз в речке Терс плавающую ондатру. Вот на неё и были сейчас зайцы похожи. На поверхности воды – только головы ушастые, ноздри усатые, да глаза выпученные – на берег желанный устремленные. И громкое – фыр-р-р, фыр-р-р, фыр-р-р на всю округу.

Витька изумился очень! Несколько мгновений осознавал реальность. А как же тогда дед Мазай, который зайцев на лодке спасал от наводнения? Зачем их спасать, если они умеют плавать? А то, что зайцы, оказывается, умеют плавать, ну как теперь сомневаться в этом – вот они, в реальности, все на виду, рассекают водную гладь! Витька хотел было на плоту добраться до них и выловить прямо из воды, но пока соображал, время было упущено. А зайцы и не думали его дожидаться, спокойно добрались до противоположного берега и шмыгнули в камыши. В отличие от Витьки зарослей камышовых они не боялись.

Так и сбежали зайцы от него, а если быть точным – уплыли. Витьке только и оставалось – наблюдать за этим собственными глазами. Но ведь до этого был он уверен, что зайцы не умеют плавать. Все так думают!

Приедет бригада из Уланбеля, придется объяснять им, куда делись зайцы, придется рассказывать. Но ведь не поверят они Витьке, да еще тому, что без посторонней помощи сбежали, на другой берег переплыли…

Так и случилось. У Витьки было вещественное доказательство – дыра в клетке заячьими зубами выгрызенная, но осматривать клетку никто даже и не стал. Все считали, что пожалел Витька зайцев, воспользовался случаем, что один остался и отпустил. А может быть, даже специально притворился уставшим, чтобы остаться одному и без помех выполнить задуманное.

Особенно не верил Витьке Шурка, ни одному слову его не верил! Знал что Витька жалельщик отчаянный.

– Да-да-а! – похохатывал, – ври больше! Дыра в клетке!? – так сам же ты её и вырезал ножичком – для маскировки! Знал же, что рано или поздно зайцы в суп попадут! Ладно уж, – помог им сбежать и правильно сделал! Пусть себе живут…

Витька оправдывался, горячо отстаивал свою невиновность, а потом смирился, и на друга за его дурацкую недоверчивость решил не обижаться…

Глава 22. Пресс-подборщик.

Решимость работать грузчиками у ребят не пропала, а Витька, едва не надорвавшийся во время «испытания» как бы разделился надвое. Одна его часть травила назойливо душу, нашептывала, что недостаточно у него сил для взрослой тяжелой физической работы, призывала сдаться, отступиться, не мучить самого себя и подсказывала удобное оправдание: – нога…, её поберечь надо, нельзя напрягать сильно, а то – хуже будет! Не зря же врач предупреждал! Все поймут, и даже посочувствуют. Вот, не повезло парню…

А вторая часть, переполненная до краев гордыней собственной, духом соперничества, чувством стыда за обнаружившуюся слабость, – бушевала, клокотала внутри и отвергала всякую возможность смириться, признать, в первую очередь перед самим собой, поражение. А как же напарники его? Ведь они работали не меньше и наверняка, устали, также как он, и чувства такие же испытали.

Глядел на них Витька украдкой и не обнаруживал на лицах даже капельки сомнения. Решительно настроены все они, чтобы продолжать работу. Снова – напрягать все силы, выкладываться до невозможности, доказывать бригаде, что стоят они чего-то, и что можно на них положиться.

А что же он – Витька? Чем он хуже Шурки, или того же – Карпо? Он тоже способен собрать волю в кулак и со всем справиться! Тоже способен все выдержать! Тем более, что до утра отдохнула, успокоилась и совсем не дает знать о себе рана на ноге. Зажила и только от нагрузок закалится быстрее. Точно зажила! Должен быть Витька не хуже Шурки. Должен! А иначе – хлипкий слабак он и сам себя презирать будет…

Он ничего не сказал отцу о своем вчерашнем состоянии. И, как все, был полон решимости – не отступать!

Но, то ли совпало так, то ли почувствовал отец что-то. Во всяком случае, для бывших косильщиков, отменил он, на некоторое время, погрузочные работы. Дня на три… До приезда основной команды грузчиков. Распределил ребят по разным вспомогательным работам. Витьке достался пресс-подборщик.

Легкая работа – подумал Витька и успокоился. Три дня – большой срок, а там – видно будет. И опять рабочим инструментом его стали вилы, только не с длиннющей ручкой, а обычные.

Пресс-подборщик был состыкован с колесным трактором «Беларусь МТЗ-50» и тракторист самостоятельно обеспечивал его работу. Но сенокос закончился, вот-вот приедут грузчики, и с прессованием нужно было поторопиться.

Вообще-то, нехитрый это процесс. Тащит трактор агрегат вдоль валка, захватывает шнек зеленую массу, тащит в бункер, где измельчается она, накапливается, уплотняется и стандартными порциями подается в объятья вязального аппарата, – самого сложного и капризного прибора во всей конструкции пресс-подборщика. Обволакивает вязальный аппарат спрессованную порцию сена проволокой, завязывает её замысловатым, прочным узлом, и из продольной прямоугольной камеры вываливается готовый тюк наружу, плавно опускается на землю. Все поле усеяно ими, где реже, где – чаще. Остается только погрузить готовую продукцию и свезти в обозначенное место.

Вязальный аппарат – капризный прибор. Специальная проволока в стандартных мотках для него заготовлена. И чем мягче эта проволока – тем лучше для вязального аппарата. Поэтому механизаторы специально заливают её соляркой, помещают в огонь и обжигают на кострах. Отец Витьки во всем Джувалинском районе является лучшим специалистом по вязальному аппарату. Когда капризничает прибор, то и узлы его разваливаются, и стандарт тюка нарушается. То он двойной выходит, а то и просто – полу-тюк. Отец умеет аппарат отрегулировать как никто другой. И хоть в колхозе он работает, но часто его приглашают для помощи и в совхоз «Бурненский. Отец помогает всем, не отказывает…

Витьке дела до вязального аппарата нет. Его задача – обеспечить равномерное поступление сплошной массы из валка, – в бункер, чтобы не подавился он от избытка её и не захлебнулся. Особенно актуально это, когда валок объемный, густой и из камыша рослого состоит. Обычно тракторист останавливается, спускается из кабины на землю, берет в руки вилы и сам с густотой управляется. А тут – Витька ему в придачу, вилами вооруженный! Значит, быстрее дело пойдет. Упрощается задача тракториста. Знай себе – рули, да балуйся в кабине сигаретой…

Да и для Витьки, в общем, не тяжела работа. Большей частью самостоятельно затягивает в себя пресс-подборщик валок. Ну а там, где густой он и плотный – Витька подключается. Тракторист замедляет ход, а он – ворошит вилами сено и регулирует густоту порции поступающей на шнек. Это не так уж и трудно.

Трудность в другом: – движется непрерывно пресс-подборщик, затягивает валок, а Витька, чтобы не выпасть из процесса, семенит перед ним вдоль валка, тыкает вилы в сено, приподнимает его перед полотном и семенит, семенит ногами… Ни на секунду нет возможности остановиться, тут же на пятки накатывается машина и гонит, гонит Витьку вперед. Поторапливаться надо, быстрее запрессовать сено. Август-месяц на дворе…

Витька пытается приспособиться. Там где жидкий валок – убегает вперед, до обнаружившейся густоты и стоит, на вилы опершись, ждет, когда пресс-подборщик приблизится. Вроде бы как, отдыхает. Только какой это отдых, оглянуться не успеешь, – тут как тут железное чудовище. Ухает резаком мощным. Пых-пых-пых – настигло уже! Сгоняет Витьку с места и опять орудует он вилами и семенит вдоль валка. Час проходит, другой… и хочется Витьке, чтобы сломался у пресс-подборщика какой-нибудь агрегат. Но… надежна машина, и вязальный аппарат у неё отрегулирован квалифицированным специалистом.

