Хелена, Нико и кувшин вина

Сауле Сулеймен

Хелена, Нико и кувшин вина

Helena, Nico and jug wine

друзьям Люсе и Коле

* * * * *

- Мы давно с тобой не можем найти общий язык, - Хелена встала со стула, поправила одеяло на кровати мужа и прошла к окну.

Вечер вступал в свои права на побережье. Он принес прохладу, багровый закат и песни македонских моряков. Рощи оливковых деревьев не скрывали танца лазурных волн. Одна из волн накатывала на другую, они торопились, меняли ритм, обрушивали свою нежность на золотой песок, омывали мелкие камни и не спеша, отступали назад, в бесконечные просторы, бегущие за горизонтом.

- Ты только вчера перенес операцию, но снова споришь. А раз споришь, значит – вернулся прежний Нико.

- А тебе не по нраву? Ждала, что я сдохну? – муж сморщил лоб, скинул полотенце на пол. Ему хотелось, чтобы она, жена, вернулась к его больничной койке.

- Ох, Нико, Нико! Любишь обижать людей…- Хелена слышала все движения мужа, но не спешила вернуться.

- Не дождешься, так и знай! - он демонстративно обижено повернулся на бок и притворился, что засыпает.

Хелена опять посмотрела в окно. Там, недалеко от побережья, уже зажглись разноцветные огни кафе и ресторанов. И Хелена вспомнила, как Нико первый раз пригласил ее в такое же кафе, недалеко от побережья. Вернее, это была таверна «Виа Ипполитос»

* * * * *

Их первая встреча была «с последствиями», как говорили старухи соседних кварталов.

Дело в том, что Нико был красавцем. Высокий, зеленоглазый, с бронзовой кожей и жгуче-черными кудрями. Он поигрывал мускулатурой на обнаженном торсе, когда разгружал очередной баркас. Делал это нарочно, понимая, что все девчонки округи в данный момент, именно здесь под палящим солнцем, на лазурном берегу, собрались наблюдать за ним и восхищаться.

Да, Нико был красавец и сердцеед. Сердцеед и ловелас. Но даже такой, как он попался на крючок внезапной любви.

Хелена поймала его сердце одним только взглядом небесно-синих глаз. Родители девушки перебрались на юг Греции, сразу после войны. Грузному, неповоротливому британцу, отцу Хелены не дали возможность вернуться домой, какие-то темные, до конца жизни, так и не выясненные обстоятельства. Впрочем, этим невозможно было удивить в послевоенные годы и все «смутные» обстоятельства списывались народом одной фразой: «Война… Что поделать! Так получилось…». Подобные слова-мандаты служили завесой для бесконечных очередей на контрольно-пропускных пунктах; для старых, разрушенных бомбоубежищ; для диверсионных операций, после которых трудно было объяснить «штабникам» на чьей ты стороне. Да, такие слова служили завесой для, исхоженных беженцами, троп; для краденных продуктовых карточек и побегов из лагерей смерти; и еще многого чего, о чем, не хотелось никому вспоминать, на мирном, свободном, послевоенном берегу Эгейского моря.

И вот, по воле судьбы, Хелена попала в тот день, когда впервые увидела Нико. Конечно, она сделала вид, что ей и дела нет до красавца грека. Но, если бы, кто знал! Если бы кто мог заглянуть в душу этой девушки! Там, в глубине, бились птицами мечтания, тысячью молоточков стучали мысли о нем, а кровь… кровь приливала к щекам, лишь только слышалась песня Нико.

Однако в момент судьбоносной встречи Хелена была наиграно холодна и нарочито равнодушна.

Нико, как и все мужчины, решил, во что бы то ни стало взять этот «бастион» и пригласил Хелену прогуляться.

Хелена, как и все женщины, заставила Нико ждать и томиться, опоздав почти на час.

Зато потом позволила уговорить себя и покататься на городской карусели, и съесть мороженное, и прогуляться по парку, и выпить легкого греческого вина в таверне, недалеко от ратуши. Наконец, когда Нико был окончательно сражен, Хелена пошла танцевать. К слову сказать, Хелена хорошо танцевала. Она двигалась грациозно и пластично, играла взглядом и белоснежной улыбкой так, что не только Нико был сражен наповал «британской харитой», но и моряки, пьющие терпкое вино сентябрьской лозы.

- Эй, красотка, подари мне танец! – крикнул один из них. Тут же Нико вскочил, схватил дерзкого нахала за шиворот, занес кулак. Дальше всё закрутилось, как в добротном вестерне запада. На помощь моряку пришли сослуживцы. На помощь Нико подоспели рыбаки.