Пустынно поле. Никакого движения. От края к краю волнами перечеркивают его валки из грубых кормов. Медленно движутся в поле одиноким пятном синий трактор и темно-красный пресс-подборщик. Как зверь ненасытный заглатывает, жрет и жрет валок высохший, переваривает, пропускает через себя и испражняется тюками. Пока не сожрет все поле, – не остановится. Если посмотреть издали, приглядеться – выплясывает впереди Витька, размахивает вилами, оберегает прожору, чтобы не подавился. И вместо благодарности гонит и гонит тот Витьку вперед и тоже сожрать может ненароком, если он зазевается. И кажется Витьке, что именно зверь железный так его мучает, загоняет в безысходность, а не тракторист вовсе.

А тут, солнце все сильней и сильней припекает, и так как нет никого в поле, такое чувство у Витьки, что все лучи свои жгучие сосредоточило оно именно на движущихся объектах. Трактор жаром мотора пышет вдобавок, а пресс-подборщик, и так красный, как будто в раскаленную сковороду превратился. Сам же Витька – черный как негр, поджарый и худой кажется, давным-давно высох весь. Но нет, – катится и катится градом с него пот. И откуда берется только – одному Богу известно. Наматывает и наматывает Витька километры ногами на «легкой работе». Терпит производственные лишения героически. Отчаяние подкатывает, монотонность захлестывает и кажется ему, что остановилось время.

Но обед наступил по расписанию. А потом, – речка, сытная еда и продолжительный полуденный перерыв. Эти прелести, вместе, в комплексе, полностью избавили Витьку от накопившегося напряжения. И во второй половине дня снова готов был он все повторить.

Глава 23. И опять – змея!

В перерыве Витька обдумал некоторые вещи и решил быть похитрее. И почему это он должен изображать из себя постоянно волка, убегающего от псов злющих? Ведь работал без него тракторист один на пресс-подборщике и справлялся. Конечно, и в кабине трактора можно передышки делать Витьке. Но ведь в кабину да из кабины, когда масса густая распирает валок, не набегаешься. Просто на пресс-подборщике устроиться, попытаться можно, и ехать на нем, когда валок впереди худой, и с ним агрегат самостоятельно, без Витькиной помощи, справиться может. Витька нашел такое место, где спокойно расположиться можно. Сразу за вязальным аппаратом, на выходной прямоугольной камере, откуда готовые тюки на землю выползают. Правда, очень уж от солнца раскалено железо, но Витька перехитрил солнце. Разделся до трусов, а штаны и рубаху аккуратно сложил, приготовил из них подстилку и закрепил её проволокой на раструбе прямоугольном – там, где сидеть будет. А голым – легче переносить жару. Вот только на ногах – сапоги-ботфорты кирзовые придется оставить.

Витька, когда передвигается вдоль валка перед пресс-подборщиком, орудует вилами, – все время смотрит на валок с опаской. Кто под ним, какая тварь прятаться может? Поле выкошено, оно – пустынное совершенно, но ведь когда росла на нем трава и камыши, кто в них только не водился. И пауки и змеи… Куда все они подевались? Явно под валками и прячутся. Спасаются от жары.

Орудовал Витька вилами, практически голый, полностью перед солнцем распахнутый, а от валка все-таки старался держаться подальше. Вилы за самый кончик рукоятки держал. Захватывал пресс-подборщик валок, и чудилось Витьке несколько раз среди камыша на транспортере подозрительное шевеление, отчего тут же вздрагивало непроизвольно у Витьки сердце и охватывало его омерзение. И тогда, бежал он в хвост пресс-подборщика, внимательно рассматривал несколько очередных вывалившихся тюков, переворачивал их вилами, но ни разу следов змеи растерзанной так и не увидел. Но от того, что заметил её на транспортере, – не отказывался. А что тут удивительного, что следов нет? Тюк, он ведь большой размерами! Там, внутри его тварь скорее всего и запрессована!

А может быть, давным-давно и нет никого под этими валками – мелькала мысль. Сам себя страхом он накручивает… Может быть и так, но чувство опаски от этого, не исчезало.

Ближе к вечеру, помогая заглотнуть пресс-подборщику очередную густую порцию массы, боковым зрением уловил Витька выплывшую метрах в пяти от него из валка длинную пеструю темно-серую ленту. Извиваясь, очень быстро оторвалась она от валка и заскользила через поле, к соседнему. Всколыхнулся весь Витька, отскочил от валка. Какое-то мгновение, не отводя глаз от удалявшейся рептилии, переживал потрясение. А воображение лихорадочно уже рисовало картину: еще немного, и скроется она в соседнем валке. Но ведь Витьке, когда развернутся они в конце поля, именно этот валок, в котором, ну уж точно, змея находиться будет – подбирать придется! И что? – все время страх противный от ожидания встречи с ней переживать теперь?..

Ну, уж нет!!! Витька преодолел себя, перехватил вилы наперевес и решил со змеёй сразиться в открытом поле. Вот жаль только, что вилы у него сейчас не с той – длинной ручкой, которые при погрузке были. Он догнал змею и осторожно приблизился к ней сзади. Змея тут же почувствовала опасность, стремительно свернулась клубком и стала разворачиваться к Витьке. Нервно высовывался из пасти её и тут же исчезал черный раздвоенный язык. Самообладание не покинуло Витьку. Он успел дотянуться до змеи вилами и сверху хлестким ударом накрыл клубок железными прутьями. На вытянутых руках вцепившись в ручку, изо всех сил вдавливал вилы в землю. Змея выскользнула частью тела, взметнулась вверх и стала яростно биться хвостом о землю, рваться из стороны в сторону. Витька всем существом своим чувствовал силу её и мощь. Но вилами сработал он удачно. Один из прутьев железных надежно перехлестывал змею прямо за головой, пережимал туловище поперек и вдавливал в землю. Билась змея беспомощно, хлестала во все стороны хвостом беспорядочно, кольцами свивалась, решётку вил разворачивала, но прут боковой, железный, буквально её удушающий, сбросить с себя, от земли оторвать – так и не смогла. Ослабла, наконец, поелозила еще некоторое время по земле все медленнее и медленнее, и замерла, застыла в неподвижности.

А Витька никак не мог погасить возбуждение, – давил вилы в землю и давил! Почувствовал, что руки устали, оторвал вилы от земли и отступил на всякий случай подальше. Держал вилы наизготовку и выжидал некоторое время. Змея не шевелилась. Была она почти с метр длиной, правда, – не очень толстая. Гадюка! – решил Витька. Хотя, если честно, в змеях он не очень разбирался.

Он не стал её даже рассматривать, побежал догонять пресс-подборщик, который укатил, пока воевал Витька со змеёй, довольно далеко. Валок впереди был средней упитанности, и ворошить его особой необходимости не было. Взобрался на «сиденье» свое, ехал потихоньку, раз за разом переживал состоявшуюся битву, постепенно приходил в себя и успокаивался. Шло время…

Так и проработал Витька целых три дня на пресс-подборщике. Там, где надо, орудовал вилами добросовестно. Научился на взгляд оценивать состояние валка далеко впереди, и если была возможность, не перетруждал себя. Усаживался на хвост пресс-подборщика и катался в собственное удовольствие. Жарился под солнцем до изнеможения и отбивался от бзыков. Лафа-а-а!.. Нога его больше не беспокоила.

А потом – приехали грузчики. И самым неожиданным для Витьки оказалось то, что были в их числе ребята с Кировской улицы. Друзья его – Володя Зеель и Вовка Луговой. Володя, – он в Алма-Ате в институт поступать пытался, да вот – не прошел по конкурсу. Теперь, точно, в армию осенью заберут его. Служить! А пока, не теряя времени, решил он еще разок в Уланбеле поработать. Перебиться как-то до призыва. Не сидеть же дома ему просто так, баклуши бить…

Вовка Луговой – тоже в армию собирается. И все никак не решит, чем же заниматься ему. Уговорил его Володя – вместе в Уланбель съездить.

Шурка пуще Витьки обрадовался свежей силе. Брат ведь приехал его старший! А то, что в институт он не поступил, не очень и огорчило Шурку. Подумаешь! – после армии, точно, поступит. После армии солдата, если он сдаст экзамены, без конкурса принимают. А Володя, – он школьные знания хорошо усвоил, и упорный очень! Добьется своего непременно!

Так и сформировалась с участием Витьки хорошая работоспособная бригада. Володя, Карпо, Шурка и Витька вчетвером снизу тюки подавать будут, а два Вовки пусть наверху на телеге управляются. Вдвоем побыстрее тюки с вил подхватывать будут и все меньше грузчикам на вытянутых руках их зонтами держать придется. Да и снизу, на брата все-таки не тридцать с лишним, а чуть больше двадцати тюков теперь приходятся, чтобы всем вместе телегу загрузить. Нормально! Конечно, это будет самая тяжелая работа из всей, которую до настоящего времени пришлось выполнять Витьке с Шуркой в Уланбеле, но так они, для испытаний ведь, сюда приехали. И пока – выдерживают! Больше месяца уже прошло – привыкли и достойно справились со всеми трудностями. Пожалуй, можно нагрузки и увеличить. Мужики они или нет?.. Тем более, что осталось работать чуть более двух недель. Сентябрь приближается, и ждет уже девятый класс их в школе.

Глава 24. Культурная жизнь.

В новом, усиленном составе приступила бригада к уборке с полей, тюков. Справлялась с работой не хуже других. Трудно, очень трудно давались Витьке и Шурке, да и ребятам постарше, тонны груза поднятого, выжатого, перенесенного и удержанного на вилах, перед собой, – как флаг в руках у знаменосца. Но и в эту работу Витька, и Шурка – втянулись, приспособились! Мечтали о том, конечно, чтобы быстрее сентябрь наступил. Делали вид, что по школе соскучились, хотя в этом – была только часть правды. Они не ныли и долю труда своего на других не перекладывали. Да и не зацикливались на усталости отупляющей – не поддавались ей. Отдыхать тоже научились.

И было в продолжительные часы отдыха, в середине дня, а иногда и вечером, чем отвлечься им. В речке искупаться, вздремнуть часок после обеда – это само собой. Но были и другие занятия.

Спрятавшись от солнца в хижинах из тюков, – в карты резались азартно.

Витька с пацанами и раньше картами баловался. Спрятавшись в начале улицы, за «ямами», в пересохшем заросшем кустами арыке, курили «Приму» до одури. Там же резались в «дурака» и награждали друг друга «погонами». Впрочем, этой игрой их карточное увлечение и ограничивалось.

А тут в Уланбеле самой модной и самой интересной оказалась игра в «Шестьдесят шесть». Азартная, заставляющая мыслить, проявлять расчетливость и командную солидарность. Считали взятки, извлекали карты из-под «Шубы» – играли на вылет, на интерес…

И опять, речка притягивала к себе. Кишела она рыбой непуганой, – щуками, окуньками… Витька не большой любитель рыбной ловли, терпения у него – дефицит. А тут, не выдержал и тоже включился в процесс. Еще бы! – скатал шарик хлебный, насадил на крючок и едва в воду закинул, – уже дергается поплавок лихорадочно. Поймалась рыбка! Некогда скучать, только и успевай вытаскивать её из воды. Вот только сжимается сердце у Витьки всегда, когда окунька с крючка он снимает. Жалко рыбу и все тут!

Рядом ребята тягают свою добычу. Кое-кто и блесной щуку соблазняет. Идет соревнование – кто больше рыбы выловит. Разгорается азарт, и Витька тоже распаляется, подавляет свою жалость, перестает обращать на неё внимание.

Польза от рыбалки существенная. Дед Баран поваром средней руки оказался. Изо дня в день все блюда, которые он умеет готовить повторяются. Суп с макаронами – обычное дело. Иногда – борщ, и на второе – тоже, макароны, только – «по-флотски». И все – из баранины. А если вдруг кто проявит недовольство скудным рационом, гасит его на корню дед Баран.

– Какие продукты мне поставляете, из того и готовлю еду. Зато, – сытная…

Рыбалка не только для удовольствия. Быстро ведра рыбой заполняются, а значит – уха будет сварена. И двойная, и тройная. Чем не разнообразие?..

Строгий распорядок в бригаде, все своим делом заняты. Коллективно трудятся. А дед Баран – сам по себе. Колдует и колдует над котлами. И вот, заскучал, не выдержал.

Один раз напился, второй… А потом, и вовсе застал его отец на солнцепеке невменяемым совершенно, «в стельку» пьяным. Осталась в тот день без обеда бригада. А ужин – отец лично готовил. И оказалось, что хорошо это у него получается. «Куырдак» отец приготовил. До блеска выскребли едоки котел, уплетали «блюдо» за обе щеки. Только скулы трещали…

Отец отыскал водочные запасы повара, разбил бутылки прилюдно, обозвал его алкашом и решительно настроился выгнать из бригады. Но тот болел по-настоящему несколько дней, очень страдал без похмелья. Отец готовил пищу сам, а деда Барана все жалели. И разжалобили отца, уговорили.

– Ладно, так и быть, в последний раз… – размякло у отца сердце.

Водку деду Барану покупал кто-то тайком из членов бригады во время поездок «на культурную программу» в Уланбель. Но кто именно, так и не удалось узнать. А вообще – сухой закон кроме деда Барана соблюдали все. Осознавали ответственность…

На культурную программу в Уланбель выезжали всем коллективом один раз в неделю. Однажды – на концерт эстрадных артистов. Пожаловали они в Уланбель из Джамбула. Сценой на пустыре служила площадка из сдвинутых тележек составленная.

Артисты были молодые, задорные. Пели современные красивые песни, и Витьке сладко зацепила душу певица непривычными для слуха словами: «Червону руту не шукай вечорами»… Рута – это цветы – решил Витька. Но даже не слова были так важны для него. Зацепила и заставила трепетать сердце мелодия, и голос… Вокруг шептались, что певица эта – София Ротару…

Все жители Уланбеля собрались на концерт, и съехались все бригады заготовителей кормов из окрестностей. Концерт был просто замечательный. Но давно уже скрылось за горизонтом солнце, и вслед за сумерками окутала людей темнота. А вместе с ней налетели комаров и мошки скопища, – свою музыку играли, и пиршествовали при этом, жалили и кусали неимоверно. Никакая мазь не помогала! Но все стойко выдерживали укусы. Ни одна душа не ушла раньше, чем концерт закончился. Очень редко бывает такое событие в Уланбеле. Праздник, самый настоящий праздник подарили артисты в тот вечер жителям пустыни…

Несколько раз посещали сельский клуб. Смотрели кинофильмы, какие попались, наудачу. Попадались – интересные. Однажды после сеанса плотной толпой выходили из просмотрового помещения, через клубный зал на улицу. Щурились от света лампочек, резко сменившего темноту. И тут, привлек внимание Витьки шум в углу у странного сооружения, похожего на русскую печь. Билетерша вооружилась шваброй и с громкой руганью пыталась дотянуться ею до обнаруженного спящим или пьяным на печи человека. Пыталась его согнать с высоты, выпроводить на улицу. Этим человеком оказался их Карпо. Он действительно был похож на пьяного, ничего не соображал, не мог понять – почему его разбудили, и никак не мог прийти в себя. Отбивался вяло от натиска билетерши, и когда приблизился – Витька обратил внимание на глаза его. Зыркал Карпо по сторонам как зверь загнанный и были они красные как будто бы воспаленные даже.