После хорошей драки, когда утих женский визг, когда смолкли трели полицейских свистков, когда хозяин, ворча, смёл, осколки битого стекла и подсчитал ущерб, когда моряки и рыбаки пожали друг другу руки, и заказали «крепкому противнику» пару кувшинов вина, когда Нико уже и не считал минуты, что провел на лавке у окна, перевязывая раны, и глотая обиду-ревность на девушку, как казалось самому Нико, практически «непростительную» обиду, а это была первая в его жизни обида на Хелену, в этот благословенный миг, Хелена подошла и поцеловала Нико. Одобрительный рев рыбаков и моряков потряс стены таверны. Хелена покраснела, а Нико улыбался во весь свой белозубо-окровавленный рот.

* * * * *

Вспоминая первое свидание Хелена, не заметила, как в палату вошел хирург.

- Ну, как наш больной? – спросил он у нее.

- Вроде спит, - пришла в себя Хелена, вернувшись в реальность. Она выжидающе взглянула на врача.

- Не смотрите на меня. Мы сделали всё возможное. Дело теперь за ним самим. Это тяжелый диагноз, - врач остановился, видя, как набегают слезы в глазах Хелены. – Не надо плакать. Тут только Бог…

- Я молюсь… каждый день…

- Знаете, есть такое понятие, что «в основе каждой болезни лежит причина психическая, жизненная».

- Как это?

- Ну, например, человек заболел гнойной ангиной. Значит, недавно говорил кому-то нехорошие, злые, «гнойные» слова. Вот организм и прореагировал. Надо лишь осознать и исправить ситуацию. Пожелать тому, кого обидел что-то хорошее, послать ему, так сказать, «флюиды любви».

- Мне сложно понять. Как можно полюбить всех и каждого? А особенно, обидчика?

- Придет время, и Вы поймете. Например, тем, у кого возникла опухоль, любая доброкачественная или нет, надо вспомнить свои обиды. На кого они в жизни сильно обижались. Обида – это пузырь. Но возникает он не на пустом месте. Он раздувается от гордыни и тщеславия, от чувства вины или жалости к самому себе. Или от духовной пустоты. Обида лопается точно так же. От одного укола осознания. Но здесь более сильны психологи, чем мы, хирурги. Природа очень мудра. Она ничего не создает просто так. Она не наказывает, она останавливает. Вот такое вот мнение… существует. А раз существует, к нему можно прислушаться.

- Доктор, вы такой молодой, а как много знаете.

- Ну, куда мне! Еще учится и учится. Да, я и не спешу. Жизнь научит. Ладно, не будем мешать Вашему мужу, отдыхать. Сон лечит и восстанавливает.

- О, дай Бог!

Врач вышел из палаты. А Хелена устроилась на кушетке рядом с кроватью мужа. Не сводя с него глаз, и думая, что тот крепко спит.

* * * * *

Нико не спал. Он слышал каждое слово. И лишь за врачом закрылась дверь, Нико стал перебирать в уме кадры-воспоминания.

«Паршивец, молодой! Обиды! Тебе ли рассуждать! Изрезал меня всего, еще и философствует о моей жизни! Молокосос!» - мысленно возмущался больной.

Но как, ни странно память действительно «вытащила» из недр небытия картинки прошлого.

* * * * *

Это было начало пятидесятых. Нико и Хелена поженились. Нико работал от зари до зари, Хелена обустраивала быт. Они были почти счастливы. Может быть, для счастья не хватало малости: денег побольше, постоянной рыбы в улове, лачуги покрепче, да солнца поярче.

В реальности – денег не хватало, уловы и выходы в море были нечастыми, домишко скрипел, и шли постоянные дожди. Именно в такую зиму Хелена родила ребенка. Их первенца Христаса.

Малыш дался ей нелегко. Роды оказались трудными и долгими. А тяжелее всего было то, что Христас постоянно кричал. Он орал утром, вечером, днем, ночью, по причине и без. Хелена измучилась. Была бледной, истощенной и спала на ходу, как сомнамбула. Не открывая глаз, стирала пеленки. Не открывая глаз, мыла посуду. Не открывая глаз, расстегивала сорочку, пихая в орущий рот полупустую грудь.

Нико спозаранку выходил из дома, чтобы хоть немного прикорнуть на лавке в порту.

- Эй, папаша, пора на борт! – будили сотоварищи, посмеиваясь над молодым отцом. – Ничего, ничего, оглянуться не успеешь, как в твоём доме будет вопить хор таких же упрямых маленьких Нико…

- Он когда-нибудь успокоится? – задавал вопрос Нико, вернувшись, голодный и злой, домой к Хелене.