Трактористы подхватили Карпо, увлекли его за собой и затолкали в кузов автомашины. А Шурка шепнул многозначительно, что он анаши обкурился.

Про анашу Витька впервые услышал здесь, в Уланбеле. Как-то косили они траву на границе поля, рядом с барханами. Остановились, чтобы передохнуть, водички попить и смазать трущиеся части косилок солидолом. А Карпо вдруг встрепенулся и засветился весь от радости, что обнаружил траву интересную. Коноплей назвал и тут же бросился рвать её и собирать в пучок. А Федя тут же на Карпо прикрикнул и заставил всю траву выкинуть.

– Видно в колонии у тебя любимым предметом ботаника была – поддел он Карпо насмешливо. Что, обратно попасть туда хочешь? На что Карпо пробурчал недовольно в ответ что-то невразумительное, но ослушаться не посмел.

Потом, позже Карпо хвастался пацанам, что из этой конопли он изготовил какой-то «план». Показывал маленькие высушенные коричневые кирпичики.

Ребята заинтересовались, и один из кирпичиков Карпо смешал с табаком выпотрошенным из папиросы, и потом снова заправил папиросу теперь уже смесью табака с анашой. Раскурил и предложил пустить «косяк» по кругу и поочередно всем затягиваться. Сказал, что балдеж от та-кого курения будет забавный. И откуда только слова такие находил Карпо?..

Кое-кто из ребят попробовал, а Витька с Шуркой отказались. Они уже давно курить бросили свою «Приму». Летчиками всерьез стать решили. А какие же это летчики из них получатся – с папиросами в зубах, в кабине самолета-истребителя?..

И вот теперь, в клубе увидели друзья воочию «балдеж» обкурившегося Карпо. Противно-то как!!!.. Их даже передернуло от увиденного.

Вообще-то вел себя Карпо все время как обычный парень. Папиросы курил не очень часто и на рабочее состояние его курение не влияло. Присматривались к нему напарники некоторое время, подшучивали беззлобно, а потом и вовсе забыли про ту странную выходку.

Глава 25. Розыгрыш.

С приездом грузчиков появилось у многих еще одно интересное занятие. Володя Зеель привез с собой шахматы и шашки. Ну, шахматными баталиями заняться немного было желающих. А вот чтобы партию в шашки, или просто «в Чапая» сыграть, проявить талант свой, – тут целая очередь выстраивается.

Играли на вылет. Комментировали, переживали болельщики, не обращая особо внимания на недовольство игроков, подсказывали ходы…

В один из дней, отработав половину дня, загрузились ребята, в пустую телегу. Тракторист поддал газу и покатил их на обед. Еще в телеге стали спорить, кто партию «Чапая» первым разыграет. Так и не успели договориться. Трактор бежал прытко, и уже притормаживал, выбирая место для стоянки на территории лагеря.

Нервы у ребят не выдержали. Не дожидаясь полной остановки, на ходу, как по команде одновременно начали они выпрыгивать из телеги и бросились наперегонки к столу под навесом. Там, прямо в середине стола, приз ждал победителя – шахматная доска с шашками, внутри спрятанными. Кто первый доску схватит в руки, тот и играть начнет первым. И напарника, по выбору, сам определит…

Первым шахматную доску схватил Шурка. Схитрил, всех вокруг пальца обвел!

Борьба настоящая образовалась перед столом. Все отталкивали друг друга и не давали возможности никому дотянуться до вожделенного приза. А Шурка – сообразил! Пока все боролись друг с другом, перебежал на другую сторону стола и вот, доска уже в руках у него.

Толкотня на противоположной стороне прекратилась. Все ждали, кого Шурка теперь выберет в напарники. А он не торопился. Спокойно опустил доску на стол и начал открывать её...

И тут, изнутри, оттуда, где шашки должны были лежать, возникла змея, стремительно развернулась, и как стрела, из лука выпущенная, прыгнула куда глаза глядят. На ребят оторопевших и прыгнула.

Ужас парализовал душу. Витька инстинктивно дернулся в сторону, и змея, едва не зацепив его, пролетела мимо. А сзади стоял Карпо. Он и сообразить ничего не успел, а она уже ударилась мордой в голую грудь его, отлетела в сторону, упала на землю, извиваясь, юркнула под приподнятый брезентовый полог и исчезла из глаз за навесом.

Ужас парализовал не только Витьку. Несколько мгновений все застыли от страшной неожиданности. А потом, дружно зашевелились разом и уставились на Карпо, на его грудь. Там, куда ткнулась змея мордой, четко обозначилось пятно крови…

Карпо не шевелился. Он просто остекленел. Побелел как полотно. Глаза, по-прежнему налитые ужасом, сверлили пространство и ничего не воспринимали. Витька заметил, как выкатились и заскользили по щекам его слезы. А потом, Карпо вздрогнул, как будто от сна очнулся, задрожал весь и попытался выдавить из себя какие-то звуки, то ли крик, то ли плач… Судорожно стал ловить распахнутым ртом воздух, и наконец, зарыдал навзрыд, никого не стесняясь.

Обстановку разрядил смех, раздавшийся со стороны входа под навес. Федя-тракторист скалил зубы в довольной улыбке и приближался к столу. Из-за спины его выглядывал дед Баран и тоже хихикал. Федя тут же понял, что змея угодила в Карпо, взглянул на его грудь, заметил кровь и, наверное, почувствовал ужас, пацана не отпускающий. Понял, что переборщил своей шуткой, оборвал смех, оказавшийся совсем неуместным, и попытался Карпо успокоить.

– Хватит! Кончай реветь! Змея не ядовитая и не могла тебя укусить! Зубы мы ей выдернули…

Кто-то успел сбегать к речке, протянул мокрую тряпку и Федя уверенно смыл пятно с Карповой груди.

– Вот, глядите…, это она своей кровью измазала…, нет никакой ранки, нет укуса!..

Карпо стоял как манекен, дрожал весь и по-прежнему всхлипывал. Шмыгал носом и никак не мог прийти в себя и успокоиться. Он не просто испугался, а пережил настоящий шок.

И тут под навес заглянул отец. Дед Баран услужливо сообщил ему, что ребят разыграли и Карпо сильно испугался змеи. Отец, тоже, хотел было посмеяться, но – не получилось. Вид у Карпо был совершенно жалкий и беззащитный, и смеха, уж точно, не вызывал.

Карпо заметил отца и сквозь слезы, совершенно их не стесняясь, попытался сказать что-то, но вырвались из горла лишь непонятные звуки, как будто был он самым настоящим заикой. Отец растерянно произнес несколько успокаивающих слов и попытался приободрить Карпо легким похлопыванием по плечу. Карпо сверкнул глазами, отшатнулся, развернулся резко и выбежал из-под навеса. Скрылся в хижине, где находились его вещи и постоянный ночлег.

– Не трогайте его – сказал отец, – пусть успокоится, пусть сам придет в себя…

Потом, стал ругать Федю за его идиотские шутки, и обозвал балбесом.

А через пару минут выскочил из хижины Карпо с чемоданчиком и ни на кого не обращая внимания, почти бегом рванул в поле и быстро стал удаляться по накатанной дорожке, которая вела в Уланбель… Все растерялись, а Вовка Косталевский бросился его догонять, попытался остановить, но – тщетно. Карпо брыкался, отскакивал от него в сторону и упорно уходил по намеченному маршруту. Наверное – домой!

Отец поспешил к машине и поехал за ним. Долго катилась медленно у всех на виду, машина рядом с Карпо. И все-таки как-то уговорил его отец. Некоторое время спустя, вернулись оба в лагерь. Карпо выглядел спокойным, но бычился и не хотел ни с кем разговаривать. А потом, по завершении перерыва, вместе со своей группой, все еще напряженный и рассерженный, поехал грузить тюки. Всю жизнь, наверное, будет помнить он эту змею…

В тот день доску шахматную в руки никто не брал…

Глава 26. Прелести тяжелой работы.