- Потерпи. Он растет. Ему не хватает молока.

- Ну, так дай! – начинал кричать муж.

- Я стараюсь. У меня не получается. Давай купим козу?

- Какую ещё козу? На какие шиши? Ты же знаешь, денег еле-еле хватает на хлеб! Нет уж! Давай сама как-нибудь! Другие бабы рожают и ничего… и ты давай…

Хелена начинала потихоньку плакать от грубости мужа. Нико не выдерживал, хлопал дверью и уходил в соседнюю таверну пить с друзьями вино. И нельзя сказать, что Нико разлюбил Хелену или специально грубил ей. Нет. Просто, где-то очень глубоко, в сознании его засела обида. Обида на нее. На любимую жену, на возлюбленную, что принадлежала только Нико, дарила свое тело только ему, единственному и неповторимому Нико, улыбалась только ему, смотрела только в его глаза, целовала только его, ласкала, а теперь.… Теперь принадлежит упрямому, постоянно и бесконечно орущему «червяку». Нет, что вы, не подумайте ничего дурного, Нико любил и сына. Но смириться с таким соперничеством просто не мог. Это было выше всех сил.

Обида заставила поверить в то, что исчезла красота Хелены, затуманила взор, и Нико уже не видел ни таких же прекрасных, как и раньше синих глаз Хелены, ни ощущал сладостного аромата белой кожи любимой, ни изящества рук и упругости тела. Нико был обижен. Рядом с ним нет его красавицы жены, а жило какое-то обычное существо, без загадки и шарма. Нико потерял вкус и не ощущал более сладости горячих ночей, которых становилось меньше и меньше. И в какой-то момент Хелена стала просто продолжением дома, существом более низкого порядка, так жестоко обманувшее сердце Нико.

* * * * *

В комнату вошла дежурная медсестра.

- Я сменю Вас. Идите, поспите, – раздался шепот.

- Нет, что Вы! Я его не оставлю ни на минуту.

- Чего Вы боитесь?

- Мне кажется, как только я отойду, так сердце его перестанет биться…

- Успокоитесь. Не надо себя изводить. А то сил совсем не останется…

* * * * *

Сил совсем не осталось. Не было. Еще одна измена Нико унесла жизненный запал. Они были вместе уже пятнадцать лет. Хелена родила еще двух сыновей, и теперь Нико, по греческим меркам, считался счастливейшим из отцов: у него было три сына. Однако счастье исчезло из дома Нико. Его унесли ветра пустотелых измен.

- Хелена, надо что-то делать! – советовали «добрые» соседки. – Уйдет ведь! Одно дело, когда мужик погуливает втихомолку. Жена вроде бы ничего не знает. Все мирно и ладно. Тихонько. Хотя, какая женщина не знает! Знает и молчит. Так для дома спокойней. Пойдет муженек, пройдется по всяким, и вернется домой. Ещё и подарок купит…

- Все они кобели! – вторила другая. – Что поделать, так их создал Всевышний.

- А Нико! Он ведь ни одной юбки не пропустит! Словно с цепи сорвался…- верещала третья.

- Как поётся в одной из песен: «Лучше люби ты многих, но не люби одну…»

Хелена склонила голову над шитьем, стараясь не вдаваться в смысл «советов».

- Верно. Страшнее другое, Хелена. Нико перепробовал всех баб, можешь не сомневаться. Нет такой мокрощелки, чтобы в нее не нырнул наш красавец. И все бы не беда, только сейчас он постоянно торчит у одной…

- Кто она? – замерло сердце Хелены.

- Турчанка. Киприотка. Живет при таверне. Её зовут Сельма…

Но Хелена уже не слышала. Сначала похолодели ноги, потом холод стал подниматься выше и выше, достиг бедер, заполнил низ живота, лоно, то самое лоно, в котором было когда-то горячо от его, Нико, семени; в тепле и сумраке, которого «росли» их сыновья; лоно, ставшее пустым и холодным от одного подлого слова «измена». Затем холод достиг груди и поднялся к сердцу. С тех пор, сколько бы ни прошло времени, уже не покидал сердца Хелены. И закружились цепью: тоска одиноких вечеров Хелены, вопросительные взгляды детей и родни, сжатые кулаки старшего сына, всевозможные предложения от старух-гадалок и ворожей, опять сухие, томительные вечера у окна, в ожидании загулявшего мужа, вместо которого приходила ночь, что не приносила покоя.

И слезы.

Слезы.

Слезы.

Слезы, туманящие взор.

Слезы, неожиданные в дневной суете.

Слезы, источившие кости, сгорбившие Хелену.

Слезы с комком у горла.

Слезы навсегда.

До той ночи, когда Хелена, пошла к ней, к разлучнице.

Дорога до дома Сельмы шла через порт, затем вверх по горному склону и наконец, запетляла меж кривых улочек и скособочившихся лачуг рыбаков. Всё это время, пока Хелена, добиралась до цели, мысли не попадали в унисон с биением сердца.

- Что я скажу ей?

Сердце сильно забилось.

- Отдай? Не отдаст…

Сердце замерло.

- Уповать на милость?

Сердце устало. Оно почти молчало. Не находя ответа.

- Умолять ради наших детей?

Сердце отрицало.

- Нет. Нет. Дети – не щит. Скорее, наоборот, уязвимое место…

Удары сердца стали быстрее. Дыхание перехватывал страх.

- Что мне сказать ей? Что? А что скажет Нико? А вдруг он рассвирепеет или…

Надежда на то, что Нико одумается, была. Совсем крошечная. И ради этой крохи, Хелена пришла к Сельме.

- Я давно тебя жду, - неожиданно раздался женский голос в темноте. Из-за кустов, в сумерках, появилась фигура.

- Я…

- В дом не зову, - с насмешкой произнесла Сельма. Она вышла на тусклый свет раскачивающегося фонаря, стремительно и резко, стуча каблуками. Так громко впечатывала их в камни, словно хотела подчеркнуть, что здесь она – хозяйка всего: положения, времени и мужчины…- Сама понимаешь, там Нико…

- Зачем он тебе? – голос Хелены показался ей самой чужим.

- А тебе?

- Я…

- Ну?! - Сельма нагло улыбалась, превращая разговор в пытку - дознание. Она была полной противоположностью Хелены: яркая брюнетка, турецкой жгучей крови, черноглазая, статная, уверенная в себе.

- Я люблю его! – произнесла Хелена. – Он – мой муж!

- А спит со мной! – нанесла удар Сельма.

- Пусть спит. Это лишь тело.

- Зато смотри какое! – Сельма провела рукой по красивой груди и бедрам. – Тебе далеко.

- Я знаю, что ты и моложе меня, и красивее.

При этих словах Сельма усмехнулась. Тонкой веткой цветущего розмарина играла кокетливо и непринужденно. И начинала ей слегка бить Хелену по лицу.

- Посмотри на себя: ни сока, ни тела, ни рожи, ни кожи! Чучело ты… - еще один удар Сельмы прошелся по Хелене. - И, как он еще с тобой детей сделал? Небось, только пьяный и лез, – удары становились сильнее, хлестче. - А ты и рада была ноги-то раздвинуть, да еще раз брюхо нарастить.…Да на тебя ж никакой мужик не посмотрит! Уродина!– удар, еще удар. - Так и проведешь всю жизнь в сухостое. Или иди вон, Пьетро-дурачок любую обласкает. Рекомендую. Может и на тебя глянет, да приголубит. Член у него… О-о-о-о, просто загляденье

- И все же…- перебила Хелена, которая еле стояла на ногах. – Пройдет время, и ты поймешь, как страшно быть воровкой.

- Ой, не учи меня! Не пугай! А хочешь, я скажу тебе правду? Да, Нико мне не нужен. Кто он? Всего лишь рыбак. У меня таких с десяток… и он не самый лучший вариант. Но…- Сельма приблизилась к Хелене вплотную. – Ненавижу таких, как ты! – процедила она сквозь зубы. – Верных, правильных, добрых. И семья-то у нее! И дети! И любимый муж! Ухоженные такие… Заботливые… Тьфу! – сплюнула Сельма на траву. - Да, я украла у тебя мужа! А просто так! Пусть теперь он мне рыбу несет! Пусть меня теперь балует! А я натешусь и выброшу! - почти кричала Сельма. - Подбирай остаток! А только знай… Знай, что я была! Все соки плоти из него взяла! И ласкает он меня! И любит! И руки, ноги целует… И тело мое берет, а я его… Ох, сладко нам с ним вдвоем! Ох, и жгуче! Огненно. А у тебя давно такого не было! Да и сейчас он на моей подушке лежит и меня поджидает! Я пойду… и целовать его буду… А ты иди отсюда! Подобру-поздорову…

Сельма уже открыто хохотала над соперницей.

- Я уйду. Только и ты знай. Предательство кратко, любовь вечна. У тебя всё, как в аду. А я с ним в небе парила…- Хелена не оборачиваясь, побежала вниз по тропе.