Вот ведь интересно! Когда начали работать – летели дни себе и летели. Прошло время, и стала приближаться работа к концу. Успеть, закончить её надо. Ведь в школу нельзя опаздывать, а до первого сентября – две недели… – неделя… И вдруг, разом, - как медленно стали тянуться дни! Быстрее бы закончился уже этот Уланбель! Мочи нет…

Высшая ступень трудности – бзыки, плюс комары, плюс мошка, плюс зной гнетущий-испепеляющий, плюс тяжелейшие физические нагрузки – успешно преодолевается. Несколько дней еще и все! – райская жизнь наступит. В ней – школа, учеба, обязанности домашние, и при этом, все равно, – масса свободного времени. И кажется Витьке, что это такие мелочи по сравнению с тем, чем он сейчас занимается.

Прибыла телега под погрузку. Движется медленно вдоль тюкового ряда, задает темп. Остановиться может только в случае крайней необходимости. Исправно работает конвейер погрузочный из четырех человек, длинными вилами вооруженных. Все никак назагораться не могут ребята. Голые, в трусах одних, да сапогах кирзовых дефилируют в ряду едином. Вонзают вилы в самое сердце тюка ненавистного, отрывают от земли до высоты недосягаемой, и пока подтаскивается к телеге, болтается он беспомощно над головой. Массой всей к земле тянется. И не так уж безобиден этот тюк. Мало ли кто подполз под него, мало ли кто затаился… А что, если зацепился за соломинки паук ядовитый и на голову свалится?.. Но до того свыклись со всем этим ребята, что уже не обращают совсем внимания на подобные мелочи.

Каждый четвертый тюк в ряду – Витькин. Надо успеть вздернуть на вилах и поднять его до того момента, когда подъедет, поравняется с Витькой телега. И тогда, по кратчайшему пути, перетащить и бросить в телегу. А если уже несколько слоев на ней уложено, отжать на вилах до высоты, чтобы дотянулись до тюка руками, с вил к себе вырвали и уложили тюк, куда положено, орудующие наверху два Вовки. Время, пока бежишь к очередному своему, четвертому тюку, и есть – время отдыха. Первый слой, это – как семечки щелкать! А вот верхние, пятый и шестой… Уже накидались все, уже устали. Силы на исходе, а тут – поднимай все выше и выше...

В основном, исправно работает живой конвейер, но бывают и сбои. Тюки, они ведь по весу разные. Трава и камыш, когда под пресс-подборщик попали, могли быть и высохшими совершенно, высохшими – не очень, и – совсем свежими. Двадцать килограмм, это нормально для Витьки, а если – тридцать, а если – больше… Бывает, что с первого подхода и не вздернешь его на вилы. Все силы собрал, упираешься в землю, развертываешь угол в девяносто градусов между землей и черенком, в землю концом упертым, раскрываешь зонт из тюка над собой, а конец-то черенка не уперся в землю надежно, соскользнул, отпрыгнул в сторону, и – выскользнули вилы из рук. И снова – валяется тюк на земле.

Не справился с первого захода – повторяй операцию! И пока возится Витька с этим непокорным и неимоверно тяжелым тюком, – мимо проехала телега и укатила вперед. Нельзя оставлять тюк в поле, налетел уже однажды Витька на такой тюк, на своей коже почувствовал, испытал опасность, а потому – непременно поднять его надо. Со второй попытки, с третьей… И вот, – удалось!!!

Надо оторвать вилы от земли, надо догнать убегающую тележку. Надо догнать!.. А тюк ускользает из вертикального положения, норовит опрокинуть вилы, и снова на земле оказаться. Стиснул Витька зубы, шарахается из стороны в сторону, вихляется от тяжести сверху раздавливающей, балансирует тюком на весу, и все-таки – телегу догоняет.

А бывает, что такой тяжелый тюк попадется, что невмоготу совсем. Это в том случае, когда та самая матерщинная трава составляет его содержание. И сколько ни напрягайся, не отрывается тюк от земли, не шевелится даже. Как назло, когда прессовался этот тюк, не сработал вязальный аппарат вовремя, запоздал, и оттого – полуторный, размером, тюк оказался. Дугой изгибается черенок в руках у Витьки, вот-вот сломается.

– Шурик!.. Шурик! – кричит Витька, – зовет на помощь.

Шурка – тут как тут, вонзает свои вилы рядом, и дружно, вдвоем управляются друзья с тюком тяжестью свинцовой налитым.

Но вот, завершать кладку на телеге надо, и тогда останавливается трактор. Осторожность требуется. Там, наверху, укладывальщикам трудно удерживаться. Уж очень раскачивается сложенная ими в движении конструкция. Последний десяток тюков толкают наверх ребята, не торопятся. Остается – увязать скирду веревками, и пусть отправляется в путь, на разгрузку. А ребята, пока очередная телега притащится, отдохнут, хотя бы немного, как получится…

День вплотную к ночи приблизился – пора завершаться. Последнюю тележку под завязку загрузили, и чтобы не возвращаться за ними трактористу назад, решили грузчики всей командой взобраться на вершину, на гребень скирды, и прокатиться так к месту разгрузки. А оттуда – уже порожняком, в лагерь.

По веревке вскарабкались наверх, расселись на гребне, в затылок друг другу, и вперед – катись трактор, тащи телегу. На этот раз тащит телеги с поля Саша Грасмик на своем гусеничном тракторе. Поле отрезано от места скирдования болотистой низиной, пробита сквозь которую, среди старого переросшего камыша, узкая колея. Мокрая, скользкая, разбитая. Продавливается земля под гусеницами, все глубже и глубже след, и все сильнее и сильнее болтает на прицепе загруженную телегу.

Вцепились грузчики в тюковой гребень, качает их из стороны в сторону, и с высоты в добрых пять метров, кажется им, что вот-вот опрокинется тележка. Колеи не видно сверху. Только нос трактора чуть-чуть далеко внизу высовывается впереди. И камыш, сплошной камыш мельтешит слева и справа, колышется. То приближаться начинает, а то – вниз уходит стремительно. Усиливает ощущение, что вот-вот опрокинется, перевернется на бок тележка.

И действительно, – что-то пошло не так. Выбилась левая сторона колесами из колеи, перекосилась, бок задрала телега. И вся конструкция из тюков резко шатнулась в сторону и потеряла прочность.

– Э-ээ-эй! – сорвалось у Витьки с языка. Это он по инерции попытался уговаривать тележку, чтобы она не опрокидывалась, как будто бы тележка была живой. А инстинкт сработал уже и тут же начал распоряжаться его действиями. Витька перекинул ногу через гребень, юлой развернулся в сторону, противоположную наклону тележки, оттолкнулся ногами от тюков и сиганул с пятиметровой высоты на камышовый лес. Успел заметить, что летит рядом с ним Шурка и тут же рассек собой зеленую массу, плюхнулся в валежник и утонул в нем. Мягко, очень мягко приземлился, толком даже твердости земли не почувствовал. Тут же вскочил Витька на ноги, и одновременно, камыш разогнулся и обжал его со всех сторон так, как будто в тесный мешок упаковал.