- Беги, беги! Несчастная! – неслось ей вслед. Голос Сельмы был мощный и зычный. Он летел вдогонку и отсекал куски сердца.

Не помнит Хелена, как добралась домой, как уложила детей спать, спокойно поцеловав их на прощание. Она окинула долгим взглядом свое единственное счастье, понимая, что видит любимых сыновей в последний раз. Вот старший Христас, ему уже почти пятнадцать, настоящий мужчина. На него уже засматриваются девчонки. А вот, Анастас, десятилетний крепыш, обожающий больше всего на свете, гонять мяч, знающий всех футбольных легионеров по именам. И наконец, он, самый сладкий малыш на свете, Лео, Леонардо, львенок Нико и Хелены. Хелена провела рукой по золотистым кудряшкам Лео, вспомнила, как он сделал первые шаги и как впервые произнес слово «мама». Горячие слезы покатились по лицу. В этот миг взгляд Хелены скользнул по фотографии, на которой муж держал ее на руках в день свадьбы. И холод опять взял верх.

Она прошла на кухню, достала из шкафа бутылёк темного стекла, немного подержала в руке, посмотрела в окно. Нико всё не шел. В руке стал теплым пузырек отравы, ей Хелена травила несносных мышей. «Воровки!» - приговаривала Хелена, капая на хлебные шарики яд, - «Вот теперь вам достанется!». Но такая, же воровка достала Хелену. Достала, убила, отравила ядом измены.

«Неважно… уже неважно…», - Хелена открыла бутылек и поднесла к губам. Она зажмурилась. «Прости, меня, Господи…»

- Нет! – Христас выбил из рук матери яд. – Нет. Мама. Нет…

Звон разбитого стекла, крик, бьющейся в руках сына, Хелены, плачь прибежавших на шум, малышей и бой настенных часов – всё перемешалось, звенело, кричало, стенало, пока не наступила тишина.

- Мама, не надо… - Христас держал ее руки. – Мы любим тебя. Ты нужна нам…

- Простите, дети, меня, – плакала Хелена.

И опять началось ожидание. В потоке слез, застывающих льдинками вечного холода сердца.

Пока не наступило «отрезвление» Нико.

Его разочарование в «любви» на стороне.

До того самого дня, когда случилась поножовщина в таверне и ранение. Затем прозвучала гулкая брань Нико с последними словами: «Шлюха! Злобная стерва!», и громкий смех турчанки-киприотки.

И бег домой.

И тихое ожидание у порога.

И возвращение.

К ней.

К Хелене.

И долгая ночь у камина.

Раскаяние

Прощение

Поцелуй.

Потом покатились спокойные дни, годы. Семейные радости, переживания, успехи и неудачи. Опять легкие, ничего не значащие, измены Нико, но уже такие незаметные или «прикрытые» самой Хеленой. Дни сменяли ночи, весна – осень, лето – зиму. Жизнь шла своим чередом.

Но холод… он так и не покинул сердца Хелены. Застыл в нем острой льдинкой.

* * * * *

Ранним утром начался обход, после которого врач позвал Хелену к себе в кабинет.

- Мне надо Вам сказать…

- Доктор?

- Хм…знаете…

- Доктор, его результаты анализов неплохие, - с надеждой произнесла Хелена, - и чувствовать он стал себя гораздо лучше.

- Это временно. Через день может наступить кризис. Обычно это происходит ночью. Болезни все на одно лицо - военный противник, что нападает ночью и неожиданно. Главное, добраться до утра. С помощью лекарств, бесед или еще каких-либо мер. И Вам надо быть готовой к тому, что Ваш муж либо пересилит ночной кризис и тогда действительно пойдет на поправку. Или…

- У нас не будет другого «или», - Хелена решительно покачала головой, и вышла из кабинета врача.

* * * * *

В палате далеко за полночь. Хелена смотрела на мужа, лежавшего на своей больничной кровати, повернувшись к ней спиной. Она слышала ровное дыхание, легкие движения. Смотрела на его все еще крепкую фигуру. На кудри, с легкой проседью, на руки, с вздувшимися венами, исчерпавшие силу. На своего Нико, в теле которого жила болезнь. Болезнь обид. Обид, которые надо победить. Хелена смотрела, смотрела, смотрела, понимая, что вступила в бой с той, кто рано или поздно всё равно, возьмет верх. Взяв за руку, проводит в другой мир. Что же тогда будет с Хеленой? Что будет с ней, в этом пустом, одиноком мире, без него? Без Нико? Ей не нужна жизнь без него… Не нужна…

Нико почувствовал мысли жены. Он не обернулся, не решился сейчас посмотреть на Хелену, на то, как лунный свет падает на ее белую от седины голову, на тонкий профиль, на то, как лунные блики играют в бездонных синих глазах. «Как глупо я прожил жизнь! Как мелко разменял на медяки, на утехи, на гордыню, на ссоры-пустышки… Сколько раз я обижал? А сколько раз обижался на нее? Вернуть бы жизнь назад… Начать бы сначала…»

В палате далеко за полночь. Но двое не спали. Сейчас в целой Вселенной были только Он и Она. Нико и Хелена. Стояла тишина. И ночь, и звезды, и луна открыли свет, в котором тонкими абрисами появились души его и ее. Нико и Хелены.

Вернее, это были две половинки одной души. Они вели беззвучный разговор.

- Ты помнишь…

- Помню…

- Ты знаешь…

- Знаю…

- А хочешь…

- Да…

- А как же…

- Обиды, прощения и расставания?

- Да…

- Оставь это бренным телам…

- Тебе хорошо?

- Лишь с тобою…

- Ты покинешь меня?

- Никогда. И ты не уходи…

* * * * *

- Не уходи! – Нико сидел на диване и растеряно наблюдал, как Хелена собирает вещи.

- Нико, вопрос решенный, - Хелена застегнула чемодан.

- Решенный для кого? – начал кричать Нико. – Решенный кем? Или скажи правду: у тебя завелся полюбовник?

- Нет! – Хелена рассмеялась. – Как ты себе представляешь? Ведь я уже немолода!

- Для этого возраст не помеха! – буркнул Нико. – Кто он?

- Эх ты! Нет у меня никого!

- Тогда что? – Нико был подавлен, растерян, убит. Он не мог представить, что когда-нибудь Хелена уйдет от него.

- Нико. Сядь, успокойся. Наши дети выросли. Христас работает инженером, Анастас окончил университет, и вполне уже самостоятелен. Лео работает в пекарне, решил жениться, - Хелена вновь рассмеялась. – Самый ранний среди братьев. Значит, он уже созрел до того, чтобы жить своей семьей.

- Вот именно! И чего тебе дурь в голову ударила? На старости лет! Когда, казалось бы, живи и радуйся! Чего взбеленилась?

- Нико, я хочу приносить пользу людям. Поэтому и еду с сестрами монастыря в Африку, работать в миссии.

- О-о-о-о-о, Иисусу только тебя не хватало! Без тебя Африка никак не проживет?

- Дело не в этом. Я хочу быть свободной. Понимаешь, Нико, по-настоящему свободной. Всю жизнь я жила для тебя. Потом для детей. Теперь я вправе делать то, что считаю нужным.

- Не-е-е-ет. Не-е-е-т, тут что-то не так!

- Ну, хорошо! Я скажу тебе, - Хелена взяла руки Нико в свои. – Я уезжаю, чтобы сохранить нашу любовь.

Нико округлил глаза.

- Это, что за терапия такая?

- Тебе сложно понять. Но ради нашей любви я еду туда, к больным детям. Ради нашей любви, я оставляю тебя. Ради нее… Я даю тебе возможность подняться.

- Конечно. Прямо к ангелам на небеса!

- Нико, иногда расстояние делает людей чище, снимает слепоту с их сердец и они начинают понимать, что или кто им важен более всего. Важнее себя… Важнее всего… Важнее жизни…

- Ты – дура! Ты окончательно рехнулась на старости лет!

- Я понимаю, тебе больно и тяжело…

- Мне? Ничуточки... – начал было Нико…

- Пожалуйста, помни, я понесу туда свет моей любви к тебе…

- Позор на мою седую голову! И на твою, кстати, тоже! Что скажут люди? «Нико не смог удержать свою глупую Хелену, и она подобно перелетным птицам отправилась в Африку на поиски счастья!». Так?

- Причем здесь соседи? – Хелена взялась за ручку чемодана. – Это вопрос любви, совести и свободы.

- Чтоб тебя там горилла съела! Да ведь подавиться же! Об твои сухие кости! Я тебе этого никогда не прощу! Ни-ког-да!

И, действительно, Нико не простил жену. Он не хотел слышать больше о покинувшей его Хелене. Он сжигал открытки, что присылала ему Хелена на Рождество и день рождения. Он рвал фото, на которых смеялась вместе с чернокожими детьми, седая Хелена. Он набрасывался с кулаками на доброжелателей-соседей, что подсовывали ему газеты с заметками об африканской миссии сестер греческого монастыря. В даль бежало всесильное время, только у Нико оно затянулось колючими зарослями не прощеной обиды.