– Вырваться! Вырваться любой ценой, как можно скорее! – на свободное пространство, на колею…. Инстинкт продолжал управлять Витькой, он развернулся к телеге лицом, туда – где она должна была быть, заработал бешено руками, рассекая камышины. Падал на колени, вырывал ноги из валежника и опять в него проваливался. Почти на четвереньках карабкался вперед, протискивался сквозь щель в камыше, пробивал стену зеленую головой, и наконец, вырвался на свободу. Вот она, колея вожделенная! Вот – тележка стоит – не опрокинулась, значит! А вот, и Шурка вслед за ним, выкарабкивается…

Первым делом, лихорадочно стали отряхиваться друзья от пыли и паутины, затем, внимательно осмотрели друг друга со всех сторон, и убедившись, что никто к ним не прицепился, и кусать не пытается – вдруг начали они хохотать весело. Как же это здорово у них получилось, – прыгнуть с такой высоты не раздумывая, одновременно! Совершенно забыть про опасность такого прыжка и про осторожность! Как здорово все-таки лететь было, и как удачно все закончилось!

А телега и не опрокинулась вовсе, вот она – стоит сбоку, их дожидается. Не опрокинулась, но часть тюков с себя сбросила. А вместе с ними, и ребят, которые не успели спрыгнуть. И не видно никого наверху. Возгласы, смех доносятся справа от телеги, из гущи камышовой, куда свалились они вместе с тюками. Особенно весело и заливисто смеётся Володя Зеель. Хохочет и жалуется одновременно, что Вовка Луговой во время падения съездил ему сапогом по лицу… А Карпо сообщает, что как сидел на тюке верхом, так и летел, вцепившись в него, вниз. Вот только на земле тюк почему-то на нем оказался! Хохочут ребята, перекликаются, кряхтят и выкарабкиваются из-под тюков. Весело им, ведь все закончилось благополучно!

Тюки раскинулись, подмяли камыш под себя, и совсем не мешает он им веселиться. И то, что заново придется тюки на телегу забрасывать, совсем не огорчает их. Еще бы!

Такое забавное приключение свалилось внезапно, перебило мгновенно накопившуюся за день усталость, и взбодрило неимоверно! И хорошо, что вилы впереди телеги, между бортом и тюками воткнутые, удержались на месте, не вывалились в кучу общую и не натворили беды… И скирда на телеге… она ведь не вся развалилась. Десятка три тюков сбросила с себя телега, – так, чепуха это! Сейчас, поправим кладку и все их вернем на место. Зато – весело-то как летели…

Грузили тюки заново ребята. Пересмеивались, подшучивали друг над другом, никак угомониться не могли. Мошка, комары, растревоженные их падением, тучами над ними вились, упивались местью за покой нарушенный, жалили нещадно. Но даже они не смогли подпортить ребятам настроение. Мази защитной с собой ни у кого не было, и казалось Витьке, что такого яростного издевательства над ним кровопийцы не творили даже в тот, первый его вечер пребывания в Уланбеле...

Всё! Сделано дело! Опять взобрались грузчики наверх по веревке. На этот раз Саша Грасмик снизу зацепил её, где надо, и увязал скирду для подстраховки. Взобрался в свою кабину и осторожно, не торопясь, потащил трактор телегу дальше…

Ребята наверху насторожились, присмирели…

Глава 27. Сюрприз.

Последние денёчки в Уланбеле тянутся невыносимо медленно. Работа, в которую втянулся и к которой привык Витька, отвлекает полностью, напряжения всех сил требует. Руки вилами заняты, а в голове нет-нет, и мелькает: – школа на носу, первое сентября через четыре дня наступит, не опоздать бы! Ведь, чтобы домой вернуться, обратно Муюнкумы пересечь, – не меньше двух дней понадобится…

Витька, по характеру, пунктуальный человек и не любит опаздывать. Отец успокаивает

– Не переживайте! Не опоздаете…

Витька бурчит потихоньку

– Как же! Не опозда-а-ете... Три дня осталось!!!

Отработала бригада день, как положено. Заканчивается работа. Полян, с которых тюки не убраны, совсем мало осталось. И без школьников грузчики справятся. Та, – вторая бригада, которая полностью из взрослых мужиков состоит. Им в школу не надо.

И вот, вечером перед ужином, отец объявляет дальнейшие действия. Часть людей остается, на недельку еще, чтобы завершить работы. Механизаторы потихоньку начинают готовить технику к возвращению домой своим ходом через пески. А молодежь, которая к технике не привязана, двенадцать человек, срочно собирается и завтра утром будет отвезена в Уланбель, и оттуда в Джамбул летит на самолете…

Витька ошарашен. Как... на самолете?!!!... Вот это сюрприз-з-з… И почему отец молчал до сих пор…? А он смеётся

– Что? Испугались?

Он знает, никто из ребят до настоящего времени на самолетах не летал. Не летал и Витька. И известие, что он завтра полетит, для него – из ряда вон выходящее событие. Гадали с Шуркой, что же это за самолет такой будет. Отец разъяснил – «кукурузник», тот – который с двумя крыльями…

Витька бредит самолетами вот уже несколько лет. Над Бурно-Октябрькой они летают очень часто, и бывает, на малых высотах. И тогда оглушает громоподобный шум всю округу и мальчишки, задрав голову, заслонив ладошкой глаза от солнца – жадно всматриваются в серебристую птицу с красными звездами на крыльях, различают кабину, вооружение и даже, кажется, за стеклом, летчика внутри.

Витька тоже страстно желает управлять такой чудо-техникой. Он твердо решил, – будет военным летчиком, и непременно – летчиком-истребителем. Шурка тоже так решил, и это их общий выбор. А пока, нет такой книги в библиотеке про летчиков-героев, про войну, про воздушные бои, которые друзья еще не прочитали. И если кино в клубе про летчиков, то Витька пристанет к маме как репей, и обязательно выклянчит деньги на билет. Даже если в фильме совсем мало эпизодов с участием самолета, все равно – интересно Витьке…

В игры военные часто играют ребята. На их улице, неподалеку совсем, находятся двухэтажные офицерские дома, в которых живут офицеры-ракетчики из секретной части, в горах расположенной, со своими семьями. Задерживаются ненадолго, уезжают в другие места службы. Вместо них приезжают новые семьи… Сынки офицерские, все – городские из себя, пытаются дружить с местными. У Витьки с Шуркой тоже, есть среди них товарищи. И чтобы заслужить расположение, тырят они у родителей погоны офицерские и снабжают ими будущих Бурно-Октябрьских офицеров, не терпится которым – побыстрее примерить эти погоны на себя. С одной полоской и маленькими звездочками; с двумя полосками и звездами большими. Парадные погоны, полевые, – и у братьев Зеелей и у Витьки по несколько пар их имеется. И даже имеются у Витьки погоны с синей полоской посредине, а также эмблемы-пропеллеры лётчиские, которыми он особенно дорожит. Все знают друзья про офицерскую жизнь. Как по погонам род войск отличить, все звания наперечет – от солдата до маршала знают, как на погонах отображаются. Готовятся по серьезному и Витька и Шурка сами офицерами стать…

А еще, есть у Витьки особая книжка. «Вам взлет!» – она называется. В этой книге, в популярной форме все рассказывается об авиации. О типах самолетов, об их устройстве, об искусстве – управлять ими. И о людях, которые заболели небом, заболели навсегда. Витька о самолетах знает все. О бомбардировщиках, штурмовиках и истребителях. Об их маневренности, боевой мощи и фигурах высшего пилотажа. Его пленили специфичные названия составных частей самолета, – фюзеляж, элерон, лонжерон, шасси, руль высоты… Витька знает, что такое – флаттер, чему равна скорость звука и как преодолевается звуковой барьер.

А еще, был в этой книге раздел с чертежами, выполненными в нужных пропорциях. И если по этим чертежам, из ватмана собрать модель того типа самолета, который ты выбрал, поразительно схожую с оригиналом, если соблюсти тщательно рекомендации по её сборке, без клея, используя в качестве заклепок – бумажные, то она, эта модель, будет летать! И Витька воровал тайком у сестры ватман дефицитный купленный ей для уроков по черчению, увлеченно собирал различные типы самолетов: – Ла-5, и Як-1; Пе-8 и даже реактивный истребитель Миг-15. Собирал Витька модели и учил их летать. Книга говорила, что эти модели, конечно, если научиться, правильно использовать восходящие воздушные потоки, могут пролететь и пятьдесят и сто метров. Витька свято верил в это и пытался на практике добиться обещанных результатов. Столько не получалось, но модели – летали…

Глава 28. Полет.