* * * * *

- Вас нужно срочно оперировать, - врач прошел к столу. Начал что-то быстро писать.

- Ерунда! Поболит, поболит и пройдет!

- К сожалению, не пройдет. И не рассосется само по себе.

- Ну, тогда подохну, доктор. Кому я нужен?

- Хм. У Вас скверный характер. Впрочем, это даже хорошо. Может, проснется боевой дух, и Вы победите недуг.

- Как же! – Нико взял протянутую ему врачом бумагу, встал, а затем, выходя из кабинета, резко хлопнул дверью.

* * * * *

Хелена вернулась. Вернулась, как только получила телеграмму детей: «Отец болен. Скоро операция. Ждем». Ее встретили дети и сразу отвезли в больницу к отцу. По дороге Христас быстро объяснял:

- Всё случилось как-то неожиданно. Он ведь крепкий старик. Никто не подозревал, что его точит болезнь!

-Если честно, мы думали, что ты не приедешь. Ведь отец столько раз обижал тебя. И может быть правильно, что ты уехала от него, - Христас вел машину, не глядя на мать.

- Когда-нибудь ты поймешь сынок.

- Неважно из-за чего уехала! – перебил Лео. – Важно, что вернулась…

- Я думаю, он не захочет меня видеть. Ведь он так и не смирился.

- Мама, он может дуться, может разобидеться на весь белый свет, может не прощать тебя, нас, может кричать, драться, но он не может лишь одного, - Анастас говорил убедительно.

- Чего? – Хелена смотрела на своих сыновей, осознавая, как они повзрослели.

- Он не может жить без тебя!

- Мои дорогие, всё будет хорошо… - Хелена улыбнулась сквозь слезы.

- Конечно, мам, - Христос припарковал машину у больницы. – Мы же вместе.

* * * * *

- Ты спишь? – хрипло произнес Нико. Его бил озноб, но он держался.

- Нет, дорогой. Тебе, что-нибудь нужно?

- Дай мне воды.

Хелена поднесла стакан воды, и погладила Нико по голове.

- Мы со всем справимся! Не сомневайся!

- Ты думаешь о нас? – Нико трясла лихорадка.

- Да, Нико. Я думаю о нас.

- А еще о чем? – после некоторой паузы вновь спросил Нико. Боль не отпускала. Она била по нарастающей.

- У нас хорошие дети.

- Я знаю. Я даже знаю, что Христас продал свою квартиру, чтобы собрать деньги мне на операцию.

- Откуда? Они же скрывали!

- Неважно! – опять проворчал Нико. – Важно, что теперь я просто не могу умереть! Мне жадность не позволит!

- Ты шутишь, а значит, скоро поправишься, - Хелена потрогала лоб Нико. Он горел. Начались судороги. – Я позову врача.

- Не надо. Эллина не так-то легко сломить! Тем более, какой-то хворобе.

У Нико кружилась голова, и сил становилось меньше. Дыхание стало отрывистым и тяжелым. Хелена прикоснулась к ладони мужа, взглянула в глаза. Она приподняла руку Нико и поднесла ее к своей груди.

– Вот здесь – наш дом.

Как это ни странно, но ощутив тепло Хелены, Нико стало легче. На мгновение даже показалось, будто свет исходит от груди Хелены и проникает в тело Нико. Проникает в каждую клеточку, за каждую мембрану, омывает и уносится дальше, куда-то ввысь, в недра Вселенной.

- Хелена, простишь ли ты когда-нибудь меня?

- А ты меня?

- Знаешь, смерть – это тоже расставание. Мне бы не хотелось, уйти без твоей…

- Нико!

- Без твоей любви. Я так давно не говорил тебе этого слова, что оно просто закостенело где-то внутри меня. Но вот сказал и мне так легко сейчас!

- Это самое простое слово на свете. Оно в нас. И мы никогда не расстанемся.

- Значит, ты никогда не оставишь меня в покое…

- Ты у меня герой! – Хелена погладила его лоб.

- Нет. Это ты…- Нико пытался справиться с болью, пересилить ее. – Это ты у меня героиня. Африканка…

- Ну, хватит, не ерничай. Я привезла икону Божьей матери. Мы были в Тунисе, в одном из его городков, лечили туберкулезников. И там, мне подарил ее местный настоятель. Смотри, - Хелена отошла от мужа, вынула из сумки икону и преподнесла к нему поближе.

- Красивая, - дотронулся до оклада Нико.

- Нравится? Увидев ее, я почему-то сразу поняла, что вернусь.

- Вот и славно. Ещё раз доказала, что прошибить твое упрямство можно лишь с помощью высших сил.