Ночью Витька спал плохо. Всё представлял, как самолет внутри выглядит, как лететь он будет над облаками, как в сплошном тумане пробивать облака будет. Старался отвлечься, заснуть, чтобы время быстрее пролетело, но – не получалось. Всей душой желал он побыстрее попробовать, как это – лететь на железной машине, и … боялся этого полета…

Утром собрались быстро, да и что собирать? У всех руки пустые – не везти же с собой колотушки камышовые на сувенир. А другого и нет ничего.

Время полетело стремительно. Машина уверено рассекла барханы по накатанному маршруту, обогнула Уланбель и остановилась на ровной небольшой полянке из слежавшегося песка. Подкатила прямо к самолету, дожидавшемуся пассажиров. Витька сразу определил его тип. Это был двукрылый биплан – По-2 конструктора Поликарпова.

Им разрешили тут же в самолет садиться. В салоне было все просто и примитивно. Две деревянные скамейки по бокам, ремни привязные с застежками, да толстые стекла-иллюминаторы – ничего примечательного. Все интересное было в кабине пилотов за железной дверью, которая была приоткрыта, и сквозь широкую щель Витьке удалось разглядеть штурвал и большое количество стрелочных приборов на передней панели, и даже, рычажки наверху кабины, над головой пилота.

Все разместились на скамейках лицом к лицу, и окна-иллюминаторы оказались за спиной. Но Витьке удалось занять место, с которого, полуобернувшись, он мог в окошко смотреть и видеть все, что будет происходить снаружи.

Один из летчиков, прежде чем сесть в свое кресло в пилотской кабине, задержался в пассажирском отсеке и проверил, – все ли застегнули ремни, а потом стал раздавать плотные бумажные мешочки и Витька сразу понял – зачем...

Кое-кто из ребят брать пакет не хотел, но летчик настоял. А Шурка не удержался и хохотнул: – это на случай, вдруг блевать захочется!

Витька сжался весь, именно этого он и боялся пуще всего. Ведь раньше, во время некоторых поездок на автобусе его сильно мутило и даже – рвало. Он отчаянно убеждал себя, что это с непривычки, что это просто случайно происходил с ним такой конфуз. И вот теперь, в самолете наступает момент истины: – а позволяет ли здоровье его, быть летчиком?

Самолет уже достаточно долго стоял на солнце и сильно нагрелся. В салоне было очень жарко и липким потом покрылось лицо у Витьки. Жара была ему нипочем, а вот от волнения отчаянно колотилось сердце.

Пилот закрыл входную дверь, перешел в кабину лётчиков и оттого, что захлопнулась дверь наружу, сразу показалось Витьке, что находится он просто в большой закупоренной бочке с окнами. А самолет уже заглушал все ревом мотора. Резко сорвался с места, постучал колесами по неровностям, и вдруг потянуло Витьку вместе с самолетом вверх. Тряска исчезла, и в окошко увидел он, что земля, стремительно убегающая назад, вдруг стала проваливаться под самолетом и уходить вниз. Горизонт стал удаляться, земля остановила бег, самолет завис над ней, и казалось, перестал двигаться. Двигалась лишь отчетливо нарисованная на земле его тень.

Всюду, куда доставал глаз, раскинулась снизу желтая однообразная пустыня. Витька не мог определить расстояние до земли; может быть двести метров, а может быть и четыреста; изредка на её поверхности отчетливо выделялись черные прямоугольники и серые круги, – так выглядели с высоты дома и юрты. Все прильнули к иллюминаторам, и Витька – тоже, не отрывал глаз от земли. Впервые видел он её с высоты птичьего полета – и выглядела она интересно.

Прошло несколько минут, состояние его не менялось, он стал успокаиваться и даже потихоньку радоваться, – летит ведь, и ничего с ним не происходит!..

И тут, самолет как будто бы с горы в пропасть слетел. Резко провалился и стал падать вниз. От неожиданности вздох глубокий прокатился по салону, все внутри у Витьки как будто бы оборвалось и подступило к горлу. Он не успел испугаться, не успел опомниться, а сила невероятная остановила резко падение и стала с ускорением толкать самолет вверх. Все внутри Витьки тут же снова пришло в движение и переместилось от горла вниз к животу.

– В яму воздушную попали! – догадался он, и попытался развеять страх, захлестнувший сердце. Но напряжение внутри его начало перерастать во что-то тошнотворное. Всем существом своим почувствовал Витька, что вот-вот наступит состояние, когда начнет его выворачивать всего наружу, рвать начнет внутренности. На виду у всех пацанов… – позорище-то какое!

А самолёт выровнялся, и какое-то время снова как будто бы застыл в неподвижности. Обошлось! Все вокруг оживленно переговаривались и обсуждали неожиданное падение и прыжок самолета вверх.

– Вот это да-а-а!!! В возгласах сквозило восхищение. Испуг проходил. Витька тоже справился с собой и начал, было, успокаиваться. Но тут началось…

Пол ушел из-под ног, самолет падал в пропасть, и Витьке показалось, что сам он стал невесомым и вот-вот оторвется от скамейки и повиснет в воздухе. А потом, вновь перебила падение подъемная сила, и вдавило его в сиденье так, что казалось – еще миг, и разломится оно под ним. И не успел Витька осознать, что с ним происходит, а самолет уже резко тянуло в сторону, а потом – и в сторону, и вверх – вместе. И тут же – опять вниз, в пропасть… Болтанка непрерывная пыталась одолеть самолет, и было такое чувство, что разорвет она непременно его на части. Были моменты, когда скрежет корпуса перебивал звук мотора.

Витька полностью потерял контроль над собой, дыхание его сбилось, пот катил градом, рубашка пропиталась влагой и прилипла к телу. И все-таки он успел подтянуть гигиенический пакет ко рту, распахнул его в дрожащих руках, как раз в тот момент, когда уже никакая сила не могла удержать взорвавшую все внутренности и рвущуюся наружу рвоту.

Когда учил летать свои бумажные самолеты Витька, все пытался отыскать, нащупать хотя бы один восходящий поток. Тщетно! А тут над пустыней, оказывается воздух сплошь из нисходящих и восходящих потоков и состоит. Чередует солнце эти потоки в хаотическом порядке, как заблагорассудится.

Швыряло самолет нещадно, а мотор ревел однотонно и совсем не обращал внимания на непрерывные провалы, шараханья и подбрасывания – тащил и тащил самолет по намеченному маршруту, к намеченной цели.

Все притихли в салоне и заняты были своими переживаниями. А у Витьки переживания кончились. Его захлестнули приступы тошноты, измотали вконец, и он уже ни о чем не думал, кроме одного – скорее бы, скорее бы все это закончилось! Пилот объявил, перед тем как взлететь, что полет будет длиться час и двадцать минут. Для Витьки этот час превратился в такое мучительное испытание, которое представить не мог он в самом дурном сне. И с позором провалил он это испытание, не выдержал по обстоятельствам, лично от него не зависящим.