Хелена улыбнулась. Она соскучилась по грубому разговору Нико.

- Почитай мне. Я хочу слышать твой голос, - Нико присел на кровати.

- Хорошо. Я прочту притчу.

- Глупости, какие! Притчу! Ну, ладно, раз другого нет, валяй.

- Притча о кувшине, - Хелена присела рядом и открыла книгу с закладкой на странице.

* * * * *

Притча о кувшине

Как-то раз к мудрецу у Холодной горы пришел парень. 

- В моей семье всегда есть обида. Живем хорошо, дружно, счастливо, но случится скандал, и всё рушится. Я так не могу! Помоги понять, в чем дело? 

Задумался старец и молвил: 

- Принеси завтра кувшин кислого вина. Я покажу тебе, что есть обида. 

Как уговаривались, принес парень кувшин перебродившего вина под утро. Достал мудрец несколько чашек и молвил: 

- Обида подобна кислому вину, терпение же подобно чаше. Перельется вино – жди беды. Наполни малую чашу и выпей.

Удивился парень, но сделал: скривился, проглотил кислое вино. 

- Видишь, чаша опять пуста, и нет обиды. Так поступает любящий человек. Жить с таким приятно и беззаботно. Но много ли вина ты сможешь выпить? 

- Боюсь, даже вторую не выдержу, - грустно ответил парень. 

- Если ты подливаешь вино обильно, рано или поздно человек отказывается пить. Теперь наполни-ка мне малую чашу. 

Не успел парень долить вино, как выплеснул мудрец чашу ему в лицо.

- Вот, опять пусто. Некоторые люди не проглатывают обиду. Им хватает малой чашечки. Нрав у них вспыльчивый, но отходчивый. Подливать таким себе дороже. Зато и обиды они не держат.

Далее достал мудрец большую чашу, и как только парень наполнил, вылил тому на голову. 

- Так поступают терпимые люди. Чаша у них большая, наполнить ее непросто. Порой от нее прихлебывают, но чаще заставляют пить тебя же. Переполнится чаша – жди беды. Жить с такими сложно, но и скандалов меньше. 

С дрожью в руках наполнял парень последнюю огромную чашу. Заполнил до краев и сел в ожидании. Мудрец же приподнял чашу за ручки, и закапало вино через трещину на пол. 

- Это слезы. Терпение таких людей огромно. Выпить кислое не позволяет гордость, напоить тебя – любовь. Если не подливать, со временем чаша опять станет пустой. Жить с такими приятно и беззаботно. Но если терпение переполнится… 

Зажмурился парень в ожидании кислого потока, но мудрец лишь убрал чашу в сторону. 

- … то потеряешь человека. Со временем вино вытечет, но доливать уже будешь не ты. 

Встал парень и поклонился. 

- Благодарю, о мудрейший. Теперь мне все ясно. 

- Что же ты понял? 

- Либо моя любимая поменяет себе чашку… 

- Так. 

- Либо я найду другую, с более подходящим сосудом. 

- Глупец! — грустно вздохнул старец. - Для начала, заведи себе кувшин поменьше.

* * * * *

Нико заснул под спокойный и мерный голос жены. Ему приснился сон, в котором он и она, Нико и Хелена, вновь молодые, вместе открыли синюю дверь, за которой начиналась дорога. Большая и светлая. А в руках у них были кувшин и чаша. С хорошим сладким вином, тем, что порождает поцелуи. И красивых статных детей.

* * * * *

Нико открыл глаза, увидел первые лучи солнца нового дня, принесшего новую жизнь и Хелену, стоявшую на коленях.

- Матерь Божья, услышь меня! Любовь побеждает, так написано в книгах Сына твоего …Я хочу, чтобы он жил. Мой Нико. Пусть, такой, какой он есть. Но рядом. Пусть не со мной, но живой и здоровый… Пусть он поправиться, мне бы только это, Мадонна. Не забирай его, не оставляй его, не дай ему уклонится от любви твоей… прости нас, утонувших в обидах, хотя бы сейчас сумевших раскрыть сердца для прощения и раскаяния. Прости…Шанс, еще один последний шанс, Матерь Божья … еще один и жизнь, в которой я смогу взять Нико за руку…

Нико с трудом встал. Нашел точку опоры и равновесия. Сделал глубокий вдох. Солнечные лучи коснулись его лица. Он зажмурился. Лучи ласкали лицо, успокаивали.

Нико открыл глаза.

Сделал шаг.

Один шаг.

Один шаг к Хелене.

Жизнь продолжалась.

2013 год