И все-таки, уже на подлете к Джамбулу, болтанка резко пошла на убыль, Витька немного даже приспособился к ней и спазмы постепенно прекратились. Он даже нашел в себе силы наблюдать через окошко за приземлением самолета, но никакого интереса это приземление у него уже не вызывало, кроме жгучего желания – быстрее, быстрее бы уж остановился самолет, открылась бы дверь, чтобы выскочить из него и глотнуть свежего воздуха…

Никто из товарищей Витьки даже и не думал смеяться и подшучивать над ним, а ему все равно было очень стыдно за свою слабость. Было до слез обидно за невероятную несправедливость, вот только что, всего час назад, свершившуюся над ним. Большего желания, чем у него – стать летчиком, никто из присутствовавших в самолете не испытывал, и все они достойно перенесли полет, и только он один блевал и блевал…

А ведь чувствовал себя Витька абсолютно здоровым. Целых два месяца стойко терпел лишения, переносил колоссальные нагрузки, и вот споткнулся об невидимое препятствие. Об это невидимое препятствие разбилась самая заветная мечта Витьки. Разбилась и все… И как только с ним, препятствием таким, если оно невидимое, бороться? Морская болезнь, и откуда она только свалилась на Витьку, ведь моря в местах, где он живет, и в помине нет…

Глава 29. Все когда-то заканчивается.

Модель самолета, только что развеявшая, растерзавшая в воздухе мечту о небе, была в его любимой книге. Все те модели, которые он собирал, были однокрылые монопланы. А По-2 – биплан, верхнее крыло у которого закреплено над кабиной летчика специальными распорками. И только после того когда основательно набил руку Витька решился он наконец изготовить и биплан. Осторожничал, не спешил, примеривался тщательно. И вот она, модель – красивая, готова к полету. Крылья прочными, устойчивыми получились, плоские, не изгибаются!

Первый раз, взмахом с руки запустил её Витька, стоя на земле. Модель носом не клюнула, плавно спланировала метров шесть и приземлилась, так как положено, – на шасси. Он отправлял её в полет еще и еще… По-2 слушался рулей, в зависимости от их положения, менял траекторию полета, демонстрировал неплохие летные качества и поразительную устойчивость. Витьке доставляло огромное удовольствие наблюдать, как красиво держится бумажный самолет в воздухе. Вот только быстро очень пролетали эти мгновения – дальше, чем на восемь метров модель так и не летела.

И тогда Витька решил увеличить высоту, с которой можно запускать модель. Взобрался на крышу деревянного летнего свинарника-времянки, притулившегося на окраине двора, на границе с огородом и плавным толчком запустил самолет оттуда. Он красиво планировал широким полукругом и медленно снижался в сторону по направлению к мосту через арык. Метров двадцать пять планировал, – точно!

И тут с улицы через мост навстречу самолету шагнул во двор Шурка. Он не успел разглядеть толком Витькиного «шедевра», который снижаясь на излете, промелькнул у него перед глазами, скользнул мимо и успешно совершил посадку за спиной. Шурка подумал, что это обыкновенный простенький самолетик, сложенный из тетрадного листка, решил пнуть его ногой, резко развернулся, прыгнул в его сторону и буквально распластал по земле, превратил в лепешку.

Витька опешил от такого явно не спровоцированного ничем нахальства друга. Обида затмила разум, а вместе с ней породила ярость. Только что на глазах, вероломно растоптал Шурка его радость, его труд… Он даже взрыданул непроизвольно. А Шурка стоял и смеялся довольный. Еще бы! Прыгнул наугад и уничтожил объект с первого раза!

Витьку взбесило это еще больше, он поспешно, в запальчивости спустился со свинарника и набросился на Шурку с кулаками. А Шурка, все-таки был покрепче. Обхватил Витьку, и драка тут же переросла в борьбу. Они сцепились не на шутку. И вот, Шурка уже одолел Витьку, повалил его на спину, а сам – наверху оказался. Пыхтели они, пытались тыкать кулаками друг другу в лицо, а больно ударить – не получалось.

И тут вышла из дома мама Витьки и обнаружила драку. Попыталась криками разогнать их – не получилось! И тогда, схватила она хворостину, и так как Шурка наверху был, стеганула его по спине.

В это время по улице проходил дядя Володя, – отец Шурки. Он увидел дерущихся в тот момент, когда мама Витьки взмахнула хворостиной и огрела его сына по спине. Подбежал дядя Володя, сгреб Шурку за шиворот и стянул с Витьки. Шлепнул по затылку, легко, по инерции, скользящим движением руки, и велел немедленно идти домой. И тут же стал выговаривать маме Витьки, чтобы не смела она, бить его сына, пусть Витьку своего лупит…

Мама пыталась объяснить что-то, а дядя Володя уже не слушал, отвернулся и зашагал со двора вслед за своим Шуркой.

Витьку продолжала жечь обида. Мало того, что самолет его уничтожил Шурка, так еще и в драке удачливее оказался. Ну, ничего, он еще пожалеет…

Часа не прошло. Пора было идти в школу. Раздался стук в окно. Шурка стоял и улыбался невинно во весь рот, как будто бы и не произошло ничего, как будто бы и не пытались они мутузить друг друга.

– Ну чего копаешься, шевелись! – опоздаем же!

Растаяло у Витьки сердце. Не может он долго обижаться на своего друга. Не может и все! А Шурка уже обнимает его за плечи

– Ладно, не дуйся! Я же не заметил, что это особенный самолет…

Закончился первый полет у Витьки полным позором. Раздавил, разорвал на мелкие кусочки мечту его светлую самолет-кукурузник По-2, конструкции Поликарпова.

Точно так же, как раздавил модель этого самолета когда-то Шурка. Уничтожил до основания, без всякой надежды на восстановление. Как будто бы чувствовал Шурка, что именно в таком самолете перенесет Витька личную трагедию, испытает неслыханные муки, что жестокое разочарование потрясет его душу. Мистика прямо какая-то получается…

Все перемешалось в голове у Витьки…

На аэродроме их ждала колхозная машина. Шоферу было дано задание, развезти всех по месту жительства. Кого в село Терс, кого – в Косталевку.

Шурка чувствовал, что Витька очень переживает свой полет, что как-то не по себе ему, и всю дорогу старался его отвлечь. Сказал даже, что в самолете ему тоже не понравилось, и что начал он сомневаться, – а действительно ли хочет летчиком быть. Витька не очень верил другу, но от слов его становилось на душе как-то легче…

Он, три друга его и Карпо дома оказались раньше всех. Первой на пути была Бурно-Октябрька. Прямо на улице Кирова притормозил водитель.

Соскочили они с кузова, - на том же месте, откуда началась, а теперь благополучно и закончилась их Уланбельская эпопея.

Дома Витьку ждали уже, но все равно – явился он неожиданно для всех. Мама шла с огорода, чашка с помидорами вывалилась из рук, она всплеснула руками и тут же бросилась осматривать и ощупывать Витьку со всех сторон. Дошли все-таки до села слухи, что там, в Уланбеле произошла с ним какая-то неприятность…

Витька успокаивал, как мог. Показал загрубевший шрам. Попрыгал для убедительности, демонстрируя, что ноги его вполне здоровые. А мама, все равно заплакала, но тут же и успокоилась.

– Возмужал-то как!.. вот только – тощий как жердь, и черный как негр... – вас что, совсем не кормили там?.. – критиковала Витьку, а глаза все равно светились счастьем…

Витька действительно, возмужал. Два месяца отработал в экстремальных условиях и достойно выдержал серьезное испытание. Не болтался праздно целых два месяца и помог семье.

Чуть позже он получит целых двести сорок рублей! Сумасшедшие деньги! Количества такого одновременно он отродясь не видел! Подержал их в руках, пересчитал и отдал отцу. Как распорядиться ими – ему виднее. Приятно, конечно! Но по большому счету – не за деньгами ехали они с Шуркой в Уланбель…

Неожиданно совсем, узнал он попутно, что, наверное, не получится у него – стать летчиком, и придется смириться с этим. Обидно, конечно, но… жизнь продолжается…

И у него еще целых два года впереди, чтобы определить свою дальнейшую судьбу…

Апрель-июнь 2014 года.

© Vikaab / Виктор Ааб

Опубликовано 20.06.2020 в 14:26
Прочитано 380 раз(а)